Рина Храновская
Сын Нила
К возвращению принца нужный эффект был достигнут, старая роль «украшения Двора» пала, уступив место «Солнечной невесте». И единственное, что могло бы изменить это, так выходка принца. Но оценка Омфиса не подвела – Аменхотеп благосклонно принял позицию невесты, традиционно поприветствовал её, показательно похвалил перед Двором и удалился, чтобы показываться только на официальных мероприятиях. Принц дал Нефертити разрешение сиять, и она собиралась воспользоваться им по максимуму.
Чешуя
Женщина в Египте уважаемый человек. Женщина это мать, жена, сестра, мастерица, жрица и даже Царица. А иная богиня вполне могла и мир уничтожить, если её хорошенько разозлить. Но всё же даже великая Исида в первую очередь славна верностью Осирису, и величайшие свои деяния она посвящала мужчинам своей семьи. И так надлежит делать всем женщинам Египта.
Но сейчас. Сидя на пиру в честь того, что служители храма Ра определили таки лучшую дату для свадьбы Аменхотепа IV и Нефертити, невеста думала о том, что не всем женщинам брак несёт счастье. Кто-то мог бы решить, что эти размышления девушка относит к себе, но это было не так. Моменты сомнений были оставлены далеко в прошлом и теперь будущая принцесса с уверенностью смотрела в завтрашний день. Эти мысли девушка посвятила Ситамон.
Согласно строгим правилам дворца супруги двух царственных братьев сидели напротив друг друга, и Нефертити чуть ли не физически чувствовала полный ненависти взгляд жены наследника. Тихая даже в своей борьбе, Ситамон между тем всё чаще рисковала бросать вызов Нефертити, не видя, что стала в очередной раз лишь средством решения проблем. Чужих, а может даже и чуждых самой женщине, проблем.
И сейчас Ситамон собирала вокруг себя всех, кто не доволен возвышением второго принца. Весь Двор прекрасно понимал, что для принцессы есть только два исхода, заменить Нефертити на посту жены Аменхотепа или сгинуть вместе с Тутмосом, когда старый фараон решит отойти от дел или же уйти к богам. Или она лишит «солнечную невесту» света, или потухнет сама.
Для Нефертити это вызывало определённые трудности. Пока Ситамон боролась одна, то неприятностей это приносило мало, но сейчас среди свиты наследника, а вернее его жены, нашлись те, кто действительно начал приносить неприятности. Сначала они попытались покопаться в «неравной» помолвке Омвиса, но хитрый парень, вспомнив романтические настроения Нефертити, разыграл полную потерю разума от любви. Бросившись к Сануре они, вместо удачно прибившейся к богатому женишку простолюдинки, нашли упрямую, местами грубую, но очень расчётливую торговку, которая не капли не боялась смотреть на некоторых вельмож свысока. В конце концов молчаливое покровительство второго принца, пусть и с подачи Нефертити, это дорогого стоит. А потому Сануре сначала нажилась на приносимых ей дарах, а потом просто отмахнулась от заговорщиков и уехала к поместье к жениху – знакомится с роднёй.
А вот второй удар был чувствителен, ибо ударили по самому важному, по семье. Эйе был слишком высокой фигурой, а вот семья Теи оказалась менее защищённой. Вскоре приехавшего на замену Гипсея мальчишку затравили так, что ему пришлось уехать из столицы, по крайней мере пока ситуация с фракциями двух принцев не успокоится. Да и в самой вотчине семьи кормилицы, в Мемфисе, всё не было гладко. Шли слухи о том, почему Гипсей так быстро покинул Двор, не натворил ли чего, а может племянник главной ветви семьи вернулся не просто так, и поняв, что вершин во Дворе не застигнет, решил просто напросто подсидеть нынешнего главу рода?
Вот тут Нефертити, конечно, попалась. Она любила своего «брата» и полоскать его имя никому не было позволительно. Вот только открытая защита Гипсея привела лишь к тому, что царедворцы «нашли» причину стремительного отбытия преуспевающего некогда молодого человека – роман с невестой принца! Это было настолько возмутительно, что Неф так и подмывало заявить что-то на подобие «Я не могла быть с Гипсеем, у меня есть Сменхкар!». Но это была бы, конечно, совершеннейшая глупость. Да и не аргумент, Аменхотеп, Гипсей, Сменхкар… зная Двор, скоро в этом списке оказались бы и Омфис с господином Эйе. А может и наследник с Фараоном.
Через время оказалось, что и у поклявшихся в верности близняшек были проблемы. Взявшая их на обучение Хатшепсут внезапно от них отреклась. Как заговорщики смогли уговорить саму Верховную жрицу, Нефертити решительно не понимала. В голову приходило лишь то, что она изначально была настроена против Аменхотепа. И борьба с ней обещала быть очень не простой, ведь там где замешаны боги, там всё всегда очень не просто.
И непредсказуемо. Ведь вскоре Хатшепсут пропала, а буквально через неделю её высохшую мумию нашли в пустыне, не далеко от города Нубет. Служители храма Исиды, что покровительствовали Верховной, поспешили объявить это карой богов за отказ жрицы нести ответственность «за детей, что боги отправили к ней». Хоте Терия и Тирия давно детьми не были. Впрочем, что ещё могли сказать служители? Что могучая жрица не справилась с пустыней? Та, что могла повелевать небом и землёй?
А вскоре и другие служители и жрецы, что присоединялись к Ситамон, стали умирать. Кто-то пытался было обвинить в этом жриц-близняшек, но это было очевидно не так – сил и влияния жрицам Нефертити на это бы не хватило. Другим вариантом, пожалуй больше подходящим на роль защитницы Нефертити, была Беренмут, но её отбил всё тот же храм Исиды, заявив, что юная жрица наконец определилась с богиней-покровительницей и проходит сейчас обряды посвящения Исиде, и они не дадут беспочвенно обвинять одну из своих жриц. Тем более что Исида приняла её, а разве приняла бы она убийцу собственной Верховной?
Таким образом пока Нефертити удавалось отбиваться и отбивать своих близких, но как долго ээто могло продолжаться? И чем закончится? Эти вопросы беспокоили девушку, и именно здесь, на празднике, она решила окончательно победить. Или проиграть, такой риск оставался, пусть и был не большим.
– Скажи, Аменхотеп, я ведь единственная твоя невеста?
– Как Солнце у Неба.
– И женою буду лишь я?
– Пока ты не возжелаешь иного…
Аменхотеп отвечал достаточно холодно и равнодушно. Нефертити уже потихоньку научалась определять эти два состояния своего жениха: живое, рисковое, какое-то злое и холодное, равнодушное и максимально правильное. И именно вторым, предсказуемым состоянием, девушка и собиралась воспользоваться.
– А если я умру, то накажешь ли ты убийц моих?
– Так жестоко, как Сет не мстил Осирису.
– О, повелитель мой, да не погрязнет жизнь твоя в мести! Не того желает моя душа.
– А чего же?
– Пока не станешь ты Солнцем Египта, да не будет рядом с тобою иной супруги.
– Да будет по воле твоей, невеста моя.
Нефертити давно поняла, что Аменхотепу вообще не нужна пара. Он был равнодушен и к девушкам, и к юношам, а её выбрал лишь как сияющую ловушку для тех, кто хотел бы приблизиться ко второму принцу. И по воле отца. А может желания нынешнего Фараона в этом было даже больше. И такое обещание, не жениться ни на ком, кроме Нефертити, пока не станет Фараоном, было обоюдо-выгодно. Аменхотеп в случае утери невесты, а в последствии даже жены, мог спокойно отказыватсья от всех предложений, ссылаясь на публичное обещание, а Нефертити прямо перед лицом Ситамон заявляла, что даже победи она в играх Двора, заставь всех отвернуться от Нефертити или соблазни Аменхотепа, она всё равно уже проиграла. Принц не отвернётся от Нефертити, связанный клятвой. Все интриги больше не имеют смысла.
***
– Ты думаешь я стала жестокой? – уже после праздника спросила Нефертити у Сменхкара, как всегда сопровождающего свою хозяйку. Да, он видел её всякую. И обещал любить, как бы её не пришлось себя вести, но сегодня Нефертити переступила очередную черту. Должна была, давно была готова, но всё-таки, вдруг Сменхкар не поймёт?
– Я думаю, ты стала жёстче. Мне всегда казалось, что принцесса выбрала не правильный путь, вредить тебе, а не прейти и не поплакать, прося отвести её от смерти. Но сейчас я не уверен, что это бы помогло, ведь ты не можешь не понимать, что своими словами обрекла её на смерть.
Сменхкар вёл себя привычно, скорее разбирая событие, чем эмоционально его обсуждая.
– Многим во Дворе казалось, что ты не будешь действительно бороться за власть, что ты просто ставленник господина Эйе. После сегодняшнего они или уверятся в этом окончательно, или наконец взглянут прямо на тебя. В любом случае отношение изменится.
– А ты?
– Это Двор, – юноша кивнул головой на стены царского дворца. – И здесь не место слабости. Я всегда был уверен, что ты справишься с жизнью здесь. А теперь я вижу, что ты этого ещё и хочешь, хотя ранее мне казалось иначе.
– Ранее и мне казалось иначе… – Нефертити тяжело вздохнула. – Ранее я думала, что мне хватит семьи, тебя и жизни простого вельможи, что не будет частью активного Двора. Но когда я вернулась, я… Мне стало мало быть просто собой. Я не хочу отсюда уходить! Раньше я плакала оттого, что Двор утягивал меня к себе. А теперь я стыжусь той слабости и не понимаю, как меня могла увлечь та тихая, похожая на зыбучие пески жизнь.
– Ты Солнце, Нефертити. С это и тепло для земли, и ослепляющий свет пустыни, для неосторожного путника. Я всегда это знал. Даже когда закрывал глаза, наслаждаясь твоими лучами, в глубине души я знал, что стоит мне открыть глаза, и я ослепну от твоего сияния.
– И?
– И теперь мне надо придумать, как уговорить принца оставить меня твоим телохранителем. Я не позволю только ему греться в твоих лучах!
– Сменх!
Девушка засмеялась, отпуская напряжение вечера. И с этом смехе мысль о том, что своими словами она практически убила Ситамон, растворилась. Солнце, осушившее лучами лужу, останется солнцем. Не вина ли самой лужи, что она рискнула отразить его лучи?
***
Положенные к свадьбе принца службы в многочисленных храмах Фив начались ещё за месяц до назначенного дня. Во имя чистоты невесты Нефертити заперли в поместье «отца», дозволяя лишь женщинам семьи изредка навещать её. Но успокоения это не приносило. Одиночество, как и ранее, опустошало Нефертити. Но тогда ей помголи люди вокруг, а теперь часто она могла видеть лишь Теи. Беренмут же, казалось, совершенно отдалилась от сестры, и даже пребывая в Фивах, не только почти не навещала её, но и отказалась вести церемонию очищения.
– Нефертити, ты свою жизнь устроила, отстань от моей! Если хочешь действительно получить благословение богини, то проводи церемонию в одиночестве, или другого кого проси. Я тебе точно в этом помогать не собираюсь! – Раздражённо отвечала она и уходила из поместья.
Чем ближе подходило время церемонии, тем напряжённей казался сам воздух вокруг. И когда за Нефертити наконец прибыла делегация жриц Исиды, девушка даже обрадовалась их суровым лицам. С первым лучом солнца невесту, скрытую за слоями белоснежной ткани, ввели в храм Исиды и напоили терпким, пьянящим напитком, что тут же ударил девушке в голову. Фрески перед глазами заплясали, и на грани слуха невесте стали мерещиться чьи-то нежные слова, что казалось звучали в унисон с песнями служительниц. Начался бесконечный день благословения.
В себя Нефертити пришла довольно поздно. Тусклый свет убывающей луны серыми тенями ложился на пол храма Исиды. Ночная прохлада, вполне ожидаемая для мехира, покрывала мурашками тонкие плечи девушки, которая в абсолютном одиночестве взывала к гигантской статуе богини – безмолвной и пугающей. Слабый свет факелов придавал силуэту Исиды неестественные черты – резкие и постоянно меняющиеся от малейшего дуновения ветерка. Казалось, богиня силиться отвернуться и не слышать молитв юной невесты, но заточённая в камне – не может.
Где-то за стенами храма второй принц, Аменхотеп IV, слушал молитвы жрецов, что обещали ему всяческие божественные дары и воскуривал фимиам, что подавали ему служители Хатхор. Но здесь, внутри величественного храма, Нефертити была совсем одна.
Закончился третий круг молитв и девушка было собиралась начать четвёртый, как в храм вошли жрицы, несущие золотые одеяния – брачный наряд невесты египетского принца. "Аменхотеп не желает более ждать!" объявили они, обнажая невесту. Как безумно ценный дар, редкую фарфоровую куклу, облачали они девочку в дорогое расшитое золотыми нитями платье, блестящий драгоценными камнями парик, надевали золотые запястья, браслеты с рубинами и сапфирами, серёжки с драгоценными камнями и золотые кольца.
Нефертити чувствовала, что теряет саму себя за слоями золотого метала, но стояла твёрдо и решительно. Лишь небольшую слабость позволила себе невеста – взгляд на лицо богини, что должна была хранить её семью. Но он не принёс успокоения: пустые глаза статуи казались девушке очень печальными.
Живой коридор придворных не давал невесте права на ошибку. Тёмные глаза скользили по хрупкой фигуре, оценивая каждый шаг. Где-то там, в толпе, стояла "семья" девочки – сановник Эйе и его жена, кормилица малышки, Тэи. Но повернуть голову, чтобы найти их, она не могла. Ведь смотреть она должна была только вперёд, на стоящего впереди жениха, молодого принца Аменхотепа.
Сын фараона же, казалось, совершенно не волновался. Лениво, с каким-то потаённым превосходством, заканчивал он молитвы к Хатхор, в то же время оценивая приближающуюся девушку. Будучи окружённым толпой придворных, он выделялся среди них своими на редкость длинными конечностями и таким же вытянутым лицом. Ранее Нефертити некогда не обращала особого внимания на то, как представитель царской семьи выделяется на фоне остальных, но сейчас это почему-то сильно бросалось в глаза. Потомок богов и сам казался не человеком, и хотя так и должно было быть, но всё это вызывало внезапною дрожь в резко ослабевшем теле.
Под последние звуки молитвы Нефертити подошла к жениху. Трижды жрецы Верхнего Царства окурили их благовониями. Дважды жрецы Нижнего омыли ноги. Вспыхнуло пламя жертвенного костра и Нефертити склонилась перед Фараоном вместе со своим мужем. Церемония свершилась.
Остаток ночи для Нефертити прошёл всё в том же тумане благовоний и выпитого вина. Холодные ткани ложа, холодная кожа супруга, голодные глаза, что не моргая смотрели на супругу. Богатый наряд, что тяготил девушку, на какое-то мгновение стал защитой, а руки дёрнулись было удержать спадающие ткани, но принц, казалось, этого даже не заметил. Или предпочёл сделать вид, за что девушка была ему благодарна.
Он не был жесток, Нефертити не могла обвинить принца не в чём, что стало бы причиной хоть немного обидеться на мужа. Не был тороплив. Не был резок. Мужчина прощал ошибки страха и неопытности, он даже погасил весь свет в покоях, скрывшись от смущённого взгляда. Но в каждом движении ощущалось полное равнодушие. Первая брачная ночь была для него всего лишь таким же обрядом и обязанностью, как и всё, что он делал до этого.
Тэи рассказывала девочке, что есть ночи для тепла и нежности, для огня и страсти, но есть ночи для холода и Луны. Ночи, где мужчина должен, но не хочет. И ей оставалось только ждать, подавляя собственные чувства. Лишь однажды не сдержав что-то внутри себя, девушка рискнула схватить супруга за плечи, и тут же в ужасе отдёрнула, наткнувшись вместо кожи на что-то жёсткое и острое, что тут же расцарапало ей пальцы, а принц внезапно резко вцепился зубами ей в шею, чтобы тут же, будто опомнившись, отпустить.
– Не шевелись, – сквозь зубы прошипел Аменхотеп. – Оставь всё до завтра…
Слова мужчины, словно шёпот Сета, заставляли подчиниться и не о чём не думать. Сегодня был долгий день, а завтра вновь Ра поднимется на небо, и всё станет простым и понятным. Наверняка это свадебный ускх или иной шейный воротник, не более. И лишь общее напряжение заставило невесту забыть об этом.
А когда первые лучи солнца заглянули в покои супругов, Нефертити вновь осталась одна, сонным взглядом провожая супруга, что небрежно нёс в руках ткани, с ярким следом подтверждения их брака. Согласно брачным традициям, в простом белом сусхе и без каких либо украшений. Но подумать об этом девушка уже не успевала.
Через мгновение принцесса Египта Нефертити мирно спала. И снилась ей совершенно другая свадьба, что могла бы быть тёплой и радостной, снился ленивый чёрный кот, гуляющий по улицам Сенета и Исида, смотрящая на девушку гневными глазами сестры.
Крыло дворца, что было отведено второму принцу и его новоявленной супруге, находилось довольно далеко от шумного рабочего центра, а потому Нефертити смогла спокойно выспаться после выматывающих брачных обрядов. Не смотря на длительны отдых, голова девушки всё ещё была тяжёлой и как будто наполненной дурманом, мысли текли лениво и спутанно. Но привычка девушки в любом состоянии брать себя в руки никуда не делась, а потому она постепенно начала приводить себя в порядок.
Кликнув слуг и бегло познакомившись с рабынями, что выделил своей жене Аменхотеп, первым делом Нефертити отправилась в купальни. Холодная вода лучший способ привести мысли в порядок, и, наконец, смыть с себя все события прошлого дня. А потом обдумать всё произошедшее.
Саднящие израненные пальцы возвращали девушку к вопросу, а обо что она, собственно, поранилась? Мягко водя кончиком указательного пальца по всем поверхностям, что встретились ей по пути, Нефертити старалась хотя бы немного уловить схожие ощущения. Не камень, не ткань, не металл… что-то маленькое, острое, твёрдое. Но что? И зачем принцу приносить что-то такое опасное, но судя по всему малозаметное, в супружескую спальню? Даже если он не доверял Нефертити, то что она могла ему сделать, будучи изнеженной девушкой, да без оружия?
Дойдя до купальни принцесса отослала рабынь и самостоятельно опустилась в прохладную купель. Вода тут же окутала тело, унося с пальцев остатки саднящей боли. Солнечные лучи играли на поверхности чистейшей воды, напоминая блеск чешуи маленьких рыбок.
«Чешуя!» пронзила девушку мысль. Именно жёсткую торчащую чешую и напоминали те острые кружочки. Разумеется, было темно, и хорошо разглядеть принца у девушки не вышло, да она и не пыталась, но плечи у принца были обнажены… Обнажены и покрыты жёсткой острой чешуёй.
Нефертити вспомнился резкий укус принца. Рефлекторный, больше звериный чем человеческий. Настолько сильный, что кровь, это девушка успела почувствовать, почти тут же хлынула из прокушенной шеи. «Вот, это было здесь! Или немного правее… где он?!». Неф растеряно шарила руками по гладкой, без единого повреждения шее.
Девушка вскочила и быстро подошла к чёрной мраморной стене, в которой чётко отражалась вся купальня. Высокое стройное тело, синяки на коленях от суточных молебнов, растрёпанные волосы и никаких следов на шее. Даже покраснения нет.
Неужели ей всё это просто показалось? Нефертити признавала, что такое могло произойти, тем более, что туман в голове до сих пор полностью не выветрился. Был ли тому виной стресс или сводящие с ума благовония из храма Исиды? Но ведь к вечеру даже они отпустили девушку. И сегодняшняя муть в мыслях появилась как раз после того укуса!
Говорят, что страх это липкая паутина, что окутывает человека мягкой пеленой. Но Нефертити могла бы с этим поспорить. Её страх был холодными руками, с длинными сильными пальцами, что сдавливали её горло. Сердце, что должно было гнать галопом, стучало медленно, с каждым ударом прогоняя ошмётки дурмана. Удар, и в голове всплывает странный, не человеческий вид принца на свадьбе. Удар, и голос Беренмут, упоминающий странности Аменхотепа. Удар, и пальцы дёрнулись, вспомнив ощущения жёсткости, что распарывало кожу. Резкий укус и шипящий голос супруга. Жёлтый блеск всегда чёрных глаз. И последним девушку посетило старое, давно забытое детское воспоминание о болезни принца и его холодные, такие чужие глаза. В голове, почему-то взрослым шипящим голосом Аменхотепа, прошелестело «Я запомню тебя».
Ударившая по мозгам вспышка и Нефертити рухнула на тёплые камни купальни, не справившись с навалившимися воспоминаниями. Милосердный разум спасал её от собственных же мыслей, но не на долго, ведь суровая реальность совсем не собиралась отпускать принцессу в спасительное небытие.
Песнь воды
Остаток дня Нефертити провела в одиночестве и раздумьях. Голова начинала кружиться, стоило девушке попытаться поглубже разобраться во всех не состыковках в поведении и внешности своего супруга, но девушка упорно возвращалась к этим мыслям. Ей казалось очень важным определить для себя все статусы. Только ли принцем является Аменхотеп? Только ли человеком? А Аменхотеп ли это вообще?
Но лучше не становилось. Вариантов было много, и каждый из них был в равной степени фантастичен и вероятен. А спросить. Возможно впервые за всю её жизнь, было не у кого. Не будешь же спрашивать у самого Аменхотепа. Так могла сделать только Беренмут, но не её смелости, не её силы, не её, будем честны, наплевательства на других, у Нефертити не было.
– Госпожа чего-нибудь желает? – уже в седьмой, наверное, раз за час заглянула в комнату к девушке очередная рабыня. Слуги вообще очень всполошились, найдя девушку без сознания у чаши купальни, а потому носились теперь с ней, как с драгоценной амфорой, которую ненароком чуть не уронили. И с каждым отказом Нефертити от помощи или каких либо благ, паника среди слуг, казалось, только нарастала.
В какой-то момент они, видимо, решили пойти на хитрость и теперь перед принцессой стояло воистину чудесное создание, что собрало в своих глаза, казалось, все страдания мира. Большие, глубокие чёрные омуты на тонком бледном лице были наполнены слезами и мольбой. Казалось откажи Нефертити и в этот раз, и тонкое хрупкое сознание утонет в собственной печали. И пусть Неф и видела эти манипуляции насквозь, но сил отказать не было совершенно.
– Приготовьте всё для прогулки. Я желаю посетить храм Амона.
Решение пришло внезапно, как озарив сумрак мыслей Нефертити. Амон, бог-покровитель фараонов, источник их власти и силы. Он же один из божественных предков царских династий. А служители его, как говорилось, ведут записи с самого бога Гора, что был отцом первого фараона.
Рабыня, услышав наконец повеление принцессы, радостно закивала и умчалась прочь. Паланкин подали очень быстро, лишь укрепив подозрения Нефертити о том, что слуги явно напряжены. Но даже при этом, не словом, ни делом они не показывали своего состояния. Даже в центральном Дворе слуги были более расслаблены, чем здесь, на территории второго принца.
«Чем же он их так запугал? Или может это уважение? Как можно заставить рабов уважать себя сильнее, чем фараона?» Аменхотеп, даже отсутствуя рядом, открывался для Нефертити с совершенно другой стороны. Высокомерный, обиженный на коружающих мальчишка, равнодушный примерный принц, а теперь господин, что смог создать в своём дворце идеальный порядок. Дом Эйе был богат, а слуги уважительными, Двор Фараона великолепен, с лучшими рабами страны. Но здесь, у второго принца, был как будто другой мир. Дворец напоминал не дом, и не место встреч, он напоминал храм. А рабы служителей, что созданы поклоняться своим господам.
Храм Амона был как всегда тих. Амон был не особенно популярен у простого населения, будучи формой Ра, что светит лишь царской семье. Но такая тишина только радовала Нефертити. Быстро справившись с положеными ритуалами и отблагодарив служителей за молитвы во славу семьи, девушка, пользуясь своим, теперь уже полноценным статусом принцессы, направилась в хранилище истории. Служители было не хотели пускать, но находящийся тут же жрец быстро отослал их прочь. Девушка только и успела услышать «Но она же ничего не увидит! – Всё она увидит, слепые вы тут все что ли, царскую кровь не признали?!»
Вот то, что жрецы как минимум Амона могут видеть кровь, пусть и царскую, для Нефертити было откровением. Зачем тогда все эти мероприятия по сокрытию, дальние связи, звание воспитанниц? Такое ощущение, что после брака мир перевернулся с ног на голову и стал противоречить сам себе.
«Это ты, Нефертити, противоречишь сама себе, а не мир. Он же им сказал «слепые», а не про себя, что видит кровь. Значит надо перестать видеть везде обман и вспомнить, что лицо у тебя, Нефертити, один в один от Царицы Тии. Хватит паниковать, соберись!». Помимо внутренней отповеди девушке очень хотелось надавать самой себе по щекам, но совершать подобное непотретребство в храме она, конечно не стала. Вместо этого сохраняя внешнее спокойствие и достоинство вошла в хранилище и стараясь не показывать волнения, погрузилась в историю династии. Точнее будет сказать в её крошечный эпизод – историю наложницы Далилы, матери Аменхотепа IV.
Узнать больше о матери супруга Нефертити решила не случайно. Ещё в детстве многие учителя говорили, ничего не берётся из неоткуда. Если в принце есть что-то нечеловеческое, то пришло оно от предков. Разумеется царскую семью называют потомками богов, а точнее конкретного бога Гора, но царская кровь не могла объяснить всего. Тем более, что и сама Нефертити, и Беренмут, и господин Эйе никогда не демонстрировали ничего, что могло бы показаться странным. Ну, или хотя бы настолько странным. Значит дело в другой половине принца.
Вот только история Далилы была такой же пустой, как и её имя, что было самым распространённым в Египте. Третья дочь вельможи из Библа, отдана Фараону для закрепления сделки, красива, воспитана, в политику не лезла, покровителей не имела, умерла вскоре после рождения принца. Неф чуть зубами не заскрипела, наложница могла быть как абсолютной пустышкой, так и очень, очень хитрой девицей, чьей единственной ошибкой, что и привела к смерти, было рождение сына.
Но как бы то ни было, для самой Нифертити это не меняло ничего. Разве что стоит узнать историю государства Библ, но что это даст? Живи там нелюди, разве не знали бы об этом в Египте?
– О Амон, солнце фараоново, дай же мне ответ, что я так жажду! – взмолилась Нефертити, и, вопреки обычному молчанию, в этот раз бог отозвался. Правда сделал он это голосом Аменхотепа, что раздался прямо за спиной принцессы:
– И какой же ты ответ хочешь узнать в жизни моей матери, супруга моя?
Явление Аменхотепа Нефертити совершенно не обрадовало. С одной стороны этого стоило бы ожидать – слуги наверняка сообщили принцу и о обмороке супруги, и о её поездки в храм фараонов. Но всё таки тот факт, что она роется в его родословной… не красивый это факт. Понятный, но некрасивый.
– Мы теперь семья, супруг мой, а потому…
– Я бы не удивился, если бы узнал, что ты копаешь под меня до нашего брака, многим бы хотелось обвинить меня в недостаточно чистой крови. Но до нашей свадьбы тебя всё устраивало. Но вот ты тут!
Аменхотеп не слушал девушку, чем неприятно напомнил ей себя вдетские годы – тогда юный принц тоже предпочитал не обращать внимания на других, выстраивая собственное представление о окружающем. Правда тогда принц не был так близок к правде, как сейчас.
– Да и обморок… я выбирал невесту так, что бы ты могла выносить и родить детей. Никаких слабостей в твоём здоровье не нашли не служители, не жрецы. А потому, дорогая моя, что происходит? И в этот раз без семейных чувств, у нас с тобой никогда не было подобных взаимоотношений.
Нефертити молчала. Сказать принцу в лицо все свои подозрения для неё было сродни самоубийству. Да и сейчас, в храме, среди служителей и слуг, все подозрения становились какой-то ерундой впечатлительной девушки. И только порезанные пальцы продолжали напоминать, что ничего Нефертити не приснилось.
– Я хочу понять что случилось ночью, – набравшись смелости заявила она.
– Брачной? – Насмешливо уточнил принц, заставляя затаившихся служителей тихо захихикать.
– Брачной, – спокойно подтвердила девушка и, подойдя к мужчине, решительно положила раненую руку ему на плечо. Тёплое и гладкое.
В первое мгновение принц, казалось, растерялся, но через мгновение выражение лица сменилось на холодное и жёсткое, а в глубине чёрных глах промелькнули жёлтые искры.
– Заметила значит, – чужим шуршащим голосом сказал Аменхотеп. А после резко развернулся, схватив девушку за руку и потянув к выходу из храма. – Пройдёмся, дорогая супруга. А пока идём, я расскажу тебе сказку, в которой будут ответы на твои сегодняшние вопросы.
Храм Амона стоял прямо на берегу Нила, в красивом тихом месте, позади шумных дворцов и торговых площадей, а потому принц с Нефертити вскоре вышли на пустныный тихий берег. Спокойной негромкий голос Аменхотепа заглушался плеском вол Нила, создавай ощущение того, что не смотря на абсолютную открытость площадки, они здесь только вдвоём.
– Любой рассказ стоит начинать сначала. А вначале были боги.
Принц, крепко держа девушку за руку, начал свой рассказ с очень уж, с точки зрения Нефертити, далёких времён. Но поторапливать или перебивать Аменхотепа она не собиралась.
– Но эта земля вскоре наскучила бессмертным и они бесследно покинули людей. Лишь только Гор, вопреки своей божественной природе, сочетался браком с человеком и породил династию фараонов.
Девушке показалось, что голос принца дрогнул в презрении, когда говорилось о Горе, но на обдумывание этой мысли времени не оставалось, так как пауз Аменхотеп не делал.
– Человеческие мольбы и песни, плачь и смех не достигают нового мира богов. Лишь отголоски Ба долетают до божьих земель, кружа вокруг тех богов, коих человек наиболее почитал при жизни. Как ты понимаешь, далеко не всех богов знают и помнят люди. А потому многим мелким божкам и демонам из тех, чьего имени люди и не ведают, интересно, как же живут сейчас человеческие земли. Такие боги вселяются в детей человеческих и живут их жизни. А поскольку даже самый слабый бог сильнее самого сильного человека, то даже в этом теле у богов остаётся крупица их сил. Люди ошибочно называют из «дети богов», считая что кто-то кроме Гора мог бы позариться на человека и иметь от человека детей.
Нет, Нефертити явно не ошиблась, принц точно недолюбливает Гора. Причём именно за связь с людьми. А вот рассказ о том, что жрецы, общепринятые дети богов, на самом деле сами воплощённые боги… Принц действительно предлагает поверить, что балбесина Беренмут – богиня? Бред какой-то!
– Разумеется слабые безымянные боги ничего не помнят о своей настоящей сущности, а потому живут обыкновенную жизнь человека, лишь после смерти возвращаясь домой с новыми впечатлениями. Но если бы кто-то, о ком говорят в храмах и кому возносят молитвы, решил бы стать человеком, то всё пошло бы по другому.
Мужчина, до того медленно прогуливаясь у воды, остановился и пристально уставился на реку, чья поверхность внезапно сталаневероятно гладкой, как отполированный мрамор.