Шаира Тураповна Баширова
Роман С Продолжением
– Ещё раз подгорит каша, самого заставлю есть! Понял меня? – закричал он, бросив тарелку на стол, которая с грохотом упала на бетонный пол.
На этой огромной кухне бегали не только мыши, но и крысы, питаясь крупами из мешков.
– Так точно, товарищ майор! – поднимая с пола алюминиевую тарелку, ответил повар, тот же военнослужащий по призыву.
– И соль добавляй, Миша. Не переводи продукты, это и правда невозможно есть, – потише, сказал замначальник тюрьмы.
– Виноват, товарищ майор, – ответил молодой человек, в замызганном, потерявшем белый цвет, коротком халате и белом колпаке, смешно сидевшем на его голове.
– Что происходит, Седой? – тихо спросил Сергей, так и не притронувшись к каше.
– А ты меньше говори, больше слушай, целее будешь, сынок, – ответил Седой, отодвигая от себя тарелку.
Четыре солдата, которые среди прочих, стояли в охране тюрьмы, вынесли пластмассовые ящики с нарезанными кусками хлеба и быстро раздали заключённым. Следом, ещё четверо солдат разложили на столах, перед каждым сидящим за столами, по две картошки в мундире.
– Соль дай, начальник! – послышался голос.
В столовой, похожей на обычный барак, стоял гул. Бешеного и так уважали все заключённые, а такие дела только повышали его авторитет.
Дмитрий решил добиться пересмотра дела, он вновь записался на приём к министру внутренних дел. Полина не находила себе места, ночами плохо спала и часто плакала, почему-то прося прощение у покойного сына и невестки, говоря, что не уберегла Серёженьку. Дмитрий успокаивал жену, говорил, что Сергей сильный и крепкий, что он выдержит всё и вернётся к ним.
– Я не успокоюсь, пока не добьюсь пересмотра дела нашего сына, Полинушка, – успокаивал он жену.
В его комнате ничего трогать не стали, словно Сергей вышел и вскоре вернётся.
Дмитрий неоднократно приезжал к Министерству внутренних дел, но каждый раз ему отвечали, что министр принять не может. При этом называя разные причины, порой до нелепых. Дмитрий был в отчаянии, не зная, к кому можно обратиться, кого умолять помочь. И каждый раз, Полина с надеждой встречала мужа у порога, загодя увидев с балкона его подъезжающую к подъезду машину.
– Если нашему сыну не поможет чудо… мне страшно даже подумать… главное, дождаться его, Полинушка. В МВД меня никто не хочет слушать. Но со мной работает один человек… он неким образом знаком с мужчиной, который знаком с человеком из окружения Мордвинова. Так вот, он слышал, что Мордвинов ни в коем случае не намерен разглашать то, что произошло с его сыном. Ему было нужно, чтобы именно наш сын был осуждён за его убийство. Настоящие убийцы могли на суде обо всём рассказать. Он, под строжайшим секретом, сказал моему знакомому, что сам Мордвинов замешан в этом деле, ну а сын его, стал употреблять наркотики, в общем, убили его в отместку отцу. Мордвинов не рассчитал свои силы и видимо кинул тех людей, рассчитывая на свое положение и должность. Точных сведений я не знаю, но говорят, ему невыгодно, чтобы Серёжа вышел на волю раньше срока. Меня никто не будет слушать, Полюшка. Все боятся даже говорить об этом, не говоря уже о том, чтобы помочь. Лучше нужно передачу для сына собрать и с почты отправить. Нам же пришло уведомление, что он отправлен в колонию строгого режима, номер семь, под Архангельском. Адрес есть, – сев на кухне за стол, устало сказал Дмитрий.
Полина и так эти два месяца потихоньку собирала посылку для сына. Соседка сказала ей, что в тюрьме нужны чай и сигареты, хотя Полина и возразила ей, сказав, что сын её не курит.
– А и не надо! Будет на продукты менять. Ещё сладости и сало, но рассчитывай, сколько посылка идти будет. Много соли посыпь, соль тоже там пригодится, – посоветовала соседка, у которой племянник тоже сидел уже два года.
Полина знала, что больше десяти килограмм, посылку на почте не примут. Через пару дней, вместе с мужем, она поехала на почту, аккуратно завернув всё, что приготовила.
Сергей, вместе с другими заключёнными, прошёл на место работы, в огромный барак, переоборудованный под пилораму, куда привозили срубленные деревья, а заключённые, по данным размерам, пилили их на доски. Но работали не все, были и такие, которые имели некие привилегии, чтобы не выходить на работу. Целыми днями, они просиживали в бараке рядом с положенцем, которым, вот уже лет пятнадцать, был Бешеный, исполняя его приказы. Они играли в карты, шашки и домино. Были и такие, которые чинили обувь, шили порванную одежду, были люди, так называемые, третьей ступени, те стирали и мыли полы, их называли Шныри. Таких и за людей не считали, они не перечили, лишь исполняя то, что говорили люди, близкие Бешеному, правда, им бросали махорку, как кость собаке, или кусочек хлеба.
А что перечить? Брошенный неверно и не туда взгляд, мог означать суровое наказание и никто не мог вмешиваться, когда по настроению, избивали человека, просто потому, что тот переспросил чего-то или, будто бы, не так посмотрел.
Сергей с такими правилами мириться не желал. Прошло два месяца, вроде всё поутихло, Сергей жил жизнью, которой жили многие заключённые. К пилораме его не допускали, он складывал доски и переносил их в отдельное место, откуда потом их грузили в спецмашины и забирали к месту назначения. Ну а вечером, не привыкший к тяжёлому труду, Сергей, после так называемого ужина, просто падал от усталости. Седой потихоньку отошёл от него и кажется Сергей, который отличался от других даже внешне, среди бритых наголо мужчин, остался совсем один.
Но парень заметил одного мужика, лет под шестьдесят, не похожего на других, он был словно неприкаянный, с глупым выражением лица. Но иногда лицо его менялось и словно озарялось, лишь ему ведомыми мыслями. И этот мужик тоже заметил, что Сергей не похож на других. Мужчину часто отталкивали и кричали, чтобы не путался под ногами и тот молча, глупо улыбаясь, отходил в сторону.
– Кто этот человек, Седой? Почему он держится особняком от всех? – как-то спросил Сергей у Седого.
– Ааа… он полоумный, это Монте-Кристо, бля… Вначале твердил, что он очень богат, говорил, как выйдет отсюда, купит остров в океане, – засмеялся Седой, полулёжа на нарах.
– Поэтому его Монте-Кристо называют? – произнёс Сергей, оглядываясь на мужчину.
– Точняк, у него крыша съехала, когда его головой о бетонный пол били. А сейчас он умирает, рак у него. Похудел, бедняга, а помню лет десять назад, когда я тут чалился за грабёж, он был полным и здоровым. Не обращай на него внимания, он ходячий труп, хорошо не заразный, скоро в ящик сыграет, – сказал Седой.
Сергей удивился, Седой говорил, словно о животном, а не о живом человеке. А утром, когда выйдя из столовой, Сергей вместе с остальными пошёл к пилораме, Монте-Кристо из-за барака поманил его пальцем. Сергей оглянулся, думая, что он зовёт не его. Потом, тыча себя в грудь, прошептал:
– Меня?
Монте-Кристо, глупо улыбаясь, кивнул головой. Он на работу не ходил, словно божий одуванчик, жил сам по себе. Все знали, ему осталось немного, поэтому и трогать, и задирать перестали. Оглядываясь по сторонам, Сергей пошёл за барак, куда тут же ушёл Монте-Кристо.
– Что случилось, Монте-Кристо? Зачем звал? У тебя что-то болит? Может врача? – спросил Сергей, подходя к мужчине.
– У меня всегда болит, я привык. Лекарств мне всё равно не дадут, чего жаловаться зря? Мне скоро кирдык, я знаю. Но не об этом базар, Серый. Хочу поделиться с тобой своей тайной. Чего добру пропадать? Мне уже не выйти отсюда, а ты можешь соскочить с нар. Только доверься мне, пацан. Все думают, я полоумный… пусть думают. Я тут уже двенадцать лет чалюсь, нет у меня на воле никого. Я работал на руднике по добыче алмазов… – говорил Монте- Кристо, поглядывая на Сергея, чтобы понять, как он реагирует на его слова, верит ли ему.
Сергей был удивлён, конечно, но и поверить не мог.
– Послушай, Монте-Кристо… мне пахать надо, некогда мне, – легонько хлопая мужчину по плечу, сказал Сергей.
– Ты прав, приходи сюда после ужина, мне договорить нужно, не успею я… буду ждать тебя, – сказал мужчина и тут же, не оглядываясь, ушёл.
Но вечером Сергей прийти не смог, когда он выходил из рабочего барака, его ударили по голове и упав, парень потерял сознание. Когда он очнулся, с трудом открыв глаза, жуткая головная боль заставила Сергея застонать и с трудом сесть. Он увидел несколько пар ног и подняв глаза, побледнел.
Косой стоял над ним и снимал штаны. Что он собирался сделать, Сергей смутно догадался, сжав кулаки, он попытался подняться, но получив пинок в плечо, вновь упал.
– Косой? Ты ведь знаешь, я вас всех в живых не оставлю, если посмеете тронуть меня. Всех по одному урою… – произнёс Сергей, как почувствовал, что Косой запросто справляет на него нужду. Дальше, Сергей и сам не понимал, что происходит. С силой, не брезгуя, он схватил хозяйство Косого и вскочив на ноги, тыльной стороной ладони, свободной рукой со всего размаху ударил Косого по шее. Тот и так завыл от боли, когда Сергей скрутил его хозяйство, но от сильного удара, вовсе упал на землю.
Дальше, Сергей, просто применяя все приёмы, которые знал и в каратэ, и в боксе, уже не мог совладать собой и не мог остановиться. Он настолько разозлился от унижения и от того, что могли эти заключённые сделать с ним, запросто опустить его, так как их было пять человек против него одного. Когда человек в ярости, он не ведает, что творит, откуда силы берутся, эта ярость и называется состояние аффекта. Драка длилась минут сорок, может больше.
– Я никогда больше не дам себя унижать! Никому не позволю поднять на меня руку! Лучше сдохну, чем позволю ещё раз поступить со мной так! Уроды! Нелюди! Звери! Да что же вы за твари! – вне себя кричал Сергей.
Уложив всех ударами кулаков и ног, Сергей не щадил никого, как это обычно делают в спорте, он со всей силой, на которую был способен и бил, и пинал, не глядя, куда он бьёт и куда пинает. Матерный жаргон, стоны и крики, вскоре затихли. Плюнув на землю и пнув напоследок Косого, Сергей ушёл в сторону своего барака. Он понимал, что Косой два месяца выжидал, а теперь мстит ему.
– Ты где был, Серый? – спросил Седой.
Сергей мельком бросил взгляд на Бешеного, зная, что без его ведома никто с места не встанет и увидел его удивлённый взгляд. Но это длилось долю секунды, Сергей сел рядом с Седым на его нары.
– Гулял… – ответил Сергей, как увидел, что к ним вразвалку, с самоуверенной ухмылкой, подходит Слон.
– Тебя Бешеный зовёт, – подойдя ближе, сказал он.
Сергей молча встал и пошёл за ним. Видимо, кто-то из людей Бешеного следил со стороны за тем, что происходит за рабочим бараком, но вмешиваться ему не велели, а лишь обо всём доложить Бешеному. Сергей лишь догадывался, что так и было. Он подошёл к шконке Бешеного и молча встал, дожидаясь, что произойдёт дальше.
– Значит, ты такой борзый, что уложил из всех? – не поднимая на Сергея головы, спросил Бешеный.
Сергей не знал, можно ли ему ответить и посмотрел на Седого, который подошёл вместе с ним. Тот лишь моргнул глазами, как бы говоря тем самым, что можно ответить.
– Я понимаю, здесь тюрьма и тут свои законы, Бешеный. Я буду их уважать и следовать им, если меня станут уважать, а не унижать и тем более, никому не позволю тронуть себя. Лучше смерть! А Косой, пусть спасибо скажет, что я ему его хозяйство под корень не оторвал! – стиснув зубы и сжав кулаки, ответил Сергей.
– Присядь и усохни. И ты присаживайся, Седой, – наконец соизволив поднять голову, сказал Бешеный.
Седой подтолкнул Сергея, тот ещё не мог успокоиться от всего, что с ним произошло.
– Отныне, работа тебе заказана, Серый! Будешь рядом со мной. А Косого прости, он приказы мои исполнял. Или и меня, как их, уложишь? – оскалив кривые зубы, с усмешкой спросил Бешеный.
– Ты тут положенец, Бешеный. На воле, не задумываясь уложил бы, – спокойно ответил Сергей, присев напротив Бешеного.
– Уважуха за ответ правильный… Сатана? Шкеру тащи, угощу победителя, – сказал Бешеный.
Уверенный в себе, самодовольный, Бешеный сидел развалившись в деревянном кресле, которое соорудили здесь же, в рабочем бараке, специально для положенца, кто бы это ни был и после Бешеного. Кресло было произведением искусства и на воле вполне стоило бы, наверное, огромных денег. С красивым орнаментом, с вырезанными женскими фигурками по пояс, с красивыми головками и с обнажённой грудью, с выпуклыми узорами на подлокотниках и наверху спинки. Над креслом, по заказу Бешеного, который сидел в этой тюрьме более пятнадцати лет, усердно работали несколько заключённых. Потом кресло блицевали в тёмно-коричневый цвет и покрыли лаком несколько раз.
Бешеныйв этот вечер был щедрым. Сатана вытащил откуда-то съестное, всего понемногу и за стол сели только сам Бешеный, Сергей, Седой и ещё пару приближённых к Бешеному мужчин. Что ж, Сергей не стал отказываться, он давно не ел такие деликатесы, вплоть до осетрины и чёрной икры, правда, недоумевал, откуда всё это может взяться в колонии.
Объявили отбой и выключили свет, оставив лишь тусклую лампочку над шконкой Бешеного. Тех, кого с пристрастием избил Сергей, вместе с Косым, принесли в барак и бросили на их нары. Только после того случая, отношение к Сергею изменилось. На работу он не выходил и постоянно находился рядом с Бешеным. Правда, такие привилегии впервые были оказаны новому пассажиру, в столь короткий срок отсидки. Седой, когда они вернулись к своим нарам, тихо сказал ему об этом.
– Поживём – увидим, Седой… посмотрим… – ответил Сергей.
И для Сергея началась другая жизнь. Косой не смел подходить к нему, помня, что едва не намочил его, а ещё хотел и опустить. Некое уважение появилось у заключённых к Сергею, он это резко почувствовал.
Монте-Кристо долго не подходил к нему, видимо боялся или раздумывал, но бояться тому, кто скоро уйдёт в мир иной, не имело смысла. А Сергей видел в его глазах немой вопрос, словно Монте-Кристо выжидал, когда Сергей сам захочет поговорить с ним.
Прошло ещё два месяца и однажды Сергей увидел, как Монте-Кристо, кивая головой, зовёт его выйти из барака идти за ним. За эти два месяца, Монте- Кристо ещё больше похудел, пожелтел, появились круги под глазами и на страшно смотреть, словно наблюдаешь приближение смерти. Но Сергей вышел следом за Монте-Кристо, скорее из жалости, нежели веря ему. Перед этим, Сергей часто украдкой или открыто приносил мужчине поесть. И когда ему прислали передачу, он всё выложил перед Бешеным, но открыто взяв сладости и отрезав сало, отнёс Монте-Кристо. Бешеный не мог ему запретить этого, поэтому и молчал каждый раз, хотя ему всё обо всех докладывали в подробностях. Но Сергею было всё равно. Ему просто хотелось поддержать перед уходом Монте- Кристо. Это была простая, человеческая жалось, которая всегда была ему присуща.
– Тебе чего, Монте-Кристо? Зачем звал? – озираясь по сторонам, спросил Сергей, пройдя за бараки, где находились душ и туалеты для заключённых, подальше от здания с кабинетами начальника и других служащих колонии.
– Спасибо тебе сказать хотел, Серый. Ты один относишься ко мне по-человечески, – пугливо оглядываясь, ответил Монте-Кристо.
Быть осторожными, видимо стало привычкой, зная, что Бешеный имеет везде свои глаза и уши.
– Не стоит благодарить меня. Это всё? Я пойду тогда… – собираясь уйти, ответил Сергей.
Монте-Кристо схватил его за руку и потянул за туалеты, одноэтажное, удлинённое, кирпичное здание было отведено для душевых кабин. Бани, соблюдая гигиену, просто переделали в душевые кабины, где раз в неделю отводился день для купания заключённых, поочередно, для каждого барака. Содержали туалеты и душ в чистоте, для этого каждый день приходили, так называемые Шныри, уборщики, одним словом и тщательно мыли туалеты и душевые кабины. Сергей посмотрел на исхудавшие пальцы Монте-Кристо, схватившие его за руку выше локтя. Тот тут же убрал руку.
– Ладно, пошли. Только недолго, Монте-Кристо. Если тебе что нужно, ты говори, смогу – сделаю и принесу, – уходя за здание, сказал Сергей.
Монте-Кристо устало присел на землю и сложил руки на коленях. Он сосредоточенно смотрел перед собой, не зная, как начать разговор, который видимо, мучил его долгое время.
– Тут такое дело, Серый… в общем, думаю, ты не задержишься здесь надолго. А мне уже воли не видать. Положат меня в общей яме за пустырём и никто не вспомнит обо мне. Вот я и решил не уносить свою тайну с собой, в могилу. Только ты пообещай мне, что… когда на волю выйдешь, ну… когда откинешься с нар, в церковь иногда заходить будешь, свечку за упокой моей души ставить. За упокой души Саньки Парамонова, хорошо? Тебе это ничего не будет стоить, а мне на том свете покойнее будет. Я ведь верующий, есть Бог там… – посмотрев на небо, произнёс Монте-Кристо.
– У меня срок восемнадцать лет, Санька Парамонов и иллюзий я не питаю. В правосудие веры нет, так что… может ты вовсе не по адресу пришёл? Иди к тем, кто в скором времени выйдет на волю, – ответил Сергей.
– Я тебя выбрал своим наследником, Серый. Ты человек, остальные фуфло! Слушай меня внимательно, присядь… – потянув Сергея за рукав робы, тише произнёс Монте-Кристо, словно боялся, что его тайну услышат чужие уши.
Чтобы не обидеть его, Сергей всё же присел и молча посмотрел на усталое, пожелтевшее, исхудавшее от страшного недуга лицо.
– Как откинешься отсель, поезжай в Тюмень, там автобус ходил до деревни Михайловка. Выйдешь из автобуса, пройдёшь рощу, тропинка была, думаю и осталась. Жители местные от остановки до деревни ходят. Мост через речку перейдёшь и дойдёшь до часовни. Церкви в деревне нет, если не построили за эти годы, пока я тута чалюсь, но не думаю. Собирали местные жители, но сами бедствовали, что с них взять? Так вот… часовня старая очень, поговаривали, построил её ещё до революции некий священник, живший в той деревне. То ли отец Иннокентий, то ли по-другому звали, уж и не помню теперь. Туда и захаживали деревенские помолиться. Ну да ладно… речь не о том… – медленно говорил Монте-Кристо.
Сергею казалось, что он засыпает, так как говорил он, устало прикрыв глаза. Но Сергей перебивать его не стал, понимая, что собьёт его мысли.
– За часовней старый колодец был… если не засыпали… запоминай, парень… за задней стеной часовни растёт огромное дерево, чуть выше, оно раздваивается. Начнёшь копать под деревом со стороны часовни. На глубине полутора метров, я закопал мешочек с алмазами. Это целое состояние, Серый. Ты не подумай, я не сумасшедший, я в своём уме и как собрал алмазы, ведомо только мне. Годами, семь лет работая на добыче алмазов и собирал. Как? Не спрашивай. По-разному прятал, шмонали с пристрастием, но выносить удавалось, если по-умному, в месяц, в полтора месяца раз, выносили. Перед арестом я и успел закопать тот мешочек. Я его в двухсотграммовую баночку положил, на случай, если мешочек сгниёт. А утром меня повязали. Завещаю тебе все те алмазы. Только с продажей не торопись, повязать могут. Никто не должен о них знать, иначе погоришь, почём зря. В Москве еврей жил, думаю и сейчас живёт, не старый был. Иосифом зовут, Иосиф Бернадский, насколько я помню. Адрес запомни… окраина Москвы, в южной стороне, там станция и электрички за город едут. Улица Гоголя, дом сорок один, квартира семь. Скажешь, что от меня… запомнил? – наконец открыв глаза и посмотрев на Сергея, спросил Монте-Кристо.
– Ты устал, брат, давай в другой раз поговорим, – не поверив ему, сказал Сергей.
– Ты должен мне поверить, Серый. Нет у меня другого раза, пообещай мне, что найдёшь тот клад! – схватив Сергея за руку, воскликнул Монте-Кристо.
– Хорошо! Не волнуйся ты так. Понял я, обещаю найти твой клад… – ответил Сергей, скорее из жалости и чтобы это уже закончилось.
– И в церковь ходить будешь? Не забудь… Санька, ну то есть, Александр Парамонов я… – с надеждой глядя на Сергея, сказал Монте-Кристо.
– Я не забуду, Александр Парамонов, клянусь, что не забуду! – твёрдо ответил Сергей, подумав, что в церковь заходить он непременно будет.
Монте-Кристо вытащил из-за пазухи крестик на толстой нитке и поцеловав его, тихо произнёс:
– Слава тебе, Господи… теперь и умереть не страшно…
Перекрестившись, Монте-Кристо сунул крестик обратно и упираясь руками о землю, с трудом стал подниматься. Сергей тут же взял его под мышки и помог встать. Они вместе вернулись в барак, к Сергею тут же подошёл Слон.
– Тебя Бешеный спрашивал, ждёт… – сказал он ему и тут же отошёл от Сергея.
Сергей направился к шконке Бешеного, который сидел в окружении своих братков, бывших у него в подчинении.
– Ты где был, Серый? Какую тебе Монте-Кристо лапшу на уши вешал? Опять про свой клад чесал? – спросил Бешеный.
– Где был, там меня уже нет, Бешеный. А Монте Кристо – больной человек, жаль его. Вот и всё, – ответил Сергей, не присев на скамью рядом с другими.
Сергей смотрел на всех этих парней, разных возрастов, с сожалением. В заключении столько времени зря проходит. Многие из них не работают, просто могут целыми днями сидеть и играть в карты, конечно, не на интерес, на деньги или вещи и сигареты, этого Сергей понять не мог. От безделья, просто сводило мозги, а прошло всего четыре месяца, как он здесь находится. Хорошо, в колонии была библиотека и можно было брать книги и читать. Иначе, можно было просто сойти с ума, зная, что восемнадцать лет впереди и эти годы можно вычеркнуть из жизни.
Но в колонии сидели даже очень талантливые люди. Из дерева, которого в рабочем бараке было предостаточно, они вырезали разные вещи, вплоть до картин известных художников, выжигая силуэты и лица. Но в основном делали шкатулки, зачастую, просто шедевры искусства, вырезая по дереву причудливые узоры. Из хлеба, каким-то образом, лепили фигурки, сушили их и покрывали лаком. Даже из стали делали ножи, но это делалось втайне от всех и каким-то образом передавалось на волю. Даже картины писали, копии с Айвазовского, Да Винчи и Гойя, его "Обнажённую маху". Видимо, так свой досуг и скрашивали. Поражало то, с каким усердием и терпением выполнялись эти вещи, но их талант не замечали, словно так и должно было быть.
– Ну лады. Ему давно в ящик пора сыграть, задержался он на этом свете. Никчёмный человек… – внимательно глядя Сергею в глаза, словно сверля его мозги, произнёс Бешеный.
– А это даже ты не сможешь решить. Не завалишь же ты его, да и зачем? Кому он мешает? Бог сам отмерит, кому сколько задержаться на этом свете. Да… хотел сказать тебе… завтра на работу выйду, от безделья с ума сойти можно, – собираясь уйти, сказал Сергей.
– Я тебя ещё не отпускал, Серый! Сядь! Уважь братков, жрачкой поделюсь с хорошим человеком. Сядь, я сказал! – явно злясь, но говоря спокойным тоном, сказал Бешеный.
Седой сидел, не шевелясь, он знал этот спокойный тон Бешеного и этот сверлящий взгляд бесцветных глаз. Бешеный даже поделкой из цветных пластинок, которые делали заключенные, перестал вертеть в руках. Но Сергей сел, понимая, что обостряет обстановку и ему это просто так не простят.
– Хочешь пахать? Что ж, дело твоё, Серый, нет базара, это твой расклад. Только секелиться не стоит, тебе ещё долгие годы рога мочить, с нами на нарах чалиться. Так что, прояви уважение к братве, будь добр, братишка, – отправляя в рот горсть квашеной капусты, которую, видимо и квасили на кухне сами сидельцы, сказал Бешеный.
– Извини, Бешеный, моё уважение и к тебе, и к братве глубокое, поверь. Я привыкаю, молодой ещё, – ответил Сергей, вызывая кривую улыбку на лице положенца.
– Бог простит, а ты вон… ешь, – ответил Бешеный.
Седой знал, такое поведение Бешеного ничего хорошего не сулит, но вмешиваться не стал, себе дороже, он это тоже знал, не по понятиям законов колонии это было. Сергей стал есть, хотя аппетита не было.
А Монте-Кристо к столу не звали, его вообще обходили стороной, не считая за человека, говоря, мало ли какая у него болезнь. Поговаривали, что быть может туберкулёз или даже сифилис, так как и эти болезни были у заключённых колонии. Монте Кристо прошёл к своему месту, с трудом залез на верхние нары и тут же уснул спокойным, глубоким сном, впервые за много лет. А утром, он не проснулся, словно и выжидал, когда доверит тайну надёжному человеку. Умер со спокойным лицом, с едва заметной улыбкой. Впрочем, его уход, сразу и не заметили. Шнырь, убирая барак, стал будить его уже после обеда, часа в четыре. Пришли солдаты, завернули труп, положили на носилки и молча унести, словно и не было этого человека, который жил здесь столько лет, часто забывая и своё настоящее имя.
Сергей о смерти Монте-Кристо не слышал, он с утра вышел на работу и из столовой, ушёл в рабочий барак. Вечером, когда оставшись один, он возвращался с работы, за бараком, в темноте увидел две тени, но не успел разглядеть и спросить, как почувствовал острую, режущую боль в левом боку и что-то тёплое и липкое потекло по телу. Но даже в темноте, Сергей скорее почувствовал по запаху изо рта Косого и теряя сознание, услышал его голос, противный, прокуренный, с хрипотцой:
– Всё! Готов! Валим отсель!
Седой, не дождавшись Сергея, обойдя нары, чтобы Бешеный не увидел, вышел во двор. Седой догадывался, что Бешеный что-то задумал, он хорошо его знал и не один год отсидки проводил рядом с ним. Почувствовав неладное, Седой прибавил шаг и пошёл быстрее. Он и сам не мог это понять, но к Сергею Седой относился, словно к сыну. Может отцовские чувства проявились у одинокого мужчины, кто знает, он и сам этого объяснить бы не смог, но он волновался и пошёл к рабочим баракам. Седой неожиданно наткнулся на Сергея, зацепившись за его ногу и едва не упав. Нагнувшись, он перевернул парня, так как Сергей лежал лицом вниз.
– Серый? Что с тобой? Ах, гады… уделали, значит парня… Падлы! – сквозь зубы произнёс Седой, когда рука дотронулась до раны и стала мокрой от крови.
Сергей был тяжёлым, высокого роста и крепкого телосложения. Тем более, каждое утро, чтобы не терять форму, вставал на час раньше и уходил к месту, где были сооружены турники и даже козлы и стойки для тренировок. Там Сергей подтягивался десятки раз, прыгал на козлах, боксировал с самодельной грушей. Впрочем, не он один, правда и не многие старались держать спортивную форму.
Понимая, что Сергей без сознания и самому ему его не поднять, Седой сначала приложил ухо к груди парня, но от волнения никак не мог расслышать, жив ли он. Приложив пальцы к крепкой шее Сергея, затаив дыхание, Седой прислушался.
– Жив ещё… – прошептал Седой и поднявшись, побежал за помощью.
На охране стояли солдаты, к ним он и ринулся.
– Там Серого завалили! Но он ещё вроде жив, в больничку бы его надо! – крикнул Седой, подбегая к солдатам.
– Зови майора, Егор, сами не можем без особого приказа, – сказал молодой парень, проходивший службу по охране колонии.
Второй парень, быстро побежал к зданию, где находились офицеры. Вечером, после рабочего дня, они уходили к себе, вечерняя перекличка проходила индивидуально по баракам, этим занимались низшие чины. Седой решил вернуться к Сергею, сказав второму парню, где их можно найти. Кажется, Сергей и не дышал, когда наконец пришли к нему на помощь.
Майор сам приложил пальцы к шее Сергея, чтобы убедиться в том, что он ещё жив, потом велел положить его на носилки и унести в лазарет при колонии, который заключённые называли больничкой. Доктор в это время ужинал и ему не очень понравилось, что его отвлекли от трапезы.
– Товарищ майор? Здесь тяжелораненый, рана в области сердца, медлить нельзя, может умереть, – сказал майор, указав солдатам на кушетку, куда и положили бездыханное тело Сергея.
– Не подохнет, майор, видать, крепкий парень. Давайте на операционный стол его, ребята. А ты чего встал? Иди отсюда! Утром придёшь, коли знать чего захочешь. Иди, иди, Седой! – махнув рукой, сказал доктор, в звании майора.
– Дина? Где ты там? Готовь всё к операции! Если успеем… – крикнул доктор, почти шёпотом произнеся последнюю фразу.
Из соседнего кабинета, видимо процедурного, выбежала молодая девушка, надевая на ходу белую шапочку. Закончив медицинское училище, Дина по направлению пришла работать в колонию. Родителей у девушки не было, жила она с бабушкой. Мать, родив девочку, до года кормить не стала, встретила парня и уехала с ним в город, а может и дальше. Отца Дина не знала, бабушка быть может и догадывалась, но травмировать девочку не стала. Сама воспитала внучку, а от дочери никакой помощи или даже письма, женщина так и не дождалась. Правда, она была против того, чтобы внучка работала в колонии, оно и понятно, вокруг заключённые, но по соседству жила Мария, которая тоже работала в колонии.
– Дарья Ивановна, не переживайте за Дину, заключённые на территории колонии, а мы работаем отдельно от них. Да и охрана там везде. Я сама буду присматривать за Вашей внучкой. Девочка она серьёзная, не глупая, так что всё будет хорошо, – сказала Мария.
Женщина работала с документами и ещё, по совместительству, работала в отделе кадров. Она вместе с Диной, приходила на работу, вместе с ней и уходила.
В эту ночь у Дины было ночное дежурство, как впрочем, это бывает и в обычной больнице. Она работала уже два года, срок отработки по направлению истекал, но уходить отсюда девушке не хотелось. Бывало, заключённые в больничке бросали реплики с намёками, но Дина достойно на них отвечала. Однажды, один заключённый протянул руку, когда она делала ему укол и ущипнул за бедро. Недолго думая, девушка схватила со стола ножницы и вонзила в его руку. Тот взвыл от боли, но это происшествие напрочь отбило охоту у многих, приставать к девушке.
Приготовив всё для операции, она подошла к Сергею. Его красивое, бледное лицо поразило Дину, он совсем не был похож на тех, что часто захаживали сюда. Не будь это колонией, Дина бы не подумала, что Сергей один из них.
– Господи… ты только не умирай… Какой хорошенький, жаль будет, если помрёт, – склонившись над Сергеем, думала Дина.
– Вколи ему вокруг раны новокаин. Этого хватит, – мОя руки с мылом под краном, сказал доктор.
– Может его в больницу надо, Евгений Николаевич? Рана тяжёлая… умереть может, – обернувшись на врача, спросила Дина.
– Не довезём мы его. Справимся сами. Умрёт, что ж, значит не судьба ему жить, – приступая к операции, хладнокровно ответил Евгений Николаевич.
Дина помогла снять с Сергея робу, затем и майку. Протёрла спиртом вокруг раны и намазала йодом. Операция длилась уже часа два, как Дина с испугом посмотрела на врача.
– Он не дышит… Евгений Николаевич? Прошу Вас! Сделайте что-нибудь! – невольно воскликнула Дина, прислушиваясь к Сергею и понимая, что дыхания нет.
– Он ведь не умрет? Евгений Николаевич? – невольно спросила Дина, когда во время операции, Сергей перестал дышать.
