Татьяна Николаевна Соколова
Командировка в Индию
Но у Вихана на лице ни один мускул не дрогнул, он слушал ее с улыбкой и также, улыбаясь, ответил:
– Не переживай. Во-первых, найти в отеле белую женщину по описанию не проблема, а во-вторых, экологи вряд ли живут в «Тадже». Как его зовут?
– Стив, – сказала Лиза, – он такой высокий и симпатичный.
– Помнишь статью в «Бомбей Таймс» про пожар на корабле? Она была подписана инициалами S.W. И вряд ли твой Стив англичанин, он скорее американец. В районе Форта разные люди крутятся. Не думай об этом, если будет домогаться, скажи мне. Этот S.W. пишет всякий треш в газеты, а может, и другими делами занимается. Лучше я расскажу тебе, как был построен отель «Тадж Махал». Слушай. Богатый парс Джамсетджи Нуссерванджи Тата вел дела с Вест-Индской компанией, и однажды ему понадобилось пойти на встречу в отель Уотсона, помнишь, в районе Кала Гхода, куда ты ходишь смотреть всякие выставки.
– С которого сыплются ажурные чугунные балконы?
– Точно. Но тогда это был самый шикарный отель в Бомбее, и на двери красовалась табличка: «Только для белых». Такие таблички были во всех английских отелях, иногда даже писали: «Собакам и черномазым вход воспрещен». Лично к господину Джамсетджи это, конечно, не относилось, но все равно ему показалось оскорбительным. И он принял решение построить роскошный отель-дворец, куда будут пускать всех. В его новом отеле останавливались даже шейхи и венценосные особы.
– Я, кажется, засыпаю, – прошептала Лиза, прижавшись к прохладному плечу Вихана, – сегодня было так жарко.
Отходя ко сну, она совсем успокоилась, ведь, в сущности говоря, день был не так уж плох, он принес ей новую надежду.
Разрушение и созидание
Сезон муссонов не принес серьезного облегчения – температура днем опять поднималась выше тридцати градусов по Цельсию, хотя дожди поливали как из ведра, – но очень кратко, как будто это ведро переворачивали, чтобы освежиться после парилки. Но, несмотря на краткость ливней, канализация не справлялась, и в низких местах вода после дождя доходила до колена. Уличные обитатели пропали, а попрошайки на Колабе стали еще агрессивнее. Выходя из прохлады отеля, Лиза теперь попадала не в сауну, как она считала раньше, а в турецкий хамам. И маршруты пеших прогулок пришлось выбирать с учетом рельефа местности.
В цехе цикл работ пошел по второму кругу. Многие уехали домой, но постепенно стали подтягиваться новые специалисты. На днях собирался отбыть Роман. Он зорким взглядом окидывал участок, обсуждал что-то с Гришей, недавно вернувшимся из отпуска, потом наставлял Джозефа Альдею, для которого он был большим авторитетом. Андрей Томилин не выходил из конторки – составлял план работ и постоянно говорил по телефону с начальством в Петербурге. Для Лизы работа превратилась в монотонную текучку – диалоги с младшим лейтенантом Гулати в духе «моя твою не понимает», однообразные совещания в прохладных кабинетах административного здания; а на участке все те же птицы над стендами и верстаками, да еще в придачу проказница обезьяна. Снова появилась собака Жуля, теперь уже с двумя щенками. Индус Альмаду вылечился бусами и мантрами, прибавил в весе и теперь каждый день совершал благодарственную пуджу перед портретом божества.
Еще никогда у нее не было такой работы, где изо дня в день приходилось повторять одни и те же слова. Новым развлечением стали кокосы, которые созрели в цеховом садике; их сбивали камнем или гранатой, так называли бутылку с водой, и вскрывали подручным инструментом, хотя не так ловко, как это делают уличные торговцы своей секирой. Сбивание кокосов на высоте пятиэтажного дома грозило серьезной опасностью, если кокос свалится на голову, то в лучшем случае – сотрясение мозга, а в худшем – индийский морг, если он вообще существует как промежуточный этап по дороге к костру.
Лиза сидела на своем высоком табурете и изучала приложение к «Таймс оф Индиа», посвященное Болливуду и моде. Она уже несколько дней была озабочена проблемой – что надеть на встречу с родителями Вихана. Подошел, явно соскучившийся по индийской жизни, Гриша, глянул на болливудских красоток и спросил:
– Что там, в газетах пишут? Я знаю, что пока меня не было, Соню Ганди сменил Нарендра Моди – выбрали все-таки. Молодец, он из невысокой касты, сам себя сделал. Я уважаю таких людей.
– Как обычно, – ответила Лиза, шурша газетой, – то тигр кого-то съел на окраине деревни, то кобра из унитаза выползла. Про изнасилования пишут через день. На Дадаре несколько ограблений ювелирных магазинов. А пока тебя не было, во время предвыборной кампании, мне попалась заметка, о том, что у одной тротуарной женщины украли ребенка, и полиция гордилась тем, что очень быстро его нашла. Ведь обитатели тротуаров и те, кто живет в трущобах, тоже голосуют. Хотя, может, этой женщине ребенок и вовсе не был нужен, особенно, если это девочка. Много было заметок про нищих, у них, оказывается, есть права на «тротуарные квартиры» и на безналоговую торговлю в пределах «своих» территорий. Но забредать в другие районы им запрещается.
Два слесаря привезли на тележке гидравлический узел. Гриша встрепенулся и помчался им навстречу.
– Сейчас будем испытывать под давлением, – сказал он.
За тележкой шла целая процессия: Суреш и индийские ремонтники. Лиза приготовилась к разговору, по лицам ремонтников было видно, что назревает конфликт. Она подошла поближе к Сурешу, который переводил с маратхи на английский. Индийский бригадир утверждал, что узел перебрали и проверили, а Гриша требовал новой проверки в его присутствии. Когда узел подцепили талью и перенесли на стенд, индийцы заволновались всей толпой, и Суреш закричал:
– Падажжи, падажжи.
Но слесари уже подключили систему и стали подавать давление. Все замерли, подтянулись любопытные, которые здесь появляются мгновенно, когда происходит что-то интересное, словно вылезают из щелей, как тараканы на остатки пищи. Стрелка манометра резко пошла вверх, потом задергалась, и весь блок запыхтел. Тут уже заорал Гриша:
– Выключай давление! Выключай, блин, туды ее в качель!
Пока рабочие возились с вентилем, гидравлическая жидкость вырвалась наружу с такой силой, что фонтан накрыл всех присутствующих.
– Я же говорил! – Гриша показывал руками на все это безобразие.
Он снял с себя мокрую рубашку и с досадой бросил ее на пол. Индийцы зашептались, потом началось роптание. Наконец, выступил индийский бригадир. Он обратился к Лизе по-английски и, кивая на Гришу, безапелляционно заявил:
– Мы сами еще раз в другом месте произведем испытания. Пусть этот уйдет.
– Он не уйдет, – ответила Лиза, – он специалист, и он здесь принимает решение.
– Тогда я уйду! – гордо вздернул подбородок пожилой индиец.
И ушел – а за ним последовала вся толпа. Об этом инциденте написали служебную записку. Но никто из офицеров не стал отчитывать рабочих, кто знает, может, в следующей жизни сам родишься работягой.
Образовавшуюся пустоту решил заполнить Прабхат, крутившийся все утро около сада. Он медленно выплыл на сцену, то есть в сад, где на скамейке курили слесари и попутно обсуждали этот несчастный узел, оглянулся на уходящих индийцев, как будто провожая взглядом представившего его конферансье, и сообщил, что принцип единства и борьбы противоположностей берет свои истоки в индуистской философии.
– Великий Брама, – говорил он, – родоначальник всего сущего, создал двух главных богов: Брахму – созидателя и Шиву – разрушителя, который разрушает старое, чтобы строить новое. У разрушителя есть и другое имя – дарующий радость, потому что если разрушить зло, то на земле останется только доброта и сострадание.
Потом он повернулся к Лизе, которая изучала масляные пятна на своей блузке, ожидая, что она сейчас включится и начнет переводить для всех.
– В индуизме, – продолжал Прабхат, – жизнь каждого существа – это искупление. Можно сказать, что мы все участвуем в ритуале жертвоприношения. Но не надо пугаться, потому что боги тоже зависят от нас, ведь мы даем им пищу своими жертвоприношениями.
В этот момент подошел Андрей Томилин, он нес мелкие детали для ремонта, и Прабхат умолк. Томилин, с присущим ему терпением, выдал сварщику подробные инструкции о том, как варить и какие присадки использовать. Прабхат понимающе кивал, потом, по настоянию Томилина, повторил выданные ему наставления и, похоже, отложил их в дальний угол своей памяти, потому что, когда брифинг закончился, он как ни в чем не бывало попытался возобновить свою проповедь, рассчитывая на Лизину помощь в переводе.
– Мне надо переодеться, – сказала ему Лиза, развернулась и пошла в конторку.
Великие принципы индийской философии: отдавать и отказываться от материальных желаний во имя полной свободы и счастья – казались ей просто ханжеством, тем более в этом городе, где зарабатываются огромные деньги, где живут богатейшие в мире люди, которые ни в чем себе не отказывают. А уличные попрошайки с глазами голодных хищников еще больше вожделеют материального: еду, одежду, свой дом и все прочее, что необходимо человеку, чтобы отличаться от животного. И даже будь у них все необходимое, они по мере возможности все равно бы пошли дальше. И все эти проповедники и бабу со своими принципами тоже не отказываются от материального. Прабхат даже разозлил Лизу. Нашелся умник.
Впрочем, сейчас ей было не до рассуждений. Уже несколько дней она готовилась к встрече с семьей Вихана – что надеть, что говорить и какие подарки поднести его семье. Она уже проехалась на Дадар и прошлась там по ювелирным магазинам, чтобы посмотреть, как одеваются индианки среднего класса. Молодые девушки, как правило, приходили за дорогими безделушками с папой и всей женской частью семейства, и обычно на них были национальные наряды. Все семейство долго сидело у ювелира, пили чай, вели неспешный разговор и также неспешно выбирали украшения. В такие моменты можно было заглянуть в бутик, не опасаясь приставаний торговца, поглазеть на всех и откланяться. Чересчур яркий образ индийских барышень Лизе не пришелся по вкусу, но попадались женщины, действительно элегантно одетые.
Теперь после работы она прочесывала Колабу, где в витринах были выставлены сари, шальвар-камиз, длинные индийские платья и европейская одежда из разных материалов: хлопка, муслина, синтетики; поражало также разнообразие национальной одежды из шелковых тканей с парчовой отделкой и ручной вышивкой. И хотя, наверное, надо было остановиться на европейском платье, яркая палитра красок и оттенков одежды сбивала своей пестротой. Времени оставалось мало, но Лиза не могла сделать выбор, да к тому же готовая одежда большей частью сидела на ней как мешок.
Она зашла в магазинчик в конце Колабы, где раньше покупала ночные сорочки и хлопковые рубашки. Прошла вперед по узкому проходу – никого. Обернулась и увидела, что у самой двери на прилавке в позе лотоса сидит хозяин – выглядывает на улице новых покупателей.
– Платье, – громко заявила она. – Хочу красивое платье.
Увидев знакомую покупательницу, хозяин расплел свои ноги и ловко спрыгнул; недолго думая, он выбросил на прилавок несколько ярких платьев.
– Ну ладно рубашки, – сказала ему Лиза, изучив ассортимент, – а почему у вас платья без вытачек? Они на мне сидят как балахоны.
– Зачем тебе вытачки? – взревел мусульманин, подняв на нее возмущенный взгляд.
– Ну, чтобы по фигуре, – Лиза показала на себе руками.
– Фу! С выточками. Как тебе не стыдно! – от возмущения его физиономия приобрела бордовый оттенок. – Нормальным людям это не нужно. Женщина должна быть скромной. Здесь тебе не Валентино и не Версаче. А что размер большой, так это же не маленький. Ушьешь. Ты что, безрукая? Вон, – он показал на другую сторону улицы, – тебе помогут.
Поняв, что продать ничего не удастся, хозяин потерял интерес к Лизе и, бурча что-то на родном языке, убрал свой товар. Чтобы поставить точку в этом деле и показать, что торг окончен, он снова водрузил свою тучную фигуру вместе с ногами на прилавок у входной двери. Лиза попрощалась с ним и перешла на другую сторону улицы, где прямо на тротуаре стояли швейные машинки «Зингер», и ручные, и ножные – с ажурной станиной и круглым колесом привода. Несколько мужчин неустанно строчили, подгоняли одежду и ловко, без наметки вшивали молнии. Она разглядывала антикварные машинки, когда к ней подошла полная женщина в сари и, схватив ее за руку, куда-то потянула за собой, приговаривая:
– Он давно уже ждет, я сейчас тебя приведу. Ты не пожалеешь. И совсем недорого.
– Кто? – спросила Лиза.
– Это же первый класс, это просто шик. Да ты меня благодарить будешь. Их знают во всех отелях.
Тетка тараторила без умолку, не отпуская Лизину руку и заполняя пустоты между английскими словами речью на своем языке. «Главное, ничего не нюхать, не вдыхать и не пить», – вспомнила Лиза наставления Геныча. Они свернули за угол, быстро пробежали небольшой переулок, где расположилось несколько маленьких магазинчиков, и, когда свернули еще раз, похитительница протиснула Лизу в дверь двухэтажного дома, которую им распахнул стоящий снаружи страж в тюрбане.
Это было пошивочное ателье с приличным выбором легких и шерстяных тканей, здесь шили элегантные костюмы. Незнакомка, получив свой процент от хозяина, быстро исчезла, а к Лизе подбежали два портных и без ее разрешения стали примерять разные ткани.
– Вам костюм из шерсти или из легкой ткани? – спросил первый.
– Ах, конечно, легкий, однобортный, – сказал второй.
Они ловко орудовали сантиметром, и уже сняли основные мерки с остолбеневшей Лизы. Самое ужасное, что в таких ситуациях человек чувствует себя как бы обязанным, и неловко отклонить все старания людей, которые так хотят тебе угодить. Но она все-таки собралась с мыслями и сжалась в кулак.
– Нет, – твердо сказала Лиза, – мне не надо костюма.
Высвободившись из рук портных, она выскочила на улицу и понеслась с вытаращенными глазами, припоминания переулки, которые ее сюда привели, и ища проход на широкую улицу Козуэй, где всегда можно было поймать такси. За углом, на небольшой улочке, она обо что-то споткнулась, но не упала, потому что кто-то схватил ее за руку и поддержал. Это был молодой индус, что-то бормоча себе под нос, он повел ее к табуретке, которая стояла у дома, там, где ступеньки уходили вниз, в полуподвальное помещение. Лиза на миг остановилась, чтобы присесть, а потом, сама не понимая как, спустилась вместе с ним вниз и оказалась в маленькой ювелирной лавке. Теперь представление давал этот индус. Он вытаскивал коробки с серебряными украшениями и расставлял их вокруг нее на прилавках и даже на полу. Лиза оставалась безучастной. Тогда он поднял руки к небу и истошно завопил:
– О Аллах! Как мне не везет! Я сегодня ничего не продал, и если вы, мэм, ничего у меня не купите, я повешусь, я заколю себя. Я не буду жить!
Он снова и снова воздевал руки к Небу и периодически бросался на колени. Лиза сопротивлялась, но не долго, понимая, что сбежать из этого подвала у нее шансов еще меньше, чем от портных.
– Ну ладно, – произнесла она, сжавшись от испуга, – вон то кольцо, с маленьким изумрудом.
И хотя кольцо влезало ей только на мизинец, его приобретение было единственным шансом вырваться от этого психа. Она быстро расплатилась, и пока он не успел опомниться, спотыкаясь на трех ступеньках, ведущих наверх, выскочила на свободу и кинулась искать такси.
Знакомство с семьей
Наряд был куплен накануне отъезда, в пятницу. А в субботу Лиза проснулась рано и собрала в дорогу небольшую сумку с самыми необходимыми вещами, на всякий случай прихватила зубную щетку. Она долго стояла у зеркала, сушила волосы, красила глаза и подгоняла с помощью булавок свой наряд по фигуре. Вихан должен был подъехать на такси. Когда он позвонил, она еще раз взглянула в зеркало, сняла янтарные серьги и вдела в уши бирюзовые. Последний штрих неяркой помадой, и в путь навстречу судьбе или, вернее сказать, в рекогносцировку.
Вихан вышел из машины и ждал ее около отеля. Когда привратник Рао открыл ей дверь, Лиза помахала своему возлюбленному рукой, но он замешкался, не узнав ее сразу. Потом словно остолбенел – удивлению его не было предела. Лиза даже испугалась, не переборщила ли она. Она шла, ровно держа спину и ступая небольшими шагами. На ней было надето синее сари из шелкового муслина, кофта чоли была сшита из бледно-розового цветастого шифона; рисунок топа в миниатюре повторялся на бордюре сари, а конец полотна из прозрачного шифона, который здесь называют паллу, элегантно прикрывал только что уложенные волосы.
Вихан потерял дар речи, усаживая Лизу в такси, он первый раз видел ее в сари, и белокурая индианка ему очень нравилась. Лиза загадочно улыбалась. Что там будет дальше неясно, но, по крайней мере, в данный момент она победила.
Они прилетели в Нью-Дели в одиннадцатом часу, у выхода их встречал старый слуга Кумар. Не прошло и часа, как они уже въезжали в Гургаон по автомагистрали вместе с огромным количеством транспорта, который ехал не по полосам, а впритирку, все в одной куче – и шикарные автомобили, и трехколесные тук-туки. Современный город с небоскребами, интенсивным плохо организованным движением и грязными улицами промелькнул в окне автомобиля, и машина свернула с автострады на узкую дорогу. Сначала показались лачуги, а потом за заборами появились коттеджи. Наконец, старенькая Тойота въехала в ворота одного из домов и остановилась. Лиза аккуратно, придерживая сари, вышла из машины, здесь за высоким забором был просто рай – к дому вела аллея, обсаженная тамариндами, палисадник изобиловал цветущими растениями и кустарниками, а в центре лужайки красовалось дерево, усыпанное ярко красными цветами. В руке Лиза несла пакет с подарками – это был цветной альбом с видами Санкт-Петербурга и деревянные ложки с хохломской росписью.
На веранде дома появилась высокая статная женщина с полуседыми волосами, уложенными сзади в пучок и сандаловой тилакой на лбу – мать Вихана. Одета она была в довольно скромное светло-коричневое сари с голубым бордюром, в ушах серьги, небольшие, в виде кольца, усыпанного камешками. «Наверное, бриллианты», – подумала Лиза. На момент возникла неловкость, но женщина на веранде добродушно улыбнулась, и Лиза вздохнула с облегчением, она обнажила голову и перекинула через плечо свободный конец полотна сари.
Они вошли в дом, где был уже накрыт стол, рядом суетилась служанка. Присутствие хозяина в доме не ощущалось. Очевидно, на лице у Лизы появилась растерянность, потому что Вихан шепнул ей на ухо:
– Отца сегодня неожиданно вызвали на работу.
То, что ее здесь не примут с распростертыми объятиями, было ясно изначально, но она старалась не показывать своего разочарования, наоборот – она улыбалась.
Мать Вихана была с ней вежлива, в разговорах проскальзывало любопытство. Конечно, она похвалила сари, а потом спросила, нравится ли Лизе Индия. И Лиза ответила, как положено:
– Страна очень красивая, и люди сохранили свои традиции и духовность.
На завтрак были поданы рисовые лепешки, обжаренные пончики и острый суп с овощами, приготовленный на кокосовом молоке; специально для Лизы поджарили яичницу.
– У вас большая семья? – спросила хозяйка дома.
Лизе вопрос показался двусмысленным и, может быть, с намеком на ее бывшее замужество. Что она может сказать? Одна во всем мире после смерти отца, хотя есть мать – энергичная женщина, косметолог, которая очень любит давать советы.
– В Индии у нас обычно extended family, – продолжала мать Вихана, и пояснила, – семья, объединяющая несколько поколений и всех родственников.
Как будто Лиза этого не знала. Только не похоже, чтобы эта женщина варилась в одном котле со своей родней.
– Мы тоже помогаем родственникам и ухаживаем за стариками, – непринужденно ответила Лиза, – только у нас считается, что семья большая, если много детей.
Завтрак близился к концу, за чаем с десертами Лиза успела рассказать, что окончила Санкт-Петербургский государственный университет, что работала в международных проектах, и, конечно, намекнула, что зарабатывает неплохо. Допивая чай все замолчали, и в атмосфере повисло ожидание – а что дальше?
Тогда включился Вихан.
– Я покажу гостье наш сад, – сказал он, – а потом мы отправимся в Агру.
Конечно, в Агру, он с самого начала не был уверен, что они проведут в этом доме больше, чем несколько часов. Лиза встала из-за стола сразу после матери Вихана и оглядела себя в большое старинное зеркало, висящее на стене. Сари оказалось довольно удобной одеждой – в ее фигуре появилась статность, и глядела она с достоинством, временами скромно опуская глаза, но, не склоняя головы. Ей хотелось побыть здесь дольше и посмотреть комнату Вихана, но аудиенция закончилась, и хозяйка дома поднялась по деревянной лестнице с резными перилами на второй этаж. Лиза даже не успела вручить подарки.
После обеда они улетели в Агру, где поселились в туристической гостинице и провели следующий день вместе. Поездка в Агру была прекрасной, как и сама история любви Великого падишаха Акбара и его красавицы-жены, для упокоения которой он и построил Тадж-Махал. Тут, между прочим, считается, что с Акбара, позволившего свободное вероисповедание всех религий, и началась индийская демократия.
Но вернувшись в отель в воскресенье вечером, Лиза загрустила: то ли обида, то ли злость подкатывала к горлу, сдавливала грудь и вызывала щемящее чувство жалости к себе. Вихан, хотя иногда и мечтал о том, какие красивые у них с Лизой могут быть дети, не спешил ни прояснить, ни изменить создавшуюся ситуацию. И она с раздражением думала о том, что человек, который на службе привык принимать молниеносные решения в самых сложных ситуациях, так нерешителен, полагается на эту «реку, которая приведет к морю». О чем он думает? Но, при всей своей деликатности, Вихан не позволял Лизе заглядывать в свои мысли, которые наверняка витали в трансцендентном пространстве, в представлениях о карме и сансаре, стремясь найти баланс между нравственными основами индийских религий и свободой воли, между Азией и Европой. И что удивительно, ни отец, ни мать явно не настаивали на том, чтобы он бросил Лизу, видимо, его всегда сопровождали какие-то женщины. А может, посланником семьи был Сагми, который упорно пытался разлучить Лизу с Виханом?
