-Мэээ!
–Кххх!
И ведь понимаем друг друга.
Глубокая усталость вчерашнего дня пустила свои корни и в день сегодняшний. Впрочем, грядущие события придавали мне сил, достаточных, чтобы неспешно шевелиться в этом направлении. Зельборн улизнул на казнь в самый ответственный момент. Впрочем, я была этому нисколько не удивлена. И даже пришедший стражник со срочной запиской сверху нисколько не умаляли моего негодования.
– Надо же! – заметил Зельборн, читая желтоватый клочок бумаги. – И для меня нашлась работа!
Между тем, мы были готовы. Пара дорожных сумок с нашим скарбом сиротливо стояли у двери, каждая трещинка которой была мне уже как родная. Не желая тратить времени напрасно, я отправилась на улицу Подковы неудачи, захватив сумки с собой, благо злополучная улица была не далеко.
Там, поймав буквально за шиворот ловко уворачивающихся от меня прохожих одного из них, я узнала, где живёт Фолин.
Положение его было не из бедных, о чём свидетельствовал солидный дом, всем своим видом показывающий, что у его хозяина дела идут хорошо. Высокий, в два этажа, он мог вмещать в себя ни одно семейство, несколько слуг, может быть, даже несколько домашних животных. Но, как оказалось, Фолин жил совсем один.
Я постучалась в дверь и через минуту мне открыли.
– Добрый день, Фолин! – я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, не ослабла ли над ним моя власть. Оно, конечно и не так страшно. Ведь он уже попал на крючок ложных чувств, а значит его уверенность в их правдивости будет только крепнуть. Впрочем, бывает и по-другому. Если вдруг внутренний голос жертвы слишком силён, и воля его ничуть не слабее то… то последствия могут быть совершенно непредсказуемы. Если он вдруг вскоре станет сомневаться в искренности своих чувств, то и угрызения могут сойти на нет, а там могут возникнуть и подозрения…
Мои сомнения развеялись почти сразу, едва он рухнул на колени.
– Ну-ну! – я подняла его и зашла в дом. – Не делай так. Я пришла к тебе, чтобы ты оказал мне маленькую услугу, только и всего.
– О, конечно! – просиял он.
– Ты, кажется, славный малый! – проговорила я, бесцеремонно прохаживаясь по его дому, словно кошка, и оглядывая каждую комнату. – Думаю, тебе можно доверять!
И вновь я получила подтверждение с его стороны. Дом его был довольно уютный и хорошо обставлен, чувствовалась умелая рука женщины.
– А ты что же, – поинтересовалась я, – вдовец?
– Нет, что вы! – покачал головой Фолин, – Я холост. Иногда у меня гостит сестра, но чаще она в разъездах. Наше ремесло – семейное дело! Ещё мой дед…
– Хорошо-хорошо! – оборвала я, не желая слушать про деда мало знакомого мне человека.
Он покорно замолчал.
– Есть ли у тебя карета, понадежней? – спросила я.
– Разумеется! – отозвался он.
– Тогда слушай внимательно, Фолин. – серьёзно проговорила я.
И я рассказала ему всё, что ему необходимо было знать. Про ту долю опасности, что его может подстерегать, про осторожность, которую нужно будет соблюсти. И, разумеется, про вознаграждение, которое он получит по завершении своей работы.
Он слушал внимательно.По его лицу я поняла, что его ничуть не смущала та роль, которую мы с Зельборном для него припасли.
– Я всё понял! – заговорщицки закивал он. – Я всё сделаю!
Я передала ему наши пожитки, настоятельно порекомендовав не заглядывать внутрь сумок, хотя бы по двум причинам. Во-первых, проклятьями, что я уже наложила на наш тайник, я так же одарила и наши сумки. Во-вторых, я заверила Фолина, что внутри всё равно нет ничего такого, зачем бы стоило так рисковать своей жизнью.
С величайшей бережностью он принял сумки, пообещав погрузить их в нужное время в карету.
– А это, – я протянула ему небольшой мешочек с монетами, – первая половина твоего гонорара.
Он принял его и быстро убрал в карман, не почтив деньги особым вниманием. И это тоже был добрый знак – пусть он и не сказал этого, я была уверена, что дело не в деньгах.
Я пообещала сообщить ему, если что-то вдруг изменится, и с лёгким сердцем покинула его дом. Теперь почти все детали нашей незамысловатой мозаики сложились вместе.
Наш дом уже был совсем рядом, когда кто-то окликнул меня.
– Анимара? – послышался знакомый, хорошо поставленный голос.
Я обернулась, и прежде чем смогла что-то разглядеть, послышался громкий короткий треск. Что-то вспыхнуло и я схватилась за горло, которое словно бы сжало двумя мощными руками.
Я задыхалась, а мерзавец, что стоял напротив меня улыбался. Мои колени начали подгибаться, но вдруг я почувствовала, что невидимые пальцы словно бы нехотя стали отпускать моё горло. Воздух, такой чистый и свежий снова мог наполнять мою грудь. Я откашлялась.
Набрав в лёгкие побольше воздуха, я уже была готова наградить своего обидчика двумя-тремя болезнями, сила которых могла бы унести его жизнь всего за пол дня, но вместо яростных слов проклятий из моего горла раздался лишь громкий хрип.
Я недоумённо повторила попытку, но всё было тщетно. Вот почему этот истукан так широко улыбался, а не бросился наутёк.
Вокруг меня вдруг выросла пара рослых стражников. Они бесцеремонно схватили меня под руки. Сопротивляться было бессмысленно. Уж я бы укоротила их обоих в один миг, если бы могла произнести хоть словечко.
–Приветствую вас, госпожа Анимара! – самодовольная улыбка Нэнтрикса растянулась ещё шире.
В этот раз одет он был в жёлтую мантию, которую неизвестный мне портной щедрой рукой осыпал красными вкраплениями, словно то были капли крови. Только потом я сообразила, что это были плоды какого-то редкого фрукта, как символы могущества.
– Мэээ!! – ответила я ему, яростно прожигая его взглядом.
Его улыбка померкла.
– И не пытайтесь! – проговорил он. – Говорить вы сможете не раньше, чем через несколько часов. А я уже было заждался вас!
– Мэээ!! – возмутилась я и безуспешно дёрнулась.
–А потому, – угадал направление моих мыслей Нэнтрикс, – что вы подозреваетесь в заговоре против города.
– Мэээ!! – ответила я ему.
– Я ведь предупреждал, – спокойно проговорил он, – что и у стен есть уши. И глаза тоже есть. И много чего ещё, но об этом как-нибудь в другой раз…
Он дал знак страже следовать за ним и не спеша побрёл в город. Если отбросить все мои познания в колдовстве, весь мой опыт травничества и целительства, кем я была теперь? Слабой перепуганной девочкой, не более. Пару раз я пыталась ударить пяткой по носкам волочащим меня стражником, но те лишь смеялись надо мной. Сапоги у них были кованные, и если бы моя пятка умела говорить, то, должно быть, прокляла меня за столь безумную и глупую выходку.
– Не сопротивляйтесь, – то и дело настаивал Нэнтрикс, чья бодрая фигура шла впереди и услужливо подметала за собой дорогу своей жёлтой мантией. – Я вас предупреждал, но вы меня не слушали. Теперь вашу судьбу будет решать казначей и его окружение, а он человек…твёрдый, жалость в нём просыпается… эээ… обычно не просыпается.
Меня приволокли в уже известный мне дом и затащили в подвал. К тому времени я совершенно выбилась из сил, а потому даже кусать так удачно подвернувшуюся руку я не стала. Тюремщик, толстый коренастый, с густыми коричневыми волосами и плоским носом проводил нас до отведённых мне “покоев”. Что-то в глазах его выдавало ко мне сочувствие, но лишних вопросов он не задавал.
Быстро найдя нужный ключ, он открыл решётчатую дверь. Остолбеневшую меня втолкнули внутрь, и дверь тут же затворилась. Я с горечью смотрела на бледную сидящую на полу фигуру перед собой.
– Кххх!– вяло поприветствовал меня сидящий на полу Зельборн.
Первым делом, что я сделала, это подошла к Зельборну и выдала ему хорошую затрещину.
– Мэээ! – указала я на холодную стену за его спиной.
– Кххх! – отмахнулся он, но всё же убрал спину от холодного камня.
Ещё не хватало, чтобы и без того чахлый на вид некромант заболел. В нашем положении лечить его будет очень и очень трудоёмким занятием.
Сзади кто-то деликатно кашлянул и я обернулась. Нэнтрикс всё ещё стоял и с любопытством смотрел на нас.
– Мэээ! – махнула я на него.
– Подумать только, – возмущённо запричитал он, – вы, и правда думали, что сможете обвести вокруг пальца Гонкоралл?
Он покачал головой, а затем развернулся и зашагал прочь по лестнице.
– Покуда мой зоркий глаз видит, а чуткое ухо слышит – этому не бывать! – добавил Нэнтрикс и дверь сверху с силой захлопнулась.
– А покуда мой нос будет ощущать то, что ощущает, – раздался неприятный голос откуда-то из тёмных затхлых глубин, – то вам, ребятки, несдобровать.
– Ты бы лучше помолчал, Дакнис! – послышался другой, тихий и настороженный голос, – колдовство у них может и отобрали, да кто их знает, что ещё они могут.
– Если бы могли, – продолжил первый голос жизнерадостно, – то уже бы сделали! А так – они ничем не лучше нас с тобой!
– Всё равно, помолчи! – настаивал второй голос, – у меня от твоей болтовни голова разболелась.
– Было бы чему там болеть! – ответил первый, но всё же оказал всем присутствующим милость умолкнуть.
Попытки объясниться друг с другом ни к чему не привели. По крайней мере, хоть кому-то стало чуточку веселее. Да что там чуточку, хохотали все.
Волей не волей, нам пришлось молча обдумывать сложившуюся ситуацию.
Думалось плохо. Мало того, что условия были совсем не подходящие, так ещё и стойкий запах сырости и плесени стоял вокруг. Но что самое неприятное – это капли воды, что мерно отсчитывали моё терпенье в полной тишине.
Через какое-то время мы обнаружили, что возможность говорить возвращается, но большой радости от этого не испытали. Заклятья не работали, сила слов тухла, как мы не пытались. Мы снова попали в особое место. Место для таких, как мы.
Вдруг дверь в нашу темницу открылась и по лестнице послышались тяжёлые шаги. Шагающих было двое, один из них тяжело дышал.
Через минуту у нашей двери стояла знакомая нам пара мерзавцев. Придворный маг и казначей. Лицо второго было красным, словно бы он пробежал сюда с сундуком на спине. Глаза впились в меня, а потом в Зельборна. Оба молчали.
Ну что ж, тогда мне есть что сказать.
– Какого дьявола происходит, хотела бы я знать?! – выкрикнула я так, что порыв ветра подхватил мой голос и ударился о две стоящие напротив фигуры.
Это не была магия в полном смысле этого слова, скорее ценный навык, который ни раз давал понять, кто тут главный. Зельборн обычно лишь демонстративно смеётся, ссылаясь на то, что из меня вышел бы не плохой полководец, или певица. Но я-то знаю, как резонирует с моим голосом тело того, на кого он направлен. И если я желаю посеять ужас, я его посею.
Фигуры по той стороне решётки вжались в себя и друг в друга, но, к несчастью, лишь на миг. Первым оправился Нэнтрикс.
– Не тратьте свои силы, госпожа Анимара. – самообладание вернулось к нему в полной мере. – Лучше позаботьтесь о своей душе, покуда у вас есть на это время.
– Моё время, – отрезала я, – не ваше дело.
– Ошибаетесь, – вдруг раздался голос казначея. – Теперь это и наше дело.
От этих слов я вздрогнула.
Тормизиан был одет в широкую тёмно-синюю рубаху и мешковатые жёлтые штаны.
– Что вы имеете в виду? – подал голос Зельборн.
– В нашем городе, – проговорил Нэнтрикс, – равно как и в других, не очень-то жалуют магов. А магов-воров – тем более. И раз уж так вышло, что вы оба являетесь представителями и той, и другой стороны, то расплата за ваши замыслы не заставит себя ждать.
– Какие такие замыслы? – крикнул Зельборн.
– Мне известно всё, некромант, – спокойный голос придворного мага не заставлял сомневаться в сказанном.
– Но ведь мы ничего дурного не сделали! – воскликнула я.
Я чувствовала, как отчаяние потихоньку поднимается из моего нутра, пробивая себе путь через броню невозмутимости.
– Уж не хотите ли вы, чтобы мы доказывали вашу причастность к заговору? – лицо Нэнтрикса выразило удивление. – Нет-нет. Скорее это вы должны доказать обратное. Сможете ли вы сделать это?
– Как, бездна тебя побери, мы можем доказать тебе хоть что-то, – яростно возразил Зельборн, – если мы заперты за решёткой?!
– Не знаю, – развёл руками Нэнтрикс. – Это выходит за пределы моих возможностей. Да и пришел я сюда не за этим.
– Позвольте мне, ваша милость! – вскричал казначей, дёргая мага за жёлтую мантию, словно ребёнок.
Придворный маг небрежно махнул рукой в знак согласия.
– За покушение на казну Гонкоралла, – торжественно объявил казначей, расплываясь в недоброй улыбке на толстом лице, – вы признаётесь виновными и будете казнены послезавтра, на рассвете.
В тяжёлой тишине откуда-то из глубин тюрьмы раздался удивлённый присвист. Казначей огляделся.
– Кого там ещё казнить завтра? – грозно проговорил он.
Добровольцев не нашлось.
– Послушайте, – Нэнтрик вдруг наклонился к казначею и зашептал, но его слова всё же не укрылись от моего чуткого уха. – Я полагаю, что казнить этих двоих – слишком уж суровая плата за их нечестивые замыслы. Я по-прежнему настаиваю на более гуманном способе порицания. Побить палками, кнутами, заставить работать, в конце концов. Но отнимать жизнь – это, пожалуй, слишком. Подумайте об этом.
– Благодарю вас, – резко ответил казначей, – ваша милость. Но раз уж их грязные мысли простирались над обителью моего ремесла, то и конечное слово будет за мной.
– Да, – согласился Нэнтрикс, отшатываясь от казначея, – это так. И всё же…
– Я не милую тех, кто желает обвести вокруг пальца как самого короля, так и самого меня, – горячо возразил Тормизиан и топнул для пущей убедительности. Вышло довольно глупо, по-детски.
Придворный маг покачал головой.
– Но ведь мы ничего не сделали! – выкрикнула я, пытаясь воззвать к совести хоть кого-нибудь из этих двоих.
– Если бы вам это удалось, – заверил нас Нэнтрикс, как бы в знак утешения, – тогда вас бы казнили не меньше трёх раз к ряду. А так только один.
– О, Боги! – выдохнул Зельборн.
Нэнтрикс развёл руками и направился к выходу. Казначей бросил победный взгляд и засеменил следом.
Дверь захлопнулась, оставив нас без какой-либо надежды на спасенье.
“Сапожник, без сапог. Так иногда называла меня
Анимара. Что ж, мои сапоги почти готовы”
Что ж, через один день нас казнят. Я наконец-то смогу почувствовать всё то, что чувствовали мои жертвы, когда им оставалось жить считанные минуты. И что теперь до тех лет, что я так тщательно собирал всё это время?
Анимара сохраняла спокойствие, её лицо нисколько не выдавало каких-либо признаков тревоги.
– Тебе страшно? – спросил я, пытаясь сохранить спокойствие.
– Да, – прошептала она. – Но больше всего мне страшно за тебя.
– О, – вспомнил я, – ты решила подбодрить меня лучшим из миров, в который попадёшь ты, и худшим, где окажусь я?
– Как так получилось, Зельборн? – она горестно покачала головой. – Нам не хватило всего одного дня! Всего одного!
– До чего паршивое место, – констатировал я, – я даже не могу обратиться к духам!
– А вот это можно приписать к плюсам, – заметила колдунья. – Ещё не хватало смотреть на твоё отсутствующее состояние! Вот повесят тебя, так отсутствуй, сколько душе угодно, а теперь и думать забудь!
– Я хотел обратиться за помощью! – развёл руками я.
– Толку от твоих обращений, как покойнику отвар целебный! – фыркнула она.
Я не стал спорить. Если не считать недавнего случая, духи никогда мне не помогали.
– Если нам суждено умереть так скоро, – продолжила Анимара, – я хочу встретить смерть рядом с тобой. И успеть наглядеться на тебя напоследок.
Эти слова тронули меня, и вся безжалостность нашего положения навалились на меня разом.
– Мне будет не хватать твоих глаз, – я посмотрел на неё, сдерживая вдруг подступивший ком в горле, – и твоих рук.
– А что, всё остальное во мне уже окончательно надоело? – спросила она.
Я не ответил. Вместо этого я подошёл и обнял её покрепче. Стойкий аромат трав и свежести вдруг коснулся меня.
– И этого запаха… – пробормотал я.
– Насчёт запаха, – раздался хриплый голос из глубин, – это ты зря.
На ужин принесли кашу, при виде которой возникало ощущение, что её ели уже не первый раз. Впрочем, на вкус она была не такой уж и дрянной. Мы с горечью вспоминали дары Винранта. Что бы он сказал, вкусив такую кулинарную мерзость?
Спасть не хотелось и мы долго не могли уснуть. То, на чём нам предлагалось спать – было ничем иным, как надругательством над плотницким ремеслом. Словно напоминание, как быть никогда не должно, это худощавое чудо стояло в углу нашего узилища. Грубо сколоченные много веков назад доски, едва ли удостоившиеся обработки, сверху были услужливо покрыты соломой, на которой лежала дырявая простыня. Спасибо и на этом.
Всю ночь Анимара жалась ко мне и сквозь сон просила закрыть окно. А я, словно безмозглая марионетка, вставал и замирал на месте, вспоминая, когда это мы выложили наши стены камнем.
Всё утро мы проспали, иногда просыпаясь от разговоров и резкого хохота других узников.
Когда же наступило время завтрака, нам пришлось проснуться. Под такой шум, как раздача еды просто невозможно было спать. На этот раз каша была другая, но её склизкая консистенция и преступная пресность была на том же низком уровне.
Мы всё же решили не пренебрегать едой, особенно если учесть, что кроме этого, у нас будет ещё всего пару приёмов пищи. Может быть, даже один. Брать сил больше неоткуда. Я ел, закрывая глаза, Анимара зажимала себе нос.
– Кого вывернет, – предупредила она, – тот и слабак!
Минуты напряжённого поглощения пищи и поглядывания друг на друга начались.
– Ах, – вдруг раздался голос из недр тюрьмы, сопровождаемый отчётливыми звуками поражения.
– Проклятье! Я, кажется, проиграл! – заключил голос.
Вечер близился со всей своей неотвратимостью. Мы сидели на кровати в обнимку и молчали.
– Должно быть сейчас, – шептала Анимара, – Фолин уже подготавливает карету. Совсем скоро он будет ждать нас, но мы не придём. Ни сегодня, ни завтра. Уже никогда.
– Винрант огорчится, когда узнает, что произошло, – согласился я. – Но теперь даже он не мог бы нам помочь.
Обычно минуты за решёткой текут медленно, но сегодня время шло очень быстро. И всё потому, что оно было заодно с Гонкораллом. Оно хотело, чтобы нас как можно скорее не стало. Мы задержались на этом свете, и этот город хотел исправить это.
Вечер подступал, дождь за решётчатым окном скорбел о наших не сбывшихся планах.
Молодой надзиратель в очередной раз делал обход. Из тёмных дебрей мыслей меня вывел тихий шепот Анимары.
– Зельборн, смотри!
Она тайком показала пальцем на надзирателя. Это был молодой парень, лет двадцати пяти, крепкий, в кожаных доспехах и каске, при оружии. Он проходил мимо, и ничего странного в этом я не видел. Ничего, кроме его походки. Он шёл, словно бы немного пружиня, как будто камешек попал в его сапог, а то и в оба, и тот причинял ему боль.
Вдруг в невесёлой тишине раздался нетипичный для этих мест звук. Громкий и заливистый, словно песнь весенней дикой птицы. Этот звук ни с чем нельзя было спутать – именно так падает бронзовый ключ на каменный пол. И вместо того, чтобы кинуться за ключом, надзиратель пошёл дальше.
– Он что, оглох? – удивился.
– Хватай ключ! – зашипела на меня Анимара.
Я быстро оказался у самой двери, лёг на пол и вытянул руку. Без толку! Ключ был на добрую руку дальше от меня. Если бы я только мог воспользоваться своей магией, то может быть и смог бы найти поблизости хоть одну крысу…
– Не достать! – горестно прошептал я в ответ.
Словно косточка перед мордой голодной собаки, что сидит на цепи.
Но тут надзиратель остановился и резко развернулся. Я отпрянул, сделав вид, что вовсе не пытался достать ключ, а просто сижу рядом с дверью. Вероятно, по неопытности, тот не сразу сообразил какого рода звук он только что услышал.
Он пошёл обратно, что-то бормоча себе под нос.
– Нужны ведь бумаги! – говорил он, задумчиво глядя перед собой.
Его нога задела ключ и тот откатился в нашу сторону.
– Ах, нет! – снова пробормотал надзиратель, – Бумаги ведь наверху!
И он развернулся и быстро зашагал прочь, а ключ так и остался тускло поблёскивать рядом.
Как только дверь закрылась, я схватил ключ и тут же вставил его в замочную скважину.
Ключ подошёл к замку. Я повернул его три раза. Раздались три громких щелчка. Я толкнул дверь и та отворилась.
Я обернулся на Анимару, та хмуро смотрела на меня, вероятно, не веря в происходящее.
– Что всё это значит? – тихо прошептал я.
– Не знаю, – ответила она, – но мне это не нравится.
– Хотел бы я знать, – парировал я, – что тебе вообще нравится! Давай, следуй за мной.
Она словно бы очнулась, и крадучись, мы вышли из ненавистной тюремной комнаты.