Светлана Николаевна Куксина
Магнитное притяжение
– А вы говорите – с пакетиков, – довольно улыбнулась бабушка Катя.
– Никогда! – дружно заверила мы хозяйку в своём намерении навсегда отказаться от пакетированного чая. – Никогда в жизни не возьмём больше эту гадость в рот. Лучше воду простую будем пить.
Чаю из неизвестных мне трав мы выпили по три чашки. Я уж и не помню, когда в последний раз пила столько чаю за один присест. Обычно и одну чашку до конца осилить не могу. А тут… Осоловели даже.
– Переночуйте-ка вы, девоньки, у меня, а завтра уж в обратную дорогу отправитесь. По – светлому оно ловчее получится.
Мы выползли из-за стола, разомлевшие и в самом деле полусонные, забрели за хозяйкой в горницу и без всяких мыслей рухнули в кровати, которые она успела разобрать, пока мы выползали из одежды.
Утром проснулись свежие и отдохнувшие, хотя сначала не поняли, где это мы. Старинные железные пружинистые кровати вызвали сначала недоумение, но затем события вчерашнего дня промелькнули в памяти, и мы сориентировались.
Было рано, но мы отлично отдохнули, спать больше не хотелось. Бабушка Катя накормила нас завтраком и сказала, обращаясь к Галке:
– Будь поласковей. Мужа жалей, с подругой не спорь. И не мешай, что бы она ни задумала.
– А ты не бойся ничего, – повернулась она ко мне. – В жизни много необычного. Кто-то живёт, ничего необъяснимого не замечая, а кому-то много даётся, да не всё объясняется. Душой живи. Сердцем. Слушай их и делай, как тебе душа да сердце подсказывают. Не ошибёшься.
Она проводила нас до машины и сунула на прощание мне в руку бумажный пакет.
– Травы здесь целые, поймёшь, что к чему. Сама потом измельчишь для чая. Попей с недельку на ночь.
– Мы вам заплатим, – начала Галина, но бабушка только рукой махнула:
– Не надо мне ничего. Всё у меня есть. Много ли мне, старой, нужно. Вот люди обо мне не забывают и хорошо. Весело жить-то. С людьми-то оно сподручней, нежели бирюком. С Богом, девоньки.
– До свидания, бабушка, – горячо проговорила я. – Можно, мы вас ещё как-нибудь навестим?
– А чего ж? Приезжайте, коли охота будет.
Несмотря на протесты бабы Кати, мы выгрузили из машины остатки крупы, сахара, хлеба, фруктов, разного печенья и прочей ерунды, что брали «на гостинец» знахарке.
Обратная дорога вовсе не показалась нам длинной. Мы взахлеб обменивались впечатлениями и трещали, как сороки.
Глава
4
Рабочая неделя пролетела, как один миг. Ничего необычного со мной больше не происходило, в обмороки я тоже не падала. Пила очень вкусный бабушкин чай и радовалась каждому мгновению. Не жизнь, а сказка.
На работе тоже царила идиллия. Мы даже друг с другом ни разу не поцапались. Ни в шутку, ни всерьез. Прямо палата лордов, а не контора среднего пошиба.
Настроение – как будто праздник каждый день и ты беззаботна, словно бабочка. Домашние дела сами делаются, а я, по-моему, только улыбаюсь. Так в эйфории всю неделю и провела.
В пятницу после работы я не сразу попала домой. Серафима Аркадьевна, пенсионерка из соседнего с моим подъезда, возрастом под семьдесят лет, перехватила меня на подходе к дому.
– Нина, детка, добрый вечер! – окликнула она меня, выглянув из открытого окна. Серафима Аркадьевна в прошлом учительница. Все бывшие ее ученики для неё детки, а также и их ровесники, те, кто не имел счастья быть её подопечными. Я не обижаюсь на такое обращение. Привыкла. – Будь добра, загляни ко мне на минутку. Я тебя долго не задержу.
– Добрый вечер! – вежливо здороваюсь я с Серафимой Аркадьевной, а Галина кивает мне на прощание:
– Я побежала, а ты тут разбирайся, – и стремительно уходит.
Серафима Аркадьевна живет на первом этаже, так что идти мне недалеко, хотя я и не понимаю причины приглашения.
Она встречает меня на пороге квартиры немного суетливо:
– Заходи, Ниночка, заходи!
Я вхожу в прихожую и извиняюсь с порога:
– Извините, Серафима Аркадьевна, но я устала, поэтому дальше не пойду, говорите, что случилось, я вас слушаю.
Бывшая учительница немного смущена, но начинает решительно:
– Слухи до меня дошли…
Она спотыкается на фразе, а я улыбаюсь про себя. У Серафимы Аркадьевны учеников полгорода, она очень любит поговорить и живо интересуется всеми новостями, поэтому не удивительно, что она всегда в курсе всех событий, происходящих в нашем городишке. Но при чём тут я?!
Собеседница моя преодолевает смущение и продолжает:
– Говорят, сила у тебя в руках проявилась особая, целебная. Чудеса творишь. А у меня с внучкой беда: одиннадцать лет девчонке, а во сне писается. Каждое утро мокрой просыпается. Замучились мы с ней. Сестра мне травы прислала. Зверобой и золототысячник. Велела заваривать на ночь по веточке того и другого и внучку на ночь отваром поить. Я попробовала, нет толку. Руки не те, говорят. Подержи траву в руках. Вдруг поможет?
Она метнулась в кухню так быстро, что я и рта открыть не успела. Траву в руках я подержала и с облегчением ретировалась.
Да-а-а, не ожидала я, что слухи по нашему городу так быстро распространяются. И это при том, что я даже с лучшей подругой особо ничего не обсуждаю. Что же дальше будет?!
А дальше…
В субботу ко мне домой пришла женщина. Опять по чьей-то наводке. Я так до конца и не поняла – по чьей. Её сильно беспокоили боли в сердце, и снова мои руки сами знали, что им делать. Организм больной был так ослаблен, что я даже испугалась в какой-то момент.
Я протянула к ней руки ладонями кверху и велела ей пристроить ладони над моими, не касаясь их. Она послушно и даже торопливо выполнила мою просьбу. Дальнейшее меня поразило. Мне показалось, что она хватала мою энергию жадными горстями и торопливо запихивала ее куда-то вглубь себя. Это продолжалось бесконечно, хотя длилось всего двадцать минут.
Щеки женщины, землисто-серые вначале, слегка порозовели; глаза заблестели и оживились. И снова я потеряла много сил. В этот раз гораздо больше, чем раньше. Но вот что интересно: обычно потерянные за сеанс силы возвращались довольно быстро после нескольких упражнений, которые я интуитивно себе подобрала, сегодня же мне захотелось прилечь. Правда, и есть мне опять хотелось зверски, но я сначала прилегла на диван и занялась аутотренингом. Еда могла и подождать.
В воскресенье я вскочила ни свет ни заря. В пять утра. Вроде и дел срочных нет, а спать всё равно не хочется, наоборот, энергия переполняет, прямо через край захлёстывает. А ещё… поселилось в душе стойкое ощущение чуда.
Час – другой… и всё необходимое сделано. Ура! Я свободна! Свободна, как ветер! Воскресенье я посвящу себе. Это решено. С чего вот только начать?!
Посмотрела я в окно. А на улице светло, тепло, люди ходят, гуляют с собаками. И так мне на улицу захотелось! Просто идти. Ни о чём не думая, брести куда глаза глядят. И я пошла.
Я просто шла по улице и всё. Никаких мыслей и желаний. Радовало само движение.
Я перестала воспринимать окружающий мир, будто переместилась куда-то помимо собственной воли. Я даже собственное тело перестала ощущать.
Я осознавала, что двигаюсь, но находилась как в невесомости. Ничего не видела. В голове пустота. Шла, словно сомнамбула. Только скорость всё время сама собой увеличивалась. Мир расплывался всё сильнее, окончательно теряя чёткие очертания, а я никак не могла сфокусировать хоть на чём-нибудь взгляд. Глаза смотрели словно куда-то внутрь меня или Вселенной. Хотелось бегать, прыгать и петь.
И вдруг я во что-то врезалась. Во что-то живое и мягкое. Вернее, в кого-то. Я даже очнулась. И сначала огляделась. За какое-то мгновение охватила взглядом окрестности. Где это я?!
Тишина кругом. Безлюдье. Только деревья о чём-то тихонько лепечут на своём языке. Оказывается, я по парку неслась, а потом в ботанический сад свернула. Есть у нас в городе небольшой, но уютный. А в нём дорожки узкие, вот я и налетела на кого-то.
Поднимаю глаза: мама дорогая! Парень из автобуса! Дежурные слова извинения, которые я готова была произнести пару секунд назад, напрочь застряли у меня в горле. Я стояла и молча таращилась на него, ошарашенная нечаянной, но такой желанной встречей.
– Вы торопитесь? – спросил он, и я утонула в мелодичных звуках его голоса, прозвучавших для меня райской музыкой. Боже, как я мечтала о встрече с ним! Как сожалела, что автобус увез его в неизвестность, а мы даже попытки не сделали встретиться!
Я открыла рот и … не сказала ни слова, только отрицательно помотала в ответ головой. Да так старательно, что мои длинные распущенные волосы изо всех сил хлестнули меня по лицу и попали по открытому глазу. Это оказалось очень больно, так больно, что у меня даже голос прорезался.
– Ой, – пискнула я, непроизвольно приседая от боли, а незнакомец улыбнулся:
– Это судьба.
Я возражать не стала.
До самой темноты бродили мы по дорожкам парка и сада, нарезая широкие круги. И разговаривали, разговаривали…
О чем бы мы ни говорили, какую бы тему или проблему не затронули, непременно оказывалось, что смотрим мы на вещи с одной колокольни.
Удивительно, что Мишка тоже любил читать, но ещё удивительнее, что и здесь наши вкусы совпали. Мы обсудили книгу Потиевского «Мертвое ущелье» и дружно не вспомнили имя автора. Фамилию помнили оба, название книги – тоже, а имя выпало из головы. Мы даже посмеялись над собой, над своим ранним склерозом. Мы вообще в этот вечер очень много смеялись.
Потом я вдруг вспомнила, что имя Потиевского – Виктор. Оказалось, что и Мишка тоже вспомнил имя автора, и мы одновременно буквально выкрикнули: Виктор – его имя!
И опять хохотали, как сумасшедшие, радуясь неизвестно чему. А впрочем – известно. Мы радовались тому, что наконец-то встретились.
Оказалось, что не только книги о природе увлекают нас обоих. Мой любимый детектив «Сплетающие сеть» Мишка тоже читал и оценил вполне положительно.
В общем, гулять нам было не скучно.
Даже мелкий дождик, который вздумал немного порезвиться, не помешал нашему веселью. Старая разлапистая ель, патриарх нашего парка, с удовольствием приютила нас под навесом из своих шикарных зеленых лап.
Расстались мы, не доходя до моего дома. И именно я настояла на этом. Очень хотелось, чтобы эта моя маленькая тайна – наша встреча – осталась со мной, а не стала достоянием гласности и не обросла пересудами. Сплетнями в недалеком прошлом я была сыта по горло.
Потом ещё один вечер прошёл точно так же, и ещё один. Мы никак не могли наговориться. И откуда только бралась наша говорливость?! И смешливость?! В таком избытке смех никогда ещё из меня не вырывался. А потом…
Через три дня мы подали заявление в ЗАГС, о чём я не преминула сообщить любимой подруге. Естественно, не в рабочее время, а когда мы с ней уютно устроились на её кухонке и настроились на вечернее чаепитие. Чаще мы бываем у меня, но и к себе Галина заманивает меня нередко.
Хлебнув чайку и расслабившись, витая в облаках и снова переживая минуты встреч, я начала рассказывать Галине о новом знакомом, не замечая, как меняется ее лицо по мере развертывания сюжета.
Вы когда-нибудь видели кошку при внезапной встрече с незнакомой собакой?! Тогда мне нет надобности описывать Галину в тот момент, когда я дошла в своем рассказе до нашего похода в ЗАГС и взглянула в её лицо. Вы и сами можете её себе представить. И зашипела она точно так же.
– Ты в уме повредилась, – шипела подруга сквозь зубы, то бледнея, то краснея. Ей богу, хамелеон не так быстро меняет свою окраску, как это получалось у Галки. – Не иначе. Или сглазили тебя ненароком… Три дня знакомства?! Три?!
– Сколько ему лет? – перешла она внезапно на почти нормальный тон.
– Он на три года младше, – глядя в землю, честно созналась я. Это меня немного смущало. Но именно немного. Так вышло. С этим придется смириться. Да и что такое три года?! Мелочь. Пустяк. Мы собираемся жить вместе, а не смотреть на цифры в паспорте с утра до ночи.
– И тут три! – всплеснула руками Галка. – Прямо магическая цифра!
У меня в голове что-то щёлкнуло, и неожиданно для себя я выдала новую информацию:
– Точно! Мы познакомились через три недели после того, как впервые друг друга увидели!
Галка выпала в осадок. Она молчала так долго, что даже я, погруженная в сладкие грезы воспоминаний, забеспокоилась. Но вот подруга выдохнула, потом протяжно вздохнула:
– Да-а-а, тебя срочно надо изолировать от общества. Срочно!
– За что? – спокойно поинтересовалась я, совершенно игнорируя эмоции подруги. Если этим самым её эмоциям потакать, им конца не будет. А мне не очень хотелось сейчас болтать, я бы лучше помечтала. О ком? Догадаться не сложно. Так что я демонстрировала подруге просто олимпийское спокойствие, лишь бы она отстала от меня поскорее. – Какой антиобщественный поступок за мной числится?
– Да ты в мистику начала ударяться со своей цифрой три! – рявкнула вдруг Галка так громко, что я от неожиданности подпрыгнула. – Потом к гадалкам побежишь, потом к сектантам подашься… Так и пропадают люди!
– Не ерунди, – мне стало смешно. – Какие сектанты? Я просто познакомилась с парнем, который мне понравился. Должно же было это когда-то произойти. Ты же и сама об этом мечтала. Знакомства мне навязывала. А я вот сама взяла и влюбилась…
Галина смотрела на меня в упор, будто изучала. Я улыбалась и молчала.
– Он кто? Повтори! – снова приступила к допросу Галка.
– Фермер, – с готовностью ответила я. – И человек.
– Питекантроп, – ехидно уточнила подружка.
– Почему это?! – возмутилась я, сразу забыв о том, что не собиралась вступать в перепалку с подружкой. Чай сиротливо остывал в чашках, подсыхали бисквитные пирожные в вазочке, а мы ожесточенно бодались.
– Живёт где?! – продолжала наступать Галина.
– В деревне.
– Во-о-от и потому! – подняла она палец вверх и повторила с нажимом. – В деревне!
– Ну и что, – усмехнулась я. – В деревнях наших тоже люди живут. И очень даже много. И даже не всегда плохо.
– Ошибаешься. Люди оттуда давно сбежали. Удрали в город. В разные города. Лишь бы подальше. В деревнях остались алкаши, тупицы, ни на что не годные аборигены! Ну и старики, конечно, которым податься некуда.
– Ну ты даёшь! – остолбенела я. Давно я не видела Галку такой злой. – Сама сроду в деревне не была, ничего о жизни там не знаешь, а рассуждаешь… Всех чёрной краской… Одним махом…
– А ты с людьми поговори! Очки-то розовые и спадут! – ярилась Галка. – Ты что забыла?! Мы недавно с тобой вояж по деревням совершили. До сих пор мороз по коже от проваленных крыш и полного запустения!
Спорить с ней мне не хотелось. Очень не хотелось. Мы обе упрямые. Точнее, упёртые. И порой так грызёмся, что не дай Бог кому услышать! Лучше не начинать.
Но сейчас… Я всерьёз обиделась за российскую деревню, хотя тоже никакого отношения к сельской жизни никогда не имела. А вот поди ж ты! Задело за живое. Да ещё как задело!
– Посмотри лучше на бомжей, что на свалках в мусоре роются, да на алкашей городских, опустившихся, – посоветовала я подруге, с трудом возвращая себе спокойствие. – Вот уж где все пороки на лице. А Мишка мой…
– Ах, он уже твой! – воскликнула Галка и всплеснула руками. – Имя узнала и уже присвоила! А он-то хоть в курсе?!
– В курсе! В курсе! – успокоила я не на шутку расходившуюся подружку. – Не забыла: мы заявление подали в ЗАГС. Не одна же я туда ходила?!
– Ну да! Где ж он ещё такую дуру найдёт, чтоб его к себе в город вытащила?! Небось. сразу пропишется! Прямо из ЗАГСа побежит… Бегом… И на машине не догонишь… А потом и калёным железом не выжжешь со своей кровной жилплощади.
– Тормозни-ка да охолонь чуток, – с укоризной посмотрела я на подругу. – Начала рисовать страсти Господни. Забыла?! Это я к нему переезжаю, а не он ко мне. Я ж тебе говорила…
Галка превратилась в соляной столб. А вернее, в чучело, растрёпанное донельзя, красное и пучеглазое, потому что глаза её из орбит вылезли, как только до неё дошло, что именно я сказала, а волосы уже давно растрепались. Так что видок у неё был ещё тот.
Она даже заикаться стала:
– Т-ты? Ты поедешь в деревню?
– Зачем? – стала она в тупик и, кажется, перестала дышать.
– Жить, – честно ответила я. – Что ж я собственного мужа сразу после свадьбы на произвол судьбы брошу?!
– А-а-а… так ты ненадолго, – вернула себе дыхание и слегка вроде даже успокоилась Галка.
– Почему ненадолго?! – разочаровала я её. – Навсегда. Я развод пока не планирую. Собираюсь жить с любимым долго и счастливо.
– Почему не здесь? – поджала губы Галина.
– Ну, тебе не угодишь. То кричала, что ему прописка городская нужна, то недовольна, что не едет, – усмехнулась я и закончила:
– Не хочет он. У него в деревне дом, хозяйство, свобода, забот полно. А в городе что?!
– А ты что там делать будешь? В его избушке на курьих ножках? – чуть не шёпотом поинтересовалась подруга, глядя на меня, как на тяжелобольную или прокажённую. – Там же работы нет.
– Фермершей буду, – рассмеялась я и отхлебнула из чашки уже остывший чай. – Может, избушка ещё и постоит сколько. Хотя бы до моего приезда. И хватит об этом! А то на тебе лица нет! Я не померла ещё! И даже не собираюсь пока. Жизнь покажет, что там впереди.
Это я перед подругой храбрилась, а на самом деле поджилки у меня здорово тряслись. Я, конечно, в зоопарках бывала, разных животных и птиц видела. Но там они в вольерах сидели, и за ними ухаживал кто-то другой. Я только на них смотрела, но ничего не делала и даже не представляла, что там можно делать. По эту сторону вольера мне было довольно комфортно, а вот по ту я и в дурном сне не могла себя представить. Я – истинное дитя городских джунглей, и ни в каких других не бывала и не рвалась. Зачем?! Если и тут хорошо и привычно.
Путешествие к бабе Кате не считалось: мы и деревни толком не видели, и с жителями, если они там водились, не пересекались.
Я ничего не знаю о сельской жизни, поэтому даже поездка в деревню меня основательно пугала. Может, там действительно одни руины вместо дома, грязь да быки вокруг бродят, или ещё какая фермерская живность. Я всех боюсь.
Но судьба – злодейка умеет пошутить: влюбишься – и всё не важно, кроме самого человека, твоего избранника или избранницы.
– Ты хоть в ЗАГС – то не иди сразу, – как-то жалобно попросила подруга, прерывая мои мысленные переживания на самом страшном месте. – Посмотри сначала, как там жизнь-то в этой деревне. Присмотрись хорошенько. Да с работы не увольняйся… Отпуск попроси… мало ли что…
– Не переживай. У меня ещё два месяца впереди. На выходные поеду к нему. На экскурсию. Вернее, он приедет за мной и повезёт с деревней и хозяйством знакомиться. А ещё с мамой, – нервно хохотнула я, и Галка сразу уловила мою нервозность.
– Это ты не переживай, – бросилась она меня успокаивать и подлила горячего чаю мне в чашку, подвинула печенье и пирожные. – Жуй давай. Подкрепляйся. Может, колбаски нарезать?
– Спасибо, не хочу.
Я откусила печенье и глотнула чаю.
– Всяко в жизни бывает,– продолжала свой монолог Галина, с жалостью глядя на меня. – Может, всё ещё хорошо будет, всё образуется, а может, он тебе и разонравится так же быстро, как и понравился! Мишка-то этот твой! Господи! И имечко одно к одному!
– Знаешь, он почему-то так и сказал почти сразу после нечаянной встречи: зови меня Мишкой, – мечтательно произнесла я, вспомнив этот момент, – не Михаилом, не Мишей, а именно Мишкой.
– Мишкой! Плюшевым! – фыркнула Галка. – Ну надо же?! Или он медведь из леса?! А может, ещё и шатун?!
Теперь уже я фыркнула. Но Галка особого внимания на моё фырканье не обратила. Разве что рассвирепела ещё больше.
– Что, на нём свет клином сошёлся?! – снова ярилась Галина. – В городе, что ль, мужиков мало?! Угораздило ж тебя?!..
Много в городе мужиков. Много. Только не настоящие они какие-то. Рафинированные.
Нет, есть, конечно, и настоящие, только они, наверное, давно разобраны и в данный момент находятся в надёжных руках, потому что до сих пор мне так и не встретились.
А может, наши дороги разминулись?!
Вряд ли. Разве можно разминуться с судьбой?!
В моём возрасте нельзя быть романтичной, доверчивой, нельзя влюбляться в первого попавшегося парня, даже если ты в него врезалась, и он тебя буквально на скаку остановил. Много ещё чего нельзя в моём солидном уже возрасте. Двадцать девять – это не семнадцать и уже далеко не двадцать лет. Такой хвостик не подожмёшь.
Нельзя.
А если никак не получается стать другой?! И даже печальный опыт за спиной обескрылил только на время. На короткое, смутное время, когда и я не я, и ничего не хочется, и ничего не нужно.
Когда хочется закрыть глаза и не видеть ничего и никого вокруг, не слышать шёпота за спиной, не выслушивать лицемерных сочувствий. Кому они нужны эти пустые, бесполезные слова, когда рушится мир и сама ты летишь в глубокий бездонный колодец, доверху наполненный жалостью к себе. Ну чем я хуже?!
Ты влипаешь в эту жалость, как муха в паутину, и спасти тебя может только встряска. Только открытые (широко распахнутые!) во внешний мир глаза. Только встреченная тобой твоя половинка, которую ты узнаёшь сразу, с первого мгновения. И прочь сомнения! Прочь прошлое! Нет вчера, есть сегодня и завтра.
Я не знаю, что произошло со мной. Я ничего толком не знаю о своём избраннике, и я знаю о нём всё.
– Да ты чай-то пей, – мрачно произнесла Галина. – Жизнь всё на свои места расставит.
Вот именно. Расставит. Я не жалела того, кто сбежал от меня, не попрощавшись. Но сплетни больно ранили. Их было много, ведь в маленьком городке ничего не скроешь. А сплетники умеют разукрашивать картину до неузнаваемости. Так что мне пришлось ой как нелегко. И что там впереди?!…
Чай мы допивали в полном молчании.
Галина пошла меня провожать, несмотря на все наши размолвки ритуал встреч и расставаний оставался прежним. Но до моего подъезда мы не дошли. Нам наперерез шустро метнулась Серафима Аркадьевна с несвойственным ей пылом. Она дефилировала по улице, поджидая, как я уже догадалась, именно меня.
– Ниночка! – завопила она на всю улицу, как хулиганистый подросток. – Помогло ведь! Помогло! Сухие мы теперь!
– О чем это она?! – не поняла Галка.
– Я тебе потом расскажу, – отмахнулась я от подруги, произнеся слова скороговоркой, а Серафиме Аркадьевне приятно улыбнулась и ответила, что я очень рада.
Старушка держала в руках пакет с крупными плодами красного болгарского перца. Этот пакет она сунула мне в руки со словами:
– Возьми, детка! Это я на даче вырастила. Ранние у меня нынче перцы. Красивые! А уж вкусные какие!
– Спасибо, Серафима Аркадьевна, – растерянно произнесла я, потому что отстраниться не успела, а совать пакет обратно в руки соседке посчитала неудобным. – Я вам очень благодарна.
– Нет! Это я тебе благодарна! Ешь на здоровье!
Серафима Аркадьевна развернулась и бодро потопала в сторону дома. Галка молча смотрела ей вслед, потом перевела взгляд на меня:
– А ну-ка пойдем к тебе теперь зайдем, что-то я ничего не поняла. Расскажешь. Заодно и перчики попробуем.
И мы пошли ко мне.
Перцы действительно оказались очень вкусными.
