Сергей Быльцов
Эней. Боги и герои Древней Греции
43. Зевс по совету Метиды решает зажечь Афродиту желанием взойти к человеку на ложе [8]
Гесиод, держа в руке жезл из зеленого лавра, вдохновенно поет, как к племени вечных блаженных богов отправилась после рождения тотчас богиня красоты и любви Афродита, из нетленной пены возникшая. Эрос сопутствовал деве, и следовал за ней Гимер прекрасный. С самого было начала дано ей в удел и владенье между земными людьми и богами бессмертными вот что: девичий шепот любовный, улыбки, и смех, и обманы, сладкая нега любви и пьянящая радость объятий.
Поэтому склонились небожители перед дивной красотой и пред мощью любви Афродиты, и только трое из племени остальных 13 олимпийских богов и богинь остались безучастны к фиалковенчанной, улыбколюбивой богине. Это мудрая Афина, чье сердце было отдано брани и ремеслам, стрелолюбивая Артемида, чей удел был – охота на диких зверей и скромная Гестия, чье дело – семейный очаг.
Так же в гомеровском гимне поется о делах многозлатной Киприды! Сладкое в душах богов вожделенье она пробудила, власти своей племена подчинила людей земнородных. Всем одинаково близко сердцам, что творит Киферея. Только троих ни склонить, ни увлечь Афродита не в силах: Дочерей Зевса-владыки Афины и Артемиды, и сестры его скромной Гестии, девы безбрачной.
Зевс-Молнелюбец и тот обольщаем бывал не однажды, – он, величайший из всех, царь богов! Разум мощный вскружив, без труда и его Афродита – стоило лишь пожелать ей – сводила со смертной женою и забывать заставляла о Гере, милой сестре и супруге, между бессмертных богинь выдающейся видом прекрасным и духом чрезмерно ревнивым.
Разумеется, блаженные боги не были против дел Афродиты, но им не нравилось подчинение богине любви, особенно царю богов Зевсу. Поэтому Громовержец решил и саму Афродиту зажечь сладострастным желаньем ласк человеческих, чтоб и она взошла к человеку на ложе, чтобы нельзя уже было хвалиться пред богами любящей смех Афродите, как она с женами сводит земными богов, и сыновей для бессмертных богов они смертных рождают.
Некоторые говорят, что Владыка Олимпа действовал по велению непреложной Мойры Лахесис, которой был необходим герой, рожденный Афродитой от смертного. Этому герою старая лишь обликом Ткачиха соткала стать предком Ромула и Рема – основателей вечного города Рима, которому была отведена важная роль в истории всего человечества.
Браки между смертными и богинями были очень редки и всегда унизительны для бессмертных супруг, их известно всего три, и всякий раз богини сопротивлялись, как только могли. Дочь Афродиты от Ареса богиня согласия Гармония ни за что не хотела выходить замуж за героя Кадма, и Киприда смогла ее уговорить лишь с помощью своего Пестроузорного Пояса и богини убеждения Пейто. Плеяда Меропа отчаянно сопротивлялась браку с хитроумным героем Сисифом, а потом после помещения Плеяд на небо Меропа стала самой тусклой и незаметной звездой в астеризме, ибо стыдилась, что она единственная из сестер имела смертного мужа. Третьей богиней, возлегшей со смертным, была Фетида. Пелею по приказу Зевеса было необходимо овладеть Нереидой, причем борьба им предстояла нешуточная, ведь, несмотря на веление Зевса, морская богиня знаться со смертным ни за что не желала. Фетиде пришлось даже воспользоваться врожденным для нее обычным для морских божеств искусством, – свойством свои обличья менять. Птицей быстрой Фетида сделалась, – Пелей тотчас же схватывал птицу; корни пускала в земле, – жених уж на дереве виснул. Когда же она приняла полосатой тигрицы грозной обличье, то сильно устрашенный Эакид разомкнул вокруг тела богини объятье, и смог овладеть ею лишь благодаря вещанью болтливого морского бога Протея:
– Эй, Эакид! Ободрись, ты желанного брака можешь достигнуть! Только лишь любезная твоему сердцу дева уснет, успокоившись в прохладной пещере, путы прочные заранее заготовь, накинь на нее и покрепче свяжи. Да не обманет тебя она никакими обличьями, – жми ее в виде любом, доколь не вернется в свой облик обычный девы и тогда уж овладей ею, как настоящий мужчина.
Гармония, Меропа и Фетида были второстепенные богинями, Афродита же, была могущественной олимпийской богиней, притом самой древней из олимпийского пантеона, в котором были шесть богов III-го и семь – IV-го поколения, она единственная принадлежала к богам II-го поколения.
Поэтому заставить богиню красоты и любви возлечь со смертным было очень не просто, и Зевс, как это он часто делал в особенно трудных случаях, решил посоветоваться со своей первой супругой Океанидой Метидой, с которой у него был юношеский брак. Вскоре от бабки Геи, сочетавшиеся законным браком, Зевс и Метида, узнали оракул, который гласил, что, если Метида родит от Зевса дочь, то она будет очень сильная и мудрая, как отец, если же она родит сына, то он, возмужав, станет сильнее отца и лишит его власти.
Гесиод в «Теогонии» поет, что премудрых детей предназначено было Метиде родить – Деву-Афину сперва, синеокую Тритогенею, равную силой и мудрым советом отцу Громовержцу. После ж Афины еще она могла родить сына – с сердцем сверхмощным, будущего владыку богов и мужей земнородных.
Метида была уже беременной, и Зевс, не подавая жене вида, что он в ужасном расстройстве, целыми днями и даже ночами непрерывно думал, что ему делать, чтоб со своим будущим сверхмощным сыном от бессмертной Метиды войны избежать, которую ему Могучей Судьбой предначертано проиграть. Наконец, Кронида посетило единственно возможное решение, он решил, что лучше всего ему пойти по стопам родителя, глотавшего новорожденных детей и проглотить супругу любимую. Он увлек Метиду на брачное ложе любовными ласками и предложил ей для развлеченья игру – каждый должен был превратиться во что-нибудь малое. Мудрая, но не склонная, как все Титаны к коварствам и обманам, Метида превратилась в муху, и Зевс тут же ее проглотил.
Так юный Зевс, которому еще только предстояло стать Великим, Премудрым и Всемогущим, уже в младые годы мудростью превзошел своего родителя хитроумного Крона, с сердцем жестоким, который, чтобы не лишиться власти, глотал рождавшихся детей. Зевс же проглотил не ребенка, а мать, вместе с еще неродившимся первым ребенком, которым должна была стать девочка.
Вскоре Зевс почувствовал, что бессмертная Метида, приспособившаяся к новой жизни внутри супруга, стала давать ему мудрые советы, и он стал по-настоящему мудрым. Из уст даже проглоченной Метиды исходила справедливость, закон же и милость она на языке носила.
По словам Гесиода, Метида сообщала Зевсу, что зло и что благо.
Когда Владыка блистательных высей Олимпа спросил продолжавшую жить в нем бессмертную Метиду как ему заставить богиню любви возлечь со смертным, ответ был таков:
– Если Эрот захочет, то сам Громовержец, неба владыка, охваченный его пламенем, шею пред ним преклонит. Да, за любимую мать Эрот готов был ополчиться на всех, но, только, если речь не заходит о том, кто из них – он или Афродита самый главный в царстве любви. Тут Эрот становится темным, вселяющим ужас всем, и сердце мощно до самого дна колышет жгучим безумием не только человеку, подвластному смерти, но и богу любому, включая матерь Киприду. Поэтому возбуди в Эроте ревность к власти Киприды над людьми и богами, скажи, что она главнее его и ему не подвластна…
44. Зевс подзадоривает Эрота влюбить мать в смертного
Зевс Промыслитель встретился с отроком Эротом в своем обширном саду, где раньше произрастали всевозможные деревья и растения, а после восшествия на Олимп Диониса, – почти один виноград, который вытеснял их, как сам Вакх вытеснил с мощных высей эфирных скромницу Гестию.
Златокудрый крошка – бог был нагой, без доспехов и не один, а с юнцом Ганимедом, сыном троянского царя Троса и Каллирои, которого некогда Зевс поселил у себя в небе с блаженными бессмертными рядом. Чары красы отрока так тогда Зевса пленили, что, вмиг превратившись в орла, он на мощных крыльях тут же унес троянского царевича с пастбища, где отцовские пас тот стада, на блистательные выси Олимпа. С тех пор, несмотря на вялые протесты ревнивой супруги, отрок стал виночерпием на олимпийских пирах и дивным украшением ложа любвеобильного Зевса.
Благодетельный бог вечной весны, всепобеждающей любви, дающей всему живому новую жизнь по заданию Олимпийца, обучал основам любви приятеля своего виночерпия Ганимеда:
– Милый, чтоб быть достойным зевсова ложа, тебе надо еще учиться и учиться любви. Знаю, что тебе, как и многим другим, очень нравится мать моя Киферея. Конечно, она образец красоты, но, если быть вполне откровенным, то надо отметить, что любовь моей матери Афродиты пошлая, это любовь, которой любят люди ничтожные. Такие люди любят женщин больше ради их тела, чем ради души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее, заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли это. Моя же любовь всякой бывает, в том числе она может быть причастна и к мужскому началу, – это любовь к юношам, она старше и благороднее, и чужда всякой нечестивости или дерзости. Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено высшей доблестью и несравненно большим умом. Это не пошлая, а небесная любовь, она очень ценна и для бессмертных богов, и для земных государств, и для отдельных людей, поскольку требует и от любящего, и от любимого великой заботы о своей нравственности и постоянном самосовершенствовании.
Зевс подозвал к себе Эрота и, пряча в косматой бороде лукавую улыбку, как бы сомневаясь, сказал мальчику, гордому своим игрушечным луком:
– Эрот, ты вот тут обучаешь основам любви отрока Ганимеда, словно сам в любви всемогущий наставник и лучший учитель. А я так думаю, что напрасно говорят, что ты царь любви в нашем сонме богов, и все на Олимпе, кроме Афины, Артемиды и Гестии тебе подвластны. Есть и другие, против которых ты бессилен и наг.
Несмотря на детский облик, лукавство и игривость, Эрот имел непомерно гордое сердце и мог быть и коварным, и мстительным, и очень жестоким. Никому из богов, кроме обожаемой им матери, он не прощал обид и поражал их в сердце своими кипарисовыми стрелками с зазубренными крючками на конце, заставляя страдать и мучиться. Даже с неподвластной ему девой Палладой Эрот порой готов был сразиться и хвастливо говорил, что, стоит ему захотеть и Паллада огонь его жгучий почует, признает могучую силу его и, копье свое отбросив, возляжет к мужчине на брачное ложе.
Бог идалийский крылатый засмеялся надменно, и Зевсу стало смешно – так выглядела нелепо его ребячья спесь. Эрот же, сверкая глазами и тряся золотистыми кудрями, крикнул детским голосом звонким:
– Кто этот он или она, мне не подвластный?! Куда мне изоострую направить стрелу? Кого поджечь мне огнем бурным факела? Должен заставить кого из богов иль людей загореться? Имя лишь назови: вспыхнет, как факел, он, кто бы не был.
– Не он, а она. Все знают, что Афродита шею пред сыном своим Эротом никогда не склоняет, хоть и питает все любовные страсти! И вообще, что ты можешь один, без матери, которую ты призван слушаться и почитать и которая уделяет тебе лишь малую часть от своего достоинства царицы любви и божественной силы.
Раззадоренный хитрыми словами Кронида и богиней Эридой, матерью не только Раздора и Распри, но и Агона (Соревнование и Соперничество), Эрот вскричал:
– Если угодно тебе, то и мать моя исступленный огонь наш почует и все же признает силу мою!
Олимпиец, по-прежнему пряча усмешку, с нарочитым недоверием молвил:
– Что ж посмотрим. Сможешь ли ты внушить Афродите любовь, ну, например, к дарданскому царевичу Анхису, большому красавцу, пасущему сейчас на моей горе Иде своих коров.
Вместо ответа Эрот окинул Кронида влажно мерцающим взглядом из-под темных гнутых ресниц, которым он ввергает всех в сети и свой бурный полет на сердце Киприды направил, когда она пролетала над Идой и увидела в шалаше юного Анхиса, красотой и фигурой подобного Адонису. Дикое пламя любви и безумья мгновенно от золота крыльев Эрота в сердце Афродиты вспыхнуло, и мать оказалась покорна ему.
Так Зевс многоумный забросил Пафийке к Анхису желание сладкое в сердце, когда он пас быков на склоне Иды, богатой ключами, – осанкой и ликом бессмертным подобный. Запылало любовью сердце Киприды и, ужас будя, неистовое вожделенье к царевичу смертному ей в душу мощно проникло. Богиня решила лететь на Кипр; там некогда аркадский царь Агапенор, строитель города Пафоса, воздвиг ей храм в Палай Пафосе (Старом Пафосе); до тех пор богиня принимала поклонение от жителей Кипра в местечке, называемом Голги. После этого Афродита окончательно обосновалась в городе Пафосе на Кипре, который стал ее главным святилищем.
Впрочем, некоторые говорят, что Зевс не имел никакого отношения к тому, что Афродита сочеталась с Анхисом. Она была в большом горе после смерти возлюбленного Адониса от клыков кабана. Согласно Фотию, после смерти Адониса Афродита блуждала и в святилище Аполлона Эрифия рассказала Фебу о своей несчастной любви. Тогда Аполлон привел ее на Левкадскую скалу и приказал спрыгнуть, она сделала это и освободилась, но не полностью. Кому, как не самой Пафийке или ее сладкоистомному сыну Эроту знать, как излечиться от любви? – Например, можно излечиться новой любовью, и Киприда по своей воле влюбилась в Анхиса.
45. Афродита в образе фригийской царевны сочетается с Анхисом [8]
Быстро примчавшись на Кипр, низошла Киферея в храм свой душистый в Палай Пафосе, и там искупали богиню ее неизменные спутницы Хариты и тело натерли маслом бессмертным. Чудной, облекшись одеждой и все превосходно оправив, понеслась Афродита улыбколюбивая в Трою, в кудрявых облаках, свой стремительный путь совершая.
Прилетев на Иду, зверей многоводную матерь, прямо к жилищам Киприда пошла, не разбирая дорог, через гору. Виляя хвостами, серые волки вослед за богинею шли и горные медведи, огненноокие львы и до серн ненасытные барсы с пятнистыми шкурами. И веселилась всем сердцем при взгляде на них милоулыбчивая Афродита. В грудь заронила она свирепым зверям желание страстное, и тотчас по двое все разошлись по логам тенистым.
Прямо к пастушьим богиня красоты и любви пришла шалашам, что сделаны прочно, и нашла там Анхиса-героя. В отдаленье от прочих он в шалаше один пребывал, от богов чудную красоту получивший. Вслед за стадами бродили по пастбищам травянистым пастухи все остальные. От них вдалеке он по своему шалашу одиноко ходил, грустно на кифаре бряцая.
Богиня не знала в каком виде ей предстать пред Анхисом: она боялась его напугать, если предстанет в божественном виде, но и девой маленького роста и не слишком красивой ей представать перед ним не хотелось.
Встала внезапно пред сыном Каписа Афродита, ростом и видом лишь слегка уподобившись деве невинной. Он же, увидев богиню, дивился виду и росту ее и блестящим ее одеяньям. Пеплос надела она, лучезарный, как жаркое пламя, ярко блистали на теле витые запястья и пряжки, и золотые висели на шее крутой ожерелья, и Пояс Пестроузорный под грудями нежными светился чудесно. Пылкая страсть сразу же овладела Анхисом, и он слово навстречу ей молвил такое:
– Здравствуй, владычица, в мое скромное жилище вошедшая, – кто бы ты ни была из блаженных, – Лето, Артемида, Афина, иль сама Афродита златая! Или же ты мне явилась, одна из Харит, что бессмертных сопровождают богов и бессмертными сами зовутся? Или ты нимфа – из тех, что источники рек населяют, влажногустые леса и прекраснотенистые рощи? Или из тех, что на этой горе обитают прекрасной? Я для тебя на холме, отовсюду открытом для взоров, жертвенник пышный воздвигну и буду на нем постоянно жертвы тебе приносить. Ты же, богиня, будь благосклонна ко мне, возвеличь меж сограждан троянских, даруй, как время настанет, цветущих потомков и сделай так, чтоб, в народах блаженный, и сам хорошо я и долго жил и на солнце глядел, и до старости дожил глубокой.
Афродита немедля ему отвечала:
– Славный Анхис! Из мужей, на земле порожденных, красивейший! Я не богиня, хоть и ростом большая – такой родила меня мать. Напрасно меня приравнял ты к бессмертным. Смерти подвержена я. И жена родила меня, а Отрей – мой отец, царствует он нераздельно над всей Фригией. Но языком хорошо я и нашим, и вашим владею, ибо меня воскормила троянка-кормилица дома, девочкой малой принявши от матери многолюбимой. Ныне же Аргоубнйца с лозой золотою из хора златострельной и шумной похитил меня Артемиды: много нас, нимф, веселилось и дев, для мужей вожделенных. Нес он меня через земли, являвшие труд человека, нес и чрез дикие земли, лишенные меж, на которых лишь плотоядные звери блуждают по логам тенистым; кажется мне, что ногами я даже земли не касалась. Он мне сказал, что на ложе Анхиса законной супругой я призываюсь взойти и детей народить тебе славных. Все указавши и все объяснивши, возвратился обратно Аргоубийца могучий в собрание прочих бессмертных. Я же к тебе вот пришла: принуждает меня неизбежность. Именем Зевса тебя заклинаю! Родителей добрых именем, ибо худые такого, как ты, не родили б! Девой невинной, любви не познавшей, меня отведи ты и покажи как отцу твоему, так и матери мудрой, также и тем, кто от них порожден, твоим братьям родимым. Буду ли я подходящей невесткой для них иль не буду? Быстрого вестника тотчас пошли к резвоконным фригийцам. Пусть сообщит и отцу он, и матери, тяжко скорбящей, золота много тебе они вышлют и тканой одежды. Ты же прими за невестой в приданое эти богатства. Все это сделавши, свадебный пир снаряди богатейший, чтоб оценили его и бессмертные боги и люди.
Так говорила фиалковенчанная Афродита и сладким желаньем наполнила душу Анхиса, и он голосом дрожащим промолвил:
– Если ты смертная впрямь и если ты здесь по решенью бессмертного Аргоубийцы и навсегда суждено тебе быть мне законной женою, – то уж никто из богов и никто из людей земнородных мне помешать не сумеет в любви сочетаться с тобою тотчас, теперь же! Хотя б даже сам Аполлон-Дальновержец луком серебряным стал посылать губительные на меня свои стрелы! Я готов, о дева, богиням подобная видом, ложе с тобой разделив, потом, хоть спуститься в мрачное жилище Аида!
Руку он взял Афродиты улыбколюбивой, она же, светлый потупив взор, повернулась и тихо скользнула к постланной пышно постели. Там сложено было ложе из мягких плащей для владыки и сверху покрыто шкурами тяжко рыкающих львов и косматых медведей, собственноручно в высоких горах умерщвленных Анхисом. Снял он ей прежде всего украшения, блестящие с тела – пряжки, застежки, витые запястья для рук, ожерелья. Пояс Пестроузорный потом распустил и сиявшие светом одежды с дивного тела богини совлек и кинул, не глядя на шкуры и сочетался страстной любовью с богинею смертный, сам того точно не зная.
46. Киприда предстает богиней и рассказывает Анхису о их сыне Энее [8]
В час же, когда пастухи на стоянку коров пригоняют с тучными овцами к дому с цветами усыпанных пастбищ, крепкий и сладостный сон излила на Анхиса богиня, с ложа сама поднялась и прекрасное платье надела. У входа остановилась богиня, головой достигая притолки, сделанной прочно, и ярко сияли щеки той красотою нетленной, какою славна Киферея; и дарданскому красавцу царевичу сказала она:
– Встань, поскорей, Дарданид! Что лежишь ты во сне непробудном? Встань и ответь себе точно, кажусь ли сейчас я подобной деве, какою сначала меня ты увидел своими глазами.
Ее он из сна очень быстро услышал, и увидал он глаза дивные и прекрасную шею Киприды, и ужаснулся душою, и, в сторону взор отвратив, снова закрылся плащом, и лицо несравненное спрятал, и, умоляя богиню, слова окрыленные молвил:
– Сразу, как только тебя я, богиня, увидел, понял я, кто ты, и понял, что мне ты неправду сказала. Зевсом эгидодержавным, простершись, тебя заклинаю: не допусти, чтоб живой между смертных я жить оставался силы лишенным. Помилуй! Ведь, говорят, силы навеки теряет тот человек, кто с бессмертной богинею ложе разделит!
– Славный Анхис! Духом не падай и в сердце своем не пугайся чрезмерно. Ни от меня, ни от прочих блаженных богов ты не должен зол испытать никаких: олимпийцы к тебе пока благосклонны и такими останутся, если ты не будешь излишне болтливым. Милый сын родится у нас, и над троянцами он воцарится. Станут рождать сыновья сыновей чередой непрерывной. Имя же мальчику будет Эней (ужасный), потому что в ужасном горе была я, попавши в объятия смертного мужа. Больше всего меж людей походили всегда на бессмертных юноши из вашего рода осанкой и видом прекрасным. Так златокудрого некогда Зевс Ганимеда похитил ради его красоты, чтобы вместе с бессмертными жил он и, чтобы в Зевсовом доме служил для богов виночерпцем. Тросом же тяжкая скорбь овладела: не знал он, куда же сына его дорогого умчало божественным вихрем. Целые дни непрерывно оплакивал он Ганимеда. Сжалился Зевс над отцом и ему, в возмещенье за сына, дал легконогих коней, на которых бессмертные ездят. Про сына ж, велением Зевса, Аргоубийца, глашатай бессмертных, владыке поведал, сто нестареющим стал его сын и бессмертным, как боги. После того как услышал он Зевсово это известье, Трос горевать перестал, и душою внутри веселился, и, веселяся душой, разъезжал на конях ветроногих. Так и Титона к себе увлекла златотронная Эос, – тоже из вашего рода и видом подобного богу… Ныне позор величайший и тяжкий на вечное время из-за тебя между всеми бессмертными я заслужила: раньше боялися боги моих уговоров и козней, силой которых сводила бессмертных богов на любовь я со смертными женами: всех покоряла я мыслью своею. Но никогда уже уст я отныне своих не раскрою перед бессмертными чем похвалиться. Бедою ужасной, невыразимой постигнута я, заблудился мой разум: сына под поясом я зачала, сочетавшись со смертным!.. После того как впервые он солнца сиянье увидит, горные нимфы с грудями высокими вскормят младенца, – здесь обитают они, на горе на божественной этой. Род их – особый; они не бессмертны, но также не смертны: долгое время живут, амвросийской питаются пищей и в хороводах прекрасных участвуют вместе с богами. После ж того, как впервые придет к нему милая юность, мальчика нимфы сюда же к тебе приведут и покажут. Когда ты впервые увидишь милого отпрыска радость тобой овладеет: бессмертным он будет подобен, мальчика тотчас в открытый ветрам Илион отведешь ты.
