Татьяна Николаевна Соколова
Командировка в Индию
Англичанин усмехнулся, он был словоохотлив, но не конкретен, говорил, что занимается экологией, работает в каком-то проекте. Повторял общие слова об ужасном воздухе в городе и сбросе стоков в море.
Сначала она с удовольствием прислушивалась к чистому английскому языку, но вдруг уловила некоторую то ли чопорность, то ли заносчивость в его интонациях, и ей стало неприятно. Стив, который поначалу показался ей простым парнем, глядел на всех свысока. «Может, так и должен держаться белый сахиб среди черномазой прислуги и восточных шейхов, проплывающих мимо со своими толстыми женами», – подумала она.
Он менторским тоном рассуждал о том, что индусы должны ценить блага цивилизации, принесенные британцами, и рассказывал про неповторимый индо-сарацинский стиль, который был специально придуман англичанами для строительства архитектурных шедевров в своей колонии. Принесли чай с десертами, и Стив отвлекся от архитектуры, но немного погодя вспомнил про образование, которое тут тоже создали англичане: и школы, и колледжи, и университеты – все на английский манер. Спаситель оказался чванливым, и его высокомерие она принимала на свой счет тоже. Лиза сравнивала его с Виханом. Индиец Вихан – вот кто обладал врожденной деликатностью и аристократическими манерами.
– И армию в Индии создали англичане, – надменно заявил Стив, – если бы мы не ввели британскую систему образования, ходили бы их военные полуголые, как сипаи, обернутые платком дхоти. Британия оставила тут богатое наследие.
Лиза не могла понять, с какой стати англичанин выделывается перед ней – хочет произвести впечатление или считает своим долгом подчеркнуть свое британское превосходство. Как говориться, по истории проходили и в романах читали о том, как Британия разбогатела на своих бывших колониях. Тоже герой – осчастливил ее чашкой чая.
– Оставила наследие? – переспросила она немного язвительно, – конечно, дома с собой не увезешь. А сколько сокровищ вывезли англичане?
И тут она вспомнила недавно прочитанную газетную статью и продолжила:
– Всем известно, что Индия требует возвращения алмаза «Кохинор», который незаконно сияет в британской короне.
– Это все ерунда, – Стив покосился на официанта, стоявшего наготове; тот вмиг подбежал и зажег длинную тонкую сигару, – вывезенные сокровища официально считаются военными трофеями Великобритании. Про это никому не известно?
В политику Лиза вдаваться не хотела, но превосходство, которое из него просто выпирало, ее задело. И она выпалила:
– Самая большая в мире индийская армия помогала англичанам добывать победы. Солдат положили без счета. Вот где ваши трофеи.
Уж лучше бы она поехала на остров, как его там, – Элефанта. У нее просто талант нарываться на споры. Снисходительная улыбка мелькнула на лице Стива, он выпустил струйку дыма и сменил тему разговора.
– А как живется в России? Индия, вообще, сильно отличается от России?
Совсем не отличается! Можно подумать, что в России круглый год плюс тридцать и коровы гуляют по улицам.
– Нет, не сильно, – медленно произнесла она, – только в России не коровы, а медведи гуляют по улицам. А с индусами, как теперь доказано, у нас общие предки – арии. Почти как дома.
Стив ухмыльнулся и попытался перейти на тему о путешествиях, но Лиза была напряжена, и разговор не клеился,
Когда Стив решил сделать еще заказ, она сослалась на свои дела и, поблагодарив за чай и приятную компанию, направилась к выходу.
Швейцар, церемонно открыл дверь и предложил вызвать такси. Но она отказалась и, немного отойдя от отеля, взяла дешевое такси, чтобы доехать до выставки.
В вестибюле Художественной галереи красовалась надпись: «No Parsi Is An Island»10, – Лиза обомлела. Знал бы проповедник Джон Донн, как его крылатая фраза: «No man is an island» пришлась зороастрийцам, равно как и индийским религиям, где траектория каждой частицы имеет значение, и каждый чих вызывает смятение в пространстве. Она с волнением поднялась по ступеням. Народу было не так много, черноглазая девушка, вела экскурсию для своих знакомых, к сожалению, на непонятном языке. Здесь был узкий круг, и Лиза явно выбивалась из общей массы. Фотографировать не разрешалось. Она вынула из сумки блокнот с ручкой, а потом украдкой сделала несколько снимков. Остановилась около большого фото семейства Джамсетджи Тата, основателя индустриальной династии «Тата». В нескольких залах размещались стенды с дорогими интерьерами, резными гостиными гарнитурами из черного дерева, и китайские вазы разных династий. Лиза провела рукой по спинке замысловатого черного кресла, ощутила металлическую прохладу эбенового дерева. «Наверняка все эти сокровища вывезены из Китая в период опиумной торговли», – подумала она. И тут же в следующем зале наткнулась на огромную фотографию фабрики; в галереях с высокими сводами на многоярусных стеллажах сохли аккуратно уложенные шары опиума. Каждый скатанный шар, размером с кокос, был завернут в листья. Объемы складированной на ярусах продукции поражали, работники, сидящие на полу, казались размером с кошку. А вот и португальские суда, похожие на чайные клиперы, которые использовались для перевозки опиума. Парсы утвердились в Индии четыре века назад. Сначала они вместе с португальцами, евреями, джайнами и армянами развивали в Китае мануфактуры и торговлю, но самые большие барыши приносил опиум. Огнепоклонники не стеснялись своего участия в опиумной торговле, потому что опиум сначала был просто лекарством, и они значительно усовершенствовали технологии его очистки. К тому моменту, когда китайцам все же удалось победить англичан и французов в опиумных войнах и запретить притоны, парсы со своими немалыми капиталами уже прижились в Индии. Они стали создавать сталелитейную промышленность, а потом машиностроение и систему образования. И даже в двадцатом веке оффшорное программирование в Индии началось с контрактов концерна «Тата».
Выставка произвела на Лизу сильное впечатление. Парсы – это штучный товар, а не стадный, – много образованных людей и минимальное число неучей и идиотов. «Вот какой должна быть настоящая элита общества», – подумала Лиза. Но, к сожалению, вымирают, во всей стране их меньше семидесяти тысяч. Только женщины их некрасивы – лицо как груша, густые сросшиеся брови, у некоторых растительность на лице. Несомненно, что есть и наследницы персидской красоты с раскосыми глазами и алым чувственным ртом, но такие как-то не попались ей в общей массе посетителей. Лиза шла в отель по Мадам Кама Роуд и вдруг вспомнила, что эта улица носит имя женщины-парса, которая активно боролась за освобождение от британского владычества.
За ужином пришлось извиняться, культурная программа без нее сорвалась, и все поехали за шмотками на Биг Базар. В качестве епитимьи, она вместе со всей компанией направилась к Грише, который отбывал рано утром, чтобы пригубить по рюмке «рогов», так мужики упорно называли виски «Royal Stag» – королевский олень.
Добравшись до своего номера, Лиза открыла почту. Светлана писала, что встретила Федора, и они долго говорили о Лизе. Федор развелся, он и года не прожил в браке – это было просто затмение. «Запросто, – думала Лиза, – Ирка, которую в то время бросил испанец, могла устроить еще и не такое затмение». Лиза позвонила подруге. Звонки отсюда были очень дешевыми, если использовать специальные телефонные карты, которые можно было приобрести только у аптекаря.
– Он очень жалеет, что потерял тебя, – говорила Светка, – он сам не понимает, как это случилось. Он тогда разрабатывал новый алгоритм для решения какой-то задачи, чтобы получить грант, титанические усилия. Он и теперь все время посвящает работе. Тебе скоро тридцать, – досадовала подруга, – уже пора расставаться с фантазиями. Нельзя играть своей судьбой. Одумайся и беги из Индии.
– Помрачение сознания заразно, – сказала Лиза, – я точно так же вышла замуж. Иначе и быть не могло, ведь мы с ним дружили весь университет.
Светка не могла долго болтать, она попутно готовила ужин и делала уроки со своим первоклашкой.
Еще было письмо от Саши с Машей. Они прислали фотографии своего путешествия. Маша писала, что мужья двух русских переводчиц нанялись на гражданский флот в других странах, и они уехали из Индии. Еще одна переводчица осталась жить в Индии, она посылала привет Лизе и свой имейл.
А главное письмо было от Махеева – он писал, что заменить Лизу сейчас некем, и ее собираются пока оставить.
Засыпая, Лиза вспоминала выставку парсов, которая произвела на нее сильное впечатление. Ведь даже из проповеди Джона Донна обычно цитируют конец стиха: «…по ком звонит колокол, он звонит и по тебе», но слишком поздно, когда звонит колокол, все начинается с того, что «никто не остров». Как это по-индийски верить, что каждый крик в пространство может изменить Вселенную.
Жизнь обретает краски
Ровно через неделю после встречи в баре вечером позвонил Вихан. Не прошло и четверти часа, как он, выйдя из лифта и оглядевшись, быстрым шагом направился к номеру с приоткрытой дверью, где его ждала Лиза. Войдя, он обнял ее, потом снял перчатки. Она обомлела: его руки с длинными тонкими пальцами были изуродованы ожогами. Она сняла с Вихана рубашку и осторожно, чтобы не причинить ему боли, прижималась губами к шрамам на плече и на шее. Шрамы были и на бедре, откуда пересаживали кожу. Конечно, он не мог ей писать или звонить – руки были забинтованы. Но ожоги не уничтожили красоту его тела, оно только стало еще более мужественным.
– Я соскучился по твоим русым волосам, Чандрани, – говорил Вихан, обнимая Лизу.
– А что делать Луне-Чандрани, когда ночь кончится? – она от кого-то здесь слышала эту поговорку и сразу подумала, что это как раз про нее.
– Ничего не кончится – течение реки приведет к морю. Только надо немного подождать. Я найду себе работу на гражданском флоте, мы будем жить в стране, которую выберем, и раз в год будем приезжать сюда. Я уверен, что ты понравишься моей маме.
Можно расплакаться от таких слов. Но в глубине души Лиза не была уверена, что она понравится его маме. Она чувствовала, что в доме Вихана идет война против нее, ведь она, Лиза, тоже не остров.
Две недели Вихана не посылали в море, и он приходил часто. Он входил со служебного входа, поднимался на лифте и старался незаметно проскочить в приоткрытую дверь.
Жизнь обрела краски, Лиза спешила с работы домой, если так можно назвать ее викторианскую комнату в гостинице. Они накрывали ужин, иногда Вихан приносил пару бутылок пива, они садились на диван, и Вихан терпеливо слушал Лизу, потом рассказывал ей про город, про обычаи, про людей. Лиза рассказала ему про парсов.
– Да, парсы – это элита. Среди них бизнесмены, ученые, военные, есть и в правительстве. Соня Ганди парс и певец Фредди Меркьюри тоже был парсом.
– А Соня Ганди ведь итальянка?
– Отец Раджива Ганди был парсом и Раджив тоже. А Соня приняла зороастризм, наверное, чтобы войти в высшее общество, и парсы ее приняли. Все зависит от того, признает община зороастрийца парсом или нет. В Индии понятие религии и этнического сообщества часто путаются, но это никого не смущает.
Она любила вечерние посиделки с Вихном, любила засыпать, прижавшись к его плечу. Его присутствие вселяло ощущение дома, семьи и защищенности. Она свыклась со своим положением, можно сказать перешла грань, и ее уже не пугало, что кто-то из бригады может его заметить. Их связь ей казалась естественной – просто мужчина и женщина, которые любят друг друга и собираются вместе прожить всю жизнь. Конечно, в Индии принято объявлять об этом общественности, но она ведь не индианка.
Решение мелочных проблем с бригадой по вечерам пришлось отменить. Лиза сказала, что после гриппа чувствует себя скверно и ей нужен отдых. Больше всего отвлекали традиционные походы в аптеку после работы. В бригаде уже работало человек двадцать, и каждый день кто-то ранил руки или ноги, простужался, страдал животом или покупал килограммами мази и пилюли для друзей и родственников. Она передала Генычу лист бумаги с основным перечнем: headache – головная боль, constipation – запор, diarrhea – понос, fungi – грибок и, подумав, добавила: hangover – похмелье. А раненые руки и стертые ноги можно и так показать, аптекарь быстро сообразит, он же доктор.
Иногда случались казусы. Как-то вечером, когда они с Виханом уютно устроились на диване перед телевизором, позвонил Геныч, долго извинялся за беспокойство и очень просил помочь разобраться с одной деликатной проблемой.
– Ну что опять? – вздохнула Лиза.
– Деликатная тема, – смущаюсь, опустил глаза Геныч, – пойдем, покажу.
В лифте он переминался с ноги на ногу, как бы желая что-то объяснить, но не успел, лифт остановился. Как только открылась дверь, в нос ударил резкий запах трущоб, в котором доминировал аромат прокисшего пота. Просто катастрофа. И как такое можно терпеть в пятизвездочном отеле!
– Что тут деликатного, – возразила ему Лиза, – в этом в городе на каждом шагу смердят сточные канавы, и бездомные гадят прямо у нас под ногами.
– Спать невозможно, – сказал Геныч, показывая рукой на коридор, – мерзкий запах проникает даже в комнату.
Вдоль всего правого крыла коридора около каждой двери стояли вонючие кроссовки, на которых сохли пропитанные потом носки, и поверх всего этого небрежно были наброшены футболки терракотового цвета. Все это не предназначались для стирки или чистки, а проветривалось здесь каждую ночь, чтобы их владельцы с утра могли надеть «свежую форму»! Это была сборная по крикету. В Индии крикет – это как футбол во всем мире, поэтому старший коридорный, которого Лиза понукала нюхать эти кучки, попал, надо сказать в трудное положение: мычал, пятился и глупо улыбался. Чтобы никого не обидеть, он переселил Геныча на другой этаж; принес тысячу извинений и немного позже – две бутылки охлажденного пива «Кингфишер». Потому что знал, что завтра, когда команда в терракотовых футболках будет гордо шествовать по холлу, охране придется сдерживать любителей автографов, и когда крикетисты сядут в свой автобус, за ними еще долго будут бежать мальчишки с криками и флажками в руках.
Она вернулась в номер, где Вихан смотрел телевизор, и, опускаясь на диван рядом с ним, сказала:
– Знаешь басню Лафонтена про ворону и лисицу? Так вот, моя судьба – это лисица, которая все время умудряется меня перехитрить.
Лиза имела в виду кусок сыра, украденный у индийского семейного клана.
Гоа
В этот вечер уезжали Андрей Томилин, и слесарь Виктор. Вместо Томилина должен был приехать специалист для сдачи изделия, то есть артустановки. А Виктора Томилин прихватил с собой в наказание; жадный до денег слесарь наделал долгов в отеле и ни за что не хотел платить, уверяя всех, что индийцы что-то напутали.
– Пусть посидит дома на голом окладе, – говорил Томилин.
Лиза забежала к Генычу попрощаться, где в узком кругу Андрей Томилин отмечал свою отвальную, потому что он никогда не устраивал общественные мероприятия в своем номере. Говорил, что в любой момент ему могут позвонить – либо по работе, либо жена, с которой он общался каждый день. Геныч гораздо реже говорил со своей женщиной, но зато каждый вечер гладил рубашку, независимо от того, сколько было выпито.
Отъезд Томилина оказался довольно внезапным, по требованию начальства, и он нервничал.
– Каждый переезд – это акклиматизация, – сетовал Андрей.
И это верно, потому что приходится перестраиваться на более суетную жизнь, разве кто-то у себя дома купается в бассейне после работы, а потом лежит весь вечер у телевизора. Томилин разлил виски, благодарил всех за работу, подводил производственные итоги и напутствовал остающихся, обещал скоро вернуться.
– Вот тогда, – говорил он, Лизе, – мы обязательно съездим на остров Элефанта – древний город пещерных храмов.
Вместо Томилина, пока не прибудет новый руководитель, за старшего оставался Геныч, и это было Лизе на руку. С пятницы до понедельника индийцы отмечали праздник весны Холи, суббота была для всех выходным, а если прихватить еще пару дней, то можно поехать с Виханом в Гоа. Он уже ей все уши прожужжал про Гоа. Лиза была уверена, что Геныч ей не откажет, а Вася-Васудев с удовольствием ее заменит. Но Геныч не решался.
– Документы надо подписывать у кэптена, чтобы оформить пропуск этому Васе, – сказал он Лизе, скорчив гримасу сожаления.
Тогда она сама пошла к кэптену, попросила два дня отпуска после перенесенного гриппа. Кэптен молчал, блуждая взглядом по Лизиной фигуре, словно выискивал последствия гриппа, но когда она нахохлилась и перешла в наступление, он сразу сдался. Индийские офицеры не любят спорить с женщинами.
– Конечно, с гриппом шутить нельзя, – согласился он. – Мы вас ценим, отдохните несколько дней.
В среду после работы Лиза примчалась в отель на такси, переоделась в слаксы до колена и белую рубашку на кокетке с индийским шитьем, схватила небольшой чемодан фирмы Samsonite, купленный на Колабе в дорогом магазине (специально для намеченной поездки), и на том же такси отправилась в условленное место, где ее ждал Вихан. Они добрались до аэропорта почти впритык и оказались на посадке, когда Боинг уже был забит пассажирами и, как обычно, крупногабаритной кладью в проходе, через которую приходилось перешагивать. Когда самолет оторвался от земли, Лиза почувствовала себя на седьмом небе. Четыре дня они могут жить как нормальная пара, без двойной жизни, не таясь.
Когда они ступили на землю бывшей португальской колонии, Лиза жадно вдохнула чистый прохладный воздух. Как он отличался от мумбайского! Высунувшись в окно такси, она наслаждалась непонятным цветочным ароматом, который тянулся шлейфом с самого аэропорта, и пыталась в кромешной тьме разглядеть город, мерцающий огоньками вдоль береговой линии.
– Райский запах, – сказала она Вихану.
– Это пахнет манго, около аэропорта склад фруктов, – улыбнулся он, – нигде в Индии нет такого манго, как здесь. Плоды некрупные, но очень вкусные и ароматные, ты видела людей с коробками в аэропорту? Это они манго увозят отсюда.
Гоа оказался обычным курортным городом – но только в Индии, публика встречалась самая разнообразная, а туристы вели себя чересчур свободно для этой страны, даже не прикрывали запретные части тела. Море в этом городке, вытянувшемся вдоль побережья на много километров, было чистым, а песчаный пляж широким и бесконечно длинным. После смрада Мумбаи приятно было бежать в мелководье утреннего прилива навстречу сияющему голубизной горизонту и падать в пенистые барашки волн. Дорога на пляж пахла спелыми плодами манго, которые созрев, падали и разбивались вдрызг. Удивительно, что никто не додумался создать духи с ароматом этого фрукта. Конечно, контрасты и помойки никуда не делись, но когда Вихан был рядом, Лиза старалась не обращать внимания на индийские реалии, словно жила в другом измерении.
Вихан тоже расслабился, наслаждаясь кратким отпуском. Первый день они провели на пляже, перемещаясь из тени одного ресторанчика в другой, купаясь и подолгу глядя на постоянно меняющийся морской пейзаж. На широких песчаных пляжах сосредотачивалась и дневная, и ночная жизнь, а по случаю весеннего праздника Холи в городе царил особый подъем и бедлам. Холи – это праздник цветения, плодородия и, конечно, любви. Еще его можно назвать индийским днем здоровья; «целители» сдувают с палитры горки разноцветных растительных порошков или поливают прохожих краской из кульков, иногда даже не спрашивая их разрешения. Многие краски целебны, их вдыхание предохраняет от весенних простуд, а индиго, например, лечит дерматиты. Вечером на пляжах зажигали костры, в которых горело чучело злой волшебницы Холи, а вокруг огня тусовалась экзальтированная публика. Некоторые разноцветные от красок люди с кроваво-красными от жевания бетеля11 ртами и вовсе были неадекватны. Кстати, бетель это не только кайф, он тоже обладает дезинфицирующими свойствами. В газете, которую Лиза прихватила в аэропорту, на первой полосе власти предупреждали, что нарушителей порядка во время праздника будут забирать в полицию и жестко наказывать. В заголовке крупным шрифтом было написано: «Холи-ганизм не устраивать!» (индийцы любят играть словами).
Вихан с Лизой старались обходить сборища, и с утра они решили куда-нибудь уезжать на арендованном джипе «Махиндра» – то в заповедник растений, где росли лианы черного перца, ванили, многих других пряностей, а также местных наркотиков, которые разрешены для употребления; то на водопад в предгорье Западных Гат. К водопаду пробирались по горным тропам, оставив машину на стоянке. Тропа шла через лес, вдали виднелись горы, густо покрытые растительностью, а ровно по курсу на дальнем склоне пролегла проплешина, где, пенясь, низвергался водопад; издали казалось, будто на вершине хребта кто-то пролил молоко, которое теперь растекается ручейками. Ощущение чистоты и свободы раскрепощало, и Лиза неслась по горной тропе как на крыльях, и хотя Вихан старался ее страховать, она все же умудрилась поскользнуться и съехать с тропы, поранила себе локоть и подвернула ногу. Он испугался и стал искать растения, которые останавливают кровь.
– Все это ерунда, – говорила Лиза, не отрывая глаз от горного пейзажа.
Оказалось, что не ерунда, ступать на ногу было больно, но горное озеро уже было совсем близко, и Лиза шла сама, отказываясь от поддержки Вихана, тем более что вдвоем на тропе было тесно. Она загадала, что если дойдет до озера и искупается в нем, все пройдет само. Она ощущала силу этого места: и воздух, и вода, и старожилы этих мест – горы, посылали ей свою энергию и исцеляли.
В воде плескалось много народа, а в купальне под мощной струей водопада резвилась компания мужчин, которые орали и подпрыгивали, как стая диких обезьян.
– Почему они не взяли с собой своих подруг? – спросила Лиза.
– Женщины не должны себя так вести, – не задумываясь, ответил Вихан.
– Понятно, – согласилась Лиза, – в индийском мире у слабого пола свое место.
На пляже у моря индианок тоже было немного, они обычно прогуливались компаниями по полосе прибоя или купались, не снимая одежды. Нет, не хотела бы Лиза стать настоящей индианкой, и она рассчитывала на то, что Вихан это прекрасно понимает. Прихрамывая, она спустилась на каменистый берег, разделась до бикини и плюхнулась в воду. Плавала долго, хотя вода была прохладной, примерно как в нежаркое лето на Балтике. Вихан искупался быстро. На берегу к нему подошел худой индус неопределенного возраста, с не расчесанными, всклоченными волосами и тощей седой бородой, и они о чем-то не спеша беседовали. Когда Лиза вскарабкалась на берег, держась за руку Вихана, этот индус предложил ей свою помощь. Внешне он был похож на бабу, то есть духовного учителя. Таких здесь хватает, первый раз подобного бабу Лиза встретила недалеко от отеля; он обычно сидел под огромным баньяном на подстилке и что-то вещал окружающей его аудитории. Среди слушателей было много европейцев, тоже лохматых или с косичками, наверняка, дауншифтеры. Недолго колеблясь, она согласилась вверить свою ногу незнакомцу. Сначала целитель сделал массаж, а потом немного потянул и вывернул ногу. Резкая боль прошла через все тело, и Лиза почувствовала облегчение. Занимаясь лечением, баба все время что-то бормотал то на своем языке, то по-английски.
– Не переживай, – сказал он Лизе, – у тебя все будет хорошо.
– А у меня? – шутливо спросил Вихан.
– У тебя, – прищурил глаза странник, – будет потеря, кто-то уйдет. Но не смерть, не пугайся.
Ответ Лизу не удивил, это наверняка про нее, хотя и Рашми может уйти, если захочет. «Только вряд ли она захочет», – тихо вздохнула Лиза. Пока Вихан, разорвав полотенце на полоски, старался зафиксировать Лизину щиколотку, чтобы нога еще раз не подвернулась на спуске, баба исчез – так же внезапно, как и появился.
В последний вечер, когда они, как влюбленные студенты, в шортах и майках, шли по пляжу в полосе прибоя, Вихан сказал ей, что следующее путешествие они непременно совершат в Агру, и Лиза затаила дыхание – недалеко от Агры находился дом его родителей.
Вернулись они в воскресенье вечером. В понедельник Вихан опять уходил в море, и Лизу тоже ждала работа и общественная деятельность после работы, как она любила говорить: «Ночь, улица, отель, аптекарь».
