Сергей Skolorussov
Пальчики
В конце притчи для усиления эффекта я добавил высказывание Кузьмы Пруткова:
– Если хочешь быть счастливым, будь им!
На этих словах меня снова выставили за дверь палаты.
На следующий день я вновь во время обеда попёрся на третий этаж. На ступеньках меня поджидала «парочка простых и молодых ребят».
– Стэлс, где-то я уже видел эту рожу, – преградил мне дорогу Леший.
Его напарник, стильно одетый симпатичный парень с точёным носом и бледным цветом лица, ответил:
– Да это же тот самый грабитель, который год назад в Питере вынес из банка три миллиона баксов.
Обладатель оттопыренных ушей присвистнул:
– Какой бардак в стране развели! Если бы украл кошелёк с пятнадцатью рублями, давно бы уже парился на шконке. А что он делает здесь, в этом заведении человеческого милосердия? Может, совесть лечит?
– Нет, братишка, он на нашу сестру глаз положил. Хочет инвалидку приобщить к списку своих сексуальных побед.
– Вот ведь извращенец! Куда катится мир? Может мы уравняем их исходные данные?
– Что ты предлагаешь?
– Оторвём ему ногу. Тогда они не смогут жить друг без друга. Представляешь прогулочку этих инвалидов. Такие дык-дык, прижались друг к другу и поскакали на променад.
«Аристократ с точёным носом» скривил свои тонкие губы в подобие улыбки:
– Какую ногу будем отрывать?
– У Маруси какой не хватает?
– Левой.
– Значит ему правую будем отрывать – для равновесия при прогулках.
Леший схватил меня за грудки и, приставив нож к горлу, придавил к стене:
– Ну, ты, любитель инвалидок. Если ещё хоть раз замаячишь возле нашей сестры, считай, что до конца жизни будешь скакать на одной ножке.
Стэлс уставился на меня своими холодными серыми глазами:
– Учти, извращенец, у нас есть все твои данные. Паспорт твой тебе Леший в карман тогда засунул. Но перед этим сфоткал. Мы не дадим свою сестру в обиду. Из-под земли тебе откопаем.
После душевного разговора с родственниками моей возлюбленной я резко изменил маршрут следования и направился прямиком к главному врачу. Дверь в его кабинет оказалась открытой. Одетый в строгий костюм мужчина стоял возле стола и складывал бумаги в элегантный кожаный миниатюрный портфельчик. Внешний вид, причёска и очки главврача чётко соответствовали стилю руководителя высшего ранга в иерархии номенклатуры нашего государства. Не отрываясь от сборов, он нехотя спросил:
– Вы кто?
Кто я? Как ему объяснить? И я ответил:
– Я больной.
Также, не глядя в мою сторону, он проворчал себе под нос:
– Мы все больные, ибо когда-нибудь умрём. Перейдём ко второму вопросу. На что жалуемся?
– Жалуемся мы на медперсонал, который не подпускает меня к постели невесты.
– И правильно делает, что не подпускает. Вы, наверное, с ней здесь познакомились? Поди и спиртное с собой прихватываете.
– Какое спиртное?
– Известно какое, с градусами. Если так уж невтерпёж вашим гормонам, то встречайтесь где-нибудь на лестничной площадке. Не мешайте выздоровлению других пациентов, не нарушайте регламент медицинских процедур.
– Я не могу с ней встречаться на лестничной площадке.
– Но и женская палата, это не женское общежитие камвольно-суконного комбината. Для того и разделили вас на женские и мужские палаты, чтобы грех совокупления не превратил богоугодное наше заведение в богохульное.
– Я не поэтому. Ей постоянный уход нужен.
– Кто такая?
– Мария Климова. Жертва теракта в метрополитене.
– Никакого теракта не было. Это авария. А что с ней?
– Ей ногу ампутировали.
– Ногу ампутировали, ногу ампутировали. Кому ногу ампутировали?
– Ей.
Только теперь главврач впервые взглянул на меня, застегнул портфель и бросил его на кресло. После этого он нажал кнопку какого-то селекторного устройства:
– Халиса Асхатовна.
– Да, Вениамин Андреевич, слушаю.
– У кого там ногу оттяпали? Почему я не знаю?
– Ногу? Минуточку, Вениамин Андреевич…, – через некоторое время она вновь подключилась к селектору. – Последняя ампутация у нас была больше месяца назад. А как фамилия пациента?
– Маруся Климова. Тьфу-ты, Мария Климова, – он снова посмотрел на меня. – Правильно?
Я кивнул головой в знак согласия. В селекторном устройстве вновь послышался женский голос:
– У Климовой открытый перелом правой ноги, ну и остальное по мелочи. А кто вам сказал про ампутацию?
Главврач снова меня спросил:
– Вы кто?
Я не нашёл ничего лучшего, чем сказать:
– Жених.
– Жених, Халиса Асхатовна, мне сказал. Жених!
– Чей жених? – не поняла помощница.
– Её жених, скорее всего. Не мой же.
– А! Поняла!
– Что поняла?
– Это такой симпатичный паренёк из 246 палаты к ней всё время прорывается. Он вам сказал?
– Очевидно.
– Она сама его не хочет видеть. Да и пациентки на него жалуются. Не даёт им спокойно лечиться.
– Понял. Я на совещание. Сегодня меня уже не будет.
– Хорошо Вениамин Андреевич. А что с женихом делать?
– У нас есть свободная коммерческая палата?
– Сегодня освободилась.
Он взглянул на меня:
– Двенадцать тысяч в день. Будешь платить?
Я почему-то без раздумий утвердительно кивнул.
– За десять дней завтра к одиннадцати сюда принесёшь, – без обиняков заявил главный врач больницы и, вновь нажав кнопку, важно сказал: – Халиса Асхатовна, переселяйте её туда. Считайте, что минимум за десять дней клиенты уже оплатили. Завтра оформим. У меня всё.
Он встрепенулся, схватил портфель и резко подошёл к дверям, в проёме которых стоял я. Похлопав меня по плечу, он резюмировал:
– Я твои проблем решил. Но и ты не создавай новых. Успехов Ромео.
Поманила пальчиком
Деньги у меня пока ещё водились. На карточке их было чуть больше заявленной суммы. Но в этот момент я даже не думал, как буду жить в дальнейшем. С трудом выждав час и узнав у медсестры куда переселили Климову, я нарисовался на пороге коммерческой палаты. На этот раз Снежок не стала молчать, огорошив меня с порога:
– Вот и благодетель нарисовался. Думаешь, что у меня нет денег? Просто я не хотела лежать одна. Здесь тоскливо.
– Зато есть личный телевизор и кондиционер.
– Сам смотри свой дурацкий ящик. А на кондиционер глядеть в одиночку и вовсе глупо, – вытравила она на меня своё недовольство.
– Почему в одиночку? Со мной, – я приоткрыл соседнюю дверь. – Здесь и туалет с душевой кабинкой имеется.
– Единственное реальное развлечение, – она ехидно прищурила глаза и наехала по полной: – Поняла! Ты рассчитываешь здесь весело проводить время. Не дождёшься!
Я подошёл и нагло присел на край кровати:
– Дождусь. Куда ты денешься?
– Значит тебя не останавливает тот факт, что у меня нет ноги?
– Не останавливает. Ты мне нравишься такая, какая есть, – и я, набравшись ещё большей наглости, откинул одеяло. Она попыталась резко и незаметно подоткнуть левую здоровую ногу под себя. Я заверещал ложно-драматическим голосом: – О! Чудо! Отросла новая! Лучше старой! Даже гораздо лучше! Святому Иоргену такое и не снилось.
– Если ты до сих пор считаешь, что я недалёкая блондинка, меняющая парики и ломающая в дверях пальцы – то ты глубоко заблуждаешься. Эту роль я давно сдала на хранение в костюмерную.
Моя попытка погладить её «новую» ногу, оборвалась болезненным ударом по руке:
– Чего ты дерёшься? Должна быть благодарна, что моими молитвами у тебя выросла новая нога. Не хуже прежней.
– Я думала, что ты захочешь отомстить мне за унижения нашей первой встречи. А ты – размазня, тряпка!
Меня в этот момент невозможно было обидеть. Продолжая улыбаться, я всё же дотронулся до её ноги:
– Надо же! Как настоящая. Даже тёплая.
– И братьев моих ты не боишься. Сме-елый, – протянула она. – Вот ведь прицепился. Не оторвёшь. Ты же видишь, что у меня в душе нет ничего святого. И верить мне нельзя. Зачем тебе такая? Одни страдания.
– Что же делать, если я в тебя влюбился?
– Что делать, что делать? Теперь уже ничего не поделаешь, раз это случилось, – и она, улыбнувшись, поманила меня к себе пальчиком.
Так начались наши встречи. Днём и ночью мы всегда были рядом. Правда пришлось кинуть медицинскому персоналу ещё десятку, чтобы они на всё закрывали глаза. Но что делать? Такова наша российская действительность.
Когда пролетели десять дней, я позвонил Воробьёву, и мой дружок милостиво предоставил мне беспроцентный кредит на неопределённое время. Я проплатил следующий срок аренды. Меня выписали на пятнадцатый день пребывания в больнице. Пришлось закинуть сверху ещё одну десятку, чтобы перебраться жить в ВИП палату моей возлюбленной, а через неделю выйти на крыльцо госпиталя вместе с ней. Опираясь с одной стороны на меня, а с другой на костыль, она с трудом поместилась в такси, и мы умчались в гостиницу. Моему счастью не было границ. Но в отеле мы прожили всего лишь неделю. Видите ли, ей неприятно, что здесь кто-то дотрагивается до нашей постели, ванной, туалета и её личных вещей. В один прекрасный момент Маруся произнесла:
– Всё решено. Мы съезжаем на частную квартиру. Я нашла прелестное гнёздышко в центре Москвы. Вот телефон хозяйки, сошлёшься на меня – я с ней уже договорилась, – она была безукоризненна в роли главы семейства.
Меня даже не удивлял вопрос: «Когда она всё успевает?» Хотя, вроде бы, я всегда был рядом с ней.
Снежок продолжила:
– И хватит тебе тратить твои скудные накопления, – она бросила на кровать конверт с деньгами. – Здесь залог и за месяц вперёд. Созванивайся, бери паспорт и сделай так, чтобы мы уже завтра перебрались туда.
Квартира была на втором этаже старого дома. Как во всех сталинках в ней были высокие потолки, маленькая ванная и мизерный балкончик. На первом этаже под нами находился банк. Я этому не придал особого значение. И что такого? Возможно, человек уже просто не может чувствовать себя счастливым, если рядом нет сейфов, набитых деньгами?
Мы были счастливы и основное время проводили в постели. Гипс нам не мешал. Он был современным, пластиковым, сделанным чётко по ноге Снежка. Его можно было легко снять, расстегнув молнию. Но вот при перемещении по улице без костылей пока было не обойтись. Я старался как мог ускорить процесс выздоровления моей пассии: делал массажи, натирал ногу кремами, бегал в аптеку за лекарствами. Только через три недели нашего проживания на съёмной квартире Маруся смогла первый раз наступить на заживающую ногу. Ей явно было больно при этом. Ещё через неделю мы стали совершать часовые пешие прогулки, оставляя костыли дома.
Попасть пальцем в небо
В тот вечер мы взяли такси и поехали в Парк культуры, где выгулялись по полной. В конце концов ноги нас привели к Нескучному саду. На границе этих двух популярных парков стоит пешеходный Андреевский мост. Я помог Снежку подняться на него по лестнице. Здесь мы долго стояли и молча рассматривали корабли, проплывающие под нами по Москве-реке. Было тихо и красиво. Огни моста и теплоходов весело плясали в волнах.
– Что-то ты сегодня грустный, мой милый, – посмотрела она на меня своими красивыми глазами. – Что-то не так?
– Да, вроде всё так. Но многое мне не нравится.
– Что тебе не нравится?
– Многое. Мне не нравится, что я до сих пор не знаю твоего настоящего имени. Кто ты? Как тебя зовут? Кто твои родители?
– Разве для счастья это главное?
– По-твоему, счастье – это только удовольствие секса?
– И что ещё?
– Семья, доверие, дом, дети.
– О, куда ты загнул. Но, заметь, для всего этого нужны хорошие деньги.
– Деньги, деньги, деньги. Все сошли с ума от бабла! Кого не спросишь, все только и думают о деньгах. Как бы их по-лёгкому срубить. Главный вопрос: «Откуда люди деньги берут? Узнать бы и пойти тоже нагрести полные карманы».
– И что здесь не так?
– Не так здесь всё! Многие любят не человека, а его состояние, его положение в обществе. Но, как мы их можем в чём-то обвинять? Что ты! Что ты! Любви все возрасты покорны. Да, он страшный и старый. Но она полюбила этого миллиардера не из-за денег. Она его полюбила за удивительный внутренний мир, за заботу и доброту, за его ум и совесть. Но стоит только развестись, как сразу возникает озеро грязи. Нет, не озеро – море! Океан! И бегают по этой помойке адвокаты, желтые репортёры и любители сенсаций. Об этом должны знать все! Она отсудила у него два миллиарда! Теперь она опять счастлива!
– Без денег в нашем мире не прожить.
– Да! Согласен! Но они не должны стоять на первом месте в приоритетах счастья!
– Но, ты, судя по твоим словам, не совсем счастлив. Может, потому, что у тебя нет денег?
– Я не совсем счастлив, потому что не знаю своей дальнейшей перспективы. Не знаю, любишь ли ты меня?
– Люблю, – она прижалась ко мне своим тёплым плечом и поцеловала.
– Если бы любила – не скрытничала.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ты чуть-ли не каждый день исчезаешь.
– У женщины должны быть свои маленькие секреты.
– Это не секреты. Это ложь. Я знаю, что ты врёшь. Врёшь, когда говоришь, что поехала к парикмахеру. Зачем мы сегодня попёрлись гулять в двенадцать часов ночи? Почему ты собрала все наши вещи? Говори!
– Я не знаю, что говорить. Мне осточертела эта старая халупа. Я хочу переехать в новое место. Давай, мы снимем дом за городом?
– Опять ложь. Ты считаешь меня легковером, которому можно на уши навесить любую лапшу?
– Тогда что ты про это думаешь? Давай, говори!
– Я думаю, я чувствую, я знаю, что вы наметили новое ограбление. Снежок, понятно, что они твои братья. Поэтому тебе трудно с ними порвать. Но ничем хорошим такая твоя жизнь не окончится.
– Какая жизнь?
– Ты же преступница! По сути – ты просто воровка. Обычная воровка, забирающая у людей то, что они заработали. Это подло, противно, гадко. И ты меня тащишь в эту пропасть.
– Вот даже как.
– Да! Так!
– Это работа. Такая же работа, как и все остальные. Между прочим, задумайся, откуда у людей столько денег, что их сейфовые ячейки забиты валютой и бриллиантами под завязку?
– Это демагогия чистой воды. Работа. Какая к чёрту работа? Аморально называть работой воровство. Как всей этой демагогией загадили людям головы. Всё перевернулось. Работать на заводе стало зазорно, а убивать и грабить почётно, – я скривил губы и, изменив голос на гундосый, обычно звучащий в анонсе низкопробных фильмов, поёрничал на эту тему: – Муж работает киллером, жена специализируется на взломе сейфов, дочь ВИП модель в эскорте богатеньких посетителей дорогих московских саун. Отличная, крепкая, добропорядочная современная семья, – и, махнув в сердцах рукой, добавил: – Пример для зависти и подражания. Запудрили дьявольщиной мозги народу. И все довольны.
– Что ты предлагаешь?
– Брось своих братьев. Порви с ними. Давай жить, как нормальная семья.
– Нормальная семья. Ты будешь вкалывать на дядю, а я буду воспитывать наших детей. Муж будет приходить с работы злой и выжатый, как лимон. Он будет приносить гроши, которые я буду растягивать от зарплаты до зарплаты, штопая колготки, и сберегая последнюю конфетку для деток. Муж станет, лёжа на диване, пить пиво, и дети будут видеть все семейные дрязги, втайне завидуя своим сверстникам из приличных семей. Нет, я не хочу такой судьбы.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы мои дети не знали нужды ни в чём.
– И для этого надо грабить банки? Может, ты ещё убивать начнёшь?
– Если для счастья моих детей надо будет кого-нибудь убить – я это сделаю.
– И меня?
– И тебя.
– И свою мать?
Она заткнулась, нервно переминая руки:
– Не знаю. Я об этом не думала. Оставим мою маму в покое.
– Как только она выродила и вырастила целую семейную банду? Цапки, какие-то. Семь Симеонов! Кино потом снимите на свои вонючие деньги: «Мама -2»!
– Надо будет – я про свою мать сниму кино. Тебя не спрошу!
– Есть чем гордиться!
– Есть! Моя мама достояна того, чтобы снять про неё кино.
– Угу! «Крёстная мать». Фильм из жизни душевного клана гангстеров, грабящих банки.
– Пошёл вон, скотина!
До этих пор я не видел её такой злой. Она была просто в бешенстве.
– Забирай свои вещички и выметайся из квартиры. Чтобы я тебя больше не видела, – сказано это было негромко, сквозь зубы, но с остервенелой ненавистью.
Она развернулась и заковыляла по мосту в сторону Фрунзенской Набережной.
Меня тоже трясло от бешенства. Да иди ты куда хочешь! Пропади всё пропадом!
Я поехал на такси домой с единственным желанием забрать свой рюкзачок, с которым приехал в Москву и свалить обратно в Питер. При подъезде к дому обнаружилось, что дорога перекрыта полицейскими. Расплатившись с таксистом, я вышел на улицу. Кругом стоял вой сирен «скорых», «пожарных» и «ментовских» машин. Во всех направлениях сновали сотни обывателей и представителей экстренных служб. Рядом с моим домом пожарные заливали потушенные останки явно взорванного автомобиля. Чуть в стороне медики оказывали помощь окровавленным людям. Это были случайные прохожие и жильцы, пострадавшие от выбитых взрывом стёкол. Я уже решил двигаться в квартиру, но вдруг передо мной вырос силуэт «Мурки»:
– Не ходи туда! Не надо!
– Что? Это вы устроили? Что ты творишь? Как ты могла?
– Не ходи! Я клянусь, что всё у нас будет хорошо, если ты сейчас пойдёшь со мной.
– Куда? Куда ты меня зовёшь? Ты меня в свою банду заманиваешь? Чтобы я взрывал автомобили и грабил банки?
– Не кричи так! И не привлекай внимание, – Снежок ухватилась за мой локоть и потянула за собой. – Здесь не место выяснять отношения.
– Нет! Нечего уже выяснять. Ты сделала свой выбор, а я свой. Отцепись от меня, – и я вырвал свой локоть из её цепкой хватки.
– Если ты меня любишь, ты должен уйти отсюда.
– Всё! – я был подавлен увиденным и одновременно взбешён. – Нет! Ни за что я не стану таким, как ты и твои братики. Забудь про меня.
Она спокойно кивнула головой:
– Хорошо, как скажешь.
Через мгновение она смешалась с толпой и исчезла из поля зрения.
Бандитом меня хочет сделать. Опять меня использовали в качестве лоха, куклы, подопытного кролика. Мне было горько, противно и стыдно. Специально послала меня заключить договор с хозяйкой квартиры, выбранной для ограбления. Чтобы мои пальчики и мои паспортные данные остались в договоре. Во мне всё клокотало. В таком виде я подошёл к пёстрой ленточке, за которой стояли полицейские. Ближайший из них меня остановил:
– Куда прёшь?
– Я здесь живу.
– Дом эвакуировали.
– Там моя мама оставалась. Я хочу проверить всё ли в порядке, – не моргнув глазом, соврал я.
– Всех вывели на улицу.
– Я её не нашёл. На телефон тоже не отвечает. Она старая и больная.
Он отрицательно покачал головой:
– Не положено.
Тогда по старому опыту общения даже с отъявленными ментами я включил «поиск» остатков совести в людях при исполнении:
– Ты не человек что ли? У тебя матери нет?
Он скривил гримасу, указывающую на то, что его прошибло, и моя просьба дошла до адресата в полной мере:
– Ладно. Виктор Иванович, можно пропустить жильца? Говорит, что у него в квартире заперта больная мать.
Офицер, стоящий чуть в стороне переспросил:
– Из какой квартиры?
– Из четвёртой, – не соврал я.
Он посмотрел в папку и снова спросил:
– Как зовут твою мать?
Я сообразил, что он заглянул в список жильцов дома и назвал имя квартирной хозяйки:
– Марина Николаевна Кравцова.
Он нажал кнопку рации и сказал:
– Первый подъезд, к вам гость из четвёртой квартиры. Уже закончили проверку лестницы?
Рация хрюкнула и оттуда прозвучал чей-то голос:
– Здесь всё в порядке. Ничего подозрительного. Пусть проходит.
Офицер кивнул головой и сказал «моему» полицейскому из оцепления:
– Пропусти.
В подъезде я встретил двух автоматчиков в бронежилетах. Один из них спросил:
– Помощь нужна?
Я молча повертел в знак отказа головой и вставил ключ в замочную скважину. Убедившись, что дверь открылась, полицейские пошли по лестнице вверх. «Проверили, не мародёр ли я. Молодцы!» – отметил я про себя такое приятное явление современности.
Когда мы уходили, у входа стоял мой рюкзак и чемодан на колёсах Снежка. Ни того, ни другого на месте не было. «Чёрт! Она уже здесь побывала? Слишком шустрая для хромой девушки», – удивился я такому обстоятельству. Впрочем, скорее не она, а её уродливые родственнички их забрали.
В комнате тоже вещей не оказалось. Двинувшись в сторону кухни, я заскрипел песком по паркету. Под ногами было множество пыли, камушков и более значительных кусков штукатурки. Чёрт! Откуда здесь это? И только тогда мой взгляд обнаружил, что дверь в ванную комнату мирно стоит, прижавшись к противоположной стенке коридорчика. Недоумённо я сделал шаг в это маленькое помещение, в которое все по утрам и вечерам ходят умываться и чистить зубы. Ни того ни другого здесь уже делать было просто невозможно. Осколки зеркала и раковины, превратившиеся в мелкий гравий, густо устилали пол, а самой чугунной ванны и вовсе не было. Вместо неё в полу зияла огромная дыра. Ванна явно провалилась сквозь неё. Что же здесь было такое? Неужели это от взрыва машины на улице? Ничего не понимая, я с любопытством заглянул вниз и неожиданно для себя произнёс:
– Здрасте!
Снизу на меня внимательно смотрели две пары глаз оперативников. Один из них ответил:
– И вам не хворать, —и тут же нажал кнопку рации. – Молчунов, быстро в квартиру над банком. Там у нас соучастник нарисовался.
