Тихон Стрелков
Призрачная нога
– Ничего хог’ошего, ― гаркнул он. ― Сами гляньте!
Смолл добрался до колючего основания пиона, достал найденный в повозке с припасами веревочный гарпун, раскрутил его и запустил вверх. Крюк зацепился за толстый лепесток. Смолл натянул веревку, проверил. «Должна выдержать», ― решил он. Затем подпрыгнул и принялся карабкаться вверх. Без узелков подниматься было сложнее, но он справился и закричал остальным:
– Хватайтесь по очереди. Постараюсь поднять вас сюда.
Диаметр пиона не превышал ширины повозки. Все двадцать три человека не могли на нем уместиться, но вслух об этом никто не говорил. Первым Смолл поднял костлявого ребенка. Следом молодых девушек. Сильные руки парня горели, кожа охотна слезала с потных мозолистых ладоней. Когда за веревку ухватилась толстая Мария, Смолл сумел поднять ее лишь с помощью других.
Он тяжело дышал. Мокрая рубаха липла к телу, сковывая движения. В поясе стреляло, предплечья ломили. Но Смолл продолжал поднимать людей на цветок. Он не мог оставить их на земле, не мог бросить после того, как спас. Он чувствовал ответственность за них. Ему помогали женщины, путался под ногами норовящий не быть бесполезным мальчуган.
Под пионом ждали своей очереди четыре старика и пять женщин, когда ребенок, сидящий за спиной Смолла, закричал:
– Туман!
Облако, висящее над их головами, поплыло к земле. Смолл впервые видел такое. Раньше для него туман спускался лишь за вырубленным полем, в сотнях двойных шагов от его цветка, а затем уже несся в его сторону, охватывая все на пути. Сейчас же Смолл находился в самом эпицентре, и туман угрожал его макушке.
– Паг’енек, мы укг’оемся в повозке! ― крикнул Диори.
Смолл спорить не стал: другого выбора у них не было.
– Плотно закройте ткань повозки и постарайтесь не шуметь!
– Хог’ошо! ― отозвался старик. ― Бег’егите себя!
Смоллу было гадко глядеть на то, как люди, так и не дождавшиеся своей очереди, обреченно ныряли в дряблую повозку, кое-как залатанную тканью. «Это их не спасет, ― думал он. ― Они просто оттягивают неизбежное. Надо было мне тянуть резче…»
Мягкая увесистая ладонь шлепнулась ему плечо.
– Ты сделал больше, чем мог, ― прошептала Мария.
– Но этого не хватило.
– Жизнь сурова…
– Нет, она лишь показывает, что мы недостаточно сильны.
Туман одеялом накрыл землю под пионом, и все вокруг погрузилось в знакомую, загадочную тишину. Мария впихнула свое грузное тело в кучку женщин, поджавших колени к груди и молча озиравшихся по сторонам, и тяжело вздохнула. Ребенок дрожал неподалеку и с восхищением глядел на Смолла, ведь тот был единственным, кто еще стоял на ногах.
– Попытайтесь заснуть, ― сказал Смолл, руками отмахиваясь от красноглазых летающих рыб. У них было плотное, размером с человеческую ладонь тело, покрытое чешуей, серебристая спинка, черненькое брюшко и прозрачные веерообразные крылья, позволяющие амфибиям летать со скоростью до десяти двойных шагов в секунду. Питались эти создания кровью. Проколов кожицу маленькими заостренными зубиками, они впрыскивали обезболивающий токсин, останавливающий свертывание крови, и зачастую незаметно присасывались к жертве.
– Заговоривший в тумане будет проклят, ― прошептала Мария.
– Да пожалуйста! ― бросил Смолл. Он беспокоился за людей, укрывшихся в повозке, до суеверий ему не было дела. ― К тому же, не я один заговорил.
– Мне можно. Повторно не проклинают.
Внизу раздался крик. Дикий. Душераздирающий. Ребенок руками закрыл уши и прижался к пышной даме в рваном платье с глубоким декольте. Рыбы тут же улетели прочь, голодные, но желавшие уцелеть. Стихло, словно перед бурей. И снова крик. Вместе с воплем послышалось протяжное «Не-еет!…».
– О боже…― прошептала Мария. ― Это Диори…
Смолл неподвижно стоял на краю раскачивающегося лепестка, глядя в пугающий, наполненный неизвестностью туман. Его руки дрожали, сердце стучало, как после бега, а по телу носился хоровод леденящих душу мурашек. Вопль усиливался. Смолл коснулся зонта, прикрепленного к рюкзаку, которой он стащил у Маньерто, но тут же отдернулся руку, словно его ударили током. Парень сжал пальцы в кулак.
«Люди из тумана не возвращаются, ― эхом гуляло у него в голове, под вопль Диори. ― Люди из тумана не возвращаются. Никогда».
– К черту! ― яростно воскликнул Смолл и, раскрыв зонт, махнул с пиона.
Голоса сверху удалялись, крики снизу становились громче, пока вмиг все не затихло. Смолл летел с цветка на землю, погружаясь в непроницаемую белую дымку. Он напрягся, готовясь к приземлению. Учитывая высоту пиона, спуск должен был занять всего несколько секунд, но Смолл продолжал лететь.
Ветер усиливался, туман становился гуще. Смоллу даже показалось, что резко похолодало. Он ясно ощущал, что движется вниз, но земля не появлялась под ногами. Смолл словно находился посреди белого ничего. И этим ничего был бесконечный туман. Парень вдруг закричал, пытаясь вырваться из замкнутого круга. Ему ответило зловещее раскатистое эхо.
Нацепленная на каркас зонта воздухонепроницаемая паутина летающего паука натянулась до такой степени, что зонт начало трясти. Смолл запаниковал и выпустил из левой руки лук. Но тот будто завис в воздухе, и Смолл, пролетая мимо, схватил его снова, коснувшись предплечьем нечто, отдаленно напоминающее ветку дерева.
Внезапно под ногами возникло что-то твердое. И неровное. Смолл потерял равновесие и упал на землю, больно ударившись локтем о выступающий корень.
Мертвая, пугающая тишина. Ни ветра, ни жужжание насекомых, ни криков Диори, ― парню даже показалось, что из-за перепада давления он потерял слух. Однако приближающиеся глухие шаги быстро развеяли это предположение. Смолл вскочил и огляделся, насколько позволяло притупившееся зрение. Белая, неподвижная пелена тумана. Мутные силуэты кустов и деревьев. Больше ничего.
Смолл достал из колчана стрелу и натянул тетиву. Шаги слышались отчетливее, но где их источник? Ему хотелось закричать. Вот значит, каково оказаться в тумане? Он точно попал в ночной кошмар. Ему не могли помочь даже органы чувств. Ослепший, оглохший, потерявшийся в пространстве, ― для охотника нет ничего страшнее.
Туман зашевелился, как дым на ветру. Смолл крепче сжал древко лука и различил спереди ни то тень, ни то силуэт человека. Это что-то вынырнуло из тумана, и двинулось на Смолла.
– Стой! ― крикнул Смолл.
Человек поднял вверх правую руку и замахал, так, словно рука была механической и совершала маятникообразные движения, толкаясь о пружину.
Смолл попятился.
– Еще шаг и я пущу стрелу! ― предупредил Смолл дрожащим голосом и боковым зрением уловил шевеление слева от себя. Резко обернулся и застыл, как стебель Вечного растения. Перед ним, подергиваясь, стоял Диори. У него были бездонно белые, как туман, глаза.
– Д-диори?
Старик, широко растопырив пальцы, вытянул руку перед собой.
– Диори, где остальные?
Старик молча двинулся на него, и Смолл отскочил в сторону. Из тумана один за другим начали выходить люди. Женщины, мужчины, дети ― все с бездонными белыми глазами и тянущимися к Смоллу руками. Смолл развернулся и помчался прочь. Хватит с него! К черту остальных! Он из тумана вернется, неважно как, но вернется!
Изрезанные стопы давали о себе знать: каждый шаг сопровождался острой болью. Раз за разом он валился на землю, споткнувшись о невидимое препятствие, но тут же поднимался и продолжал путь. Туманные люди наверняка уже остались далеко позади, но Смолл и не думал останавливаться. Он задыхался, заставлял налитые кровью ноги двигаться, пока его не подкосила стрелой вогнавшаяся в голову боль.
Смолл упал и закричал, руками обхватив голову. Глаза горели. В висках словно ковыряли зубчатым клинком, а макушку клевали вороны. Смолл вытащил из ножен кинжал и от греха выбросил его в сторону, боясь поддаться желанию прервать свои мучения. Он извивался в судорогах, колошматил землю, корни и пни.
Но внезапно боль отступила. Смолл открыл глаза. Туман, окружающий его со всех сторон, медленно исчезал. На темном небе, пробиваясь сквозь облака, горел лунный диск. Смолл, недоумевая, осторожно встал и огляделся. Вокруг него росли небольшие кустарники, неподалеку высились деревья с маленькими в форме ромба листьями и отдыхал валун, величиной с Вечный гриб. Следов Вечного пиона не было и в помине.
«Далеко я убежал», ― подумал Смолл.
Он перешагнул через пенек, не представляя куда бежать и что делать, и застыл, услышав голоса. Они исходили из-за кустарников.
– Тш-ш…
– Клянусь своей кожей, я слышал чей-то крик!
– Заткнись. Хочешь, чтобы нас заметили?
Сзади хрустнула ветка. Смолл обернулся. Огибая деревья и сминая траву, в его сторону рвано шагали десятки темных силуэтов. Человек, находившийся спереди, издал напоминающий отрыжку крик, и люди с бездонными белыми глазами с нечеловеческой скоростью рванули вперед. Смолл схватил с земли лук и побежал.
Плотное облако закрыло луну. На смену пропавшему туману, пришел мрак.
Протаранив куст, из-за которого доносились голоса, Смолл сбил с ног мужчину, в странном, полностью окутывающем тело одеянии.
– Сзади! ― закричал Смолл прямо ему в лицо. ― Они…
– Вот, зараза! ― Мужик с одного удара вырубил Смолла.
– На хрена ты это сделал, Джордж?
– У него были белые глаза!
– Ты когда-нибудь видел, чтобы туманные говорили?!
– Сам посмотри…
– Тш-ш… там кто-то есть.
– Все равно ни черта не видно. Нас не заметят.
– Молодец, Джордж. Сегодня нам придется спасти зад и этому парню.
– А как же охота?
– Ты уже неплохо постарался. Смотри какая туша лежит у твоих ног.
ГЛАВА 8. Возвращение домой
Подлетая к Фондорийскому Древу, принцесса Флора не испытывала облегчения. Она, обхватив талию Роджера Баркалинстера ― командира королевских летунов, парила верхом на бородатом хищнике. Снизу царил туман. С высоты птичьего полета белая завеса походила на чистый лист бумаги, холст самого Господа Бога, на котором Он нарисовал наш мир.
Спереди виднелось крупнейшее в Фондории Древо, чья верхушка раскачивалась над облаками. Ствол Древа был шириной в несколько сотен двойных шагов, и вдоль него с четырех сторон висели мощные тросы, нагруженные лифтами. Ветви располагались почти параллельно земле, на них строили небольшие деревянные домики. Однако большинство фондорийцев жили в углублениях коры. Придав напоминающему вход в пещеру отверстию определенную форму, они застраивали его деревянной стеной с окном и дверью. И не беспокоились о бушующих ветрах, донимавших поселенцев на ветвях.
Принцессу всегда раньше восхищал вид одиноко возвышающегося над миром Древа, но только не сегодня. Сегодня она не любовалась даже красотами звездного неба, в ее мыслях был только Смолл. Его лицо, покрытое ссадинами и синяками, искренняя улыбка, его слова о том, какая она смелая… У Флоры щипало в глазах вовсе не от колющего ветра, и боль сдавливала ее грудь совсем не от страха высоты
– Принцесса, держитесь крепче, мы заходим на посадку! ― предупредил Роджер. Его мускулистые руки крепко держали ремень, обвитый вокруг пернатой шеи бородатого хищника.
Флора и не подумала ответить.
Когда они приземлились, Флора в сопровождении королевских летунов направилась в покои отца. Завидевший принцессу простой люд низко кланялся, а стражи в коричневых кожаных доспехах с фондорийским знаменем в виде лабриса на груди звонко били сапогом о пол.
Они на лифте поднялись на третий уровень Древа. На толстом ― в двойной шаг ― выступе в коре стояли, не шевелясь, два вооруженных луками стражника, за их спинами прятались стальные ворота. Королевские летуны дождались, пока лифт остановится, затем Роджер Баркалинстер сошел на выступ и протянул руку принцессе. Флора проигнорировала жест командира королевских летунов и спрыгнула сама.
Стражники отворили ворота.
– Принцесса, вы до сих пор сердитесь на меня? ― спросил Роджер, когда они шли по тускло освещенному коридору замка.
– Я вам никогда этого не прощу, ― бросила принцесса, стиснув зубы.
– У меня был четкий приказ Его Величества: доставить вас на Древо живой и невредимой.
– И вы с ним справились. Браво!
– Принцесса, я не мог поступить иначе…
– Не могли? Довольно, Роджер! ― вскипела Флора. ― Вы обманом увели меня оттуда, пообещав, что вернетесь за Смоллом сразу, как только отведете меня на безопасное расстояние!
– Но принцесса! ― возразил Роджер. Эхом разлетались по замку твердые шаги королевских летунов. ― Возвращение туда было бы настоящим вздором. Бандиты…
– Теперь вы называете мою просьбу нелепой?!
– Нет! Бандиты наверняка были бы готовы к нашему повторному визиту…
– Довольно, Роджер! Не хочу тратить на вас свой воздух.
Несколько поворотов они молчали, затем Роджер заговорил:
– Если Его Величество позволит, я немедленно отправлюсь за вашим другом. ― Он остановился возле двери, ведущей в покои короля Грегори, и приложил к серым командирским доспехам на груди сжатый кулак. Он дал клятву.
– После случая в лесу, я не уверена, что могу верить вашему слову.
– Я дал клятву! ― воскликнул он.
– Клятва ― ничто. Людей судят не по словам, а по поступкам. ― Она смерила Баркалинстера холодным взглядом. ― А теперь я хочу повидаться с отцом.
– Конечно, принцесса. ― Роджер открыл дверь, и они вошли.
Король сидел за столом в библиотеке и держал в руках раскрытый фолиант.
Роджер церемонно опустился на колено.
– Ваше Величество, я выполнил ваше поручение. Принцесса Флора доставлена в замок в целости и невредимости.
Король Грегори поднял глаза. Усы, спускающиеся по уголкам рта и переходящие в бородку, зашевелились. Он широко улыбнулся.
– Моя малышка вернулась домой!
Флора бросилась ему навстречу. Еще минуту назад холодная принцесса растаяла в объятиях отца. Она крепко прижалась к его груди, ощущая знакомый с детства сладкий аромат.
– Роджер, оставь нас! ― велел король.
Командир королевских летунов поклонился и покинул покои.
– Они оставили там Смолла! ― начала Флора. ― Чтобы я не говорила, они не возвращались за ним… Пробовала угрожать… Пробовала…
– Погоди-погоди, кто такой Смолл?
– Друг, он провожал меня домой. Мы убегали от хищника, попали в плен к разбойникам, а потом за мной пришел Роджер… Но Смолл остался там, связанный и избитый!
– Мы позаботимся о твоем друге, обещаю. Дай мне только сначала на тебя наглядеться. Дочка, я тебя больше пера не видел. ― Он взглядом прошелся по дочери. ― Ты стала еще женственней. Но, ― король Грегори расхохотался, ― никогда не видел тебя в подобном наряде.
– Это одежда мамы Смолла… ― Флора запнулась.
Король различил на ее лице отпечаток беспокойства и грусти.
– Рассказывай, ― сказал он. ― Я хочу знать все.
Принцесса вкратце поведала отцу о своих приключениях. Дослушав, он крепко обнял дочь и пообещал, что тотчас пошлет Роджера за ее другом. Флора знала, что отец всегда сдерживает свое слово, и чуть успокоилась. Ходили слухи, что однажды, еще в юности, Грегори поспорил с другом, что переиграет его в шахматы. На кону стоял мизинец левой руки. Грегори проиграл и, не колеблясь, отрубил себе палец. Друг был ошарашен и восхищен, он прозвал будущего короля «человеком слова». История разлеталась по Фондория и сослужила для Грегори отличной репутацией. После того спора отец Флоры не раз лишался пальцев, но вовремя пришивал их. И теперь его руки были усеяны молочными шрамами.
Грегори Не Отсеченный ― так звали короля в народе.
Проходя мимо Роджера, Флора холодно произнесла:
– Отец, ждет вас. Молитесь, чтобы со Смоллом ничего не случилось.
Роджер поклонился принцессе и вошел в покои короля. Грегори Фондорийский Седьмой стоял на балконе с бокалом черничного вина. Когда Роджер оповестил короля о своем приходе, тот даже не повернулся.
– Проходи. ― Он поставил бокал на перила и затянул пояс бордового халата. ― Встань рядом со мной.
Роджер выполнил приказ.
– Что ты видишь? ― спросил король.
– Мир, покрытый туманом. Он лежит как на ладони, Ваше Величество.
– И чей этот мир?
– Ваш, ― не колеблясь, ответил Роджер.
– Верно. А чьим он станет после моей смерти? ― Король махом опустошил бокал.
– Земли, принадлежащие вам, Ваше Величество, отойдут вашим детям, носителям вашей крови.
– Почему?
– Таков закон о престолонаследии, ― отчеканил Роджер. Он стоял прямо и глядел на полотно тумана, накрывающее землю.
– Отчасти, верно. Законы это официальное закрепление истинного положения вещей. Кровь моих предков чиста, как душа младенца. Веками наш род старается сохранить чистоту крови, заключая браки с представителями благородных семейств. Именно поэтому Фондория до сих пор процветает. ― Король наполнил бокал вином и отпил. ― Невозможно представить, что может сотворить ребенок, рожденный путем смешения королевской крови с кровью простого люда, если ему придется править государством. Милая чистокровная девушка и грязный простолюдин… ― Лицо Грегори искривилось. ― Нельзя такое допустить.
– Ваше Величество, я все понял, ― Роджер поклонился, ― разрешите вас покинуть.
– Ты должен отправиться на поиски друга моей дочери…
– Но не должен его найти, ― закончил командир королевских летунов.
ГЛАВА 9. Город на горном плато
Прогремел рог. Трос натянулся и медленно начал поднимать вверх каплеобразную сеть. Снаружи к ней прицепились семь мужиков, краснощеких и уставших, в рубашках с капюшонами и в кожаных перчатках. Внутри сети лежали туша оленя и лохматый парень в грязной некогда светло-коричневой рубахе. Этим парнем был Смолл Уиткинс.
Трос скрипел и раскачивал сеть, да так сильно раскачивал, что она то и дело шмякалась в каменный отвес, вдоль которого они поднимались. После очередного глухого удара, сопровождавшегося руганью, Смолл зашевелился, приоткрыл глаза и чихнул. Мягкая и теплая шерсть оленя превосходно заменяла матрас. Смолл не сразу понял, где находится, потянулся, широко зевнул. Мужики захохотали. Чужой смех привел в чувства лучше любой пощечины. Вечный Пион. Крики. Прыжок. Туман. Люди с белыми глазами. Два типа в капюшонах… Воспоминания лавиной обрушились на Смолла. Страх сковал грудь. Взгляд заметался по сторонам, как мышь, забравшаяся в сундук с гладкими стенками. Смолл схватился руками за сеть и попытался встать, но уперся макушкой в жесткую бечевку.
– Где я? ― крикнул он и заметил, что они скользят вдоль огромной каменной стены. Снизу, на доступные человеческому глазу дали тянулся плотный туман, и разглядеть что-либо за ним не получалось. ― Уа-а! Что за… ― Никогда в жизни он не находился так высоко над землей. Десять Вечных цветков… Нет, одиннадцать. И они продолжали ползти ввысь.
– Ты на трупе туманного оленя, ― хохотнул кто-то сзади.
Смолл резко обернулся. Мужик с жидким светлым хвостом охотно демонстрировал щербины на передних зубах.
– Ты так сладко спал, ― шепелявя, сказал он, ― что не посмели тебя будить. Похрапываешь, дышишь, прям, как пердят девки, а еще поглаживаешь брюхо рогатого. Я все ждал, когда ты ухватишься за другой его рог, тот, что пониже.
– Не ты один…
– Лохматый должен был дергануть разок…
– А если бы он его поцеловал…
Мужики снова расхохотались.
Смолл посмотрел под ноги, вскинул брови. Он и не знал, что такие твари водятся в фондорийских лесах. Не меньше хищника, с рогами в форме Древа ― до полного сходства им не хватало листьев и мелких веточек ― и с крупными, как кулаки подростка, белыми глазами. Чтобы они не собирались с оленем делать, думал Смолл, на их месте есть зверюгу он бы не стал.
А нелепые остроты продолжали осыпать уши Смолла. Мужики соревновались в глупости и извращенности. Один пошутил про бесконечно открытый задний проход, другой сравнил ветвистые рога с членом, третий с особенным драматизмом сообщил, что у бедного оленя уже никогда не встанет.
От хохота тряслась сеть, от хохота трещала голова у Смолла. Когда один из мужиков, главный весельчак, предложил ему «по-братски подержать оленю», Смолл нахмурился, но мгновение спустя бросился вперед. Он узнал голос.
– Это ты, падла! ― воскликнул Смолл. ― Зачем ты меня ударил?
Он ясно помнил, как, убегая от белоглазых людей, перемахнул через кустарник и вывалился на тропинку, собираясь предупредить бедолаг о приближающейся опасности. Но бедолаги и рта не дали ему открыть: сразу в подбородок.
– Джордж обознался, ― вступился за Джорджа товарищ ― костлявый и с густыми, как мох, бакенбардами. ― Ты вылетел на нас и давай орать. Он трухнул и…
– Ничего я не… ― начал покрасневший Джордж.
– Трухнул он, не слушай его, туман любого вынудит. Поспешил, подумал туманный.
– «Туманный»? ― не понял Смолл.
– Да, туманный.
– Ты нам всю ржаку запорол! ― уныло воскликнул кто-то. ― Теперь до девок скукота будет.
Внезапно каменная стена справа закончилась. Сеть поднялась вверх еще немного, затем рычаг, к которому был прицеплен трос, повернулся влево и со скрипом опустил сеть на землю.
Смолл сразу выбрался наружу, не до конца понимая: заложник он или гость? В сотне двойных шагах от него возвышалась стена из серого камня, в высоте не уступавшая цветку Уиткинсов. Она тянулась в обе стороны, и границ ее видно не было. Что бы за стеной не находилось, защищали это как надо. Смолл разглядел громадные металлические ворота, которые вряд ли вообще возможно протаранить, и десятки лучников над ними.
«Где это я?» ― подумал Смолл.
Пока мужики обменивались впечатлениями с управляющими подъемной установкой, растерянный Смолл подошел к краю неизвестного плато и осмотрелся. Ему стало не по себе. Как бы далеко от пиона он не убежал, с такой-то высоты Фондорийское Древо должно было быть видно, но Смолл не нашел и намека на город-Древо. Руки у него затряслись. Над линией горизонта показался оранжевый солнечный диск. Диск пополз вверх и несколько мгновений спустя заставил Смолла сощуриться. Когда парень немного привык к свету и поглядел вниз, то оцепенел от страха. Солнце встало, но туман так и не исчез.
Один из мужиков незаметно подошел к Смоллу и хлопнул ему по плечу жесткой, как черенок лопаты, ладонью.
– Эй, ты в порядке?
– Туман… ― прошептал Смолл, тыча дрожащим пальцем вниз. ― Он не рассеивается.
– Нашел чему удивляться! Туман никогда не исчезает.
– Но он всегда исчезал! Каждый день от восхода до захода солнца… на шесть часов.
Ганс Патрон, так звали мужика, хмурясь, посмотрел на Смолла.
– Мы не в сказке живем! ― твердо сказал он. ― Оустрѐйс это тебе не Фондория!
– Не Фондория… ― тупо повторил Смолл. ― В смысле «не Фондория»?! Ты издеваешься? И что вообще за Оустрейс?
Мужики со всех сторон обступили Смолла.
– Очередной впечатленыш?
– Верит в сказки прапрадеда нашего короля?
– Отвечай, ― спокойно повторил Смолл. Образовавшийся вокруг него тесный круг из мужчин прилично раздражал, но Смолл старался держать себя в руках. ― Что за хрень ты несешь?
– Это город…
– Город?
– Ганс, серьезно? ― вскинулся Джордж. ― Он же издевается!
– Оустрейс ― это город на горном плато. Наш дом. А твоя Фондория ― выдуманная страна.
Теперь захохотал Смолл. Он и не представлял, что кто-то может сказать чушь с таким убежденным видом. Все семеро глядели на него, не мигая.
– Браво! ― воскликнул Смолл, хлопнув в ладоши. ― Вы хороши. Серьезно. Почти поверил. И глазом не моргнули. Вот игра!
– Перестань ржать, ― бросил Ганс и придержал, шагнувшего было вперед, Джорджа.
– Да и вам уже можно. Раскрыли вас. Выходите из роли.
– Джордж, ты сильно его ударил? ― прошепелявил светлобородый.
– Прилично, ― отозвался Джордж. ― Думаешь, я того?..
– Говорят иногда надо дважды ударить, чтоб башка на место встало. Исправишься?
– Эт пожалуйста…
– Замолкните! ― не выдержал Смолл. ― Где я? Почему отсюда не видно Древо? Почему туман не исчез? Почему на вас это странная одежда? И где, черт возьми, ваши зонты?
– Расходимся, ― заключил Джордж. ― Он больной на всю бошку. Лень даже руки марать. Надо было там его оставить. От него пользы, как…
– А от тебя сегодня что, много пользы было? ― пристыдил его Ганс и направился в сторону огромных железных ворот. Мужики, переглянувшись, поспешили за ним. ― Ты можешь отправиться в туман на поиски своей Фондории, ― бросил Ганс Смоллу через плечо, ― или топай за нами в бар с отличным хавчиком и женщинами горячее солнца. Решать тебе.
Смолл пребывал в смятении. Мужики несли несусветную чушь. «Фондория выдуманная страна? ― думал Смолл. ― Серьезно? Скажите еще, что и меня прежде не существовало! Или что я псих, который выдумал свою жизнь!» От последней мысли ему стало не по себе. Смолл нагнал мужиков, часть его отчего-то верила, что за стеной он докопается до истины.
Мужики затормозили у ворот.
– Ночная вылазка прошла успешно! ― закричал Ганс зычным голосом. ― Потерь нет!
Ворота со скрежетом отворились, подняв облако пыли. К ним навстречу вышел седовласый мужчина в серых кожаных доспехах с эмблемой в виде череды гор на груди. Он поприветствовал Ганса Патрона рукопожатием. Затем его холодные серые глаза обследовали остальных мужиков и наконец остановились на Смолле.
– Этот юноша не отправлялся с вами в ночную вылазку. Кто он?
– Мы наткнулись на него внизу. Он предупредил нас о приближении туманных, ― ответил Ганс. ― Один из наших по ошибке вырубил его. Мы засуетились. Нельзя было оставлять его там. Вот мы и притащили его сюда. Аверлин я готов…
– Тише! ― Аверлин подошел почти вплотную к Смоллу. Внимательно оглядел его, ища признаки болезни. Лицо в синяках и ссадинах, левый глаз заплыл, на висках поблескивают капли пота, руки скрещены на груди. Аверлин Гедон шлепнул ладонью по щеке Смолла.
– Я и ответить могу, ― вскинулся Смолл, невольно выпятив подбородок.
– Не сомневаюсь. Какая глупость занесла тебя в туман одного?
– Он говорит, что родом с Фондории…
– Вопрос был адресован не тебе! ― властно прервал его Аверлин и брезгливо поглядел на Смолла. ― Это правда?
Смолл сглотнул, прежде чем кивнуть.
– Правда.
– Ты жил в…
– …Туманной Долине. Это небольшое поселение восточнее Метеоритного леса.
– Метеоритного леса? Как интересно. Король непременно захочет видеть тебя. ― Аверлин круто развернулся, собираясь уйти. ― Но учти, если король сочтет тебя за безумца, ― он фыркнул. ― Его приговор будет последним, что ты услышишь.
– Что? Почему?
– Потому что ты умрешь.
– Я понял, что типа умру, но к чему все это? ― Смолл развел руками и посмотрел на Ганса. ― Зачем он мне угрожает?
Едва Аверлин скрылся за воротами, Ганс захохотал. Его смех подхватили остальные.
– Зачем он тебе угрожает? ― переспросил Ганс, утирая блестящие от слез глаза.
– Да, зачем?
– Да затем, что может.
– Это не ответ. Что я ему сделал?
– «Что я ему сделал»? ― сотрясаясь от хохота, повторил Джордж. ― Знаешь что, ты мне нравишься. Если доведется толкаться с палачом на краю плато, не забудь спросить у него, что ты ему сделал. Вот умора будет. Или…
– Посмеялись над парнем, и хватит, ― заключил Ганс и коснулся плеча Смолла. ― Слышал притчу про скорпиона и щуку?
– Суку? ― пореспросил Смолл.
– Нет, щуку! Рыба такая есть, длинная и зубастая. Слушай, короче. Как-то раз скорпиону нужно было перебраться на другой берег озера. Плавать он, понятное дело, не может, а потому: давай кричать. Кричит и кричит, прям как ты, когда очнулся в сети. На крик приплыла щука. Спрашивает: на кой черт кричишь? А он: помоги, ты быстрая вмиг меня перевезешь. Щука отказалась, мол, скорпион ее ужалит. Тогда скорпион пообещал, что не станет жалить, ну прям честное слово. Щука, наконец, согласилась. Плывут они, значит, плывут. Пол озера уже позади. И тут на тебе ― скорпион жалит щуку. Оба начинают идти ко дну. И щука кричит, как полоумная: что ты наделал, теперь ведь и ты помрешь. А скорпион, захлебываясь: такова уж моя природа.
– Уловил смысл? ― спросил Джордж.
– Он не дурак, ― сказал Ганс. ― Идемте.
На пути в бар Смоллу постоянно попадались на глаза худые, костлявые дети в слишком просторных рваных одеждах. Они носились по извилистым улочкам Оустрейса и выпрашивали еду. Сухари, червивые яблоки, хрящи ― любая съедобность тотчас исчезала в маленьких голодных ртах. Город был огромен. Редкие черные башни перемежались с серыми домами, с которых крошился камень, и дряблыми деревянными публичными заведениями. Бордели встречались тут чуть ли не на каждом шагу. Нагие девушки развратными речами зазывали мужиков, но те с хохотом проходили мимо. Ганс говорил, что останавливаться здесь ― себя не уважать, и что только в «Черной могиле» есть достойные ласк особы.
Тушу оленя Смолл с мужиками занесли мяснику, работающему в пропахшем гнилью и мертвечиной домике. Он согласился разделить мясо на семь равных частей, запросив за работу скромную плату, ― бедро животного.
В «Черной могиле» было людно. Четырехэтажное здание из серого камня; два первых этажа заставлены столами и барными стойками, третий и четвертый ― десятками комнат с мягкими, пропитанными потом и гарью кроватями. У Смолла не получалось прогнать дурноту. От шума давило в висках, от спертого воздуха выворачивало наизнанку. Повсюду сновали голые женщины всех форм и возрастов. Худые и гибкие, как змеи, тучные, с грудью под стать двум свернувшимся в клубок младенцам, и горячие, как их называл Ганс, стройные девушки с фигурой в виде песочных часов.
– Попав к ним внутрь, ты поймешь, что такое истинное наслаждение, ― говорил Ганс.
Они со Смоллом сидели за самым дальним от барной стойки столиком. Остальные мужики давно взяли по женщине и отправились наверх. Ганс пил пиво медленно, как гурман. На его сухом изможденном морщинами лице изредка проскальзывала ухмылка. Смолл, перебарывая тошноту, пережевывал недожаренное белое мясо рыбы.
– Что у тебя с лицом, парень? ― Ганс на миг оторвал взгляд от кружки.
– А что с ним не так?
– На нем словно отпечаток дерьма. Неужели хавчик недостойный тебя?
– Мясо хорошее, ― соврал Смолл и оттянул ворот прилипшей к телу рубахи. ― Жарко здесь.
– Как и всегда. В чем дело?
Смолл махнул рукой.
– Не бери в голову.
– Ты можешь сказать.
– Спасибо, знаю.
– Так говори!
– Все в порядке!
– Ну, дело твое! Бр-ррр… ― Ганс рыгнул, допил пиво и поднялся на ноги. ― Я тудысь!
– Ганс, ― позвал Смолл.
– А, передумал?
– Ты серьезно считаешь, что Фондория выдуманная страна? ― Смолл обошел всю «Черную могилу», опрашивая постояльцев. Все как один округляли глаза и прыскали от смеха, называя его тронутым.
– Не считаю, а знаю. Там внизу, ― Ганс покачнулся и пальцем показал себе за спину, ― там внизу сплошной туман. Один черт знает, как далеко он тянется. Да что я тебе говорю, ты и сам все видел! Там нет людей. Та земля принадлежит туманным. Не нам! Им! Наше же место здесь, черт возьми! Если ты действительно родом с этой Фондории… скажи, где она? Где эта Фондория, черт бы тебя подрал!? ― Из его рта полетела слюна. Он покраснел, и непонятно было от чего больше: от хмеля или от злости? На лбу выступили вены. ― Почему дети должны умирать с голоду, а девушки торговать своим телом?! Скажи мне, а? Почему мы должны каждые два дня рисковать своими шкурами? Ведь Фондория существует, да? Парень, если ты еще хоть раз спросишь меня о чем-то подобном… Клянусь, я выколю тебе глаза и пинком под зад отправлю тебя прямиком с плато в туман! И полетишь ты в свою долбанную Фондорию, понял?
