Сергей Быльцов
Эней. Боги и герои Древней Греции
52. Ахилл, опустошая окрестности Трои, преследует Энея
Стены Трои оказались неприступными: они были слишком высокими для лестниц и обычных осадных башен, слишком мощными для таранов, и слишком гладкими, огромные камни были очень плотно, без выступов пригнаны друг к другу. Ахейскими вождями и советниками было принято обычное при осаде хорошо укрепленных городов решение: постоянными набегами разорять окрестные селения, захватывать все ценное, а также домашних животных и другие припасы и, конечно, женщин без которых и воинам по ночам плохо спалось. Мужчин, которые были способны носить оружие, обычно убивали. Многие целыми семьями бежали из окрестных городков и поселков, чтобы укрыться за мощными стенами Илиона, и это было на руку осаждавшим – в городе быстрее расходовались продовольственные запасы.
Фукидид рассказывает, что из-за трудностей снабжения ахейцы выступили в поход с меньшими силами, именно с такими, какие они надеялись прокормить войной из местных источников. Когда же по прибытии ахейцы одержали победу в сражении, то даже и тогда они не использовали для войны все свое войско, но трудности в добывании пищи заставили их заняться грабежами.
Больше всех в этом преуспел сын морской богини Фетиды Ахилл. На острове Тенедосе, царем которого был Тенес, сын Кикна и Проклии могучий Пелид убил Тенеса, хоть Фетида строго наказала ему ни в коем случае не убивать Тена, любимого Аполлоном. Она узнала от искусного в прорицаньях Протея, что после того, как Ахилл убьет Тенеса, сына лучезарного Феба, он сам будет обречен умереть от стрелы, пущенной смертным, но направленной ему в уязвимую пятку божественной рукой Стреловержца.
Затем Ахилл расправился с Кикном (лебедь), тело которого отец Посейдон сделал неуязвимым для любого оружия. Долго сын Фетиды сделать ничего не мог в битве с Кикном, который над ним даже издевался, говоря, что он все равно уйдет от Ахилла невредимым потому, что он сын не какой-то там Нереиды, а над всем морем Владыки. И тогда в сердце Ахилла вспыхнул приступ исступленного бешенства, свойственный всем великим героям, ведь в бою, благодаря бешеной ярости воителя, истинный герой становится совершенно бесстрашным, нечувствительным к боли и потому неуязвимым для врага. В неистовой ярости, подстрекаемый Лиссой безумной, шумно тогда Эакид с колесницы высокой вскочил и сверкающим молнии подобно мечом спокойно стоящего Кикна с маху разит много раз, ни малейшей не дает ему передышки. От страха Кикн попятился и упал. Ахилл навалился на него с огромной силою щитом и коленами грудь ему придавил и шлема стянул крепкие ремни, которые, охватив подбородок, горло Кикна сдавили, лишив дыхания, и вскоре от задушенного бренного тела с изумленным криком бессмертная душа отлетела.
Аполлодор говорит, что варвары, увидев Кикна мертвым, в страхе кинулись бежать в город, а эллины преследовали их, и равнина покрылась трупами. Заперев троянцев в городе, обнесенном высокой стеной, греки продолжали его осаждать. Варвары соблюдали осторожность, но Ахиллес подстерег из засады юного сына Приама Троила и убил его в храме Аполлона Тимбрейского.
Затем Ахилл пленил Ликаона, одного из сыновей Дарданида Приама от наложницы Лаофои, о чем рассказал Гомер в «Илиаде»: В отцовском саду захватив, Ахиллес увел Ликаона в плен против воли, ночью внезапно напав, когда тот у смоковницы медью острой ветки срезал молодые для ручек своей колесницы. Здесь-то нежданной бедою ему Ахиллес и явился. Продал его он тогда на прекрасно обстроенный Лемнос, морем пославши туда: был куплен он сыном русокудрого Ясона Эвнеем. Выкупил там Гетион его, гость и друг его давний, имбросец, плату большую отдав за него, и отправил в Арисбу. Скоро сбежав оттуда, в отеческий дом он вернулся, вместе с милыми сердцу друзьями одиннадцать дней веселился он духом, что Лемнос покинул.
Говорят, Ликаон тогда, как обещал, сотней отборных быков откупился и домой вернулся из плена на острове бога Гефеста, где был пленником – гостем у Ахиллеса, а не рабом. Сотня быков, даже и не отборных, это было огромное богатство, особенно для греческих воинов, испытывавших во время похода на Трою большие трудности со снабжением и больше всего с продовольствием – ведь питаться сотне тысяч здоровых мужей надо было каждый день и желательно не один раз.
Когда храбрейший ахейский воин Ахилл, опустошая окрестности Трои, добрался до горы Иды, он попытался захватить там стада Энея, но тот благоразумно бежал. Ахиллес, перебив пастухов вместе с Местором, сыном Приама, угнал много коров.
Дион Хрисостом говорит, что, выскочив из засады, Ахилл Энея застал врасплох и едва не убил его на Иде и многих других подстерег в чистом поле, а из крепостиц разорял те, что плохо охранялись. Ахейцам ведь так и не удалось установить свое господство над округою, за исключением той, где было их стойбище.
Сам Эней так рассказывает о том, как Ахилл согнал копьем его острым с лесистого склона Иды:
– Тогда я еще не воевал против ахейцев. Плохо Агамемнон наладил снабжение продовольствием своего войска, и его воины в первые девять лет войны больше грабили всех вокруг Илиона, чем воевали. И вот однажды на моих коров неожиданно нагрянул сам Ахиллес во главе своих доблестных мирмидонцев, он тогда совсем разорил Лирнесс и Педас. Со мной было всего несколько охранников и пастухов, и мы не могли оказать сыну морской богини Фетиды достойного сопротивления. Но послал мне спасенье сам Зевс, из населяющих высокое небо богов величайший, у меня возбудив и силы, и быстрые ноги. Иначе от страшных рук безумного в бою Ахиллеса я бы точно погиб, ведь ему все время могучая помогала Афина: шла Паллада в полном вооружении со своим огромным копьем пред ним и верную победу ему несла, побуждая его пикой медной избивать и троян, и союзников их верных.
Некоторые говорят, что Эней тогда сумел убежать от быстроногого Ахиллеса не потому, что Зевс Сотер (спаситель) возбудил его быстрые ноги, а потому, что у него были Тросовы кони, которые очень быстро умеют по равнине мчаться равно и в погоне за врагом, и в бегстве, спасаясь. Этих божественных коней Трос получил от Кронида в утешение за похищенного им красавца отрока Ганимеда, тросова сына. Правда не ясно, где были божественные кони самого Ахилла, Балий и Ксанф, которые были не только говорящими, но и самыми быстрыми.
53. Обиженный Ахилл оставляет сражения, и выдвигается Диомед
Агамемнон обесчестил Хриса-жреца Аполлона, когда тот к кораблям ахейцев явился, чтоб из позорного плена вызволить свою дочь Астиному, при этом, он за нее предложил достойнейший выкуп. Все ахейцы, услышавшие мольбу жреца Аполлона, изъявили свое согласие криком всеобщим честь ему оказать и принять за освобождение дочери выкуп достойный. Однако вождю всего войска Агамемнону было не по сердцу такое решение. Отданная ему Хрисеида успела уже в его сердце и членах разжечь настоящий любовный пожар, и потому жреца он прогнал. Затрепетал старый жрец и, царскому послушный приказу, опустив низко седую голову, молча побрел по прибрежному песку, прося защиты у Феба. Быстро с мощных вершин олимпийских губительный Феб снизошел и, сев никому из смертных незримый пред ахейскими кораблями, Феб Гекатебол (Метатель стрел) тугую тетиву натянул; страшно серебряный лук загудел под его гневной рукой. Лошадей начал сперва и резвых собак поражать он, как бы давая время задуматься людям, смерти причастным. После того, как люди не вняли предупреждению бога, и в мужей посыпались скорбь несущие людям его смертоносные стрелы. И скоро очистительное пламя множественных костров погребальных запылало по всему корабельному стану ахейцев. Тогда прорицатель Калхант, заручившись поддержкой Ахилла, изрек, что ахейцы гибнут от мора и от стрел Дальновержца за то, что сильно обидел Хриса, жреца его Агамемнон. Старший Атрид согласился возвратить Хрисеиду, но в обмен отобрал Брисеиду у Ахиллеса. Сын богини, впав в неистовый гнев, жестоко поссорился с унизившим его Агамемноном и обиделся на других ахейских вождей, хранивших молчание во время той ссоры.
Ахилл клятвенно пригрозил, что не будет больше сражаться до тех пор, пока Гектор не начнет жечь корабли и не придет к мирмидонскому корабельному стану.
Некоторые говорят, что истинным соперником Ахилла в завоевании славы был не могущественный Агамемнон и тем более не другие ахейцы, а доблестью гордый Тидид Диомед. Это самый мужественный и храбрый воин среди ахейцев, если не считать самого сына Пелея, хотя иногда он превосходил и его. Ахилл и Диомед никогда не сражались в одном месте одновременно и потому их иногда называли не только соперниками, но и двойниками.
В отсутствие оставившего сражения Пелида Афина решила усилить и без того могучего Диомеда, которому ее покровительство сначала досталось по наследству от отца – героя первой фиванской войны Тидея, а потом Паллада и самого полюбила Тидида. Как ни пламенно прежде пылал он с врагами сражаться, ныне втрое у него увеличилась храбрость и сила. Он стал как мощный лев, легко раненый пастухом, еще больше силы свирепой в нем пробудилось, и пастух, его отразить не надеясь, укрыться за стенами дома спешит. Мечутся сирые овцы, беспорядочно по овчарне толпятся, наталкиваясь друг на друга, а лев, легким ранением распаленный, врывается к ним, перепрыгнув через ограду и начинает без счета их истреблять.
Так Диомед распаленный Афиной мощно врывался в фаланги троянцев и истреблял их без счета.
54. Диомед ранит Энея
Видел не однажды могучий Эней, как троянцев безжалостно Диомед умертвляет. Наконец, благоразумный Анхисид решил положить конец диомедовой аристии (подвиги). Быстро пошел он сквозь гремящую сечу, сквозь гудящие копья и свистящие стрелы, но не к Тидиду сын улыбколюбивой Киприды спешил, а к Пандару, лучнику, самому Стреловержцу подобному. Найдя Пандара, Эней, подняв красивые брови и улыбнувшись, не обнажая зубов, такое сказал ему слово:
– Милый Пандар, ведь ты лучник от бога! Руки искусные к Зевесу воздень и пусти-ка стрелу свою в того мужа могучего, который так много смертей принес ратям троянским, и многим, и самым сильным расслабил колени.
– Муж тот могучий – Тидей. Щит я его узнаю и шлем дыроокий, вижу его лошадей. Я ведь в него уж стрелял и в плечо правое ранил, но его не сразил, а только сильней раззадорил!
Это известие не охладило Энея, и он предложил:
– Давай на конях выступим оба Тидиду навстречу и на нем испробуем наше оружье.
И лучник Пандар с могучим Энеем вскачь на Диомеда пустили своих коней.
Только увидел Пандара Сфенел, блистательный сын Капанея, самого дерзкого из Семи героев, пошедших на Фивы, – немедля к Тидееву сыну слова он крылатые устремляет:
– Храбрый Тидид Диомед, о мой друг драгоценный! Вижу могучих мужей, летящих к нам на конях биться с тобою! Мощь их неизмерима: один – прославленный лучник Пандар, гордящийся тем, что бесстрашным рожден Ликаоном. С ним же рядом стоит в колеснице Эней, родитель его добродушный Анхис, а мать – Афродита богиня. Взойди же скорей в колесницу и вспять быстро мы уклонимся. Так бросаясь сражаться в самых передних фалангах, жизнь свою скоро погубишь!
Грозно взглянув на него, ответил с осужденьем суровым Диомед многомощный:
– Смокни! Не говори мне об уклоненье от битвы, к нему ты меня не приклонишь. Я тебе не Ахилл, который, хоть и считается самым храбрейшим, но сидит вдали от сраженья в безопасном шатре и на трофейной форминге песни о героях бряцает. Не в породе моей, чтоб я отступил среди боя или спрятался от сражений, охваченный трепетом: крепка еще моя сила! Мне даже лень всходить в колесницу; навстречу обоим пешим пойду. Обоих этих мужей назад быстроногие кони отсюда не унесут в Илион, – и один-то едва ли спасется, говорю я тебе. Если Афиною мне будет дарована слава жизни лишить их обоих – ты коней наших здесь удержи, вокруг поручней обмотав крепкие вожжи. Сам же вперед устремись, о конях помышляя Энея, и от троянцев гони их к ахейцам в стан корабельный. Кони те из породы, что когда-то Зевес Громовержец Тросу дал, как выкуп, за сына его Ганимеда, – они превосходят всех коней, живущих под луной и под солнцем. Тайно Анхис от коней этих племя похитил, к ним кобылиц подослав, украдкой от Лаомедонта. Шесть жеребят у него родилось приплода в конюшне. Сам четырех у себя он оставил и кормит из яслей, сыну Энею отдал двух коней, разносящих ужас в сраженьях и, если мы коней тех захватим, стяжаем великую славу.
Пока Диомед и Сфенел меж собою взаимно вещали, к ним примчались враги, погоняя своих особенных лошадей быстроногих. Первым крикнул многомощному сыну Тидея блистательный сын Ликаона:
– Диомед, духом могучий! Вижу, что не смирен ты моей пернатой стрелой. Сейчас попытаюсь это сделать копьем, им вернее уметить!
Так сказав, мощно Пандар бросил в Диомеда копье, и все кожи щита пронзило его острое жало, и со звоном ударилось в латы. Радостно смеясь, громко воскликнул Диомеду блистательный сын Ликаона:
– Ранен ты в пах, и насквозь! Уж теперь, я надеюсь, недолго ты сможешь держаться, и будет мне, наконец, дарована Мойрой великая слава!
С едкой улыбкой, надменно ответил ему Диомед многомощный:
– Нет, ошибаешься! Празден удар твой! Но вы, я надеюсь, оба прежде едва ль отдохнете, пока один из вас здесь надолго не ляжет и кровью своею не насытит неистового бога Арея.
Так горделиво сказал Диомед и быстро метнул копье свое бурное, которое Афина, незримая всем, направила Пандару прямо в смеющийся рот. Наконечник копья, белые зубы разбив, язык в горло воткнул и замер в затылке. Рухнул с колесницы Пандар, подобно высокой сосне, срубленной дровосеком, и доспехи падшего в прах в последний раз загремели. Дернулись быстрые Тросовы кони, когда бесплотная Пандара душа с неистовым криком излетела из бренного тела.
Спрыгнул на землю Эней со щитом и с огромною пикой, боясь, что пандарово тело похитят ахейцы. Он возле трупа ходить стал, словно лев, своим могуществом гордый, пику вперед выставлял и криком ужасным убить угрожал любого, кто б не приблизился.
Однако доблестный Диомед ничьих угроз не боялся, он схватил камень огромный, какой не подняли бы и двое ныне живущих сильных людей, а он один размахнулся и бросил. Камень попал Энею в бедро, где кость раздробил и сухожилия разорвал.
Эней пал на колено, опираясь о землю рукой, и в глазах его черная ночь проступила, и две Керы, демоницы кровавые смерти в предвкушении верной поживы с неистовыми воплями над ним закружились.
55. Диомед ранит Афродиту
Тут бы погиб неизбежно Эней, если б внимательно за сыном не следила Киприда, когда-то породившая его с юным Анхисом, стадо на горе Иде пасущим.
Появившаяся неизвестно откуда никому не видимая Афина язвительно проговорила Пафийке, выпучив надменно глаза:
– Если в сражении с Диомедом, Энея ты решишь живым из боя кровавого вырвать, то на себя милая обижайся! Мало ли здесь сыновей, от бессмертных рожденных, под Троей дерется, и всех этих богов страшно ты разозлишь, если позволишь сделать себе то, что никому не позволено, даже всемогущему Зевсу.
Испугавшаяся за Энея Афродита не обратила внимания на слова Афины Паллады. Белые руки вокруг милого сына обвив, Пестроузорный Пояс пред ним распростерла, защищая от копий и стрел, чтоб какой-нибудь конник данайский, грудь ему не пронзил и души у него не исторгнул.
Сфенел между тем не забыл приказаний, данных ему Диомедом: своих лошадей он поставил подальше от схватки и, вожжи к поручню привязав, бросился быстро к коням быстроногим героя Энея. Этих чудных коней он отогнал от троян поближе к ахейцам и передал Деипилу, другу, с которым в мыслях всех ближе сходился, чтобы в стан корабельный коней отогнал он. Затем Сфенел вновь на свою колесницу взошел и, схватив блестящие вожжи, быстро погнал коней к Диомеду.
Сын же Тидея в это время златую Киприду преследовал гибельной медью: знал он прекрасно, что она не от мощных богинь, что присутствуют в битвах, таких, как неистовая Энио, города разносящая в прах или Афина еще более могучая.
Прорвавшись сквозь толпы густые, Диомед дерзновенный Пафийку догнал и острой медью ударил ей по нежной руке, которая сына раненного держала и Пестроузорным поясом не была защищена. Пеплос вешний, нетленный, самими Харитами тканный, наконечник медный прорвал и около кисти в руку вошел. Ручьем заструился бессмертный ихор у богини, – влага голубая, которая в жилах течет у богов всеблаженных: хлеба они не едят, не вкушают вина, потому-то крови и нет в них, и люди бессмертными их называют.
Вскрикнула от боли громко богиня красоты и любви и выронила из объятий милого сына на землю. Тут по воле никогда не дремлющей Мойры Лахесис рядом оказался Летоид, и на руки быстро лучезарный бог подхватил сына Киприды и облаком черным закрыл, чтоб никто ничего не увидел.
Разгоряченный погоней громко Тидид закричал Афродите:
– Скройся, Пафийка коварная! Удались подальше от боя! Или мало тебе, что бессильных ты жен обольщаешь? Хочешь еще и в битвы мешаться? Теперь, я полагаю, в ужас битва тебя приведет, лишь только услышишь ее шум издалека!
Не отвечая, удалилась фиалковенчанная богиня, вне себя от мучительного страданья. Глубокая скорбь ее прелестное лицо омрачило, и задрожало ее прекрасное тело.
Тут быстроногая появилась Ирида и Киприду повела из сраженья, под руку заботливо подхватив. Совсем близко от пылающей битвы нашли они буйного бога Ареса. Он сидел, привязав лошадей и копье прислонив к низкому темному облаку. Пала не улыбающаяся Афродита на колени пред бывшим супругом и стала умолять его одолжить ей его бессмертных коней, рожденных Эринией Аллекто от бородатого ветра Борея:
– Дай мне на время твоих лошадей, помоги мне, Арес дорогой мой, чтобы могла я достигнуть Олимпа, где божественный есть врачеватель. Слишком я сильно страдаю от раны, Диомедом мне нанесенной, дерзким сыном Тидея, который готов и с самим Зевсом сразиться.
Молча Apec уступил ей своих черных коней и, сердцем милым печалясь, она взошла в его колесницу. С ней поднялась и богиня Ирида и, вожжи забрав, Арея коней огнедышащих хлестнула бичом, и как ветер полетели послушные кони. Быстро достигли они нетленного жилища богов на мощных высях Олимпа. Там удержала коней ветроногая вестница Геры и, отрешив от ярма, им амбросии бросила в пищу, а Киприда для излечения поспешила к Пеану.
56. Феб просит Арея изгнать Диомеда из боя
Тидид между тем порывался к Энею, хоть и догадывался, что сам мощный Летоид свою руку могучую над ним простирает. Разгоряченный боем, он не страшился и бога такого великого. Рвался всем своим существом смерти Энея предать и доспех его славный похитить. Трижды бросался Тидид, умертвить, порываясь Энея, и трижды в блистающий щит слегка Летоид ударял Диомеда. Однако, когда и в четвертый раз Тидид бурно к нему устремился, голосом страшным ему загремел Дальновержец:
– В разум приди, нечестивец! Отступи и даже не помышляй равняться с богами, сын дерзкий Тидеев! Никогда подобными не окажутся племя вечных богов и племя людей, для смерти рожденных. Отпрыск смертной не достигнет мощных высей Олимпа! Трепещи перед гневом бессмертных!
Диомед огляделся вокруг, надеясь узреть Афину-Палладу, но нигде не увидел могучей дочери Зевса. Тут сын Тидея по – настоящему испугался, как не пугался в жизни еще никогда. Он подумал, что ему сейчас придется с могучим Летоидом биться, если не из-за Энея, то из-за ранения им Афродиты. Тут же назад быстро отступил Диомед, гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Аполлон же Энея, из схватки яростной вынес и в храме прекрасном своем положил, в крепкостенном Пергаме священном для Трои. Сыну Анхиса и милоулыбчивой Афродиты в великом святилище том возвратила мощь и пригожесть титанида Лето, самая кроткая на Олимпе богиня вместе с сыном своим Пеаном – непревзойденным врачом и целителем олимпийских богов.
После того, как вместе с матерью Энея исцелил, Пеан создал обманчивый призрак, обликом схожий с Энеем и точно в таких же доспехах. Около призрака фаланги сошлись троян и ахейцев и разбивали друг другу ударами кожи воловьи круглых тяжелых щитов и легких щитков окрыленных.
Сам же Феб обратился к Аресу, свирепому богу неистовой кровавой войны:
– Внемли мне, Эниалий, нашего Олимпа оплот и земных твердынь сокрушитель! Не сгонишь ли с поля боя ты этого мужа спесивого, сына Тидея, который дерзко готов и с Олимпийцем сразиться? Прежде, как ты сам видел, когда своих коней Киприде давал, он ей руку поранил у кисти, после и против меня устремился, будто он тоже бессмертный.
Не дождавшись ответа, Пифиец оставил Арея и воссел на одной из самых высоких горных вершин древнего Пергама, ибо знал он прекрасно, что последует дальше.
Некоторые удивляются – почему олимпиец могучий, одно из прозвищ которого было Улей (Убийца), не убил сам Диомеда, а лишь трижды ударял его в щит, а потом, как слабосильный, к Арею за помощью обратился? Другие же не удивляются и это так объясняют: Дельфиец, как бог-прорицатель, отлично знал, какую смерть предуготовила непреложная Мойра Лахесис для Диомеда и не пытался спорить с Могучей Судьбой и изменять ее предначертанье. К Аресу же Феб обратился еще и коварно (так он делал нередко), ибо ведал, что дерзкий герой поразит бессмертную плоть нелюбимого брата и заставит его тяжко страдать.
