Тихон Стрелков
Призрачная нога
– Как ты поняла?
– Я твоя мать…
– Я хотел оставить тебе записку…
– Знаю…
– А еще монеты, семьсот серебряных… они лежат в подушке.
– Корни святые, откуда ты столько взял?
– Корни помогли, ― признался Смолл. ― Пообещай, что вы справитесь без меня?
– Справимся, мы-то справимся.
– Прячь деньги от отца!
– Он хороший человек, Смолл…
– Но азартный.
Марта отпустила Смолла и поглядела на него красными глазами.
– Когда ты вернешься?
– Когда буду в силах что-то изменить, ― ответил Смолл, рубашкой вытирая слезы.
Марта обернулась к заплаканной принцессе. За годы, проведенные в замке, девушка научилась плакать совершенно бесшумно.
– Простите меня, пожалуйста, ― попросила Флора. ― Из-за меня ваш сын…
– Вы тут не причем, ― мягко сказала Марта и обняла девушку. ― Он бы рано или поздно ушел, это было неизбежно. А так… раз он с вами, я буду самую чуточку, но меньше волноваться.
– Ты врешь, мам, ― протянул Смолл, и Марта улыбнулась, отстраняясь от принцессы.
– Все, идите, ― махнула она. ― Скорее, дайте уже мне поплакать одной.
Смолл в последний раз оглядел дом. Родные деревянные стены, белая каменная печь, возле которой он грелся в непогоду, сосновый стол, гладкий сверху и шершавый снизу. Смолл вспомнил, как часто получал занозы, проводя рукой по обратной поверхности столешницы. Затем задержал внимание на промятой кровати. Как-то раз на ней он застал голых родителей, извивающихся в странных позах. Тогда они сказали ему, что занимались зарядкой. После этого у Артура два года не получалось уговорить Смолла отправиться с ним на зарядку у озера Лужи.
Смолл ненадолго закрыл глаза, запечатав знакомые образы в памяти.
– Ты готов? ― осторожно спросила Флора.
Он кивнул.
– Спускалась прежде на зонте?
– Нет. ― Она однажды останавливалась в таверне на цветке, оттуда ее спускали с помощью неудобного сидения, прикрепленного к бечевке, три крепких стража.
Смолл снова кивнул. Достал зонт и жестом попросил принцессу встать перед ним.
– Обхвати мою шею, подпрыгни и бедрами сожми мою талию, ― попросил он, и Марта хихикнула.
– Что прости?! ― вырвалось у Флоры.
– Я говорю, если ты покрепче не ухватишься за меня, то упадешь и разобьешься. Бух! Запеканка из принцессы.
– Ладно. ― Она сделала то, о чем просил Смолл и вся напряглась. Теперь их лица разделяла воображаемая ладонь, и девушка ощущала горячее дыхание парня. От него пахло потом, пряным супом и душистой травой. Сердце забухало в груди у Флоры.
Смолла такое положение их тел, смущало не меньше девушки. Он старался оставаться невозмутимым, но мысли то и дело возвращались к тому, что ноги принцессы цепко обхватили его талию.
– Держись крепко, ― прошептал он. Принцесса вздрогнула, чуть расслабив ноги, и поползла вниз. Смолл рукой поддержал ее ягодицы и приподнял Флору вверх. ― Я сказал держаться крепко!
Она знала, что должна возмутиться. Никто не имеет права безнаказанно лапать девушку. Но не могла. От этого уверенного прикосновения, тело обдало таким жаром, что принцесса едва нашла силы на то, чтобы хоть что-то ответить.
– П-прости, ― прошептала она. ― До свидания, Марта. Я буду скучать по вас.
– Всего хорошего, милая моя, ― улыбнулась Марта, сквозь застилающие лицо слезы. ― Сынок, береги себя.
– Буду. Я люблю тебя, мам.
Смолл одной рукой обхватил талию Флоры, другой поднял вверх зонт. Затем он ступил на крыльцо и, сказав «До встречи», раскрыл зонт и шагнул в пустоту.
ГЛАВА 5. Тетушка Балгани
Принцесса зажмурилась и крепкой для тонких рук хваткой вцепилась в шею Смолла.
– Тише-тише, ты меня что, задушить хочешь?
– Прости! ― закричала она в ответ.
– А кричать-то зачем? Флора, открой глаза ― это того стоит. Ну же! Это совсем не страшно. Ты не пожалеешь.
Она послушалась. Всего на несколько мгновений Флора почувствовала невесомость, поверила, что умеет летать. Мягко и плавно, как брошенный из окна кусочек ткани, они приближались к земле. Принцессу захватило чувство полной свободы. Под ногами не было опоры, но это не пугало, а безудержно очаровывало.
– Это удивительно! ― воскликнула Флора, когда они приземлились. ― Это просто невероятно! Это чувство внутри будто… будто сердце делает кульбит и внезапно куда-то проваливается. Под ногами нет ничего, и хочется кричать. Но не от страха! Земля медленно притягивает тебя к себе, но ты сопротивляешься. Ты не хочешь падать! Ты хочешь летать! Смолл, прошу, давай прыгнем снова!
– Прыгнем, ― пообещал он. ― Обязательно прыгнем. Но не сейчас. До тумана осталось всего ничего. Нам нужно успеть перебраться через Метеоритный лес и найти место для ночлега.
Смолл сунул зонт в рюкзак, попутно оглядев Флору. Коричневые брюки с помятым ремнем, сапоги в мелких трещинах и широкая льняная рубашка. На пышногрудой Марте рубашка сидела, как влитая, а на хрупкой принцессе ― местами висела, но с виду это казалось не ошибкой модельера, а изюминкой. Каштановые волосы девушка сложила в аккуратный хвостик, оголив проколотые бриллиантовыми серьгами ушки. Выглядела она иначе.
– Мне становится не по себе, когда ты так смотришь, ― призналась девушка.
– Как «так»?
– Оценивающе… будто я что-то неодушевленное.
Смолл хохотнул.
– Прости. Не привычно видеть тебя в брюках.
– Знал бы ты как неудобно в них ходить, ― пожаловалась Флора и заправила рубашку в брюки. ― Кожа на ногах не дышит. Нет прежней легкости в движениях. Мне кажется, что брюки ― это корсет для ног.
– Корсет? Что это?
– Приспособление для фиксации талии. Некоторые девушки носят корсеты, чтобы подчеркнуть свою фигуру.
– Некоторые?
– Ну да. Мне вот корсеты не нравятся. В них теряется свобода движений, и дышать неудобно.
Смолл на секунду нахмурился, глядя куда-то внутрь себя. Запомнил новое слово, как это делал каждый раз, затем улыбнулся и сказал:
– Ладно, пойдем. Я спереди, ты ― сзади. Постарайся не шуметь.
Он закрепил рюкзак и колчан со стрелами на спине, взял в руки тисовый лук и двинулся к вырубленному полю. Флора поспешила следом.
Просыпались жгучие солнечные лучи. Все тягостнее ощущался зной. О вчерашнем дожде напоминала разве что мокроватая земля, и Смолла это не радовало. Он надеялся, что сырость облегчит путь, но за ночь глубокие лужи впитала почва, капли на траве испарились, и воздух был теперь сухим и горячим, как в бане.
Оставив позади вырубленное поле, Смолл с Флорой вклинились в узкую тропинку, по обе стороны отгороженную высокой острой травой. Смолл заметно напрягся и велел девушке вести себя как можно тише. Сухие трава и ветки хрустели под ногами. Ветер посвистывал, шелестя зелеными клинками. Мошкара летела на пот, и путники справлялись с ней, кто как: парень часто наклонял голову и дул на лицо, принцесса тихо хлопала себя по шеи.
Несколько раз они останавливались. Прислушивались. Делали по глотку из бурдюков. И шли дальше. За вырубленным полем на три тысячи двойных шагов тянулась зеленная равнина. Опасней места не сыскать. Из травянистой толщи в любой миг и с любой стороны могла напасть дичь. Смолл помнил первый день охоты с отцом здесь. Тогда-то он и получил свой первый из многих шрамов. Его в предплечье цапнул дымчатый змееныш. К счастью, дымчатый змееныш. Укуси его особь крупнее, не помогла бы и настойка из руты и яда травяного метателя.
В тот день неопытный Смолл ошибся, прозевал шевеление сбоку и чуть не поплатился за это жизнью. Сейчас обученный Смолл глядел в оба, глядел глазами взрослого охотника. И Флоре, шедшей следом, передавались его спокойствие и собранность.
Они проходили мимо земляного холмика, на котором рос кривой гриб с красной в белую точку шляпкой, не уступающей в размерах корпусу шхуны, когда Смолл резко затормозил, подняв вверх руку.
– Тише, ― прошептал он, ― не шевелись.
– Что там? ― Флора сделала мягкий шажок в сторону и выглянула из-за плеча Смолла. В восьми шагах от них из травы выползло длинное с зеленой чешуей создание и зашипело. Дымчатый змей. На его спине виднелись черные размером с серебряную монету отверстия, из них валил сиреневый пар. Змей резко повернул свою изворотливую шею, и громадные желтые глаза уставились на Смолла. Флора, дрожа от ужаса, юркнула за его спину.
– Тише, ― предупредил Смолл одними губами. ― Не шевелись.
И аккуратно, как матери берут на руки своих детей, правой рукой потянулся за стрелой. Желтые глаза щелочки, не мигая, смотрели перед собой. Флора старалась дышать носом, но поступающего воздуха было слишком мало ― словно кусочек мяса после длинного поста.
Смолл ― сердце у него настойчиво стучало ― наконец, дотянулся до стрелы и теперь так же плавно подносил ее к тисовому луку. «Жди, ― говорил он про себя. ― Жди». А тело сопротивлялось. Пальцы крепко сжимали древко лука и стрелы. Желание выстрелить буквально превращалось в зуб. Но Смолл знал: надо ждать. Поспешишь ― землю для могилы разворошишь.
Чешуйчатое создание высунуло из пасти раздваивающий язык, зашипело и скрылось в острой траве.
Смолл и не думал шевелиться.
– Пронесло, ― выдохнула Флора. ― Что это было?
Раздался хлопок, и Смолл сбил девушку с ног. Из высокой травы справа повалил сиреневый дым.
– Не дыши!
Дым медленно оседал и распространялся во все стороны. Принцесса закрыла нос рукой и замерла. Смолл натянул тетиву и напряг слух. Тишина. Слышны лишь гулкие удары сердца в груди. Парень стал ждать. У него не было права на ошибку.
Но змей не спешил нападать.
Осознавая, что долго продержаться без воздуха они не смогут, Смолл бросился вперед и закричал:
– Ну же! Я здесь!
В то же мгновение раздалось шипение, и справа зашелестела трава. Смолл сощурил глаза. Из разросшегося на десяток двойных шагов густого кустарника выбросился, широко раскрыв пасть, дымчатый змей. Смолл тут же пустил стрелу. Шипение исчезло и сиреневый дым, подгоняемый потоками горячего ветра, начал рассеиваться.
– Все? ― сквозь руку прошептала Флора.
Вместо ответа Смолл покачнулся и бревном рухнул на землю. В двух шагах перед ним лежал чешуйчатый труп.
– Смолл! ― Флора бросилась к парню.
Он не отвечал. У него были полностью белые глаза и приоткрытый рот. Что делать в таких случаях Флора не знала и просто, крича, забарабанила Смоллу по груди. Внезапно он вздрогнул, и, сказав «БУ», сел. Принцесса от испуга отскочила назад.
– Придурок! ― зло закричала она. ― Идиот! Болван!
– А как по мне ― смешно. Видела бы ты свое лицо, ― он засмеялся. ― Словно кошка шерстью подавилась. Никогда не забуду.
– Вообще не смешно. ― Флора, насупившись, поднялась и отряхнула брюки. ― Что это было? ― Она указала на труп чешуйчатого создания.
– Дымчатый змей. Их здесь немало водится. Противные создания. Хорошо хоть им ума недостает. Прежде чем напасть, обязательно пустят дыму в глаза.
– И много здесь этих?
– «Этих»?
– Ну, созданий вроде дымчатого змея…
– Достаточно. Но не волнуйся, я о них позабочусь. Ты главное мне не мешай. Что скажу делать ― делай без споров. Тут не до шуточек.
– И потому ты притворяешься мертвым?!
– Да ладно тебе, забудь.
– А вот и не забуду!
Смолл пожал плечами, и они двинулись дальше.
Путь до Метеоритного леса занял три часа, помешали непредвиденные встречи со вторым дымчатым змеем и надоедливыми секачами. Травянистые поляны резко сменились утоптанной землей. Ни травы, ни кустарников ― голая местность с широкими, как вырубленное поле стволами сосен, чьи верхушки раскачиваются выше облаков. Земля под соснами была усеяна длинными, похожими на копья, сухими хвойными иглами. На иглы то и дело со свистом и грохотом падали шишки. Одна такая шишечка могла бы запросто разнести дом Уиткинсов.
– Почему мне кажется, что мы сегодня не успеем пересечь лес? ― спросила Флора, когда Смолл остановился, глядя вверх. Засвистело, и в десяти шагах от них грохнулась шишка.
– Потому что так оно и есть! По моему плану, сейчас мы должны были быть где-то в десяти тысячах двойных шагах впереди, ― раздраженно ответил он. ― Но я ошибся. Мы выбрали не самый удачный путь. Возможно не следовало обходить того дымчатого змея…
– Все мы правильно сделали! ― подбодрила Флора.
– Ладно, не время оценивать свои поступки. У нас есть еще, ― Смолл вытащил из кармана поцарапанные часы-медальон. Он их купил за сто монет у торговца в таверне и очень ими дорожил. ― Полтора часа. Надо найти место для ночлега.
Они так и поступили.
В пяти тысячах двойных шагах спереди, у едва заметно протоптанной тропинки стояла прибитая к деревянному колу табличка со стрелкой. На ней были вырезаны два слова: «ЖДУ ПУТНИКОВ».
– Удача с нами, ― воодушевился Смолл.
– Мне кажется… это плохая идея.
– Почему?
Флора обиженно посмотрела на него.
– Я тебе рассказывала. В последний раз, когда мы доверились табличке, погибли восемь стражников.
– Помню, ― сказал Смолл. ― Но жизнь… она такая… Когда угодно можно поскользнуться, приложиться затылком о косяк и подохнуть. Каждый это знает, но все равно ходит. Мне жаль, что с тобой такое приключилось. Это ужасно, нет, даже хуже… Но это еще не значит, что все остальные таблички тоже ведут в ловушки. В мире есть плохие люди. Но также есть и хорошие. И возможно, хорошие просто хотят помочь путникам вроде нас с тобой.
– А что если нет? Что если это снова проделки разбойников?
– Пока не проверим, не узнаем.
Флора заглушила бившее тревогу предчувствие и кивнула.
– Ладно… рискнем.
Они побежали в нужном направлении и уже скоро вывалились на просторную поляну. Молодые сосны ― по пятьдесят двойных шагов вширь каждая ― росли здесь в два ряда, образуя коридор для солнца и окошко для глаз. Смолл, прищурившись, разглядел далеко впереди золотистую полоску пустоши, а за ней белую точку ― пригорок Фансового каньона.
«Если бы не приставучие жуки и змеи, мы были бы уже там», ― подумал Смолл и повел Флору мимо шишек, валунами разбросанных повсюду. Иголки хрустели и крошились под ногами.
Вдруг принцесса остановилась и дернула Смолла за рукав.
– Смотри! ― изумленно воскликнула она.
К одной из сосен с солнечной стороны был пристроен деревянный домик. Из дымовой трубы на крыше валил черный дым. Смолл с Флорой переглянулись.
– Извините! ― закричал Смолл.
Из квадратного окошка выглянуло старое морщинистое лицо.
– Ну и чего ты так кричишь? Хочешь всех местных древоедов созвать? ― Старушка сощурила глаза. ― Эх! Молодые! Красивые! И гуляют посреди одиноких старых сосен в глуши Метеоритного леса. Какими судьбами вас занесло к тетушке Балгани?
Заговорила Флора:
– Мы направляемся к Фондорийскому Древу.
– И?!
– Получилось так, что мы не смогли сегодня пересечь лес. Искали место для ночлега и натолкнулись на вашу табличку.
– Табличку говоришь? ― проскрипела тетушка Балгани. ― Так она все еще держится? Как хорошо. Тот паренек постарался на славу! Руки просто золотые. Да и ноги, что надо. Хороший был паренек.
– Тетушка Балгани, вы позволите нам провести эту ночь в вашем домике? ― спросила Флора.
– Представьтесь-ка для начала, ― попросила старуха.
– Я Флора Фо…
Смолл громко кашлянул.
– Она Флора из семейства Фофа, а я Смолл Уиткинс.
– Фофа! ― скрипуче рассмеялась тетушка Балгани, и принцесса одарила Смолла ядовитым взглядом. ― Шо только не придумают… Фофа! Ну, как звать меня вы знаете. Сейчас я вам скину веревочную лестницу. ― Она на секунду скрылась, затем отворив дверь, выскочила на крыльцо и сбросила старый дряхлый канат. ― Поднимайтесь-ка и будем чай пить.
– Это же не лестница, ― нахмурилась Флора.
– Чего дорогуша? Не расслышала!
– Говорю, это очень любезно с вашей стороны.
– Да ладно тебе!
Смолл забрался первым и помог залезть Флоре. Изнутри дом казался совсем древним. Грязная каменная печь, колченогий сосновый столик и стулья с кривыми спинками. В прихожей лежал продолговатый шкафчик. В него тетушка Балгани предложила сложить обувь. Смолл сразу же передумал разуваться; шкафчик полностью был забит ботинками. Потесанные кожаные сапоги, туфли с блестящими застежками, вязаные плетни и детские дышащие сандалии.
– Тетушка Балгани, здесь так много обуви… ― сказал Смолл.
– Конечно. До вас у меня много гостей бывало.
– А почему они оставили тут свою обувь?
Старуха так резко повернулась к Смоллу, что принцесса вздрогнула.
– Кто тебе сказал, что это они тут ее оставили?
Зрачки старухи сузились, и она наклонила голову вправо, так, чтобы ухо лежало на плече. Флора пододвинула стул поближе к Смоллу. Тетушка Балгани молча ждала ответа. Ноздри на ее горбатом носу плавно расширялись. Она не шевелилась. Смоллу ее взгляд показался знакомым. Он видел его столько раз, что вроде бы должен был точно знать, кому он принадлежит. Но почему-то не мог этого вспомнить.
– Никто. Я просто предположил.
Пол на чердаке скрипнул. Так тихо, будто ветер залетел в окно и решил немножко пошуметь. Старуха засмеялась и вернула голову в вертикальное положение.
– Ох, как люблю я так прикалываться над гостями. Одни думают, я с ума сошла, другие хватаются за оружие, но пугаются абсолютно все. За этим интересно наблюдать. Ведь, как там говорится, именно страх раскрывает истинный лик человека. А насчет ботинок… оставили мне их, оставили, я в свободное время вяжу обувь вот и обменяла им. Хотите и вам обменяю?
– Нет, спасибо, ― отмахнулся Смолл. ― Вы сказали, что страх раскрывает лик человека. И что же вы увидели в нас?
Тетушка Балгани крякнула.
– Девушка явно струсила, ― ответила она. ― А ты… даже не знаю. Тебе почему-то стало интересно. Эх, странный ты! Все пугаются, а ты, кажется, столкнулся с какой-то загадкой. Лицо задумчивое, а глазки… очень красивые глазки, будто бы увидели что-то знакомое. ― Она поставила на стол металлические кружки. ― Давайте-ка чай пить.
Старуха вытащила из печи котелок и разлила в кружки душистого чая.
– Спасибо, ― сказали Смолл с Флорой в унисон.
– Пейте на здоровье, пейте, ― улыбнулась старуха, показав черные редкие зубы.
– Тетушка Балгани, вы одна тут живете?
– К несчастью. Мне уже седьмой десяток идет…
– Седьмой?! ― не поверил Смолл.
– Чего ты так удивляешься? Не всем же рано помирать. ― Старуха отпила чаю и поправила седые волосы. ― Не всем. Да. Не всем. Но вот муженек мой рано свалил на тот свет. У нас была дочь. Красивая, стройная… прям как ты, дорогуша! ― она улыбнулась Флоре. ― Пару лет назад она вышла замуж. У нее и сын родился, Рошей его назвали. Все как положено: счастье, достаток. Бог видит, как я была за нее рада. Но недавно и их с внуком ни стало.
– Что случилось? ― спросила Флора.
– Прости, дорогуша, не хочу говорить об этом.
– И как вы справляетесь одна? ― спросил Смолл.
– Кое-как. Ручеек в десяти минутах ходьбы. Каждый день ношу оттуда по два ведра. Ем, что придется. Выращиваю ягоды и грибы. Кое-как справляюсь.
Смолл отыскал глазами ведерко воды, стоявшее возле печи. «Тяжелое, ― подумал он. ― Как эта старуха поднимает его наверх? Тем более используя тот дряхлый канат».
– Тетушка Балгани, как вам удается поднимать ведра наверх? ― Флора вслух озвучила мысли парня.
Прежде чем ответить старуха рассмеялась, так сильно, что закашлялась.
– Вы в порядке?
– Эх, здоровье у меня уже не то, ― сипло отозвалась она. ― На чердаке есть две койки. Можете допить чай наверху. Там же стоит второе ведерко. Если нужно будет умыться или еще чего. Я, пожалуй, прилягу.
– Конечно, ― сказала Флора. ― Если вам что-нибудь понадобится ― просто скажите.
– Спасибо, дорогуша, спасибо.
Старуха легла на скрипучую кровать и закрыла глаза. Флора встала с кружкой чая в руке и по крутой лестнице стала подниматься на чердак. Смолл продолжал сидеть на месте.
– Смолл, ― шепотом позвала принцесса, ― идем.
– Да.
Он схватил рюкзак и последовал за девушкой.
– Не нравится мне все это, ― сказал Смолл, когда они поднялись на чердак. ― Что-то тут не так.
– Да?! И что же?
– Говори тише. Старушка не смогла бы поднять два таких ведра наверх. Она что-то недоговаривает.
– И что с того? ― не удивилась Флора. ― Все мы имеем право на секреты.
– Причем тут это? ― вскинулся Смолл. ― Ты вообще меня слушаешь?!
– Сказал говорить тише, а сам кричишь.
Флора допила чай и поставила кружку на тумбочку возле кровати.
– Неужели тебя не насторожило количество обуви в том шкафу? ― не унимался Смолл.
– Да какая разница сколько там обуви! ― Флора от негодования стукнула кулаком себя по бедру. ― Ты какую-то ерунду несешь. Оставь в покое тетушку Балгани. У нее и так недавно дочери с внуком не стало.
– Надавили на чувства и все? Попрощаемся со здравым смыслом?!
– Прекрати кричать!
– А я и не кричу! ― Смолл сжал пальцы в кулак. Ему вдруг захотелось кого-нибудь ударить, и он принялся шагами поднимать пыль на чердаке. Чердак казался парню неправильным, кривым и до бешенства грязным. ― Кажется, до меня дошло. Это все чай.
– Чай? Чай, говоришь?! Чем тебе чай не угодил? Возьми себя уже в руки. А-то смотреть тошно. Ведешь себя как умалишенный. ― Щеки принцессы залил густой румянец, она была страшна возмущена. Походка, голос, идеи ― все раздражало в Смолле.
– Флора, послушай, этот чай повлиял на наш мозг…
– Тебе самому не стыдно нести такую чушь? Ходишь туда-сюда с видом важной особы, хотя представляешь собой лохматого деревенского дикаря!
– Замолчи! ― Смоллу стоило невероятных усилий сохранять власть над собой. Он подскочил к Флоре и сграбастал ее тонкие запястья в свою руку.
– Отпусти! ― крикнула принцесса. ― Мне больно!
– Продолжай кричать, ― шепотом приказал он.
– Что ты творишь?!
Смолл свободной рукой достал из заднего кармана брюк маленький прозрачный стеклянный флакон с розоватой жидкостью, снял пробку и влил немного содержимого в рот принцессе. Она сопротивлялась еще секунд десять, после чего силы оставили ее.
Смолл уложил Флору на кровать и вытащил из переднего кармана брюк флаконы с синей и зеленой жидкостями. Ему хотелось закричать. Все вокруг раздражало. Стены дома то сжимались, то расширялись. Пол, как кусок льдины посреди безбрежного океана, пытался уйти из-под ног. Смолл глянул на безмятежное лицо принцессы и крепко сжал пальцы в кулак. Ему показалось, что она усмехается над ним.
Он снова сосредоточился на сосуде с синей жидкостью
«Яд травяного метателя, ― подумал он, ― только бы я был прав».
Он отпил треть синего флакона, закрыл пробкой, содрогнулся и рухнул на колени от боли. Ноги начало сводить. Стук сердца превращался в дробь. Все тяжелее было вдыхать воздух. По жилам словно растекался раскаленный чугун. Яд травяного метателя заглушал действие любого другого токсина, но убивал в течение пяти минут.
У Смолла из рук выпали оба флакона, и он стал искать их наощупь. Зрение покидало его. Вот он схватился за ножку кровати, вот вырвал половицу, вот стиснул что-то жесткое и с лапами ― жук! ― и в отчаянии бацнул по полу.
– Где же вы? ― взмолился он. ― Я не хочу умирать так бессмысленно.
Он не переставал наощупь продвигаться по полу и, наконец, нашел флаконы, гладкие и холодные. Перед невидящим Смоллом теперь стоял выбор: зеленая жидкость и мгновенное восстановление или же синяя жидкость и мучительная смерть. Он снял обе пробки и поднес флаконы к носу. Бесполезно! Яд травяного метателя пах гнилой травой, а приготовленный антидот ― мочой. Но для парня все источало совершенно одинаковый пустой аромат. Его органы чувств отказали.
«Пятьдесят процентов успеха недостаточно», ― так посчитал Смолл и залпом влил себе в рот содержимое обоих флаконов. Он мог только надеяться, что антидот перебьет действие яда.
И он оказался прав. Зрение мигом прояснилось, и уже через пару минут Смолл смог подняться на ноги. Голова еще кружилась, но парню все было нипочем, ведь он остался жив.
Тем временем весь Метеоритный лес заволокло непроницаемым, как стена, туманом. Темноту на чердаке развеивала лишь небольшая банка со светящимися жуками. Они наивно бились в непреодолимые для них стенки стеклянной тюрьмы. Стены дома, прикрепленного к сосне, скрипели. Внизу громко храпела тетушка Балгани.
Смолл засомневался в своих подозрениях. Он снял сапоги и босиком на цыпочках принялся расхаживать по чердаку. Он искал, но не знал, что именно. Кроме старой пыльной тумбочки тут стояли разве что две дряхлые кровати, пустой шкаф и ведро с мутной водой. По сравнению с чердаком старухи чердак Смолла был дворцом.
Смолл опустил руки в прохладную воду, ополоснул потное лицо и заметил небольшое темное пятнышко на полу. Он подошел ближе и наклонился. Пятнышко оставляло за собой тонкую, как пальцы Флоры, полоску, тянувшуюся от низа шкафа. Смолл открыл сначала нижние деревянные дверцы шкафа, затем верхние. Пусто. Паутина, да пыль. Он закрыл дверцы и сел на кровать.
Флора мирно посапывала под действием успокоительного. Смолл влил ей в рот всего пятую часть флакона, очень скоро она очнется и, если он ошибся, станет буянить. Смолл предпочел бы ошибиться. Одинокая старуха и у него вызывала жалость. Потерять мужа, дочь и внука…
Смолл резко встал. Ему послышались шаги, спокойные и тяжелые, как у палача. Подскочив к стене, он приложил ухо к гладкому дереву. За стеной кто-то был, и этот кто-то что-то передвигал. Смолл ― стопы у него скользили на пыльных половицах ― пошел вдоль стены, следуя за звуком. Несколько мгновений спустя перед ним вырос шкаф.
Идея ударила в голову со стремительностью солнечного луча.
Парень приготовился к худшему и толкнул шкаф.
За шкафом находился проход ― темный, как ночная яма. Смрад, исходивший оттуда, поразил даже охотничье обоняние Смолла, привыкшее к запахам внутренностей дичи. Смолл с трудом подавил дурноту. Вернулся за банкой со светящимися жуками, чтобы рассмотреть хоть что-то, рукой зажал нос и двинулся вперед, пробираемый мелкой дрожью.
Узкий проход вел в просторный склад, уставленный рядами высоких шкафов. На полу багровели засохшие следы. Смолл успел подумать, что это кровь, но потом увидел десятки банок. Они занимали почти все свободные от старого барахла полки шкафов.
– Здесь есть кто-нибудь? ― Смолл крутил светильником во все стороны, никого не замечал, но его не покидало ощущение, что за ним наблюдают. ― Покажитесь, я не причиню вам вреда.
Сзади раздались шебаршение и звук, напоминающий хмыканье. Смолл в ужасе обернулся, схватив с полки первую попавшуюся банку. Из-под шкафа выскочил крошечный темный силуэт с хвостом и, шумно топая, юркнул в трещину в полу. Мышь. Тихо выдохнув, Смолл поставил банку на место и прищурился. Банку обтягивала белая подписанная лента. Смолл смахнул пыль с ленты и прочитал:
– Роша. ― Название то ли овоща, то ли фрукта, то ли ягоды для варения казалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, где его слышал.
В конце склада стоял стол, а рядом с ним сидел низкий продолговатый шкаф. Точно такой же ютился в прихожей тетушки Балгани, в нем она хранила обувь. Смолл осторожно заглянул внутрь и, вскрикнув, отпрянул назад. Снизу доверху шкаф был забит человеческими костями.
– Флора! ― закричал Смолл. Тут же его рот зажала плотная мясистая ладонь. Банка выпала у него из рук, разбилась, и десятки светящихся жуков разлетелись по складу.
– Не кричи. Мясо испуганной дичи отвратительно.
Смолл с размаху зарядил локтем в ребра мужчине сзади. Не помогло. Здоровяк волосатым предплечьем надавил ему на шею и стал душить. Смолл задыхался. Он вцепился в руку громилы, пытаясь выбраться из душащего крюка. Ничего не получалось. Он со всей силой бил пятками по коленям и ступням мужчины, но тот и не думал ослабевать хватку.
Все поплыло перед глазами у Смолла. Почему-то именно сейчас он вспомнил, где слышал «Роша». Рошей звали внука Балгани, внука, скелет которого теперь лежал в шкафу, а внутренности покоились в банке для варения. Угораздило же их с Флорой попасть к каннибалам! Смолл продолжал бороться. Это походило на попытки человека взобраться по канату, привязанному к облакам. Точно так же, как нельзя ступить по скоплению водяных паров в воздухе, спасение Смолла от удушения, не ознаменовала бы успех. Ведь он, обессилев, не выстоял бы в рукопашной схватке с громилой.
Когда Смолл это осознал, то сдался.
Но тело воспротивилось решению. Не для того оно росло, не для того становилось сильнее. Смолл почувствовал яростный позыв. Само естество молило о том, чтобы он не прекращал бороться. У парня открылось второе дыхание. Он чуть присел и мощно оттолкнулся ногами от пола. Здоровяк врезался в шкаф, со звоном разбились банки с вареньем.
– Ты мне надоел, ― пробурчал басом мужчина, еще крепче сжал шею Смолла и начал колошматить его левой рукой по лицу. ― Еда должна выглядеть хорошо? И сам знаю. Но ради тебя я сделаю исключение.
Вновь послышался звон разбитого стекла. Хватка здоровяка ослабла, и он, потянув за собой Смолла, с жутким грохотом рухнул на пол.
– Смолл! ― воскликнула Флора, упав на колени. ― Боже! Ты цел?
Она, вся запачканная вареньем, протянула руку Смоллу. Он, часто и громко дыша, выбрался из объятий громилы и с помощью девушки поднялся на ноги, но тут же сел на пол, спиной прижавшись к шкафу, и горько прошептал:
– На миг я сдался…
– Ничего страшного, главное ты жив и…
– Нет. Умирать не страшно. Страшно остаться в живых, когда ты хотел умереть.
– Но… ― растерялась Флора. Она чувствовала, что должна что-то сказать, что-то очень важное, но не могла найти слов.
– Прости, ― извинился Смолл, заметив, как напугана принцесса. Он поднялся, отыскал толстую веревку и связал здоровяку руки. ― Нам нужно убираться отсюда. Эта парочка годами отравляла, а затем съедала путников.
– С чего ты взял?
– Банки.
– Причем тут банки с вареньем? ― нахмурилась Флора.
– Я тоже сначала подумал, что это варенье. Но тот шкаф доверху наполнен костями, а на одной банке было написано… ― Смолл замолк, решив не говорить девушке про мальчика. ― И запах тут какой… Ты разве сама не чувствуешь? Хуже внутренностей секача. Не веришь? Посмотри, что лежит справа от твоей ноги.
Принцесса повернула голову и вскрикнула. На деревянном полу в луже крови плавали человеческие глаза. В слабом мерцании разлетевшихся по складу жуков, могло казаться, что глаза шевелятся.
– Да, выглядит неважно, ― сказал Смолл. ― Я пойду за старухой, а ты посторожи этого.
– Нет! Я пойду с тобой.
Флора дрожала, а кончики ногтей сжатых в кулак пальцев оставляли на ее ладони красные следы.
– Главное не шуми, ― попросил Смолл и, морщась, босиком пошел по деревянному полу, усеянному осколками разбитых банок.
Принцесса не отставала. Перед тем, как спуститься с чердака, Смолл сел на койку и вытащил из стопы несколько стекляшек. Затем взял колчан с луком, и они бесшумно спустились по лестнице. Кровать, на которой спала старуха, пустовала. Смолл заметил, что входная дверь не заперта и тут же толкнул ее. Плотный туман начал проникать внутрь дома. Смолл не решался ступить на крыльцо.
– Слышишь? ― шепотом спросила Флора.
Легкое поскрипывание пола на чердаке сменилось страшным звоном разбитого стекла, когда на крыльцо перед Смоллом рухнуло сорванное с петель окошко. Осколки полетели во все стороны.
