Рина Храновская
Сын Нила
Холод
Холод
Свадебные церемонии в семье фараона это не просто красивая традиция и часть культа богов. Они действительно дарят защиту, рисуют судьбу, объединяют души. Жрецы всех храмов Фив, объединившись с служителями, что пусть и не владеют магией, да знают зачастую гораздо больше вечно пропадающих в своих обязанностях «детей богов», читают знаки и освещают Египту дальнейший путь.
Жрецы, по крайней мере те, что остались живыми после чистки, устроенной принцем, хорошо относились к своему будущему фараону. Вот только даже их расположение не могло изменить одного очень опасного для Аменхотепа факта – ритуалы не работали, когда речь шла о Змее. Апоп был слишком сильной душой даже для всех жрецов столицы вместе взятых, и тот факт, что истинной силы бога Аменхотеп мог не достичь никогда за человеческую жизнь, этого не менял. Ничего не получалось, а гадания неизменно сулили семье гибель.
– Я ухожу, – на второй день непрекращающихся молитв, заявил Змей. Принц, и без того расстроенным таким неожиданным препятствием в жизни, в шоке уставился на отражение в Ниле, вдоль которого он и шёл, удаляясь от храма Анубиса.
– Уходишь?
– Я, как Змей. Как бог. Как память и сила. Ты, как человек и как Ба, остаёшься. Я вновь вернусь к тебе, когда церемонии закончатся.
– Но разве мы не одно и тоже? – принц и не помнил сколько раз он задавал этот вопрос Змею. Но тот вновь и вновь подкидывал в костёр сомнений новые откровения.
– Одно. Ра и Амон, Исида и Осирис, Мут и Хекет тоже одно. И в то же время каждый сам по себе. Не бойся, человек, ты без меня можешь жить в этом мире, я без тебя – нет. Я вернусь. Ведь я это ты.
Аменхотеп почувствовал резкую боль в груди, дыхание спёрло и страшный кашель заставил всё тело содрогаться, а слёзы хлынуть из глаз. Когда же юноша пришёл в себя, то всё было как всегда. Отражение показывало юного и достаточно крепкого мужчину, без малейшего признака рептилии, крокодилы вдалеке, что сопровождали Аменхотепа на прогулке, как будто очнулись и постарались побыстрее покинуть шумные воды столицы, а сам принц… Аменхотеп даже не мог сказать, а что с ним стало. Он чувствовал себя как обычно, здоровым и сильным. Он по-прежнему хотел стать фараоном и ненавидел Тию, не особо стремился стать активной частью Двора и уважал свою невесту – а, признаться, Аменхотеп опасался, что эти изменения являлись гипнозом Змея. Вот только почему-то ему казалось, что только что он потерял на это все свои шансы.
На следующий день пришла весть, что первые ритуалы удались, а жрецы-предсказатели больше не видят беду, нависшую над молодой парой. Служители долго и велеречиво рассуждали о том, что скорее всего была ошибка в расчётах удачного времени для бракосочетания, но, слава богам, всё теперь хорошо. Но было бы хорошо, если бы не только невеста, но и жених провели бы очищение – во избежание.
В другое время принц бы возмутился. Будучи мужчиной ему совершенно не обязательно было подтверждать свою чистоту, или же каким-либо образом «очищаться». Но сейчас он был рад предложению служителей – ему хотелось побыть в одиночестве и подумать. А ещё впервые за много лет, ему действительно хотелось пообщаться с богами.
Принц жрецом не был – или вернее сказать он не был жрецом без своей «памяти». А потому боги не отвечали ему так, как могли бы ответить своим «детям». Но всё-таки Аменхотеп помнил те знаки, ощущения и ведения, что посещали его после ритуалов и молитв. И ощущения, даруемые артефактами, что использовали служители или царственная чета, он тоже не забыл. Пусть холодная мрачная сила его божественной половины и заполонила собой всё, но такие слабые отголоски из детства каким-то образом сохранились. И сейчас ему очень хотелось их вернуть.
Ритуал шёл за ритуалом, песнь за песнью, заклятие за заклятием. Жрецы, что некогда поклялись в верности Аменхотепу, очищали его тело и душу, дворец прекратился в настоящий храм, посвящённый богам, что защищали династию, а сам Фараон, восхищённый решимостью сына «отогнать беду от семьи» отдал Аменхотепу священный Анх, что мог призвать к носителю «духов Египта», что будут защищать и оберегать его. Все вокруг сияли, наполняясь священной силой, Анх сверкал, жрецы восхваляли силу принца, что смог позвать «целую пятёрку защитников Египта, да славиться имя принца в веках!». И лишь сам Аменотеп чувствовал лишь холод и не грамма божественной силы. Боги больше не отвечали ему, а все духи на несколько кварталов от дворца, были сожраны Змеем.
Принц видел, что призванные духи были ни кем иным, как Ба убитых не так давно жрецов, с Верховной во главе. Они неустанно находились рядом, не давая не расслабиться, не уснуть, а Хатшепсут повторяла, будто бы впав в транс «Как такое ничтожество стало принцем. За что боги прокляли Египет. Ты уничтожишь страну, ты уничтожишь мир, ты разрушишь сам себя. Ты ничто. Умри, пока не поздно. Умри!»
***
Это было давно, когда ты был юн, наивен и добр. Твои братья и сёстры были почти все поглощены тобой, а те, кому чудом удалось спастись, развлекали тебя редкими самоубийственными нападениями и охотой. Прячась в расселинах, за камнями и в слишком узких для тебя лазах, они мечтали победить тебя, за что и поплатились.
Ты встретил её настолько внезапно, что даже замер от удивления. Маленькая, изящная, тоненькая змейка, с яркой зелёной чешуёй, кроваво красными узорами и умными глазами без капли страха. Она лежала на тёплом камне у горячего гейзера, глядя прямо на тебя и склонив голову в поклоне. Сплюнув яд, единственное оружие, что у неё было, она медленно поползла к тебе. «Великий! Ваша сестра рада видеть вас вновь».
Змейка была странной. Она не пыталась нападать, не защищала свою добычу, всегда с радостным восторгом отдавая её тебе, Она исчезала в никуда и всегда возвращалась. Ты назвал её Уаджит, «зелёной». Имя было простым и без фантазии, но младшая чуть из шкуры не выпрыгнула от счастья. Это напрягало, но нападать на неё не хотелось – собеседница мастерски разгоняла скуку, при этом, не будучи опасной.
Ты знал, что это изменится. Уаджит, прекрасная, милая, весёлая Уаджит сменит шкуру. А потом ещё и ещё, каждый раз становясь взрослее, больше, сильнее. Опаснее. Предаст ли тебя младшая сестра? Ты не знал. Убить ли её раньше? Не хотел. Оставался только один путь, разделиться. Не так давно ты прогнал хаос из мира, породив поверхность. Самое время быть хорошим старшим и подарить сестре то, что самому не нужно.
Прощание было коротким, ты проводил сестру на единственный островок, посреди которого рос небольшой сияющий цветок, и уполз, не желая слушать благодарности или упрёки. Их и не было, Уаджит только поклонилась тебе и направилась к волшебному цветку. Она всегда умела быстро приспосабливаться.
Ты встретил её через много лет. Сияющая слабым светом солнце, покрытая узорами в виде глаза Ра, Уаджит, ставшая Оком бога солнца, по прежнему излучала счастье при виде тебя. «О, Апоп, мой возлюбленный старший брат! Что я могу сделать для тебя?». С тех пор встречались вы чаще. Сестра стала глазами не только Ра, но и твоими, показывая, обучая, разъясняя.
Вездесущая, живущая сразу во всех мирах, и служащая сразу всем господам. Когда ночами она, сияя, плыла по подземному Нилу, то ты знал – заметь она тебя, и Ра тут же узнает об этом. В такие моменты она была Оком Ра. Но днём, ползая по поверхности и собирая тайны богов, или докладывая Исиде о предательстве Сета, она была твоими глазами. Знал ли об этом Ра? Если бы спросил, то узнал бы, Уаджет не скрывала этого. Но высокомерный бог не обращал внимания на змей под его ногами, забыв о том, что именно младшая когда-то помогла его цветку зацвести, именно младшая рассказала Ра о том, что он может быть н один, именно младшая всегда выполняла его приказы.
Ра был плохим братом. Но он был силён, что заставляло маленькую зелёную змейку молчать и даже не помышлять о предательстве. Но ты, Апопзнал, что Уаджит твоя сестра. Единственная, кто всегда был рад тебя видеть. Ставшая светом во тьме раньше, чем солнце. И когда ты, наконец, поглотишь Ра, уничтожая остальных носителей силы, то для людей, а может и для других богов – тех, кто не станет возмущаться Змею на троне, ничего не изменится. Раньше были Ра и Ях. Будут Апоп и Уаджит. И это будет хорошо.
***
Аменхотеп никогда не был хорошим сыном. Он ненавидел отца за отсутствие особого интереса к отпрыску, любил, но совершенно не уважал мать, что создала ему столько неприятностей своим происхождением, не испытывал привязанности к братьям и сёстрам, считая их просто декорацией своей неудавшейся жизни.
Принцем мальчик тоже был далеко не образцовым. Обучение казалось ему скучным, обязанности – надоедливыми. А после он вообще заболел и, по собственным ощущениям, был вычеркнут и из семьи, и из Двора легко и без сожалений.
После прихода Змея всё стало и проще и сложнее. Аменхотеп IV стали идеальным. Вежливый, сдержанный, умный, сильный и совершенно, совершенно чужой. Люди чувствовали это, пусть и не могли понять. Змея не интересовали друзья или родные юноши, хобби и интересы так же были забыты, как что-то несущественное, интриги Двора в глазах Апопа вообще стали пустыми ничтожными играми.
Сейчас, когда Змей оставил его, Аменхотеп самостоятельно стал разбираться в своей жизни и приходил в отчаянье. Болезнь и вернувшаяся память раздавили всё, что сам принц достигал. Раньше, пусть и с глупыми, он это признавал, ошибками, но Аменхотеп смог собрать собственную свиту, более-менее обрисовать то, каким он видит будущее Египта под своим правлением, и даже немного понравится царственной чете – его не любили, но уважали как минимум за усилия. Теперь же ничего этого не было, идеальный, равнодушный юноша подходил на роль «украшения двора» даже больше, чем сама хозяйка этого «титула».
Впрочем, Аменхотепу удалось втолковать своей божественной половине, зачем нужны все эти «игры» и вскоре у второго принца появилась новая фракция при Дворе. Если раньше это были молодые наследники, зачастую бунтующие против устоев предков, то сейчас его группа представляла собой бывших одиночек. Наследственная структура часто снабжала Двор теми, кто не желал там находиться, и потому тех, кто просто никуда не лез, хватало. Вот только более активные вельможи не собирались упускать такой ресурс, всё время втягивая их в распри.
Змей, сам не видящий во Дворе ничего привлекательного, легко нашёл с ними общий язык, пообещав спокойствие и небольшие, но регулярные поощрения. Многим из них было достаточно, чтобы их просто не трогали, а принц временами выслушивал их идеи и предложения. Услышит – хорошо, проигнорирует – ну что ж, они пытались. Наградит – значит хорошо пытались.
Принц часто думал, что такая свита будет не более чем украшением, пока его фракция не развернулась после объявления помолвки с Нефертити. Привыкшие к комфорту, спокойствию и принцу, что не пытается заставить их что-то делать, вельможи всю свою энергию пустили на сохранение текущих порядков. Они скучным голосом обламывали крикунов, напоминая что всё происходит по закону, и даже цитировали похожие случаи, мимоходом напоминали окружающим, что Тутмос лишь временный наследник, что вырастит с младшего сына Царицы пока не понятно, а вот второй уже сформированный принц без изъянов. Как и невеста, тогда как дочери Фараона несли в себе слишком много изъянов.
Не было интриг, с этим хорошо справлялась невеста, сразу рассмотрев суть фракции второго принца, и легко принявшая их. Не было покушений, тут развернулся Змей, магией и клыками решая слишком яркие проблемы. И даже проблемы с гаданиями тихой сапой решили те жрецы, что часто гостили у принца во дворце, и предпочитающие борьбе за власть тихий философские разговоры. Большая инертная масса людей, лишь слегка симпатихируящая своим лидерам, оказалась сильнее ярких и сильных индивидуальностей. А одиночки оказались сплочённее любителей договоров. Это Аменхотепа даже смешило – у Апопа были такие же проблемы, именно множество слабаков умудрялись подавлять Змея. И он явно выучил этот урок.
А вот Аменхотепу было сложно общаться со своей свитой. Сейчас, когда Змей был неизвестно где, принц очень ярко почувствовал, что ему эти люди совершенно чужие. Он достаточно успешно держал маску равнодушного человека, но общаться с такими же просто не мог, постоянно норовя сбежать. Хорошо хоть Змей тоже часто пропадал в храмах и это не казалось странным. Пусть и бывать на молебнах Аменхотепу не хотелось – очень уж обидно было быть единственным глухим к божьей милости. Но для поддержания легенды приходилось.
Сначала он боялся, что жрецы и служители заметят эту его глухоту, но всё шло спокойно. Да, даров не было, но хотя бы не проклятья. Тем более что «не так давно умерла Верховная, может тишина от богов это просто траур?» Первой эту идею в сообщество жрецов подкинула Беренмут, выступая от имени храма Исиды, и многие приняли эти слова на веру. Бунтующих же всё та же девочка успешно затыкала насмешками и силой. Это одновременно восхищало и заставляло беспокоиться, ведь девочка быстро могла стать врагом фракции второго принца. А это в планы Аменхотепа не входило.
Он даже зашёл поговорить с жрицей, но разговор сразу не задался. Девочка сразу объяснила, что с царской семьёй связываться не собирается, какие либо просьбы даже от Нефертити, выполнять не будет, и вообще она тихая мирная слуга Исиды. На замечание принца, что на слугу Исиды Беренмут мало похожа, девочка только плечами передёрнула. «Я вон на свою семью совершенно не похожа, а вы, принц, на себя временами. Но сейчас я совершаю ритуалы как часть семьи невесты, и боги отвечают мне. А вы… даже странно». Тогда жрица долго смотрела ему в глаза, а после хмыкнула. «А вы прежний. Где потеряли свою холодную часть, жених? Найдите её что ли, до свадьбы. Кажется, моей сестре нравится именно она. Впрочем, никогда её в этом не понимала…»
Тогда Беренмут не прощаясь покинула Аменхотепа, отправившись куда-то вглубь храма Исиды. Это дало принцу время отдышаться, понять всё недосказанное молодой жрицей и ужаснуться. Беренмут знала всё! Вот только кажется, что её это устраивало.
Оскал крокодила
Аменхотеп помнил первое возвращение памяти Апопа. Эту боль, слабость, потерянность, провалы в памяти и понимание, что он стал игрушкой в руках высших сил. Даже когда он понял, что Змей не врёт, его человеческое Ба протестовало. Сны, в которых отсутствие конечностей и нестерпимый голод были нормой, нечеловеческая логика шипящего отражения, собственные магические силы, которые в упор не видели другие жрецы и долгие беседы со служителями храмов, что рассказывали как бог может быть сразу пятью богами, при этом не всегда ладящими друг с другом.
Тогда Аменхотеп смирился и со временем и стал себя так воспринимать, как более слабого бога Хаоса, воплощение Апопа, без которого сам Великий Змей не мог обойтись и при этом его часть. Змей признал его равным, отдал силу и знания, и пусть слабое человеческое Ба не могло вместить их, ну и пусть. Аменхотеп IV когда-то умрёт, а душа его отправится в царство богов не слабеньким облачком энергии, а великим Змеем. Змеем достойным солнца.
Второй же раз память вернулась быстро, резко, и без дополнительных неприятностей. Мгновение и Аменхотеп почувствовал чудовищный прилив сил, тень дрогнула, обретя очертание свернувшейся змеи, а сидевшая в это время на коленях принца маленькая рабыня Аи ойкнула, оцарапав руки о внезапно появившеюся на спине принца чешую. Змей, только вернувшийся из мира богов, подозрительно уставился на неё.
– Тсссс, маленькой мышке не повезло.
Аи бросилась на пол, склонившись перед собственным господином. Девушка шептала, что она уже знала тайну своего господина, но ей всё равно, она не выдаст, наоборот прикроет, но Змей только хмурился. Аменхотеп тоже рад не был, рабыня была симпатичной, пусть и иногда излишне навязчивой, как и, на его взгляд, любые влюблённые девчонки. Но вот доверять ей так, чтобы не скрывать своё божественное происхождение? Глупость.
– Ты примешь глазссс Уаджит, и лишь тогда будешь моей рабыней, – прошипел Змей. Девочка закивала, готовая на всё. Правда принц подозревал, что рабыня просто мало понимала всю силу артефактов богов. И пусть глаз всего лишь следил, чтобы не словом, не делом носивший его не подводил своего хозяина, это всё равно была далеко не безопасная игрушка. Но его это не беспокоило. Правда принц намеревался надеть глаз на Нефертити, обвинив, например, в супружеской измене, а Аи можно и убить. Но свои претензии Змею можно было высказать и потом.
Глаз Уаджит уникальный артефакт ещё и тем, что принадлежит всей королевской семье разом. Будучи способным подчинить себе далеко не одного человека, он является залогом верности «приближённых слуг» вот уже не первое поколение. Вот только сила хозяина, через которую действует этот амулет, редко позволяла контролировать даже двух рабов. Но сейчас подчинять-то будет не человек! Так что может и на Нефертити хватит.
– И на сестру её тоже… – задумчиво прошептал Аменхотеп. Новая жрица Исиды не давала ему покоя, пугая неопределённостью. Причин некоторых поступков этой очень сильной девушки не могли объяснить даже другие жрецы, позволяя ей творить всё, что вздумается. Некоторые даже говорили, что девушка решила сотворить немыслимое и служить в мужском храме, но пронесло. Хотя Исида однозначно является очень неоднозначным выбором для слишком дикой и непокорной девушки. Многие говорили, что она покорилась только из-за сестры и принц очень рассчитывал, что после бракосочетания Беренмут приклонит колени и перед ним. А потом он придумает, что с ней сделать.
Аменхотеп злобно усмехнулся, с трудом подавляя желание обернуться Змеем и таки навестить опасную девушку. Его же вернувшаяся божественная ипостась подозрительно молчала, обдумывая всплывающие в памяти принца события, происходившие пока он оставался один. И они Апопу очень не нравились. То, что боги даже без сил Змея, не отвечали Аменхотепу было плохо – без их ответа Корона могла и не подчиниться. Нет, нижняя то отпределённо ответит, его сестрёнка не будет перечить брату. Но к сожалению артефакт состоял из двух частей… Да и постоянно всплывающая в мыслях человеческой части жрица тревожила. Она была отнюдь не так опасна, как опасался Аменхотеп, разве что более дерзкая. Но слишком уж её много. Мало им было прежней Верховной, как кандидатка в новые тоже начинает что-то плести?
В храме амулет предоставили без вопросов, то, что кому-то из царской семьи понадобилось укрепить верность подчинённого – вполне понятный момент. А то, что это юная рабыня… ну так что ж, принц сильный здоровый мужчина, невеста юна и, говорят, стребовала с принца каких-то ограничений, пусть развлекается. Аи связало быстро и крепко, принц так же спокойно вернулся во дворец, уже в открытую обсуждая дальнейшие планы со своей божественной частью.
Идею подчинять невесту и уж тем более не поклявшуюся в верности жрицу Змей отверг сразу. Враг в непосредственной близости, даже связанный по рукам и ногам, всё равно остаётся врагом. А «игры с подчинением» он вообще посоветовал оставить до ночи и желательно с «вот этой вот рабыней, ей уже не страшно». В отношениях с сёстрами Апоп не собирался давать слабину перед человеком – они были нужны. Аменхотеп был хорошим выбором для воплощения, но всё таки просто человеком. Где не справится один, справятся двое. Или трое.
– Забудь пока про жрицу, ей предстоит ещё год молебнов. Сейчас нас ждёт твоя невеста и шанс получить в свои руки власть над двором и царственной четой, что благоволит солнечной невесте. Твоё желание контролировать слишком легко читается по твоему лицу. Оссставь её мне. Мы не можем совершить ошибку. Я её не совершу.
***
Тысяча лет одиночества, вечной смены тьмы и света, редкие разговоры с подчинёнными змеями, ругань с вторгающимися в твой мир богами, годы молчания. Ты сам выбрал этот путь, сам пожрал всех, кто желал жить здесь, в нижнем Ниле, и ты не сожалеешь об этом. Но даже ты не можешь быть всегда один.
Тебе не нужен слуга, их у тебя достаточно, мелкие, скучные, примитивные духи, одни больше, одним меньше… нет, это не то. Милая зелёная змейка слишком зависима, боги же глупы и высокомерны. Хотя, быть может, не все?
Тогда ты ещё не знал, насколько обжигающим может быть солнце. Ты даже допустил в свои земли Анубиса, сына Сета, не ведая о ненависти, что будет царить между вами. А потому ты решил рискнуть. Ты решил найти равного. А для этого нужно было знать кого искать.
Бог знаний Тот один из немногих, кого ты допускал в Подземное Царство. Он мирно ходил по серым просторам, заинтересованно крутя своей птичьей головой, и записывая всё, что видел, на бесконечный папирус. Он мирно разговаривал с сокрытыми в каменных расщелинах чудищами, с безобидными мышами, что попадали сюда из слишком глубоко прорытых нор, с ещё не потерявшими себя Ба и с тобой, Апопом. Он спрашивал о том, как ты создал мир, как ты жил раньше и как живёшь сейчас. Он всегда отвечал на твои вопросы и лишь будущего не касался никогда, ни в своих вопросах, ни в своих ответах. Тот говорил, что в словах скрыта великая сила, и даже прошлое меняется под их влиянием, что уж говорить про будущее?
После того, первого визита, Тот появлялся под землёй регулярно – пусть мир богов почти не менялся, но людские Ба плотным потоком шли в царство мёртвых. Новые истории, новые знания, новые тайны… Тот был согласен быть писарем и судьёй для сотен тысяч душ, лишь бы ничего не упустить. И потому для тебя не было сложным поймать его на разговор.
Птиц новой загадке обрадовался, он вообще любил, когда готового решения у него не было, и стал рассуждать. Равный тебе не мог быть по рождению, ты был самым древним из выживших, и даже Уаджет вылупилась из своего, затерянного где-то в недрах первородной пещеры, яйца гораздо позже чем ты. Равный по силе тому, кто пожрал хаос? Ты мог проигрывать битвы, но будучи вечным и никогда не устающим, всё это было лишь оттягиванием неизбежного. И тогда Тот нашёл тебе равного по духу.
Подземный Нил, бесконечная полноводная река, наполняющая собой мировой океан и иногда прорывающаяся на поверхность, где, впитывая свет солнца и энергию жизни, становилась Нилом надземным. Под землёю в реке жил Великий Змей Апоп, обитателем же Нила надземного стал яростный крокодил Себек.
Себек был силён, зол и жаден. Он нападал на каждого, кто без его позволения приближался к Нилу, он морил голодом и жаждой людей, если их молитвы казались ему недостаточно усердными, он противился даже воле Ра, если старик-солнце говорил что-то не нравящаяся этому крокодилу. Он действительно был очень на тебя похож.
Нил поземный и надземный есть по сути своей одна река, а потому доплыть до владений крокодила для тебя не составило никаких трудностей. Как и говорил Тот, Себек не думая атаковал тебя, стоило лишь подняться на поверхность. О, что это была за битва! Воды Великой Реки вспенились и покраснели от пролитой тогда крови богов, клыки яростного бога оставили ужасные рисунки на твоей чешуе, но ты смог обвить его кольцами достаточно, чтобы лишить противника возможности дышать. И лишь когда Себек почти умер, битва двух рептилий подошла к концу.
Да, Себека никто не мог бы назвать добрым и всепрощающим, но могучий ящер был благороден и горд. Проиграв, он не стал таить злобу на победителя, пусть и не стал тебе другом. А может ты, на самом деле, и не собирался ни с кем дружить, а поиск равного затеял лишь для того, чтобы лишний раз убедиться – никто не может сравняться с тобой. Но крокодил стал одним из тех немногих, что увидели равного в тебе. И признав тебя богом подземного Нила, братом по духу, Себек стал навещать тебя, а ты его. И вы сражались, яростно, безумно, омывая берега двух рек кровавой пеной. Вы сражались, и вам это нравилось. А иногда вы просто плавали вместе в бесконечных водах, а змеи и крокодилы сопровождали вас, не делая различий в том, бог какого Нила призывает их. Себек был братом, какого у тебя никогда не могло быть. Братом, чьих сил не хватит, чтобы победить тебя, братом, ничего не ведающим о тебе, братом принявшим тебя без вопросом. Себек не был умён, и это подарило ему право быть подле тебя.
А однажды, много позже, ты увидел его в свите старика Ра, что проплывал по твоей реке. Он, как и многие боги до или после, защищал солнце от тебя, и у него это получалось очень не дурно. А когда ты приплыл к нему с вопросами, он лишь оскалился и грубо засмеялся. «Какая разница, брат, где и когда сражаться? А солнце… заключим пари! Однажды большая рептилия поглотит солнце. Но вдруг его всё-таки пожру я?»
Глупый-глупый Себек. Тогда ты махнул хвостом и продолжил свои редкие, но регулярные визиты. Крокодил иногда пробовал нападать на ладью Ра, иногда её же защищал от тебя, но в целом ничего для него не поменялось. И лишь ты теперь знал, что возможно вместе с солнцем ты однажды пожрёшь и одного яростного, но не особо умного крокодила.
***
Вся жизнь принца – ложь и иллюзии. Будь это старший, безупречный в происхождении, но скорбный умом Тутмос, судьба которого была в руках неудачницы-сестры, оказавшейся ещё слабее брата-супруга, или второй принц, отношение Фараона к которому и решало всю его жизнь. Не имеющий поддержки от семьи матери, Аменхотеп был просто ширмой, вторым вариантом, сыном от безысходности. Младший же принц, Косей, так же был обречён прибывать в иллюзиях. Маленький мальчик, окутанный любовью своей матери, опасный для родного брата тем, что не проклят, для среднего тем, что чист кровью, и для отца тем, что слаб и немощен телом. Ему говорят, что он любимый сын, что все рады его появлению. Во Дворе лишь Тия действительно желала ему рождения.
Среди этой лжи не было оружия опаснее, чем искренность. И не было способа обмануть надёжнее, чем правда. Всего-то и требовалось, чтобы до ответов твой собеседник дошёл сам, а ты лишь немного подсказал ему тот угол, с какого стоит смотреть. Нефертити, прекрасная сверкающая девушка, владела этим оружием прекрасно. Многочисленные сторонники, такие же как сама девушка, яркие, горящие жизнью, шли за ней, веря в её слова, мечты и убеждения. Она и сама в это верила, и это было её самой большой ошибкой. Ведь на самом деле все её мечты – ложь.
Аменхотеп сам был таким, когда-то давно, когда память бога ещё не вернулась к нему. Он горел и верил той правде, что говорил отец, вельможи, Хатшепсут. Теряя под гнётом обстоятельств, а потом снова находя причины жить и действовать, он научился существовать самостоятельно. Великая цель, заставившая Апопа возродиться человеком, уже не возымела привычного действия. Принц знал, что нужно делать, но не хотел. Действовал, чтобы Змей не подавил человека, ведь человеком ему быть нравилось, но азарт пропал уже давно.
А вот невесту на такое поймать было легко и просто. Захвативший тело сильнее, чем требовалось Змей, показавший и изменившиеся черты, и чешую. Немного магии, откровенный разговор и девушка уже горит ради него, Аменхотепа. И пусть запутавшись сама в себе, она видит в нём Яростного Крокодила. Супруга Себека и сама становится крокодилицей, а такая защита ему точно не помешает. Пара подарков, верная Аи, ставшая личной рабыней новой принцессы, и Двор переменился.
Крокодил – священное животное Фив. Пронизанная каналами столица кишит этими тварями, рыбаки регулярно подкармливают разжиревших рептилий, что приплывают к пристаням, а служители храмов наловчились приручать их наркотиками и приношениями. Но то, как юная супруга Аменхотепа обращалась со своим питомцем не укладывалось в голове даже у жителей крокодильего города. После первых же шепотков о том, что принцесса спятила, разносящие слухи вельможи обнаружили опасных рептилий близ своих поместий. После неосторожных слов в сторону крокодильей принцессы, особенно сказанных в открытую, у многих начинались проблемы с торговцами, отказывающимися рисковать подходить к кишащим клыкастыми монстрами берегам. Нефертити и не скрывала своей связи с ними. Но не будучи жрицей, как и не имея никакой связи с храмами Себека, она лишь пожимала плечами. «Нил дарит жизнь, Нил её же может забрать. Я лишь проводник его воли», говорила девушка тем, кто рисковал задавать вопрос.
А в тени подчиняющей себе столицу «крокодилицы» наслаждался жизнью принц. Аменхотеп стал почти невидим для Двора и своей семьи – все видели лишь опасный оскал его супруги. Человек был доволен, сбросив с себя хотя бы эту бессмысленную игру. Змей же был доволен вдвойне – скрывшись с открытого пространства он почувствовал себя свободнее. Он знал, как может ослепить солнце, как может отвлечь крокодилья напористость. А значит пришло время настоящего плана.