Роксана Найденова
О чем задумалась, Катарина?
29 октября
Из темной дыры окна вырвалось что-то белое и протянулось почти до самой земли. По этой самодельной веревке соскользнула сначала небольшая детская тень сахарной куклы, а за тем и ее спутницы. Спрыгнув в заросли за домом, Катарина кинулась к забору и в несколько минут преодолела эту каменную преграду с легкостью прыгуна в высоту. Щиколотка ее все также отзывалась острой болью. Но страх, лучшее обезболивающее, словно лед, приглушал все неприятные ощущения. Теперь настал черед Гарсии поспевать за девушкой.
Катарина бежала, не оглядываясь, то и дело незаметно для своего спутника прикасаясь к карману, где покоился украденный алмаз. Вор же постоянно оборачивался на оставленный ими дом, и все живое в нем сжималось при мысли, что кто-то другой унес бы его единственный шанс на новую жизнь.
Однако его спутница заботила Гарсиа все-таки чуть больше. Как и у всех вспыльчивых натур, у него была слабость к личностям холодным и упертым, вроде Катарины. Эта наклонность имела свойство превращаться в интерес, особенно если первые вторым были нужны лишь для какой-то безумной авантюры.
Только когда девушка переступила порог снятой ею комнаты, она рухнула в изнеможении возле своей постели, не дойдя до нее одного шага. Катарины хотела самостоятельно осмотреть свою щиколотку, но стоило ей просто попытаться разуть пораненную ногу, как та сразу же отомстила ей резкой болью.
«Это было здорово!» – ликовал Гарсиа, почувствовав прежний прилив сил, словно его тело состояло из плоти и крови, а не было сделано из сахара и цветных ленточек. Но, услышав вздохи Катарины, тут же подскочил к ней и присел рядом: «Как ты себя чувствуешь, подруга?» – произнес он наиграно бодро. «Я бы предпочла лишиться этой ноги, чем так мучиться!» – заявила она сгоряча. «Ничего страшного. Все прошло как по маслу, – продолжал Гарсиа. – Правую руку на отсечение – у этого толстяка-богача еще завал подобной алмазной дребедени! А если и нет, то когда его четырехэтажный амбар будет достроен, то он, наверняка, захочет им похвастать перед такими же толстосумами, как и он. А у них-то, у гостей, точно будет, чем поживиться!»
Девушка вмиг притихла и словно окаменела. «Он не знает, что алмаз у меня!» – вспомнила Катарина. Она уже было раскрыла рот, чтобы радостно провозгласить: «Те алмазные цветочки в моем кармане! Осталось только приготовить мою машину. Загрузить в нее эту драгоценность – и новая сфера для души будет готова!» Но что-то, словно деревянная пробка из-под винной бутылки не пускало слова. Катарина крепко, будто от обиды, сжала губы так, что они побелели. Вор, не догадываясь о той сложной дилемме, что поселилась в ее уме, отнес подозрительное поведение девушки к доводившей ее до отчаяния боли.
«Давай я попробую осмотреть ногу», – сказал он и, не дожидаясь разрешения, принялся осторожно прощупывать своими острыми хрупкими пальцами припухшую щиколотку.
«Я ведь не могу истратить эту сферу на Гарсиа. Он надеется, что я это сделаю, но я не в силах оттягивать час оживления Габриэля. Мне слишком тяжко без него! А, когда он снова будет жить, дышать, думать, все будет вновь по-старому. Мы вернемся в столицу, вновь примемся за какой-нибудь невероятный, не выполнимый на первый взгляд проект. Мой траур подойдет к концу. Я больше не хочу быть вдовой!» – думала она и с решимостью и болью сжала кулаки.
«Через несколько дней праздник! – припомнила Катарина. – У лавочника будет наплыв посетителей, а главное – все в праздничных нарядах. Гарсиа будет легко среди них затеряться. Вот и выход!»
«Гарсиа, – обратилась к нему Катарину с наивным спокойствием. – Хорхе говорил мне, что собирается подарить этот алмаз своему брату. Я знаю, где его искать. Может быть, алмаз уже у него…» «Ясно! – прервал ее вор. – Я к нему завтра наведаюсь».
30 октября
Лавка трещала по швам от наплыва посетителей. Дух предстоящего праздника таился в каждом углу, в каждой игрушке, в каждой карнавальной жутковатой маске, в каждом ярком радужном наряде. Хозяин, спотыкаясь и приседая на старых ногах, еле поспевал подавать заказы и принимать звонкие пыльные монетки. Это были дни его триумфа, дни, когда его маленький домик превращался в центр притяжения всей округи.
Во всеобъемлющем гаме Гарсиа было легко сначала раствориться в толпе, наводнявшей первый этаж, а потом затеряться на одной из полок за прилавком, среди прочих кукол.
Казалось, карнавал в доме старика не стихнет и до следующего кануна Дня мертвых. Но вдруг, словно невзначай сгустились чернильные тучи, грозя мирной деревне, будто толпа бандитов, нешуточной взбучкой, молниями и ливнем. Мелким шагом затанцевал дождик, и лавка опустела… Вместе с непогодой пришли и сумерки, раньше обыкновенного.
Лавочник тяжело вздохнул, вновь ощутив себя старым, но, благодаря своему благодушию, отнюдь, не увядшим. Решив потратить свободные часы на уборку, он вскоре наткнулся на Гарсиа. «Эх, вот где он был, – проговорил старик вслух. – А я собирался подарить тебя Катарине на День мертвых».
Имя Катарина, будто какое древнее заклинание, вселило в куклу в его руках живой дух. Извернувшись ужом, Гарсиа упал на пол и тут же подскочил на ноги. Лавочник отпрянул, вздумал закричать, но в рот словно насыпали песка. «Предлагаю сделку: алмаз – мне, твою жизнь – тебе, потому что теперь она у меня! – изрекши эту вычурную угрозу, сахарная кукла извлекла нож из-за толстого пояса. – Ну!» Лавочник смотрел на него, не шевелясь.
«Твой голос… – внезапно забормотал он. – Напоминает голос Гарсиа…» – У старика подкосились ноги от неожиданного кошмарного прозрения. «Я и есть Гарсиа!» – настаивал вор, крутя перед его носом заточенным железным жалом. Он хотел добавить еще что-то, чтобы подтолкнуть лавочника к действию. Но тут и его словно ударило.
«Помню, – вдруг помертвело произнес Гарсиа, судорожно оглядываясь по сторонам. – Это мой дом. На втором этаже – моя спальня. Ты – мой отец». «Гарсиа», – потянулся к нему старик, обрадовавшись слышать голос сына и одновременно испугавшись того, что этим голосом вещает самодельная сахарная кукла. «Но значит и алмаз мой!» – заявил бандит, не убрав ножа. «Какой алмаз, сынок?» – смотрел на него отец, как смотрят на буйно помешанного или на бешеную собаку. «Алмазные бархатцы – украшение, какое дядя должен был передать тебе на днях». – Руки у куклы заметно тряслись. «Я в первый раз об этом слышу… – начал было лавочник, но вдруг запнулся. – Так вот значит для чего все это: Катарина все-таки ошиблась в своих расчетах. Ну что ж без помарок не бывает! Но чтобы таких…» – он вновь поглядел на сына. «О чем ты?!» – прорычал Гарсиа, подспудно чувствуя подвох или предательство. «Катарина, она хотела оживить своего покойного мужа Габриэля, известного ученого, с которым они вместе задумали эту машину по возвращению душ из мира мертвых. Габриэль был зарезан в одной из подворотен бандой каких-то негодяев, одного из которых ему повезло прихватить с собой. Думаю, тем самым негодяем был ты, Гарсиа, ведь так?»
Его сын выронил нож, сорвал с гладкого черепа нарядную шляпу и схватился обеими руками за голову, словно его одолел внезапный приступ безжалостной мигрени. Наконец он выговорил, громко стуча зубами, как в ознобе: «Да, я».