Татьяна Сергеева
Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста
Дьячок перестал плакать, успокоился. Фон-Визин с интересом наблюдал за этой сценой.
– Да вот, батюшка, пятьдесят лет без малого Господу Богу служил… Помнишь, быть может, какой у меня бас был? В соседней деревне слышно было, когда я на клиросе стоял, не зря фамилию Краснопевцева дали… А теперь вот выгнали: дряхлый стал, глух и глуп, говорят. Выгнали меня, а я-то без дела сидеть не умею. Давно слыхали, что ты, Гришенька, важным человеком стал при государыне императрице, вот я и собрался враз к тебе… Авось пристроишь в должность какую? Очень хотелось бы мне ещё России послужить. На печку-то влезть никогда не поздно…
Потёмкин и Фон-Визин, переглянулись, сдерживая смех.
– Видал, Денис Иваныч? А ты в отставку так рано запросился… Так-то… Нашим дворянам не грех у простого народа уму-разуму поучиться…
– Сделайте милость, Григорий Александрович, – попросил Денис Иваныч, – пристройте старика куда-нибудь!
Потёмкин задумался.
– Так куда ж пристроить-то? Разве что в соборные дьячки?
Дьячок неожиданно звонко присвистнул.
– Э, нет, Ваша светлость… Ты теперь на мой голос не надейся, нынче я петь уже того – ау! Да и видеть стал совсем плохо…
– Слушай, старик… Проходил ли ты сейчас через Исаакиевскую площадь?
– А как иначе-то в город с Васильевского острова попасть? Проходил…
– Монумент Петру Великому видал? – Серьёзно спросил светлейший.
Дьячок закивал.
– Видал, видал… Ох, хорош монумент…
Потёмкин хитро прищурился.
– А когда мимо проходил, не видал ли подле него какого злоумышленника?
Дьячок задумался, поскрёб в затылке.
– Да нет, батюшка… Всё спокойно было…
– Вот и ладно… Знай теперь – это и будет твоё самое важное дело: монумент охранять, чтобы всё вокруг него в порядке было.
Дьячок обрадовано вскочил с места.
– Каждый день, батюшка?
– Каждый божий день. А коли заметишь какую неисправность, немедля докладывай мне через дежурного адъютанта моего.
Дьячок бросился на колени, опять обхватил ноги светлейшего.
– Благодарствую, батюшка! Господь твои добрые дела не забудет!
Потёмкин недовольно расцепил его руки.
– Ну, хорош в ногах-то валяться! Дальше слушай… Жалованье твоё будет из моих доходов по смотрительскому рангу, кроме того, за мой счёт будет тебе и стол, и квартира. Я сегодня же распоряжусь, чтобы после не забыть… Вот Денис Иваныч напомнит, коли из головы вылетит… А как в платье смотрителя оденешься, так и на пост ступай. После караульню тебе сделают, чтоб было, где укрыться от дождя…
Дьячок, которого он поставил подле себя на ноги, закивал.
– Вот уважил старика, вот спасибо-то…
Потёмкин, приобняв его за плечи, повлёк дьячка к дверям.
– А теперь ступай… Дела у нас с Денисом Иванычем… Мешок свой забери, последние пожитки потеряешь…
Дьячок спохватился.
– Так то не пожитки, батюшка, пожитки все на мне…То я тебе морковочки да репки принес прямо с огорода своего… Помню, что ты с измальства морковку любил…
– Ну, спасибо, старик, уважил. Мешок на кухню отдай… Растрогал ты меня, так и заплакать недолго…
Единственный глаз светлейшего, и впрямь, повлажнел.
– Ступай! Свидимся ещё…
Дьячок ушёл, кланяясь до земли. Потёмкин промокнул глаз и вдруг вспомнил.
– Слушай, Денис Иваныч… Говорила мне государыня, что поручение тебе дала: трагедию о монументе написать… Что скажешь?
– Что Вы, Григорий Александрович! Запамятовала императрица – то не обо мне была речь… Разве я на Шекспеара похож?
Потёмкин лукаво взглянул на него, погрозил пальцем.
– Нимало… На память-то императрица не жалуется, но я с тобой согласен, взгляд у тебя совсем не тот, чтоб трагедии писать… О том ей и доложу.
Фон-Визин перекрестился, вздохнув с облегчением.
– Премного буду благодарен… Прямо гора с плеч…
– Жаль только, что финал для той трагедии, который сама жизнь написала, отличный финал, право слово, пропадёт втуне… Знаешь ли, Пётр Иваныч Мелиссино из Греции вернулся?
– Я его видел давеча мельком, не разговаривали ещё… Завтра на обед приглашён…
– Ну, так он тебе подробности расскажет, а я пока только в общих словах поднесу… Был наш Мелиссино на острове Кефалония, решил посетить родину батюшки своего… И нежданно-негаданно нашёл он там следы одного общего вашего знакомца…
– Неужто Ласкари? – Поразился Фон-Визин.
– Его самого… Только там он известен под другим именем – графа Карбури… Я в подробностях его похождения от матушки знаю, сам-то его всего несколько раз видел… Так вот, этот ваш граф Карбури во Франции недолго продержался, французы таких выскочек не любят… Уехал он на свою Кефалонию, там скупил на деньги в России приобретённые, огромные плантации сахарного тростника… Но вскорости убили его свои же работники, живодёром был, говорят, страшным, да и корыстью своей всех обездолил. Вот такие, брат, известия… Ну, а теперь – читай своего «Недоросля». Не томи!
Фон-Визин открыл свою тетрадь.
А на Петровской площади взлетал на крутую скалу бронзовый конь Фальконета.
И маленькая фигурка старого дьячка в смотрительской одежде мелькала где-то у его подножия.
