Татьяна Николаевна Соколова
Командировка в Индию
Разговор с отцом
В эти дни семья Вихана собралась в родовом доме недалеко от Агры в пригороде Гургаона. У отца был день рождения. Вихан решил воспользоваться случаем и поговорить с отцом. Он летел самолетом до Агры, в аэропорту его встретил старый слуга Кумар, который постоянно жил в доме и следил за его состоянием.
– Мы рады вас снова видеть, господин, – старик Кумар низко склонил голову в поклоне намасте, открывая дверцу Тойоты.
Месяц назад, после ранения, Вихан отдыхал неделю в отцовском доме, предавался воспоминаниям и был окружен всеобщей заботой. За много лет дом практически не изменился, здесь приходили на память картины детства, когда они с братом были центром внимания семьи; им старались привить доброту не только к людям, но и к животным, насекомым и цветам. У них было много учителей, слуги сопровождали их на прогулках по окрестностям, особенно, если они шли на реку.
– Не приноси никому вреда, – говорил старый слуга, – смотри под ноги, чтобы не раздавить муравья.
Только на этот раз сердце его трепетало. На пороге его встретила мать, обняла, молча заглянула в глаза и с долей сомнения покачала головой. «Наверное, догадалась, зачем приехал», – подумал Вихан. Когда она удалилась на кухню давать распоряжения к ужину, Вихан постучался в кабинет отца и медленно приоткрыл дверь; войдя, он сложил руки домиком и низко поклонился. Отец молча встал из-за рабочего стола, прошелся по комнате с сомкнутыми за спиной ладонями и со вздохом опустился в старинное кресло с массивными подлокотниками. Вихан присел в деревянное кресло британского периода с кожаным сиденьем. Он на момент застыл, разглядывая, как в луче света играют пылинки и оседают на выцветших обоях, на картинах в богатых рамах, круглой этажерке с дорогими переплетами и на многочисленных статуэтках божеств. И, конечно, на компьютерном столе, который среди всего этого собрания древностей казался экспонатом из другого музея. Наконец Вихан решился:
– Отец, – сказал он, – я пришел к вам за советом по поводу моей личной жизни.
– Разве плохую жену я тебе выбрал? – отец поднял на него глаза.
– Отец, простите меня, – Вихан низко склонил голову, – Рашми красавица, но она меня тоже не любит. У нее своя жизнь, и я даже в нее не вмешиваюсь. И потом, я хотел бы иметь детей.
Вихан много раз представлял, какие красивые дети могли бы родиться у них с Лизой. И его семья могла бы принять эту женщину, она ведь, если вдуматься, очень одинока и наверняка прижилась бы.
Отец уже давно слышал об иностранке, с которой у сына был роман. До этого была киноактриса, и до нее тоже были женщины, но все они не были так опасны для семьи, как эта бледнолицая.
– Если ты хочешь завести детей, возьми в жены младшую сестру Рашми, – отец ходил по комнате, что-то кумекая.
Он снял со стены старинный кинжал с инкрустированной рукоятью, вытащил клинок из ножен и осторожно потер его замшей. В шелковом халате, с выдающимся брюшком, да еще с кинжалом он был похож на махараджу времен Британской Индии.
– И Рашми будет рада возиться с детьми сестры, – продолжал он. – Может, это ее даже изменит, и уж точно будет всем на пользу, – сделал он многозначительный вывод. Ты должен понимать, что нет лотоса без стебля – у каждого свои недостатки.
Вихан понимал, что для отца важно сохранить целостность большой семьи. В своих владениях отец действительно чувствовал себя махараджей. По рождению он принадлежал к высокой касте священнослужителей – брахманам, в наследство от своего отца он получил землю, а благодаря брачному контракту с семьей банкира сумел застроить эту землю и таким образом сколотить небольшой капитал. И все это помогло ему занять должность в правительстве штата.
Вихан встал и тоже заходил по комнате, остановился около старинной индийской вазы, провел пальцем по рисунку серебряной инкрустации, как он это делал в детстве, когда отец его наставлял. Он твердо решил уйти в отставку и искать работу в другой стране, не оправдав надежды отца, который прочил ему место на государственной службе. И не жалел о своем выборе, ведь ни большие деньги, ни положение в обществе, которое ему не пригодится, если он уедет отсюда, не смогут компенсировать то прекрасное чувство, которое он сейчас переживал, может быть впервые в жизни. Но сказать это отцу было невозможно. Отец внимательно рассматривал рисунок на ножнах, протирая драгоценные камни.
– Отец, вы ведь меня учили, что лучше своя дхарма12, пусть несовершенная, чем успешно исполненная чужая, – набрался дерзости Вихан. – Ведь дхарма тождественна истине. Я все продумал.
Отец был спокоен. Вихан никогда не видел, чтобы отец приходил в ярость или плакала мать. Неумение сдерживать свои чувства считалось в семье страшным пороком. Этому строгому этикету, передающемуся из поколения в поколение, могли бы позавидовать даже кичливые англичане. Повесив кинжал на место, отец уселся в свое кресло и посмотрел на сына.
– Ты получил хорошее образование, и в том числе представление о вере, моральных ценностях и нашей богатой культуре; чтобы сохранить все это и передать детям свой код, ты связан определенными ограничениями и ритуалами. Наша семья не одно столетие несет высокий статус браминов, и мы должны поддерживать порядок в этом мире. Ты посмотри вокруг – больше семидесяти процентов населения относится к низшим кастам, среди них: неграмотные, далиты13 и больные. Если еще вычесть женщин, детей и стариков, то только пять процентом могут управлять, творить и развивать нашу страну. В Англии вы оба забыли о долге и о наших обычаях. Если бы все эти годы вы жили вместе, то любовь бы пришла. Наша семья ценит английское образование, и даже в период британского правления твой дедушка служил на Индийской гражданской службе, – констатировал он с гордостью. – Но мы заплатили слишком дорогую цену за новшества, которые нам принесла западная цивилизация. И продолжаем расплачиваться. Дурные веяния проникают в наши семьи и разрушают сознание молодых. И, кроме того, ты должен понимать, что Рашми принадлежит к высшему кругу, и разговоры о том, что ее бросил муж ради какой-то русской переводчицы, унизительны. Для всех! А теперь пора ужинать, – закончил он свою речь.
Это был семейный ужин в узком кругу. Брат Вихана находился в это время в отъезде, но к ужину из Нью-Дели подоспел Сагми – верный друг семьи Пателов.
Семья любила Сагми. Он тоже происходил из старинного рода, только португальского, в далекие времена его предки поселились на самом юге, в теперешнем штате Керала. История рода уходила корнями в эпоху португальского владычества и соперничества с Ост-Индской компанией. Славные отпрыски рода занимались выращиваем кофе, специй и торговлей, имели собственные корабли, но в начале девятнадцатого века, участвуя в маратхских войнах против регулярной армии сэра Веллингтона, растеряли свои земельные наделы и обеднели. Потери чередовались с успехами, но неизменным оставалось только одно – испокон веков семья исповедовала христианскую религию.
Еще дед Вихана, имел коммерческие связи с семьей Сагми и считал эту семью уважаемым партнером, а может и политические, ведь обе семьи активно боролись против английского владычества. И, когда отец Сагми неожиданно погиб, семья Вихана стала опекать Сагми. Он пришелся по душе старому Пателу своим умом, трудолюбием и умением проявлять терпение и покорность. Несмотря на то, что Сагми был христианином, он глубоко понимал и чтил индуистские традиции. И кроме всего прочего, семьи собирались породниться – кузина Сагми была помолвлена с братом Вихана, и ради этого брака она приняла индуизм.
Обедали в гостиной, толстые каменные стены хранили прохладу, а решетки на окнах из резного дерева защищали от солнечных лучей. В этой гостиной все веяло стариной и напоминало о предках: и настенные часы с латунным орнаментом вокруг циферблата, и резные шкафчики и комоды, и статуэтки и портреты божеств. На столе было накрыто множество традиционных закусок, а основным блюдом был овощной бириани с кусочками домашнего творога и шафраном. К чаю подали шоколадный торт, приятно пахнущий ванилью и мятой.
После обеда старый Пател отправился к себе в кабинет, а молодые люди сели играть в шахматы. Сыграв две партии, Сагми собрался уходить.
– Брат мой, – сказал он Вихану на прощанье, – опять ты наделал глупостей, и самое плохое это то, что твой роман с этой женщиной на виду, и все, кому не лень, его обсуждают.
– Я сам сделал выбор, справлюсь, – спокойно ответил Вихан.
Он поморщился, как будто ему поставили болезненный укол, но через несколько секунд уже снова спокойно и непринужденно улыбался, провожая гостя.
Сагми колебался, уходя. У них с Виханом не было тайн друг от друга, но были ситуации, в которых Сагми, как старший и более благоразумный, подталкивал друга принять то или иное решение – это он уговорил Вихана поступить на военную службу после окончания технического университета в Англии. И семья была ему за это благодарна. Вот и теперь он колебался, чувствуя свою ответственность, но не мог испортить день рождения уважаемого им человека.
– Ты не все знаешь, – попытался он затеять разговор, немного смущаясь, – есть кой-какие пикантные детали, о которых я обязательно должен тебе рассказать.
Но Вихан его не слушал, отвлекся на собаку, которая здесь постоянно проживала вместе со слугой. Он был в хорошем настроении, потому что расценивал разговор с отцом, если не как явное одобрение, то уж, по крайней мере, как согласие не вмешиваться в его личную жизнь.
Ходовые испытания
Лиза давно ждала выхода в море. Даже не верится, что с борта корабля, ушедшего несколько лет назад с Балтики в далекое плавание, она будет любоваться Индийским океаном, и свежий ветер тропических широт будет хлестать ей в лицо. После нескольких месяцев жизни в этом городе, который пыхтел и смердел своими бесчисленными старенькими авто, тысячами мелких и десятками крупных производств она, наконец, вдохнет свежий ветер.
И вот настал этот день – утренняя дымка, причал, все поднялись по трапу на кормовую часть, отсюда Лиза могла бы пробежаться по главной палубе до носа с закрытыми глазами; она знала этот корабль до каждого винтика, но теперь здесь все стало чужим. Главный коридор был наполнен неприятными запахами индийского общежития, в кубриках на стенах пестрели картинки с портретами болливудских звезд, амулеты и всякая мишура, а матросы, встречающиеся на пути, косились то ли с недоверием, то ли с испугом.
Когда все пятеро русских специалистов расположились в кубрике, Роман через индийского офицера получил приказ о том, что женщина должна покинуть корабль.
– Это наш переводчик, и она пойдет с нами, – ответил он безапелляционно.
Офицер удалился, но через несколько минут вернулся и сказал, что штабное начальство категорически возражает.
– Ах так, – проявил характер Рома, – тогда мы тоже сойдем на берег. Проводите испытания сами. Мы против дискриминации, в России на кораблях в числе индийских специалистов я видел женщин, а почему наши не могут?
Уже отдавали швартовы, офицер убежал и через несколько минут вернулся – начальство, видимо, покачало головой и смирилось. Лизу разместили в лазарете. Она оставила там свой рюкзак и вышла на корму, присела на кнехт14, любуясь удаляющимся городом, и тут же почувствовала на себе чей-то взгляд, обернулась – вдоль борта шел ошарашенный матрос. «Ах да, – вспомнила она, – на кнехте сидеть нельзя, это же голова боцмана по флотским понятиям. И у них, видно, тоже».
В нескольких километрах от берега вода стала прозрачной, повеял свежий ветер, и Лиза дышала полной грудью, глядя вниз, туда, где вспенивалась морская пучина, и пузырьки воздуха устремлялись в сине-зеленую глубь, чтобы там растаять. Так началось плавание в Индийском океане. И как обычно, в одиннадцать часов раздалась знакомая команда «Джаван чай пью», что значило: «Команде пить чай». Чаек пили, как обычно, дважды – до полудня и в пять часов вечера.
Шли полным ходом, а к ночи встали на якорь. Роман вывел своих на палубу, проверял надежность установки после монтажа. Лиза не могла спать в такую ночь – на палубе горел прожектор, а прямо над головой расстелился млечный путь, звезды мерцали, как драгоценные камни, то ярко красным, то синим, то желтым и белым цветом. Вот уж, правда, говорят: «Небо в алмазах». На глубине подсвеченная прожектором вода переливалась голубыми и зелеными пластами. Мужики были заняты юстировкой оптических приборов, наводились по звездам, означенным в инструкции. А Лиза искала на чужом небе Южный Крест, просила показать ей созвездие, но всем было не до нее. Роман хмурился, он что-то проверял с инструментом в руках и тихо ругался. Со всеми вместе работал и Даня с раненым пальцем, и он ни разу не пожаловался, даже не поморщился, проверяя затяг соединений с динамометрическим ключом в руках. Наконец, Лизу вежливо выпроводили спать в лазарет.
Утром прибыли в заданный квадрат, и после раннего подъема и скорого завтрака началась подготовка. Стрельбы должны были производиться в широком диапазоне углов возвышения, то есть – с обоих бортов. Когда закончили с одного борта, оказалось, что со стороны другого, как ни в чем не бывало, расположились рыбацкие шхуны и лодки. С присущей простым индийцам непосредственностью рыбаки занимались своим делом, не обращая внимания на грохот пушек. Но что удивительно, с корабля никто не орал в рупор и не ругался, призывая немедленно покинуть опасную зону, наоборот, капитан связался со штабом и стал запрашивать другой квадрат для продолжения испытаний, идти туда пришлось больше трех часов.
Когда стрельбы закончились, с командного мостика спустился старый знакомый – коммандер Ачари, который возглавлял приемочную комиссию. В такую жару он был одет в черную форму и, как обычно, на нем были клоунские ботинки с высокими берцами. Увидев Лизу, он удивился и обрадовался, пытался с ней побеседовать, но за Ачари тянулась целая стая младших офицеров и старших матросов, горящих нетерпением начать дискуссию. Обсуждали результаты долго, отдав дань индийскому дискурсивному стилю с бессмысленными, по мнению Лизы, противопоставлениями и обобщениями.
На базу вернулись через два дня рано утром, завершив все запланированные испытания. Безо всяких буксиров подошли к борту стоявшего у стенки корабля и причалили впритык, как трамвай к остановке. Индийские моряки прирожденные мореходы. Они и в России причаливали без буксира. Правда, были огрехи, и однажды при сильном ветре они задели край пирса, что привело к материальному ущербу, но старый капитан тогда сказал: «Если наказывать моряков, то они будут бояться и утратят искусство мореплавания».
Плохое настроение
Добравшись до отеля, Лиза сначала погрузилась в ванну, наполненную ароматной пеной, а потом упала на свежезастеленную кровать и чуть не проспала обед. На раздаче уже не было ни мяса зебу, ни курицы, ни даже жесткой буйволятины, пришлось довольствоваться свежеиспеченной лепешкой с сыром и салатом. Потом она отнесла грязную одежду на соседнюю улицу в приемный пункт городской прачечной Дхоби Гат, и перед ужином направилась в бассейн, в такую жару очень хотелось поплескаться в воде, особенно после морского путешествия. Но вода в бассейне уже давно прогрелась и теперь не казалась постояльцам прохладной. Тут резвилась целая толпа: индианки в купальниках с юбками до колена, мусульманки, закутанные с ног до головы в тряпки, не сильно отличающиеся от паранджи; некоторые мужчины и вовсе не раздевались, подходили к краю бассейна и сигали туда в брюках и рубахе, а иные даже сандалии не снимали. Как на берегу индийской реки, где одновременно пьют воду, купаются, стирают и поят животных. Но никого, кроме Лизы, это не смущало. Возможно, все они понаехали из провинции на очередной праздник. Не было уже того уединения, как в зимние вечера, когда она плавала одна, если, конечно, не считать крошечных, как бабочка-шоколадница, летучих мышек, которые резво пикируя, заныривали в воду, чтобы напиться. Бывало, и летучие лисицы заглядывали, огромные, с размахом крыльев метра полтора, те самые, которые днем висят вниз головой, как черные груши, на обглоданных ветвях деревьев. А теперь, после океанских просторов, бассейн казался просто грязной лужей.
Войдя в свой номер, Лиза вдруг вылила свой гнев на горничную, которая там прибиралась. Горничная, вытирая пыль, опять расставила по-своему слоников на комоде.
– Зачем вы каждый раз переставляете моих слонов? – спросила Лиза.
– Мне кажется – так лучше, – невозмутимо, с милой улыбкой ответила индианка.
Распоряжаться личными вещами постояльца. Возмутительно! Но объяснять что-либо бесполезно. Эти фигурки навевали ощущение дома, и, ложась спать, она иногда подолгу смотрела на них и выбирала для каждой свою позицию. Последнее время отель все больше раздражал Лизу. Однажды она уронила серьгу, в поисках отодвинула кровать от стены – и ужаснулась. В недоступных местах жили мелкие жучки, а рядом с ними копошились какие-то микроскопические твари. Индийские пять звезд! Чего же ждать в вентиляционных ходах? Окна заперты, кондиционеры работают круглые сутки, и наверняка их никто не чистит. Даже пальто из синтетического нетканого материала, в котором она приехала, слиплось в шкафу от поселившихся на его поверхности микроорганизмов, и она с отвращением завернула его в пакет и выбросила. Как в тропическом лесу, никогда не знаешь, что и откуда выползет.
Горничной было предъявлено все, и про углы, в которых постоянно копится пыль, и про запертые окна, и про вентиляцию, где, наверняка, уже змеи ползают. Сначала та удивилась, потому что никогда не слышала от Лизы грубостей, и перед тем как покинуть комнату она в испуге вымолвила:
– Мэм, я раз в два дня меняю вам постельное белье. Если хотите, я буду менять каждый день.
Вся эта банда индийских слуг, вечно сплетничающих и обсуждающих постояльцев, представляла собой единый организм, и иногда Лизе казалось, что их жизнь даже более осмыслена, чем ее. Они жалеют и обучают друг друга, помогают не упасть на дно, не исчезнуть в огромной массе трущобников. Отель для них – это оазис в пустыне. Мысленно эти люди проживали жизни постояльцев, тома человеческой комедии. Они так подносили тапочки или банный халат, а тем более чашку специально заказанного кофе, как будто исполняли свою роль на сцене. Да, работа была их сценой, на которой они, полноценные и счастливые, блистали в этом отеле-государстве.
Нервозность усиливалась еще и от того, что уже который день не было вестей от Вихана, а она точно знала, что он на берегу. Чтобы успокоиться, Лиза зашла в ванную комнату, посмотрела на себя в огромное зеркало – вспомнила, как мать ее называла неряхой и чертовой куклой, а теперь она каждый день мыла голову, и ровные густые волосы цвета соломы, немного подхваченные заколкой на затылке, спускались на плечи. И маникюр, и педикюр, на которые она дома не желала тратить времени, тоже в полном порядке. Она надела свежую блузку и подошла к окну. Потом побродила по комнате, как будто ожидая гостя. Но никто не постучал в ее дверь и даже не звонил. Она вспомнила, как раньше в командировках, измотавшись за день на кораблях, она мечтала доползти до кровати и упасть. Теперь же все было иначе, вечера без Вихана были наполнены щемящей тоской – не сотвори себе кумира. Ни Индийский океан, ни компания сослуживцев и походы по магазинам, ни новые впечатления от города – ничто не могло оторвать ее от грустных мыслей. Она снова переставила своих слоников и поглядела в окно. Недавно прошел дождь, хотелось распахнуть наглухо закрытые створки, высунуться наружу, вдохнуть еще висящую в воздухе свежесть. И чтобы скинуть накопившееся напряжение, она пошла прогуляться. Муссон принес относительную прохладу по вечерам, краткие ливни приглушили неприятные запахи береговой помойки, и Лиза теперь каждый вечер выходила подышать. Она так примелькалась на набережной, что завсегдатаи вечернего моциона, сидящие на парапете, уже не глазели, как прежде, а улыбались ей или кивали головой. Несколько раз она встречала Аванти с мужем и болонкой Зоро. Они с Аванти всегда раскланивались, даже беседовали о том о сем и уже почти было подружились. И в этот раз, пройдя меньше сотни метров, Лиза увидела болонку.
– Зоро! – позвала она.
Животное остановилось и покосилось заросшими шерстью щелочками глаз.
– Ты меня не узнала? – продолжала она, наклонившись к собаке.
И тут же почувствовала на себе чужой взгляд – рядом стоял мужчина.
– Это не Зоро, – сказал он, – это Балу.
– Ошиблась, извините. Балу из книги джунглей? – Лизе хотелось с кем-нибудь поговорить. – Но ваша собака совсем не похожа на медведя.
Улыбка промелькнула на усталом и изрезанном морщинами лице мужчины. На нем были кожаные сандалии и рубашка с короткими рукавами, хотя большинство горожан мужского пола здесь носят рубашки с рукавами до запястья.
– Ты откуда? – спросил он.
– Живу в этом отеле, – она показала рукой, – а вообще, я из России.
– Турист?
– Нет, – ответила она, – работаю.
Мужчина задумался,
– А я ювелир, – сказал он гордо, – торгую камнями, русским я тоже продавал. У меня самые лучшие камни в этом городе, – потом задумался, рассматривая Лизу, и поучительно продолжил, – деньги надо вкладывать в дельные вещи.
«Как одинаково все они реагируют на иностранцев, – думала Лиза, – только бы что-нибудь продать, хотя этот явно не бедный». Но она продолжила разговор, и незаметно они дошли до дома, где жил ювелир, которого звали Моти.
– Вот тебе моя визитка, – сказал Моти на прощанье, – надумаешь посмотреть камни – звони. Можешь зайти в субботу, я как раз получу новую партию.
Он был не похож на других ювелиров, которые при виде клиента, сначала настораживались, как осьминог, а потом вцеплялись в него всеми своими щупальцами, и к тому же, он явно был не мусульманин. Может, он джайн, думала Лиза, возвращаясь в отель по набережной.
Вот и суббота настала, а Вихан все не звонил. Работали в этот день до обеда, и Лиза собралась заглянуть к ювелиру (рассматривать сокровища в ювелирных бутиках стало для нее приятным времяпрепровождением), но его телефон не отвечал. Пришлось скоротать остаток дня с отъезжающим народом. Сначала отправились на Биг Базар за недорогими, но фирменными джинсами (которые шьются в Индии для всей Европы), а потом затаривались чаем и кофе в магазине «Ван Дейк энд Рембрандт». А в воскресенье, поскольку в бассейне опять собралась толпа постояльцев, она направилась в спа салон на массаж и вечером, нарядившись в черную блузку, спустилась в ресторан, источая аромат восточных благовоний.
За большими круглыми столами собрались и отъезжающие, и вновь прибывшие – Андрей Томилин и слесарь Виктор. Появился также Даня, которого не видели уже пару дней, тихий с благостным выражением лица и толсто завязанным пальцем. Он старался держаться в тени, но это привлекло к нему еще больше внимания.
– Что с пальцем, – спросил Роман миролюбиво.
– Операцию делал, – признался Даня.
– А где? – спросил Геныч.
– Не знаю, – ответил Даня, – меня Суреш отвел к одной женщине. Под наркозом все было.
– Понятное дело, что под гипнозом, – хмыкнул Геныч.
– Под наркозом, – поправил его Даня.
Все на мгновение затихли, кто-то хихикнул, не сдержавшись, кто-то многозначительно отвел глаза.
– А почему ты меня не позвал? Как ты объяснялся? – спросила Лиза.
– Суреш объяснялся, – ответил Даня.
Народ сочувственно кивал головами.
– А сколько взяли? – любопытствовал Геныч.
Даня совсем затаился, отвечал неохотно, а вопрос про деньги и вовсе не расслышал.
– Да ты не волнуйся, – успокаивал его Роман, – может, и была заноза, а может, и не было. Это же Индия, тут все возможно. Древнейшая цивилизация, никто не знает, откуда они пришли, может даже оттуда, – он закатил глаза в потолок, – европейцу не понять. Здесь много чудес, недаром говорят: удивительная Индия.
И вдруг Рома отвлекся, глядя в глубину зала.
– О! еще один красавец идет.
Это был Леня, он виновато улыбался, от прежнего Леника в нем ничего не осталось. Рациональный и осторожный, некогда выпускник «Бауманки» менялся на глазах. Похоже, что ему пришлось по душе трехразовое питание и шотландский «Тичерс» по вечерам, возможно, он даже переосмыслил свою жизнь, которая раньше протекала, по большей части, наедине с экраном компьютера, и теперь пустился навстречу приключениям, азартно осваивая новую территорию обитания. Он сел рядом с Саньком, и Санек принялся рассматривать его интерфейс.
– Царапины уже прошли, только синяки остались, – подвел он итог с удовлетворением.
– Это они хоронили высокочтимого в здешних краях мусульманского лидера, – засмеялся Рома. – Там еще были серьезные ушибы. Сын аптекаря его осматривал.
Эта странная парочка, Санек и Леня, в субботу отправилась в район, где можно было задешево купить кожаную одежду. Опасность прогулок по незнакомым местам состояла в том, что увлекаясь, человек не замечает, как оказывается в опасном районе или в трущобах. Так, двигаясь вдоль лавочек и уличных прилавков в направлении снижения цены, они попали на грязную и очень узкую улицу, потом куда-то свернули – и неожиданно вклинились в толпу мужчин с тюбетейками на голове, одетых во все белое. Толпа быстро текла и разрасталась. Сначала Санек принял это мероприятие за праздничное шествие, потом они оба решили, что это мусульманская демонстрация, и, наконец, увидели носилки, накрытые покрывалом с золотым шитьем, которые торжественно плыли над головами, поддерживаемые множеством вытянутых рук. Мусульманские похороны – осенило более опытного Санька. Образовавшаяся давка была сродни шествию обезумевших футбольных фанатов, люди падали в толпе и не могли подняться. У споткнувшегося и поваленного толпой Лени тоже не было никаких шансов встать на ноги, если бы не юркий и крепкий Санек, который умудрился его вытащить с минимальными потерями – разорванной одеждой, синяками и ушибом ребер.
– На днях показывали похороны этого лидера, – вспомнила Лиза свои одинокие вечера у телевизора, – это было в районе Бхенди Базар, где проживают шииты. Двести тысяч мусульман сопровождали гроб, когда его переносили из одного мавзолея в другой; в толчее, пострадали многие, а восемнадцать человек погибли.
Она вложила столько грусти в эту фразу, что, вскинув на нее взгляд, мужики прекратили на момент пережевывать пищу и затихли. Лиза с раздражением продолжила:
– Странный город, невообразимое соседство шикарных отелей и небоскребов с трущобами безграмотного люда, прикочевавшего из деревень для зарабатывания попрошайничеством и проституцией. Не понимаю, как нормальные люди уживаются с уличными.
– Так устроен индийский мир, – философски заключил Роман. – Если разобраться, то в местном укладе есть что-то рациональное – все на своих местах, и те, кто проживает свою жизнь с комфортом и смыслом, и те, кто обеспечивает и оттеняет собой этот комфорт и смысл.
Лизе показалось, что он глядит на нее слишком мягко, может, даже жалеет. Он знает про Вихана и все понимает. Как все пошло – она обычная любовница женатого мужчины, и, как все любовницы в мире, с вечными ожиданиями, ревностью и надеждами.
– Люди, живущие на улице, меня больше не удивляют, – вдруг оторвался от своей тарелки с сырным ассорти, орехами и креветками Леник.
Он больше не рвался уехать, теперь его и палкой отсюда не вышибить. Этот город засосал даже такого домоседа как Леник.
– Конечно, – раздраженно ухмыльнулась Лиза, – мы ведь не на улице живем, а в пятизвездочном отеле.
Лиза поднялась первой и, одарив всю компанию милой улыбкой, направилась к лифтам. Ужин прошел в напряженной обстановке, да еще с ощущением напрасно вымытой шеи. Телефон молчал – ни звонков, ни сообщений.
Судьба, наконец, смилостивилась, не успела Лиза дойти до своей двери, как раздался долгожданный телефонный звонок, а потом явился Вихан, как ни в чем не бывало, с коробкой сладостей. Настроения у Лизы не было, в голову лезли всякие глупости и подозрения. Ей вдруг стало небезразлично, что персонал гостиницы знает о них, и Рома знает, а Геныч давным-давно догадался. И все это можно было бы пережить, если бы не дурные предчувствия, страхи и сомнения, которые все чаще бередили ее душу. Лиза беспричинно вздыхала, хмурилась и отворачивалась от него. Если им суждено расстаться, то чем раньше, тем меньше будет боли. Куда ей бороться с индийскими традициями, с этой семьей, которая создавалась веками, и будет во что бы то ни стало отстаивать свои интересы, – думала она. И опереться ей здесь не на кого, как собственно и в целом свете. Свидетелем Лизиной хандры Вихан был не в первый раз, на упреки он обычно не отвечал, пережидал, пока она отбушует и все накопившееся из нее выйдет. Он лежал на спине, разбросав руки, простыня едва прикрывала его нагое тело, как будто своим видом говорил: «Давай, извергай свой гнев, топчи меня сколько хочешь». Что-то дикое, что она в себе ненавидела, выходило вместе со словами – и потом становилось легче. Выговорившись, она успокоилась и обессиленная упала в его объятия, как будто искала защиты, и он гладил ее волосы и целовал. Разговор постепенно перетекал в нейтральное русло, и он никогда не упрекал ее и не напоминал о несдержанности, превращающей милую женщину в истеричку. Убедившись, что Лиза притихла, он начал разговор.
– В следующее воскресенье я познакомлю тебя с родителями. Поедем с тобой в Гургаон.
– Ты говорил им обо мне? Что они сказали? – нервно вскинула брови Лиза.
– У нас говорят, что женитьба – это встреча на дороге, – отшутился Вихан.
– Действительно, что может сказать индийская семья в нашем случае… – вздохнула она.
– Я чту индийскую культуру, но вижу мир шире и хочу жить по-европейски, – он смотрел спокойно и открыто.
Легкость Вихана просто озадачивала. Неужели он не понимает, что препятствия, как говорится, системные. Если бы он мог что-то сделать, то уже давно бы сделал.
– А правда, что у вас есть такое правило: если жена не может родить ребенка, то муж женится на ее сестре или просто заводит от нее наследника? – спросила Лиза.
– Некоторые люди так поступают, если им удобно, – ответил Вихан.
– А у твоей Рашми есть сестра?
– Есть, – он взял ее за руки, – Чадрани, не засоряй себе голову всякой ерундой. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Что ты делала без меня?
– Помнишь, я тебе рассказывала про англичанина, – начала Лиза, надеясь вызвать его ревность, – я опять его встретила, недалеко от Ворот в Индию, и до этого тоже видела в районе Форта. Он меня все время приглашает на Элефанту. Однажды он даже позвонил мне в гостиницу. Но я ему не давала никаких телефонов, – говорила она, – мне это не нравится, что ему надо?
