Тэнго Кавана
Дипломат
– Вы психопат. Почему вы меня спасли? Зачем?
– Это неважно. Можете считать, что у меня обострённое чувство справедливости.
– Справедливости? – у журналистки вырвался нервный смешок, – да вы занимаетесь самым беспринципным и гнусным делом в мире: постоянно прикрываете ложь чиновников, подкупаете ответственных лиц, нарушаете закон, да ещё бог весть что делаете, наверное, даже убиваете непокорных.
– Так, ну раз вы тоже меня спасли, я всё-таки отвечу, дабы расставить точки. Кстати, странно, что меня пришлось спасать, я ведь полностью пришёл в себя. Почему я так тушуюсь перед Александром Валерьевичем? Может он и правда… Ладно, я отвлёкся, – девушка смотрела на Петю, как на ненормального, вырвавшегося из психиатрической, но безобидного, небуйного.
– По поводу всех нелицеприятных слов в мою сторону. Вас, я, конечно, переубеждать не собираюсь, но позицию свою обозначу. Предположим, что все те вещи, что вы назвали, я делаю. Кроме убийств. Но позвольте заметить, если ваше «ответственное» лицо берёт взятки, то какое же оно ответственное? Чиновники же врут в основном тогда, когда по глупости не знают, какую часть правды можно сказать, им это нужно разжёвывать. А вот по поводу закона, вы не правы на все сто, и скоро сможете убедиться в этом. Закон, какой бы податливый бесполезный костлявый он ни был, будет соблюдён. По большому счёту, я посредник в решение проблем, и я нужен этим людям. Без меня они начинают творить несусветную глупость. Моя обезличенная натура помогает урегулировать вопрос без эмоций, с минимумом крови, конфликтов и порой, настоящих междоусобных войн. Я дипломат.
– Вы мерзость! – ответила девушка, подняв бровь в удивлении от услышанного.
– Ну, как скажете. Зайти не хотите? – Петя жестом показал вход во двор, – на улице холодно.
Девушка, не удостоив ответом, развернулась и пошла в направлении центральных улиц.
– Я бы на вашем месте не ходил по этим тропинкам в одиночестве. А ещё лучше, уехал бы прямо сейчас и никогда больше не возвращался.
– Вы никогда не будете на моём месте, – послышалось из темноты. Петя, не найдя больше слов, качнул головой и зашёл во двор. Там царило спокойствие размеренной деревенской жизни. Все проблемы в таких местах казались решаемыми, заботы пустыми, вчерашними. Безопасный островок в океане страстей и безумия.
– Хорошая девушка, – из тёмного угла послышался скрипучий голос старика.
– Дедуль, у меня вот сил болтать сейчас совсем нет, а подслушивать нехорошо.
– Если ты сидишь на одном и том же месте весь день, а потом кто-то приходит и начинает орать на весь город, ты подслушиваешь?
– Ну ладно, не хотел обидеть вас, простите.
– Да ничего. Чего нам старикам ещё делать, если не лесть в дела молодых? То, что ты про страну эту сказал, мне понравилось, про стадии. Только я не понимаю, зачем ты помогаешь им? Они же тебе безразличны?
Петя много чего ожидал услышать от деда, кроме таких странных вопросов. И подивившись прозорливости старого ума, решил ответить: – твоя правда, дедуль. На людей, какими я вижу их сейчас, мне плевать. Каждый день смотрю я на всю эту гордыню, злость, небрежность и думаю, на кой чёрт они вообще существуют? А потом понимаю, что думать так это и есть проявление гордыни, что я ничем не лучше любого из них, потому что не сделал ещё ничего, чтобы как-то исправить порядок вещей. Поэтому и остаюсь здесь, под железным занавесом или свинцовым куполом, чтобы понять и, возможно, найти ответ.
Из темноты раздался усталый вздох и поскрипывание старого кресла.
–Что же, сынок, нелёгкую ты себе задачку задал, может и не решишь никогда. А девушку правильно сделал, что спас, теперь спать полегче будет. Выпить не хочешь?
– Нет, спасибо, с меня на сегодня хватит.
Петя устало поковылял в свою часть дома, его потрясывало. Ночь полностью вступила в свои права и вместе с ней окреп и щетинистый северо-западный ветер.
Эту ночь он спал действительно крепко. Не было никаких снов, посторонних шумов или шорохов. Лишь изредка по окну скрежетали ветки высокого кустарника да вдалеке ухал не то филин, не то тягач на реке.
Глава 4
Утром Петя встал с лёгким похмельем и твёрдым решением поехать на место, где произошло «ЧП”, как это назвали в местных новостях.
Он не до конца понимал, зачем ему это нужно и что ему даст, но съездить надо, он чувствовал кожей.
Дом располагался на другом краю города. Дорога там уходила резко вверх, перепад высот как раз назвали одной из основных причин обрушения здания, однако полностью все нюансы связать с рельефом местности не удалось, собственно, из-за этого Петя сейчас торчал в этом богом забытом месте. По задумке, районы для переселяющихся социально защищённых слоёв граждан, должны были быть построены с нуля в центральной части города. Именно эта информация красовалась на всех билбордах, телевизионных каналах и даже радио. Однако, в последний момент местной администрацией было решено изменить место переселения и более того, вместо новых квартир, старикам и детям-сиротам были предложены дома после «капитального ремонта и реставрации». Потрясающая наглость. И при этом, уже и так солидно сэкономивший глава района, распределивший куда нужно остальной фонд, выделенный по федеральной программе, провёл лишь «косметический ремонт» в домах постройки сорокалетней давности.
Часть одного из таких строений обрушилась на последнего ветерана в области.
Петя, подъезжая, много думал о человеческой алчности. Ему казалось, что это явление исключительно социальное. Если бы каждый человек воспринимал себя, как отдельную независимую личность, и одиночество для него было так же естественно, как семейная жизнь или прогулки с друзьями в парке, то нужды в бесконечном накапливании и бахвальстве перед близкими бы не было. Здесь он отчасти соглашался с В. В. Есть только я, а остальное пустота – вот девиз утопичного, честного мира. Не эгоизм, не социопатия, лишь изоляция, которая позволяет твёрдо мыслить и не заставляет искать постоянного одобрения. Вот взять самого Петю: у него нет ни близких друзей, ни братьев или сестёр, даже одноклассники, живущие в одном подъезде его мало интересуют. Мало кто засоряет его мысли завистью к чужим успехам и азартом достичь большего. Он живёт своей головой, своими мечтами и планами, некому критиковать и осуждать их. Появляется сладкое чувство свободы и самостоятельности, которое должен испытать каждый. Барьер от внешнего воздействия и мнения сильно помогает оставаться человеком порядочным, а не сгустком чужих желаний. К примеру: Петя не вспомнил ни одного асоциального животного, которое бы убивало добычу без нужды или при запасе корма на всю жизнь, экономило бы на постройке жилья для стариков и детей.
Петя припарковал машину и выглянул в окно. Правая часть двухэтажного дома существовала так, будто бы вообще ничего не произошло. Был обыкновенный будний день в среднестатистическом жилом районе: на замызганных лавочках сидели с одной стороны гордые родители, разговаривая на взрослом и наблюдая за шалостями детей на площадке, с другой – старики с газетами и клетчатыми сумками. Где-то вдалеке мужчины, собравшись на небольшое совещание вокруг капота старой «Нивы» пытались разобраться в проблеме отсутствия каких-либо признаков жизни в двигателе внутреннего сгорания. Картина перед глазами Пети была бы крайне тривиальной, если бы не тот факт, что верхний левый угол здания был похож на порванную и смятую газету.
Огромная куча побелки и мелкого мусора громоздилась сверху, там и тут виднелись куски железобетонных плит с торчащей арматурой, обнажила бедро треснувшая лестница. Не пропадало ощущение, что в дом попал снаряд или прошёл адским смерчем ураган. При этом соседняя квартира, расположенная на том, что осталось от лестничной клетки, почти не пострадала. Насколько Пётр знал, туда ещё даже не успели никого заселить. На первом же этаже обрушившегося строения продолжали жить люди, скорее всего, приезжие рабочие из стран Азии.
Петя пошёл вдоль дома, стараясь не привлекать к себе никакого внимания. Пока он ехал, в его голове так и не смогла сформироваться мысль о цели поездки. Когда он поравнялся с первым подъездом дома, двери его раскрылись, и ему навстречу вышла девушка, в сером плаще и огромном бежевом шарфе. Взгляды их неизбежно встретились.
Пете не в досуг было разглядывать её связанную, сидящую на стуле в ангаре у В. В. С учётом его лёгкого алкогольного отравления, он вообще сла́бо помнил вторую половину вечера. Сейчас же, в глаза его отчётливо бросался выдающийся острый, с небольшой горбинкой нос, который, Петя готов ставить что угодного, является её главным комплексом, над которым по обеим сторонам располагались невероятно выразительные, тонкие брови.
–Ну ничего себе! – воскликнула журналистка, – какие люди к нам пожаловали. Дипломат! Вы с охраной? – девушка нарочито поднялась на цыпочки, взглянув за плечо Пети.
–Нет, я один, – спокойно ответил Петя, смутно вспоминая жалкие попытки объяснить свой взгляд на осуществляемую им деятельность.
– Это как же вы, к простым людям низошли, да еще в одиночку, вы прям герой!
– Достаточно, – попытался прекратить бессмысленное глумление Петр.
– Действительно, «достаточно». «Достаточно» вам красть, обманывать и подставлять, вот чего должно быть «достаточно».
Петя развернулся в направлении машины.
– И сразу бежать, что же такое. Стойте! – девушка схватила Петю за рукав. – Это я сейчас уйду, мне с вами тут находится, всё равно что в отхожей яме ванну принимать. Идите и посмотрите, к чему приводит произвол ваших посаженных на места негодяев.
Она быстро обогнала Петю, направившись в сторону парковки. Пётр недолго проводил её взглядом, развернулся и пошёл дальше к разрушенной части дома.
Чтобы попасть поближе к месту происшествия, ему нужно было войти, будто бы в обычную дверь обычного подъезда, повернуть налево и идти по лестнице ведущей в никуда. Поднявшись по тонким ступеням, Петя почувствовал дыхание осени с лёгким привкусом дробленного бетона на зубах. Вблизи картина не сильно отличалась от той, что он рассмотрел из салона автомобиля, так что смысл поездки ускользал всё быстрее. Над ним, словно голгофа нависла плита, служившей крышей бывшему хозяину квартиры. Петя с минуты постоял, огляделся. Внимание его привлёк ещё тлеющий окурок от самокрутки и, стоя́щая на разбитой, без внутренних полочек тумбе, рюмка. Петя взял её и нюхнул. Запах самогона отчётливо ударил в нос. Кто-то приходил к покойному. Кто-то, кто курит сигареты, от которых сворачиваются лёгкие и пьёт жижу, способную к воспламенению прямо в желудке. Это вряд ли был внучок, который наверняка уже находился так далеко отсюда, как только мог, но других родственников в городе, да и вообще, у старика не было. Петя покрутился вокруг себя ещё в поисках подсказки, попытался вспомнить детали дела. Тело было найдено под грудой камней, со следами сильных повреждений. Обрушение повлекло за собой взрыв газового баллона, который начисто лишил возможности опознать труп. Однако по остаткам было очевидно, что тело было мужским, старым и скорее всего, являлось Владимиром Сергеевичем Дворниковым.
Петя решил закурить. Внизу под собой он услышал гам и нарастающий гул спорящих людей. Когда он спустился по разрушенной лестнице на первый этаж и вышел из дверей, путь его перегородили скопившиеся у входа в подъезд жильцы дома. Было их навскидку человек десять – пятнадцать. При появлении Пети они зашумели с новой силой:
– Молодой человек, молодой человек, – выкрикивали из толпы, – вы к нам приехали помочь?
– Я, я… что? – Петя в растерянности водил глазами по заинтересованным лицам.
– Вы уж там разберитесь с ними, что же это делается? Говорят, остальное здание безопасно. Да как это так? – со всех сторон доносились неодобрительные возгласы, – мы и спать ложимся в страхе, вдруг чего на голову упадёт. И детей оставлять боимся, – послышалось с другой стороны. – А как на работу ходить? Жить же надо на что-то, – там и тут раздались звуки согласия, где-то заплакал ребёнок.
– Послушайте, состояние здания было проверено, отклонений не обнаружено, – попытался ответить Петя, боком двигаясь в сторону машины. – Да не проверяли они ничего, – послышался возглас из задних рядов, народ быстро подхватил негодование, – да, правда, приехали, плиты в мусоровоз погрузили и всё.
– С этим вопросом разбирается администрация, – продолжил отпираться Пётр.
–Понятно, – махнул рукой мужчина рядом, – а сказали вы помогать приехали, расследование провести. Что же это делается? Вы же из Москвы? Ну, сделайте что-нибудь! Где же это видано, чтоб люди в развалинах жили!
Продолжая протискиваться к краю дома и на ходу отвечая на все брошенные ему вопросы, Петин взгляд зацепился за заднюю часть толпы. Там стояла ехидно улыбающаяся журналистка, подняв свои, словно вылепленные из пластилина, брови. Петя было подумал позвонить Виталию, пока ситуация не стала накаляться, однако интерес людей пропал, и они, как один, повернувшись к нему спиной, отправились занимать свои прежние места. От кого-то помоложе слева Петя услышал: «ну и урод, ни от кого помощи не дождёшься».
Петя быстро пошагал к автомобилю. Подойдя вплотную, он увидел, что все четыре колеса у него спущены. Звонить Виталию всё же придётся.
– А чё это за сходка была? – прервал молчание Виталий. – На вас чего бузили? Вы только скажите, мы их быстро научим родину любить.
Не нужно никого учить, – глядя в окно машины, ответил Петя, – свой урок они получили, только вряд ли чему-то научились.
Ну как скажете, Пётр Александрович, а я бы разъяснительную беседу провёл.
Петя молчал. У него не было слов и желания, чтобы поделиться своими мыслями. Он опять ничего не сделал, поэтому должен принимать все как есть.
Подъезжая к дому, Петя увидел кучи жёлтых листьев, которые собрала хозяйка дома вместе с проживающим у неё стариком. Он подумал, что куда продуктивнее бы провёл время, помогая этим людям. Скоро вдоль участка зажгутся костры, обдавая всё вокруг запахом угаснувшего лета.
Петя поблагодарил Виталия и пошёл в сторону дома. Спиной он чувствовал пристальный взгляд своего провожатого. Грабли и метёлки лежали рядом с грудами листьев, однако самих убиравшихся не было видно во дворе. Петя решил ещё раз насладиться видом с высоты холма на мирно текущую внизу реку. Уходящий вдаль лес был салатом из елей, берёз, небольших кустарников и прочей мелкой поросли. На фоне размашистых вечнозелёных лап сосновых, плешивые верхушки белоствольных смотрелись смешно и грустно. Стояла сухая, прохладная погода. Эталон осеннего настроения. Мысли об окурке и стакане с самогоном крутились в голове. Местные могли оставить такие скромные следы памяти, но как-то уж слишком простенько. И что там делала его «подруга»? Вопрос кажется уже решён, времени для проверки и вынюхивания не осталось. Петя нащупал в кармане пачку сигарет.
– Папироску? – очередной раз подобравшись, словно кошка на охоте, произнёс скрипучий голос из-за спины.
Петя повернулся и увидел перед собой старика, протянувшего ему портсигар. В окно занимаясь, видимо, готовкой, посматривала на них в окно хозяйка дома.
– Нет, спасибо, у меня свои, – неловко улыбнувшись произнёс Петя.
– Понимаю, сейчас таких не курят, о здоровье беспокоятся, – слегка усмехнувшись сказал дед, – я постою здесь с тобой, сынок?
– Да, пожалуйста, – ответил Петя, подвинувшись вдоль забора и освободив место рядом с собой.
– Тебя как зовут-то? – ласково спросил старик.
– Петя… Пётр Александрович, – старик опять слегка ухмыльнулся.
– А вас?
– Можешь звать меня Сан Саныч, меня все так зовут.
– Хорошо.
– А что, Пётр Александрович, разобрался ты со своим делом?
– Да кажется, что и да, а может, и не совсем.
– Сомнения. Сомнения, признак умного человека, – будто не своим голосом сказал Сан Саныч, – но их нужно развеивать время от времени.
– Боюсь, я не успел, – затем подумав, Петя добавил, – да это и не входило в мою задачу.
– Задача – вещь особенно сложная, если не все условия знать.
– Ваша правда, – согласился Петя, поражаясь от каждого слова старика.
– Ну да бог с ним. Скажи, дети, жена есть у тебя?
– Нет, всё никак.
– Есть любимая? – Нет. Любимой нет, не любимые только.
Сан Саныч хмуро посмотрел на Петю.
– Не хочешь? Или не встретил?
– Не встретил ту, с которой захочу.
– Э-э-эх, молодёжь, – изменился в лице старик, – думаете, что время на вашей стороне, а оно всегда ваш главный соперник, всегда. Больше свободы – меньше времени. А у меня вот как было, – продолжил он, смотря вдаль серыми глазами, – раньше в деревнях никто молодых особо не спрашивал, любишь-не-любишь, волосы где надо выросли, вперёд, женись. Находилась самая выгодная невеста, смотря, конечно, какого достатка твоя родня, и шли значиться свататься, даже без тебя по первой. Потом, если переговоры прошли хорошо, и отцы выпили по литру каждый, то уже и свадьба планируется.
Вот там-то лицом к лицу с невестой и встречаешься. Может ты её, конечно, и видел, где до этого, но внимания-то особо не обращал, тебе может вообще, вот та, что рыженькая, всегда нравилась, – в мутноватой серости проскочили искорки подросткового озорства, – ну вот встретились вы, смотрите друг на друга, а в глазах страха… ух, будто прям сейчас в колодец нырять.
– А потом? – заинтересовавшись спросил Пётр.
– А что потом? Потом дитё, ругань из-за каждой пылинки, да игривый взгляд в сторону Алёнки, акушерки местной. Как с вой…– старик осёкся, – а как калекой стал, вот тогда настоящая любовь и потребовалась. Только где же её взять? С преданным не передали, – струйка дыма с терпким, густым запахом пробравшись через седые усы, поднялась и быстро растаяла.
– Так вы остались совсем один? – задумавшись произнёс Пётр.
– Так и остался.
– А Алёнка? – старик подавился то ли от крепкой затяжки, то ли от пробудившейся памяти.
– Алёнка… а не стало её, молодой совсем умерла.
– Грустно, – единственное, что нашел ответить Петя на этот неожиданный рассказ.
– Ты, сынок, не грусти, лучше вокруг себя посмотри хорошенько, да опомнись – жизнь проходит.
Из философских мыслей, вызванных диалогом с дедом, Петю вырвал резкий гул телефонного звонка. На синем экране появилась надпись «мама». Пете захотелось запихать аппарат под матрас. Однако, поколебавшись, он всё-таки решил поступить по-взрослому.
– Ало, сынок, ало, – раздалось с той стороны. – Привет, мам, – сделав голос как можно бодрее сказал Пётр.
–Ты куда пропал? Не звонишь, – мать очередной раз игнорировала всякую загруженность сына.
–Я работаю, – прокрутив в голове уйму возможностей найти время на звонок, ответил Пётр.
– Понятно, хорошо. Как здоровье? Горло не простудил?
–Нет, я здоров.
Повисал небольшая пауза, в которой мать прощупывала настрой сына на разговор.
– Ко мне здесь Лера заходила… спрашивала про тебя. Петя, почему ты ей не звонишь, не пишешь?
– А почему я должен?
– Никто не говорит, что должен. Но ты же мужчина, – как большинство женщин, растивших мальчика без отца, Людмила Ивановна воспитывала в сыне очень сильное чувство уважения к женскому полу, порой гипертрофированное, находящееся на грани поклонения или страха обидеть в любой форме. Отголоски этого воспитания каждый раз всплывали между Петей и нравящейся ему девушкой.
– А ещё я сотрудник, член партии и ответственный гражданин, – со злобной иронией ответил Пётр. Это прозвучало чересчур резко и на редкость неуместно. Когда-то давно мама бы смогла отстоять свою позицию и отправить Петю прямо сейчас звонить Лере, но по прошествии лет, оставаясь одна в старой квартире, Людмила Ивановна потеряла свой вес в спорах и принимаемых решениях.
– Так ты не будешь ей звонить? – быстро смерившись с ситуацией ответила она.
– Не знаю, сейчас не до неё, мне надо разобраться с работой.
– Я вот тоже вечно работой занималась, – раздался напутствующий голос, – впахивала в любые свободные смены, в выходные, и любые отношения казались всегда не вовремя, не сейчас. Отмахивалась, находила поводы, только бы не с кем не встречаться. Но жизнь прошла очень быстро, вокруг меня сейчас все семейные или просто противные мне люди. Я упустила всё, не повторяй моих ошибок.
– Хорошо, мам, я не залечу, – вырвалось у Пети.
Трубка обиженно замолкла. Матери очень хорошо умеют пристыдить тишиной, давая повариться в собственной луже самобичевания и раскаяния.
– Что-то случилось, сынок? – ответила Людмила Ивановна, дав сыну подумать над своим поведением.
– Нет, – понизив голос и опустив голову, ответил Петя, – просто слегка запутался. Мам, скажи, как умер отец?
– Я же тебе рассказывала, когда тебе исполнилось восемнадцать.
– Да, только с тех пор прошло двенадцать лет.
– Его сбила машина. Он переходил дорогу в неположенном месте, из-за поворота выскочила милицейская машина и сбила его, насмерть.
– Мам…Как думаешь, а если бы это был пешеходный переход, делу бы дали ход?
– Не знаю, сейчас то уж что говорить. Здесь с какой стороны посмотреть. Ну а что, сынок…
– Ладно, мам, я понял, – перебил ее Петя.
– Ляг отдохни, – интонацией, которой говорят с больным, несущим бред в агонии, проговорила мать.
– Хорошо, – охотно согласился Петя и положил трубку. Откуда-то далеко донеслось «я тебя люблю».
Петя лёг и быстро уснул. Сон был неспокойной. Петя вертелся, как на иголках, вспоминая, то горящий окурок, то пьяного В. В, то мокрую блузку журналистки. В чёрно-белом мутном сне сменялись картинки, но не менялись ощущения. Это была жгучая смесь раскаяния, но вместе с бессилием и отчаянием. Повсюду мелькали звуки, похожие крики чаек над тонущей лодкой, они сменялись мужским басом, раздававшимся откуда-то из-за стены: «Он, да что он может, Люда, плевать мне на него».
Разбудило Петю лёгкое покачивание плеча и спокойный мягкий голос хозяйки дома. «Извините, извините…» повторяла она, наклонив голову, и как будто что-то рассматривая лицо Пети.
Петя открыл глаза и почувствовал облегчение оттого, что не нужно досматривать этот вязкий, неприятный сон до конца.
– Что случилось? – по привычке ожидания неприятностей с работы спросил он.
– К вам пришли, – только и ответила женщина и быстро ушла из комнаты.
Петя пошёл к дверям ворот, так как на входе в комнату никого не было.
Открыв дверь, Петя увидел спокойное лицо журналистки, немного переминавшейся с ноги на ногу.
– Что вам здесь нужно? – спросил Петя, – Вам давно пора было уехать из города. Вы что не понимаете, в какой вы опасности?
– Нет, вполне понимаю, – ответила девушка, – и, кстати, здравствуйте.
– Здравствуйте, – машинально ответил Пётр.
– Я знаю, что нахожусь в опасности, но что-то мне подсказывает, что у меня теперь есть покровитель, ни так ли?
– Мы еле спаслись в прошлый раз, вряд ли фокус получится провернуть дважды. Тем более Алекс…, – Петя осёкся, – нашему спасителю звонить второй раз я не буду.
– Понимаю, – все также спокойно ответила журналистка, – но вот только то был исключительный случай, и довольно показательный. Никто не пойдёт против вашего «спасителя».
– Нашего, – поправил девушку Петя.
– Ах да, точно. Но это не особо важно. Я думаю, всё же, что дело не только в «спасителе», Пётр Александрович.
– Вы знаете, как меня зовут, пора бы и вам представиться, – заметил Пётр.
– Меня зовут Паршина Юлия Сергеевна.
– Это настоящее имя или под которым вы пишите?
– Самое что ни на есть, настоящее. Я говорю вам его, потому что уверена, конкретно Вы не нанесёте мне вреда.
– Ну наконец-то, – подняв глаза к небу, произнёс Петя, – дошло, а то всё мерзость, мерзость.
– Обратного я пока тоже не утверждала, – качнув головой ответила Юлия, её брови активно комментировали все эмоции хозяйки – лишь сказала, что вы не нанесёте вреда. Вы уже много раз могли поступить по-другому: спасли меня, не стали отдавать в руки живодёров внука ветерана, не разогнали мини-митинг, который я устроила для вас. Эти действия кое о чём говорят.
– И о чём же?
– Я не верю в исправление таких как вы, – продолжила девушка, игнорируя сарказм в интонации Пети, – скорее всего, вы поступили так, а не иначе потому, что не уполномочены этого делать или это просто не входит в вашу зону ответственности, из чего следует вывод, что цель сводится к максимальной секретности и незаметности проделываемых вами и местной, с позволения сказать, администрацией, телодвижений.
– Послушайте, – начал Петя
– Нет! Это вы послушайте, – прервала его Юлия, – я могу допустить, что вы не совсем пропащий человек, и что в вас ещё есть толика здравого смысла. Поэтому я скажу вам следующее – пересмотрите решение по этому делу, позвоните «спасителю», примите непопулярное решение хоть раз. Спустить всё на тормозах не получится, пока люди напуганы, пока боятся за свою жизнь и жизнь своих детей. Пока не умер кто-то ещё.
Петя немного поменялся в лице. Сонная расслабленность испарилась, брови сдвинулись, а губы искривились в нервной улыбке.
– Я что-то не понял, ответил он, – это шантаж? Если так, то вы гораздо глупее, чем я думал, и совсем не дорожите своим счастливым спасением. – Нет, это обычное предупреждение с надеждой на вашу человечность.
– Уезжайте из города, Паршина Юлия Сергеевна, и никогда сюда не возвращайтесь.
С этими словами Петя закрыл дверь перед лицом журналистки и быстро пошёл в свою комнату.
«Вот настырная» – думал Петя сев на кровать, – «Ну неужели людям так жизнь недорога. Сна теперь ни в одном глазу. Пойти, что ли, самогонки попросить? Это будет долгая ночь».
Утро всё же настало. Его Петя прождал, смотря в потолок и пересчитывая овец. Голова была подозрительно лёгкой, казалось, в какую-то секунду батарейка сядет, и он выключится прямо за рулём, но этого не случилось. Ехал он не спеша, так как выехал в местное управление сильно заранее. Утром на кухне он не увидел ни хозяйку, ни деда, видимо, отправились куда-то по своим старческим делам. Место, в котором было назначено подобие заседания, было выбрано не случайно. Оно было удалено от центра города, при этом могло служить в качестве площадки для разбирательств такого рода. Минимум охраны и посторонних глаз. На входе стояла лишь грузная женщина-охранник, в синей без рукавов рубашке и чёрными лычками на плечах.
Еле заметная дверь, на фоне серо-зелёной стены помещения, со скрипом открылась. С трудом выполняющие свои обязанности петли глухо взвыли и обдали пустую комнату эхом, побеспокоив залежавшееся правосудие. В комнату вошли всего пять человек человека: Пётр, местный прокурор – Прохоров Антон Степанович, судья – Смирнова Нина Васильевна, протоколист – все называют её «Зиночка», и непонятно откуда взявшийся Виталий, который по совместительству был ещё и юристом. Всё началось плавно и не спеша, торопиться было некуда.