Станислав Косаренко
Фишки.ин
– Во-первых, для меня несколько непривычно, – я чуть не сказал «ненормально», но вовремя вспомнил, где нахожусь, – что люди говорят с котами, во-вторых, как, по-Вашему, я мог его обидеть? В нём весу килограмм десять, Вы уверены, что Вам на птичьем рынке не подсунули рысь?
– Двенадцать. Брюс очень ранимый, у него нежная психика, Вы могли на него наорать или оттолкнуть, а ему нельзя пугаться. От стресса у него может осложниться мочекаменная болезнь и мне придётся делать ему уколы.
– Этот мохнатый мешок может испугаться?! Да я сам испугался, когда его увидел. Скажите мне, ради бога, что он – вегетарианец, мне неуютно находиться на одном гектаре с такой зверюгой.
– Нет, но не бойтесь, Брюсик ест специальный корм, у него особая диета и у меня договор с одним магазином в Дрездене, ему присылают по упаковке в месяц.
– Бедняга, то есть стырить котлету – не вариант. А гадит он при таких размерах, как телёнок?
– Ну что Вы, он очень чистоплотный и ходит на унитаз, а котлета может его убить.
– А ещё он метит тапки и пару раз в году неделями орёт, как пожарная сирена.
– Почему мужчины все такие грубые? Когда ему делали операцию в Варшаве, его пришлось кастрировать, поэтому ничего он не метит и не орёт, а мне не приходится делить его с какой-то кошкой. Пойдём отсюда, Брюс, пора спатки.
Только я опять окунулся в тишину, как раздался вскрик. Вы же помните, что я всё это время находился в сумасшедшем доме? Вот. Вы понимаете, почему я сразу подскочил. Шагах в двадцати от меня на красной дорожке лежало что-то белое. Я узнал красно-зелёные полоски и подбежал к моей недавней собеседнице. Она попыталась сесть, затем начала подниматься. Я подхватил её подмышки, зафиксировал в вертикальном положении и спросил, что случилось.
– Кажется, я подвернула ногу. Брюс начал перелезать с рук на плечо, я потеряла равновесие и споткнулась.
– Обопритесь на меня, тут рядом лавочка, сейчас посмотрим, что у Вас с ногой. Да бросьте Вы Вашего кота, никуда этот кастрат от Вас не денется.
– Я не могу его бросить, вдруг с ним что-нибудь случится.
– Хорошо, дайте его сюда. Вот смотрите, я кладу его на лавку, а Вы теперь постарайтесь допрыгать до неё на здоровой ноге. Да держитесь же за меня, блин! Вот. Вот так. Садитесь и давайте сюда Вашу ногу. Ничего пока не делайте. Я понял, Вам срочно нужно занять руки. Держите вот Вашу кошку, а я всё-таки посмотрю на Вашу ногу.
Пока я наклонялся и снимал с её ступни туфельку, кажется, они называются «лодочки», очень вовремя зажглись фонари. Свет не слишком яркий, иголки собирать я бы не взялся, но рассмотреть больную ногу позволял. Слава парковым духам, там не было ничего серьёзного. Она даже не опухла. Вероятно, испугалась моя новая знакомая сильнее, чем пострадала. Какая она, нафиг, знакомая? Я до сих пор не знаю, как её зовут. Интересно, ощупывание ноги является в приличном обществе весомым поводом для знакомства? Я аккуратно надел туфельку на место, поднялся и с самым честным лицом объявил:
– У Вас там не закрытый, а открытый перелом!
Видели бы вы, как она побледнела Мне сразу захотелось нарисовать ей на лице зелёную и красную полоски.
– Меня же не возьмут в больницу с Брюсом! С кем же я его оставлю?!
– В какую больницу?
– Ну как же лечить перелом?
– О, Господи! Спокойствие, только спокойствие… У Вас там всё в порядке. Небольшое растяжение. Не нужно даже накладывать повязку, если у Вас в планах на завтра нет строевой подготовки. Вы сможете один день не ходить дальше столовой? Думаю, к завтрашнему вечеру всё почти пройдёт. А сейчас давайте, я провожу Вас в корпус.
Довольно трудно одновременно подниматься на одной ноге, держаться за меня и не выпускать из рук двенадцатикилограммовую мохнатую тварь, но она как-то с этим справилась под совершенно равнодушный кошачий взгляд. Нам предстояло преодолеть метров двести. Мелкими шажками, отказавшись отдать кота мне и опираясь свободной рукой на мой локоть, она медленно двигалась по красной дорожке. Кот лежал брюхом на её плече, равномерно свисая спереди и сзади и индифферентно разглядывал пустоту. Я о чём-то задумался и, если бы не попавший мне под ноги камушек, вероятно не скоро заметил бы, что мне что-то рассказывают: «… квартира досталась мне от мамы, поэтому отсудить её у него не получилось, ну я пожила какое-то время сама, поняла, что там всё напоминает о прошлой жизни, продала вместе с мебелью и переехала в другой город, где меня никто не знает, взяла в приюте Брюса, он знаете каким был? Маленький, тощий, в чём душа держится, очень любил с моими тапочками играть. Он там почти полностью помещался, а ведь его утопить могли, он беспородный у меня, а люди, которые котят в приют принесли, говорят, через интернет узнали, что на берегу сумка пищала, а там – несколько камней и, представляете, четыре котёнка, слепые ещё. Одного так и не удалось выходить, его камнями помяло сильно. Вот теперь видите, какой красавец? Брю-усик, маленький мой, – маленький продолжал усиленно косить под меховую накидку, помахивая иногда хвостом, который попадал его хозяйке в рот, вынуждая её отплёвываться, – так Брюс помог мне стать самостоятельной и независимой, теперь нам с ним никто не нужен». На этих словах мы подошли к двери её номера. Она повернула ключ, я открыл дверь, кот стёк на пол, я усадил её на кровать, стащил с ног туфельки, поднялся и уже собрался уходить, когда почувствовал, что на мне расстёгивают джинсы.
V
Только утром на входе в столовую я понял, что мы так и не познакомились. На завтрак я выбрал творожную запеканку со сметаной. Положив в рот первый кусочек, внезапно понял, что хочу жениться на местной поварихе. Она была идеальной – я сейчас о запеканке – крупинки творога сочились прозрачной сладкой жидкостью, корочка немного горчила и слегка похрустывала на зубах, в общем, всё, как я люблю. Кофе, правда, пришлось пить из кофемашины, но он оказался довольно терпимым, поэтому несколько дней точно продержусь.
После завтрака я снова направился в парк, решив прогуляться перед повторным визитом в библиотеку, и, выйдя в холл, столкнулся с Мариной. На этот раз она была в белом махровом халате, каких-то тапочках с розовыми помпонами, в тёмных очках, с перекинутой через плечо холщовой сумкой и собранными в узел волосами.
– Вы ничего не хотите мне сказать? Матвей, кажется?
– Сказать? Нет. Разве, что Вы потрясно выглядите. Хочу спросить, – где Вы так загорели?
– А пойдёмте со мной. – и она повернулась к лестнице.
Ну что ж, не в первый раз мне приходится быть у женщины сзади. Да и правила приличия требуют, чтобы мужчина на лестнице был на пару ступенек ниже. Хорошо, когда эта лестница не карьерная и не социальная, хотя иногда мне кажется, что, если говорить о ступенях эволюции, женщины более совершенные создания. Я даже порой думаю, что и мизантроп я только на пятьдесят процентов – мужчин не люблю, а бабы – ничё так. Сосредоточившись на плавно покачивающихся передо мной бёдрах, я дошёл до самого верха, где оказалась дверь на крышу, вернее в солярий. Да, в историческом, так сказать, значении слова – не гроб с лампами, а площадка, оборудованная для принятия солнечных ванн. Там стояло несколько топчанов, которые сверху прикрывала решётка из установленных под наклоном деревянных планок. Марина достала из сумки большое махровое полотенце, постелила его на один из топчанов, скинула халат, под которым не оказалось ничего, кроме прекрасного тела, и улеглась, слегка раздвинув ноги и подставив солнцу спину. Пока я хватал ртом воздух, она попросила найти в сумке крем и намазать ей спину. Я начал с шеи и, дойдя до талии, набрался смелости, слегка помассировал ягодицы и, как бы невзначай, скользнул пальцами в ложбинку между ними. Марина приподнялась на локте, повернулась ко мне и, когда я вытаращился на открывшуюся мне грудь, молча поводила пальчиком у меня перед носом, после чего приняла исходное положение. Мне оставалось растереть крем по её ногам и решить, оставаться ли в ожидании, что она допустит меня к нанесению крема на грудь или уйти, не дожидаясь очередного облома. Я решил, что во втором случае буду выглядеть умнее и, не прощаясь, вышел на лестницу.
Прохладный полумрак библиотеки привлёк не меня одного. На этот раз заняты были сразу три стола. За одним из них молодой человек даже что-то конспектировал. Решив, что в таких условиях завязывать разговоры бесперспективно, я пошёл к шкафам с книгами.
Минут через пять, в течение которых мне показалось, что я вдруг попал на концерт какой-то заезжей знаменитости, где само действо особого значения не имеет, но в фойе перед началом ты увидишь стопиццот старых знакомых, бывших коллег, пару одноклассников, пару бывших, городское начальство, обязательно кого-то, кого встречать не хотелось бы и так далее, пришло осознание, что я ищу не книгу, а способ убить свободное время, замену телефону в руках. А ещё я могу покинуть Пансионат раньше, чем её дочитаю и мне либо придётся искать её же «на гражданке», либо прерываться, не закончив. Тут почему-то вспомнилась Марина, а затем – обложка учебника английского. Точно! Я где-то его вчера видел. Отличный выбор. Можно поискать знакомые слова и в любой момент бросить. Это как раз полностью соответствует нашим отношениям с этой дисциплиной. В результате меня неплохо понимают китайцы и арабы, а вот посмотреть фильм в оригинальной озвучке я без субтитров, конечно, могу, но о сути происходящего буду догадываться только по мимике исполнителей. Кирпичик в серой обложке дожидался меня на том же месте. Я произнёс «зэ тэйбл», высвободил учебник из объятий Толстого и Канта и про себя отметил, что второго тома рядом нет, да он мне был и не нужен.
Наконец в руках появилось что-то, заменяющее телефон. Я начал понимать курильщиков, которые при попытке бросить начинают сосать карамельки. Ощущение пустых рук, оказывается, отражалось на душевном равновесии.
До обеда оставалось часа три и нужно было решить, в какой обстановке их убивать. Для умышленного убийства антураж крайне важен. Собственно, выбор был невелик – кровать в номере и лавочка в парке, может быть – газон. Мелькнувшую было мысль о топчане солярия я придушил в зародыше.
Когда-то прочитал, что работающие сидя всегда получают больше тех, кто работает стоя. И мне до того понравилась эта мысль, что я при каждом удобном случае стараюсь работать лёжа. Не уверен, что это способствует увеличению доходов, но осознание факта, что сейчас где-то кто-то машет кувалдой за гораздо меньшие деньги, согревает душу.
Я выбрал кровать и до самого обеда постигал, чем отличается слово please в начале фразы от него же, но в конце.