Принцесса ответила прежде, чем успела подумать:
– Я хочу остановиться в твоем домике.
Парень замялся. Это прозвучало, как предложение создать семью. «Я хочу остаться в твоем доме» ― так говорили местные женщины, признаваясь мужчине в своих чувствах. До Смолла не сразу дошло, что третьим словом было остановиться, а не остаться.
– Почему ты молчишь? ― с вызовом спросила Флора.
– Хм. А что я должен сказать? ― небрежно ответил Смолл, надеясь, что его голос не выдает смущения.
– То, что ты любезно примешь меня у себя.
– Значит, я должен соврать? ― Смолл вскинул брови.
– Ты разговариваешь с принцессой! ― напомнил Генри.
– Ты разговариваешь с принцессой, ― передразнил Смолл, прошепелявив. ― Мне кажется или ты других слов попросту не знаешь? То, что она очень красивая, не говорит о том, что я должен выполнять любую ее прихоть!
Стражник потянулся к ножнам. Для него Смолл был простым дикарем, от которого можно ожидать чего угодно. Порозовевшая принцесса, предчувствуя открытое столкновение, поспешно схватила юношу за руку.
– Прошу, не надо! ― сказала она тоненьким голоском. ― Генри, ты тоже остынь!
– Но принцесса…
– Я сказала, остынь! Сейчас же!
Видя, что стражник успокаивается, она продолжила:
– Смолл, я хочу остановиться в твоем домике, потому что никого здесь больше не знаю. Я, признаться, не знала и о существовании этого места, ― она замолчала, понимая, что говорит лишнее. ― Ты примешь меня у себя в доме?
«Ей надо работать попрошайкой, ― подумал Смолл. ― Невозможно отказать».
– Я живу не один, ― сказал он, прочистив горло. ― Нужно спросить у родителей.
Пухлые губы принцессы тронула полуулыбка.
– Уверена, они не будут против.
– Эм-м… может, ты отпустишь мою руку?
Флора опустила изумрудные глаза, увидела, какую глупость совершила, и поспешно отдернула холодную руку.
– Прости… ― Внутри принцессы все сжалось от одной только мысли, что она держала за руку по пояс раздетого мужчину. «Вдруг он решит, что я девушка легкого поведения? ― думала она. ― Как же мне теперь смотреть ему в глаза?».
– Флора, пойдем, ― сказал Смолл.
Ему было странно называть ее по имени, но он этого желал всем сердцем. Сейчас он чувствовал себя доблестным рыцарем, пришедшим на выручку беззащитной принцессе. И пока они пробирались к космее Уиткинсов, Смолл то и дело громко здоровался со всеми, кого только видел, хотя раньше этого никогда не делал. Ему хотелось показать Флоре, какой он известный в Туманной Долине и хотелось показать всем в Туманной Долине, какие интересные у него друзья.
Солнце неспешно ползло к горизонту, когда путники, миновав десяток цветков, очутились под домиком Смолла.
– Издали цветок не кажется таким высоким, ― заметила Флора.
– Глаза ― последнее чему следует доверять в незнакомых землях, ― сказал Смолл, чуть понизив голос, ― так говорил Сэр Дарджер.
– Никогда не слышала ни о каком Дарджере…
– Сэре Дарджере! ― поспешно поправил Смолл.
– Я как принцесса могу себе позволить не называть сэра Дарджера сэром.
– Его зовут Сэр! ― рассмеялся Смолл, ― он из семейства Дарджеров.
– Мог бы сразу сказать, ― приподняв подбородок и отвернув голову в сторону, сказала принцесса.
Стражники переглянулись и хмыкнули.
– Смолл? ― Марта Уиткинс высунулась из окна и от изумления приоткрыла рот. ― Это… это твои друзья?
Никогда прежде ее сын не приводил в гости друзей, а тут двое хорошо одетых мужчин и удивительно красивая девушка.
– Здравствуйте, я принцесса Флора Фондорийская дочь… ― принцесса взглянула на Смолл и решила не продолжать. ― Ваш сын любезно предложил мне на время остановиться в вашем домике. Не будите ли вы против, если я проведу эту ночь у вас, подсохну, наберусь сил и завтра утром выдвинусь снова в пути.
– К-конечно! ― воскликнула Марта. ― Для нас это будет большой честью. Вот только боюсь, что всех троих мы не сможем разместить. Домик небольшой, едва вчетвером помещаемся.
– Это не проблема. Мы переждем ночь возле этого цветка. ― Генри почтительно и грациозно, для его комплекции, поклонился.
– Об этом и речи не может идти! ― возразила Марта. ― По ночам… по ночам…
– По ночам приходит туман, ― закончил Смолл, ― а вместе с ним и твари.
– Создания тумана, ― поправила Марта. ― Смолл! Не выражайся в присутствии принцессы!
– Это все байки и суеверия. Единственная проблема, которую реально создает туман ― это плохая видимость! ― сказал Генри. Он был полностью спокоен, в отличие от его напарника. В глазах Маура читалось беспокойство, и Генри, заметив это, побледнел. Он знал, что некогда Маур охранял ворота нижнего яруса Фондорийского Древа, и знал, что именно после службы он перестал говорить.
– Это не байки! ― Из острой травы вышел Артур Уиткинс. Он тяжело дышал, но говорил разборчиво: ― Это не байки, господа. За те тридцать пять лет, что я здесь живу, никому… никому не удавалось вернуться из тумана. А вчера… ― он осекся, понимая, что чуть не взболтнул лишнего.
– Что вчера?
Ответил Смолл:
– Вчера я поздно вернулся домой. Едва поднялся на цветок, как все вокруг погрузилось в туман. Веревка, по которой я лез, все еще оставалась внизу. Когда отец попытался ее поднять, он почувствовал, как по ней кто-то взбирается наверх. Кто-то очень тяжелый. А дальше…
– Что было дальше? ― спросила принцесса. Зрачки у нее расширились.
– Отец перерезал веревку, и мы сели ужинать.
– И все? ― Генри обратился к Артуру: ― Вам не удалось рассмотреть того, кто лез по веревке?
Артур медлил с ответом. Эмблемы Фондории на доспехах мужчин внушали доверие. Быть может, думал Артур, если я расскажу им правду, они что-нибудь предпримут, достучатся до короля, и он пошлет в Туманную Долину отряд, который зачистит туман, и больше не нужно будет волноваться.
– Удалось, ― наконец решился он. ― По веревке лез пропавший год назад сосед, Фил Нельсон… Он лез вверх, но лез с поразительной легкостью. Нечеловеческой, я бы сказал. У него были пустые, белые, точно туман, глаза. И за ним лез кто-то еще, возможно даже не один.
Когда протрубили в рог, оповещающий о приближении тумана, Флора с двумя стражниками уже грелись в домике Уиткинсов. Марта накрыла стол, но есть никто, по-видимому, не собирался. Генри, смотрел в небольшое окошко, беспокойно поглаживая седую бородку, а его товарищ по службе неподвижно сидел напротив пламени в печи.
– Артур, ваши предки жили здесь с самого основания поселения? ― спросила принцесса, не довольная молчанием. Внутреннее обустройство дома совсем не отдавало стариной ― дерево свежее, стекла на окнах чистые, без трещин. При подъеме наверх Флора также обратила внимание на стебель цветка. Могучий, значительно шире солдатского шага и совершенно прямой. Она видела всего с десяток Вечных цветков в Долине, пока их вел Смолл, но у каждого цветка стебель был под наклоном.
– Нет, ― Артур покачал головой. ― Мои предки построили этот дом лет пятьдесят-шестьдесят назад. До этого мы скитались по свету. Пустыни, горные хребты и влажные низменности ― Уиткинсы побывали чуть ли не везде.
– А почему они решили остановиться именно тут? ― поинтересовалась Флора, и Смолл затаил дыхание. Его отец особо не любил говорить о прошлом. Если бы Артура спросил Смолл, ждать ответа не приходилось бы, но раз вопрос задала принцесса…
– Не знаю наверняка. Я спрашивал это у своего отца, но в ответ он лишь молча кивал, как бы говоря, что вопрос хороший. Иногда, принцесса, мне кажется, что он и сам не знал, почему выбрал именно Туманную Долину. ― Артур залпом опустошил кружку вишневого морса.
Смолл разочарованно выдохнул: ничего нового он не услышал.
– А вам нравится здесь жить? ― неожиданно спросила Флора. Она быстро согревалась под шерстяным пледом. После уличного холода в деревянном домике было так тепло и уютно. И совсем не похоже на сарай или конюшню.
– Еще бы, ― бодро ответил Артур.
– Это очень красивое и доброе место, ― подтвердила Марта своим ласковым голосом. ― У нас тут есть этот дом, любимая работа и самое главное ― мы сами. Ведь не условия жизни делают место любимым и желанным, а люди, с которыми ты проводишь время. Вы согласны со мной?
Флора быстро кивнула. Она, в первую очередь, надеялась услышать ответ Смолла, но тот задумчиво молчал. «И это он упрекал меня, что я не разговорчивая?» ― про себя возмущалась принцесса. Смолл сидел напротив, и пару раз девушка якобы случайно задевала его ноги под столом, но он словно и не замечал касаний. Флора привыкла к тому, что мужчины борются за ее внимание, а не наоборот, и решила больше не давать Смоллу шанса заговорить с собой. Но пару мгновений спустя передумала и окликнула его взволнованным голосом:
– Смолл… А тебе здесь нравится?
Юноша поднял на принцессу темно-ореховые глаза, такие темные, что в полумраке они казались почти черными, и улыбнулся.
– Как может не нравиться столь удивительное место?..
– Но…
– Но я не хочу оставаться тут навсегда, ― Смолл пожал плечами. ― Иногда, чтобы что-то изменить, нужно отдалиться от этого чего-то и посмотреть со стороны.
– Что ты хочешь этим сказать? ― вскинулся Артур. ― Что хочешь уехать отсюда? Куда? Куда ты пойдешь?
Младший Уиткинс не без помощи участливых бровей принцессы, которые подпрыгнули, едва Артур взъелся на него, поборол в себе желание резко ответить отцу. Смоллу не хотелось выставлять себя грубияном.
– Отец, вот что тебе не нравится в здесь? ― спокойно спросил он, уперев локти в стол и сложив ладони в замок.
– Человек должен радоваться тому, что имеет, и не заглядывать в чужую тарелку, ― Артур раз шесть рубанул кривым указательным пальцем воздух.
Смолл тяжело вздохнул: другого ответа он и не ожидал.
– Артур, вам действительно все нравится в Долине? ― пришла на выручку Флора. ― Вы ничего не хотели бы изменить?
– Конечно хотел бы! ― отозвался Артур. ― Нам бы лекарей сюда хороших, школ бы дешевых для ребятишек… Но что хотеть-то, есть два сорта людей: первые должны смириться с тем, что происходит, вторые могут что-то изменить. Наша семья… да и все в Туманной Долине относятся к первым, а вот, вы, принцесса, и ваша знать ― ко вторым.
Смолл фыркнул.
– При всем уважении, Артур, я совершенно с вами не согласна, ― заявила принцесса. И глаза у Смолла расширились. ― Вы правы, не у всех людей равные возможности от рождения, но кто мешает человеку развиваться? Вы знаете историю возникновения подземной деревни? ― Смолл, как зачарованный, глядел на девушку, ему не верилось, что она на самом деле это говорит. ― Ее основал житель исчезающей деревеньки Нокон. Он направился к Фондорийскому Древу без гроша в кармане и десять лет горбатился на первом ярусе, скапливая деньги на билет в Академию Королевских Летунов. Это было тяжко, но он не сдавался. Наконец, поступив туда, он быстро стал лучшим благодаря своему усердию и врожденному таланту и в конечном итоге дослужился до высокого звания. После чего вернулся в Нокон и перенес ее под землю. С тех пор появилась процветающая подземная деревня.
– Я не знал об этом, ― пробормотал Артур.
– Вдохновляющая история, да? ― улыбнулся Смолл принцессе.
– Да, ― она улыбнулась в ответ. ― История учит каждого верить в себя и стремиться к большему. Кто знает, вдруг ты второй, такой же счастливчик, как и тот парень из Нокона.
– Приятно встретить человека, разделяющего твои взгляды.
Флора хмыкнула. Этот Смолл, думала она, живет в неизвестной Туманной Долине, но говорит как вполне цивилизованный человек. Он самый не дикарь и самый не простак из всех дикарей и простаков, что принцесса встречала. Увидев Смолла на званом обеде в приемной Фондорийского Древа, Флора вряд ли отличила бы его от образованных сыновей других Лордов. При условии, что он сдерживал бы свой буйный нрав. Ведь если дать ему свободу… Принцесса представила, как Смолл поднимает руку, жестом остановив речь ее отца, и заявляет, что не намерен слушать этот бред, и, закрыв ладонью рот, тихо хихикнула.
Генри прильнул к окну и прошептал:
– Туман. Он пришел.
Еще вчера это известие пронеслось бы мимо слуха Смолла, как проносится мелкая мошкара ― быстро, незаметно. Но Артур рассказал про Фила Нельсона с белыми глазами, который лез по веревке прямиком из тумана. Это все меняло, заставляло по-новому взглянуть на проделку природы.
Смолл подскочил к окну, затянутому плотной белой дымкой. Он и сам не до конца понимал, что хотел увидеть за этим занавесом, но продолжал всматриваться в пустоту. Генри стоял рядом. Марта держала руку Артура, Флора сжимала пальцами плед, Маур сидел на полу и наблюдал за огнем в печи. Никто не решался заговорить.
Гулкий вой, разлетевшийся по округе, заставил принцессу подскочить на месте.
– Что это? ― прошептала она. Сердце у нее в груди забилось чаще. Первую ночь пути она провела в трактире неподалеку от Древа Оайамо. Ночью, как и везде в Фондории, пришел туман, и местные попрятались в домах. Флора лежала на кровати и слушала стуки летающих рыб в окно, неумолкаемые разговоры пьяниц на первом этаже, перепалки подвыпивших стражей и шепот Генри за дверью. Никакого воя не было.
– Принцесса, не волнуйтесь, каждый раз одно и… ― Домик тряхнуло. Артур резко обернулся. Дверцы настенного шкафа распахнулись и на пол попадали кастрюли, миски и чашки. Звон стоял страшный. Дом тряхнуло еще раз. Смолл едва не вылетел в окно, чудом успел развести руки в стороны и упереться ими в стену. Генри повезло меньше. Он плюхнулся на спину и, растопырив руки и ноги, стал изображать пятиконечную звезду.
– Так тоже бывает? ― просипел он.
– Наверное, ветер… ― Смолл высунулся из окна, и домик снова тряхнуло. Смолла подбросило, он ударился затылком об оконную раму и простонал: ― А-а-а. Это точно не ветер, там спокойно.
– Тогда что? ― прошептала принцесса. Она слезла со стула и прижалась спиной к стене. ― Землетрясение?
Маур, сидящий возле печи, поднялся на ноги. Свет пламени делал его лицо пугающим. Сложенные сзади в хвост волосы напоминали змею. Он достал из-за пазухи нож и поднес его к плотно сжатым губам. Затем медленно провел лезвием по линии между верхней и нижней губой от одного уголка рта до другого. Кровь заструилась по подбородку и стала капать на деревянный пол. Маур с хрипом открыл рот. Принцесса в ужасе завизжала. Дом тряхнуло еще раз.
– Маур… ― Генри не верил своим глазам.
– О…о…о ни-и… п-при… иве… вели э… эт-та, ― прохрипел до этого молчавший стражник. Более жуткого зрелища Смолл в жизни не видел. На верхней губе висел кусок нижней губы. Кровь капала на пол. Маур с безумными глазами глядел то на Смолла, то на Генри, то на Артура. В его руке угрожающе трясся нож.
– Кто они? ― крикнул Генри, выставив перед собой пустые руки. ― Кого привели?
Артур хотел было открыть дверь и выйти глянуть, что твориться снаружи, но Маур замотал головой, хрипя протяжное «Нет». Он руками показал на рот, на глаза, после чего резко вздохнул и, морщась, сжал губы в сплошную полосу.
– Сжались губы, когда увидел и вздохнул? ― неуверенно перевел Смолл. Он ясно понял, что Маур старается им что-то сказать.
Маур закивал. Он жестами показал, как выходит из дома, а они закрывают за ним дверь.
– Нет. Ты что с ума сошел? ― Генри встал перед дверью.
Дом тряхнуло сильнее, чем прежде. Стол подпрыгнул, стул перевернулся и упал на коленку шокированной Флоре. Маур убрал за пазуху нож и достал из коричневых ножен на поясе два клинка, длинных и сверкающих. Два безумных глаза молили Генри отойти в сторону.
– Маур, я приказываю… ― начала Флора, но стоило Мауру глянуть на нее, как она осеклась.
Генри колебался. Дом продолжал неустанно сотрясаться, словно снаружи колючий ствол раз за разом хватала огромная ладонь и натягивала его, как тугую веревку рогатки, готовясь к очередному выстрелу.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. ― Генри отошел в сторону, не обращая внимания на причитания Флоры. Маур кивнул и бросился к двери. Отворив ее, он с клинками направленными вниз с разбегу спрыгнул с цветка. Генри, поджав губы, закрыл дверь, и поднял с пола копье. Видно было, что в стражнике борются сомнения. ― Черт! Принцесса, простите, я не могу!
– Нет! Генри! ― только и успела выкрикнуть Флора, как и второй стражник, схватив в прихожей новый перламутровый зонт Марты, полетел вслед за товарищем.
Толчки прекратились. Смолл, все еще ожидавший тряски, осторожно выглянул в окно, но в таком плотном тумане не возможно было рассмотреть что-либо. Артур с Мартой молчали. Всепоглощающую ночную тишину нарушал лишь удаляющийся вой. Принцесса сидела на деревянной скамье, не мигая смотрела перед собой и дрожала.
– Они в-ведь в-вернутся? ― спросила она. В ногах у не валялись перевернутые медные с опаловыми вкраплениями миски и алюмелевые кастрюли, осколки вазы и деревянные ложки плавали в луже вишневого морса.
– Нет. ― Смоллу хотелось бы ее утешить, но врать он не стал. ― Те, кто уходит в туман, не возвращаются. Каждый ребенок в Долине это знает.
– Принцесса, ваши стражи ― хорошо обученные воины, если кому и под силу вернуться обратно, то только им. ― Марта глянула на сына и мотнула головой. ― Ни к чему раньше времени их хоронить. Вы, наверное, проголодались, хотите я разогрею вам мяса?
– Спасибо, М-марта. Вы так добры ко мне. Но если позволите, я сразу отправлюсь спать. Боюсь, что после… после всего этого, у меня и кусок в горло не полезет.
– Как вам будет угодно! Смолл, проводи принцессу на второй этаж, а мы с отцом приберемся.
– Флора, ― сказал парень, и ступил на крутую скрипучую лестницу. ― Пойдем.
Принцесса легонько кивнула, и они вместе с юношей поднялись наверх.
Чердак представлял собой небольшое чистое помещение с низким заостренным, как верхушка обелиска, потолком. К тумбе возле одной из кроватей был прибит металлический держатель, в котором стояла банка, кое-как справляющая с ролью светильника. В банке резвились светящиеся жуки. Слева от круглого окошка с деревянной створкой стоял высокий узкий шкаф, наверняка некогда доверху наполненный книгами. Сейчас толстые кожаные тома и тоненькие пожелтевшие сборники рассказов отдыхали на полу.
– Где тебе хочется лечь? ― мягко спросил Смолл Флору и, опустившись на корточки, принялся бережно поднимать книги.
– Ты ведь спишь возле окна? ― догадалась принцесса. Над кроватью у окна висела местами дырявая карта Фондории, а слева от нее из стены торчала скругленная в форму рога решетка, из которой выглядывали охряные свитки.
– Ага. Но если ты…
– Нет. Пусть все так и останется. Я лягу на свободную койку.
Флора попросила парня отвернуться, после чего сняла платье и повесила его на изножье кровати. Затем чуть было не позвала служанку Карен с просьбой разбудить ее пораньше, но вовремя вспомнила, что она не дома. Тут нет ни ее друзей, ни отца, ни верных поданных, а теперь нет и доблестных стражей, готовых в любую минуту отдать за нее жизнь. Она залезла в кровать и укрылась шерстяным одеялом в мягком пододеяльнике.
Смолл уложил все книги обратно на полки и поглядел на девушку. Она повернулась на бок и беззащитно поджала ноги к груди.
– Если тебе вдруг станет страшно… ну или ты просто захочешь с кем-то поболтать, можешь смело будить меня, ― сказал Смолл. ― Все равно думаю, что после сегодняшнего я вряд ли усну.
– Я тоже, ― участливо отозвалась Флора. ― Смолл…
– Чего?
– Почему ты так сильно рвешься из родного дома?
– Наверное, по той же причине, по которой ты покинула Древо.
– Этого не может быть, ― уверенно заявила Флора.
– Почему?
– Я хотела повидаться с одним человеком.
– Так я тоже хочу повидаться с людьми, ― усмехнулся Смолл. ― А что это за человек, раз перед ним не устояла сама фондорийская принцесса?
– Тебе незачем это знать, ― ответила Флора, но несколько молчаливых мгновений спустя передумала: ― Ладно, один парень. Винижер.
– Дай угадаю у него чистое бледное лицо, короткие волнистые волосы, широкие плечи и неотразимая улыбка? ― Принцесса лежала спиной к Смоллу, но Смолл все равно заметил, как шевельнулась ее щечка в полуулыбке.
– Все мимо.
– Он узенький, как ты?
– Ничего я не узенькая! ― Флора резко повернулась на другой бок. ― Девушке ни к чему быть широкой, как эта кровать или как ты.
– Приятно, что сама принцесса считает меня широким.
Флора прищурилась, и Смолл ухмыльнулся.
– Придумываешь, чем бы таким хлестким ответить?
– Нет. Смотрю на тебя и не могу понять, почему ты мне показался широким… Как там говорил Сэр Дарджер: «Глаза последнее, чему следует доверять»?
Смолл рассмеялся, громко и легко.
– А ты забавная, ― сказал он и плюхнулся в кровать. ― Что ты видишь перед сном, когда закрываешь глаза?
Флора нахмурилась, сбитая с толку резкой сменой темы разговора.
– Много всего личного, ― ответила она.
– О непристойном можешь не рассказывать. Так что же ты видишь?
– Хм… когда как. Иногда просто сплошную темень. Я лежу и прокручиваю в голове последние разговоры, думаю, что могла ответить на ту или иную фразу иначе. А иногда вижу красочные балы, прекрасные платья или красивые места, которые я видела лишь на картинах. Мне нравится представлять себя взрослой леди. Не принцессой, а настоящей королевой. И еще я обожаю летать. Часто мысленно прыгаю с Древа и парю над облаками, это так здорово!
– Ты не обделена фантазией, ― заметил Смолл. ― Я вот, когда закрываю глаза, непременно вижу новые неизведанные уголки нашего мира. Я вижу, как взбираюсь на верхушку Фондорийского Древа и подобно летунам борозжу облака, ― в этом мы с тобой похожи. Я вижу, как в маленькой лодке сплавляюсь вниз по реки Мурси прямиком в накрытую Атласным грибом деревеньку. Я вижу, как открываю новые неизведанные острова за Большим морем. Возможно там крошечные деревья, а трава едва достает до колен. Или же, вообще, эти острова находятся в огромных мыльных пузырях, которые висят над землей.
– Остров в мыльном пузыре? ― Столь безумных и глупых идей Флоре не доводилось слышать. ― Ты больной на всю голову!
– Может быть! ― не стал возражать Смолл. ― Но я ничего не хочу менять. Впереди у меня вся жизнь. Кто знает, быть может, и острова в мыльных пузырях сумею найти…
– Значит, станешь их первооткрывателем?
– А то! Обо мне будут слагать легенды. Первый житель Туманный Долины, открывший скромную деревеньку Мыльный Пузырь.
– Хотела бы я там побывать.
– Как отыщу ее ― дам знать.
– Договорились! ― воскликнула принцесса.
– Нужно скрепить наш договор крепким рукопожатием, ― сказал Смолл, затем подошел к кровати принцессы и протянул руку.
– Это обязательно? ― нахмурилась девушка.
– Не знаю, как ведутся дела у тебя на Древе, но в Долине это обязательно. ― Смолл придумывал на ходу, на самом деле ему просто не терпелось подержать ладонь Флоры в своей руке.
– Ладно, ― Флора наполовину выбралась из-под одеяла, и Смолл пожал ее гладкую, как кожа младенца, и холодную, как утреннее крыльцо, ладонь. Пухлые губы принцессы изогнулись в полуулыбке. Смолл разглядел очертание розоватых сосков под тонкой майкой девушки и возбудился.
– Ну… ― сказал он сбивчиво, ― договор заключен…
– У тебя горячая ладонь, ― Флора отпустила его руку, но прятаться под одеяло не спешила. Она чувствовала странное желание показать себя Смоллу. И дыхание у нее учащалась. ― Пальцы просто огромные, а мозоли на них грубые, как кора.
– Без мозолей в Туманной Долине никуда, ― Смолл сглотнул, видя, как принцесса заерзала на кровати, сдвинув одеяло ниже пупка, ― они, как щиты, спасают руки от веревок.
– А они болят? ― Флора, как могла, пыталась продлить этот момент, пыталась не позволить Смоллу отвернуться. Не принужденно спускала мягкую наволочку с бедер, все ниже и ниже. Тело ее горело.
– Лишь иногда, ― Смолл шагнул вперед, раскрыл ладонь и медленно провел пальцем по желтовато-оранжевой мозоли. ― Порой они срываются, унося с собой островки кожи. Это неприятно. Но потом ранка заживает, затягивается тонкой пленкой и долго тебя не беспокоит. Боль уходит, каждое следующее соприкосновение с веревкой доставляет удовольствие. Главное потерпеть.
– И ты уверен, что это того стоит? ― тихо с придыханием спросила Флора, приоткрыв рот.
Лестница ворчливо заскрипела. Принцесса дернула плечами и бросилась на подушку, не забыв спрятаться под одеялом. Смолл тоже сел в кровать и сделал вид, что разглядывает жучков в банке на тумбе. Ожидание тянулось, никто наверх не поднимался. Наконец лестница скрипнула еще разок и все затихло.
«Мама выливала в решетку воду», ― подумал Смолл и громко вздохнул.
Флора, лежа на спине, молча разглядывала сужающийся к верху потолок и остывала внутри. Ей любопытно было, что успел разглядеть Смолл и что при этом почувствовал, но спросить его прямо она ни за что не осмелилась бы. «Хватит и того, что он покраснел, ― думала она. ― Да и что вообще сегодня на меня нашло?».
Был вопрос, который принцесса задавала каждому мало-мальски интересному ей человеку, проверяя его. Она считала, что ответ на этот вопрос глубоко раскрывает людей.
– Смолл, ты веришь в любовь? ― повернувшись лицом к парню, поинтересовалась она.
– Верю ли я в любовь? ― Смолл выгнул бровь. ― Что такое любовь, по-твоему?
Флора нахмурилась: обычно ей отвечали сразу.
– Это известно всем. Это чувство, возникающее между людьми. Это в какой-то мере одержимость и привязанность к кому-либо. Это тонкая связь между двумя телами и душами. ― Она услышала, что Смолл усмехнулся и насупилась: ― А по-твоему это что?
– Любовь ― это когда один человек делает вид, что не замечает всех тех гадостей, которые делает второй.
– Или он ему их прощает…
– Нет, он их именно не замечает. Причем, даже специально. ― Смолл вспомнил мать. Как же часто она слепа по отношению к отцу. Сколько всего плохого он делает, а она все так же улыбается ему, все так же кормит его, все так же согревает его постель. ― Любовь ― это вранье, придуманное людьми, которые не выносят одиночества. И это единственное вранье, в которое я верю.
– Единственное вранье, в которое ты веришь, ― повторила Флора ели слышно. Никто ей так не отвечал, все говорили красивости, пытались произвести на нее впечатление… но не Смолл. ― Тихой ночи, ― пожелала она, повернувшись на другой бок.
– Тихой, ― отозвался Смолл, запрокинув руки за голову.