Вадим Зеланд
Жрица Итфат. Тафти жрица. Трансерфинг реальности: Ступени I, II, III, IV, V
Парад сущностей
Итак, массовое гуляние всех этих приветливых и добрых, судя по всему, людей, продолжалось. Только теперь в вечернем воздухе закрутилось-завертелось нечто необычное. Отовсюду, со всех сторон вдруг начали появляться разноцветные полупрозрачные шарики. Они весело кружились и летали среди гуляющих. Люди с улыбками подставляли им ладошки, и шарики садились на них, как птицы. Присев ненадолго, шарики наливались более насыщенным цветом, а потом легко вспархивали, устремляясь на поиски других подставленных ладошек.
– Что это такое, что они делают? – спросила Матильда.
– Это сущности тонкого мира, – ответила Итфат, – они живо интересуются нашей жизнью. Любят пристраиваться к нам, из любопытства, а так же подкормиться немножко.
– Как это, немножко подкормиться? Они что, как вампиры?
– Не бойся, они безобидны. Большинство, по крайней мере. Видишь, люди с удовольствием делятся с ними своей энергией. Энергией любви.
– А есть такие, которых следует опасаться?
– Да, они все разные. Красивые и прозрачные – это сущности любви, благодарности, сострадания, благородства, щедрости, доброты – они несут в себе качества, которыми наделяют и нас самих.
– Фати, ты хочешь сказать, что мы такие, какие мы есть, благодаря этим сущностям?
– Нет, все не так просто. Но основной смысл в том, что душа человека с рождения как чистый лист бумаги. И если человек чем-то понравится сущности, она к нему может подселиться, и тогда душа приобретает определенные качества.
– Ты говоришь невероятные вещи! – сказала Матильда. – В моем мире считается, что человека воспитывают близкие, общество, среда, обстоятельства…
– Верно, но все, что ты назвала, всего лишь косвенно способствует подселению той или иной сущности. Какие сущности в человеке присутствуют, таков он и есть.
– Все равно трудно поверить!
– Да, люди склонны верить лишь в то, что видят своими глазами. Но сущности невидимы и неощутимы. А сейчас мы их наблюдаем воочию по той причине, что боги дают нам такую возможность, а еще потому, что вся атмосфера нашего ритуала пропитана энергией добра и любви. На такую энергию слетаются в основном добрые сущности.
– А злые могут?
– Могут и злые, но их обычно привлекает недобрая атмосфера. А вот, гляди-гляди, мутный шарик к кому-то подсел!
Подруги увидели, как на ладонь одной девушки приземлился шар бурого цвета с грязно-зелеными пятнами.
– Это сущность зависти, – сказала Итфат. – Возможно, девушке не посчастливилось в этот вечер.
– Ой, а вдруг эта сущность к ней подселится! – воскликнула Матильда.
Однако произошло нечто иное. Девушка не стала ни прогонять, ни принимать сущность, а улыбнулась задумчиво и легонько подула на шарик, а из другой ладони направила на него луч золотистой энергии. Шар покачался, покачался, и улетел прочь.
– Ух ты! – удивилась Матильда. – У вас что, все такие продвинутые?
– Нет, конечно, мы тоже все разные, – сказала Итфат. – И всякими нехорошими сущностями заражаемся. И я тоже не святая.
– Но все же не верится, как это так, в человека вселяется какая-то сущность, и он становится другим… Или он становится другим потому, что сущность к нему подселилась… А влюбляемся мы тоже благодаря сущностям?
– Именно так. Влюбленность – это проявление сущности любви. Она вселяется в человека, если он оказывается готов ее принять. Но для этого необходимо, чтобы и потенциальный объект любви оказался рядом.
– Фати, ты меня просто ошарашиваешь! И откуда ты обо всем этом знаешь?
– Не веришь? Вот посуди сама, живет себе человек, вполне нормальный, не больной, но вдруг, ни с того ни с сего, на него будто наваждение находит. Он ночами не спит, воспаленным воображением мучается, стихи сочиняет, глупые поступки совершает, а думать вообще ни о чем не может, кроме как о своей пассии. Сущность к нему пришла, вот в чем дело. Приятная, конечно, особа, во многих отношениях. И одухотворенностью одаряет, и душу греет, однако и мучить способна, ой-ой как, если объект любви проявляет безразличие.
– Да, очень на то похоже, – согласилась Матильда. – А когда двое друг в друга влюбляются, в них обоих вселяются сущности?
– Конечно, если повезет. Любовь с первого взгляда – тому подтверждение. Опять, смотри, с чего бы это, два человека встретились, и вдруг почувствовали нечто такое, что даже объяснению не поддается. Можно объяснить любые чувства: вот у меня что-то болит, вот меня что-то тяготит, раздражает, радует, и так далее. И главное, понятно, что это и почему это. А ты можешь объяснить, что такое влюбленность, и почему она возникает?
– Нет, Фати, ты меня приперла к стенке.
– То-то же. Необъяснимо это и неописуемо именно благодаря присутствию сущности, о которой обычный человек не имеет ни малейшего понятия, хотя бы потому, что никогда ее не видел и не знал, что она есть.
И тут у Итфат вдруг загорелись глаза.
– Ой, Тили, смотри что происходит!
Подруги увидели, как на ладони одной из избранных пар одновременно приземлились два золотистых шарика.
– Ну, сейчас начнется! – воскликнула Итфат.
Шарики задрожали, налились еще более насыщенным золотым цветом, и не медля вплыли прямо в грудные клетки обоим счастливцам. Те как-то странно посмотрели друг на друга и почему-то разняли руки, но на полшага приблизились, а затем какой-то нетвердой походкой направились, куда глаза глядят, рядышком, то сталкиваясь, то отстраняясь.
– Везет же людям! – сказала Матильда. – Хорошо, что с нашей стороны никакие шарики не летают, а то в меня бы так и впилась сущность зависти.
– А у тебя нет избранника? – спросила Итфат. – Тот, Виктор, вы с ним не…
– Я не знаю. Вроде что-то есть, а вроде и непонятно.
– Ничего, не переживай, сущности не всегда сразу приходят, и очень редко, когда одновременно к обоим. Здесь терпение требуется, и внимание, и забота. Чтобы чудо свершилось, его еще взлелеять нужно, потрудиться, не разумом, не телом, а душой. Этой же парочке, действительно, крупно повезло.
– Да уж, я как вспомню, как там в нашем театре телами трудились, так мне не по себе становится. Если сравнивать, то у нас сплошной разврат, а у вас – сама невинность.
– Опять не совсем так. Ты думаешь, невинность – это воплощение идеала?
– Ну, у нас все так называемые высокодуховные личности к тому призывают, к возвышенному и духовному. И одновременно осуждают все так называемое низменное и плотское. А как с ними поспоришь? У них презумпция, коли они праведники.
– Не правы ваши праведники. И в театре у вас было не то чтобы грехопадение, а просто показана одна из сторон жизни, и даже любви, если хочешь. Я же говорила, мне понравилось.
– Но почему? – удивилась Матильда.
– Потому что у любви имеется две стороны, два аспекта: Нежность и Сила.
– Ну, Нежность я понимаю, а Сила в чем?
– Сила – она и есть Сила – в экспрессии, и даже в какой-то мере в агрессии.
– В агрессии к любимому человеку?
– Это не та агрессия. Это трудно объяснить, как и влюбленность.
– Ты имеешь в виду секс?
– Да, любовь дуальна, как и многое в этом мире, и у нее две сущности: Нежности и Силы. Они должны находиться в гармонии, в единстве. Сила без Нежности, это насилие. А Нежность без Силы, просто сладкая патока. Даже лекарство действенно лишь тогда, когда в нем присутствует умеренная доза яда.
– Ну, Фати! Откуда тебе все это известно?
– Сама не знаю. Наверно, рассказываю тебе, и по ходу вспоминаю, чему меня учили, и что я позабыла.
– Так ты говоришь, у любви две сущности. А в ту парочку, какие вселились?
– У Нежности золотистый цвет, у Силы багровый. У них пока проявились только нежные чувства. Но это пока.
– А-а-а! Так вот ты какая, Фати! Вот почему у тебя багровая раскраска!
– Я не такая и не другая. Я разная. Могу быть разной. Видимо, тогда мне захотелось, чтобы у меня преобладала Сила, вот я так и раскрасилась.
– И что, в самом деле, во влюбленную парочку однажды вселятся эти самые сущности Силы? – спросила Матильда. – И тогда у них случится бурная ночь?
– Да, если они их впустят в себя, – ответила Итфат.
– Это как понимать?
– Помнишь, ты говорила, ваши актеры не снимают маски, потому что не каждый способен в такие моменты смотреть друг другу в лицо, потому что там можно увидеть ад?
– Да, есть такое дело. В некотором смысле.
– Вот и подумай, почему так? Почему у нормального уравновешенного человека вдруг просыпается несвойственный нормальному человеку инстинкт, в глазах загорается какой-то инфернальный огонь, и человек становится как бы другим? Состояние и причину влюбленности объяснить невозможно. Точно так же невозможно объяснить, что такое секс. Попробуй объяснить, что это такое и почему.
– Да, я начинаю понимать. Потому что сущность Силы вселяется.
– Вселяется, если человек это принимает и позволяет. А если его пугает то, что он становится другим, и он не соглашается таким себя принять, тогда и Нежность остается без Силы, и секса не получается, а потом и сама Нежность уходит.
– Интересная философия, – заметила Матильда, – мне она кажется логичной.
– Это не философия, – сказала Итфат, – это реальное положение вещей.
– Значит, надо отпустить себя и впустить в себя Силу?
– Именно так. Без Нежности нет любви, но и без Силы любовь угаснет. Создатель ведь не зря сотворил любовь в такой дуальной форме. В мире вообще почти все дуально. Мир, в котором присутствует лишь зло, обречен, такой мир не сможет существовать. Согласна? И абсолютно так же обречен тот мир, в котором присутствует только добро.
– Ладно, Фати, все верно. Оно и понятно, таких идеальных миров просто не существует.
– Потому и не существует, что должно быть равновесие добра и зла, Нежности и Силы, или праведности и грехопадения, как вы это называете. Так что, все в порядке с вашим театром, с одной лишь оговоркой: Нежности там маловато, надо бы добавить.
– Да, я поняла. Только все же, если бы мне пришлось выбирать между моим миром и твоим, догадываешься, что бы я выбрала?
– Свой?
– Нет. Мой хоть и родной, но твой мне больше по душе.
– Вот видишь, и наша дилемма разрешилась: быть каждой в своем мире, или быть вместе.
– Да, все это, конечно, гладко и складно, однако существует и другая дилемма. У нас говорят: хорошо там, где нас нет. Но как только попадаешь туда, где хорошо, картина разворачивается, и все по новой.
– Ну ладно-ладно, там видно будет, нам бы отсюда сначала выбраться.
Площадь и аллея с дорожками тем временем уже почти опустели. Люди стали расходиться по домам. А Матильда только сейчас обратила внимание, что вдоль аллеи, кроме деревьев и кустарников, располагались чьи-то изваяния.
– А что за статуи там у вас? – спросила она.
– Это пантеон наших богов.
– И сколько же их?
– Верховный Создатель один, но у него есть помощники.
– Как бы разглядеть их поближе… Ой! – Матильда вдруг сильно разволновалась. – Смотри, в таком же платье как у тебя, кто это?
– Что ж, это я, надо полагать, – с грустью в голосе ответила Итфат.
– Так тебя что, уже и похоронить успели? Недолго собирались, вот гады!
– А что им оставалось? Я исчезла, не знаю даже когда. А еще все эти фокусы со временем… Может, там уже несколько лет пролетело.
– Погоди-ка, под твоей статуей какая-то надпись. Кажется, там написано… Тафти!
Теперь уже сама Итфат остолбенела, подобно статуе. Она так и замерла, не шелохнувшись и не проронив ни звука. Матильда испугалась и принялась ее тормошить.
– Фати, очнись! Что с тобой? Господи, да это же твое имя, если читать наоборот!
– Я знала… Нет, я что-то такое чувствовала… – едва вымолвила, запинаясь, совсем растерявшая себя жрица. – В самом деле, там меня называли Тафти, а здесь я почему-то стала Итфат.
– Ура! Нашлось твое второе имя! – Матильда была в полнейшем восторге, а жрица так и не могла прийти в себя.
– И ничего удивительного! Ведь мы по ту сторону действительности, а здесь, как и положено, все наоборот.
– Все да не все. Твое ведь имя здесь осталось прежним.
– Да, это странно. Тогда каким должно быть мое второе имя здесь? Я Илит?
Когда эта мысль пришла ей в голову, Матильда, похоже, совсем с катушек съехала. Она принялась кружиться, и скакать, и кричать:
– Я Илит! Я Илит! А ты Тафти! А я Илит! Почти как Лилит, первая жена Адама! Хела!
Теперь самой Итфат пришлось ее успокаивать, но та не могла угомониться, она забегала жрице за спину и звала ее:
– Тафти! Та-а-аф-ти-и-и! Какое у тебя роскошное имя! Мягкое, как пуховая перина! Я буду называть тебя Тафти! Или нет, я иногда буду звать тебя по-прежнему, моя Фатичка, Фати!
– Ну ладно-ладно, Тили-Илит, Илит-Тили! Успокойся уже!
– Та-а-аф-ти-и-и! – не унималась Матильда. – Ну все, все. Я успокоилась. Тафти!
– Ну вот, второе имя мое нашли, и даже твое, – сказала Итфат. – Но я пока в полной прострации, ничего не соображаю.
– Это скоро пройдет, Преддверие же сказало, что к тебе постепенно вернется Знание.
– Будем надеяться. Может и твое второе имя пригодится… Ой, смотри, зеркало возвращается к своей заставке.
Картина чудесного мира жрицы Итфат постепенно растворилась, и в зеркале уже как прежде плескались флегматичные волны, а пальмы на ветру качали широкими листьями. И как прежде, подруги оставались вне зоны доступа к настоящей реальности. Все еще вне зоны доступа…
Экспедиция крышки
Итак, уже знакомая нам компания, или «экспедиция крышки», назовем ее так, отправилась на поиски края оной, которая, по невыясненным пока причинам, накрыла мир. Как справедливо рассудила королева Брунхильда, для того чтобы выяснить, что это за крышка, необходимо было хотя бы найти ее край.
Процессию возглавлял Адя Зеленый с дубиной на плече. Второй шла Брунхильда, поскольку снисходительно согласилась с предложением Ади быть ее телохранителем. Воинственная королева в подобных услугах, конечно же, не нуждалась, но, зная Адю, решила не вступать с ним в препирательства, которые могли отнять много времени. Следом шагала Оранжевая Корова, сложив пока крылья, чтоб не мешали. За ней семенила Желтая Подлодка в своих оранжевых сапожках. И наконец, колонну замыкал Лохматая Зверюга, который был очень недоволен тем, что оказался не рядом с королевой, но Брунхильда строго посмотрела на него и приказала слушаться, а еще охранять экспедицию с тылу, что тоже было миссией важности чрезвычайной.
Внезапно Адя остановился и повернулся назад, чуть не задев королеву дубиной. Остальные тоже встали в замешательстве.
– Ваше величество, – сказал Адя, обратившись к Брунхильде. – Дозвольте высказать предположенье, или вопрос точнее, которым ясный ум мой озарился.
– В чем дело, – спросила королева, – чем ты там озарился?
– Дело заключается в следующем, или другими словами, вот в чем.
– Ну, так в чем?
– Извилистыми тропами, лощинами, долинами, наш путь проложен.
– Короче!
– Так вот, наш путь, опасностями полный, ведет неведомо куда, что вызывает, несомненно, в груди моей смятенье и вопрос, морально вопиющий.
– Еще короче!
– Короче, куда мы направляться изволяем? Где сторона, в которой крышки край зловещий пролегает?
– Ваше величество, – включилась в разговор Корова, – достопочтеннейший желает знать, куда конкретно следует идти, чтобы до края крышки добраться.
В самом деле, крышка простиралась по всему небу, и краев ее было не видать.
– Ну и что же предлагает достопочтенный Адя? – спросила Брунхильда.
– В таких вопросах, наисложнейших, не разумом витиеватым, но чувствами из глубины души, что трепетом чисты и сокровенны, соизмерять наш путь и направленье надлежит, – выдал Адя.
– Витиеват не путь наш, и не разум, – передразнила его королева, – а твой язык, хитросплетеньем дифирамбов пафосных сложённый.
– Адя, а у тебя что, чувства тоже имеются? – задала простодушный вопрос Подлодка.
– Весь сардонично-саркастичный яд иронии вашей я кротко, как слезу, глотаю. Однако ж чувства мне гласят, край крышки той лежит в сакральном направлении, особом, которое умом непостижимо, лишь озарению доступно.
– И что же подсказывает, твоих прекрасных чувств, благое озаренье? – спросила королева.
Адя принял глубокомысленный вид и указал перстом в обратную сторону:
– Нам туда. Уверен в том и убежден безмерно.
– Ой, это почему же? – взвизгнула Подлодка.
– Безмерно можно быть только самонадеянным, – сказала Брунхильда. – У тебя есть на то основания?
– Особым даром обладаю, знать то, чего другим неведомо, – гордо ответил Адя.
– Да не слушайте вы его, – вмешалась Корова, – ему лишь бы свое эго потешить.
– Так, во-первых, туда мы не пойдем, по той простой причине, что там болото, – сказала королева. – Во-вторых, крышка, если это крышка, должна иметь края по всем краям, так что направление неважно. Другое дело, идти бы следовало туда, где лежит ближний край, но нам это неизвестно. А потому, мы пойдем туда, куда идти всего проще и легче. Вот по этой прямой дороге, куда мы сразу и направлялись. Возражения есть?
– Нет! Нет возражений! Все правильно! – закричали Корова и Подлодка.
– Ну, коли вы настаиваете на своем монархическом, так сказать, самовластье, Ваше величество, тогда я вынужден покорствовать смиренно, – вымолвил Адя.
– А я никому и не позволю возражать моей королеве, – впервые подал голос Лохматая Зверюга. – Даже тому, у кого дубина в качестве авторитета, или авторитет в качестве дубины.
– Спасибо, Зверюга, – сказала Брунхильда.
– Но ведь мой авторитет непокобелим! Или как это, непоко… – возразил было Адя.
– Все! Никому не ссориться! Идем.
Не медля более, экспедиция двинулась по выбранному пути. Шли они, шли, и наконец, пришли. Перед их взором раскинулось шикарное лазурное море, с травой и пальмами на берегу. Серая крышка заканчивалась как раз над берегом, так что сразу за ее краем уносилось ввысь голубое небо с летящими облаками, все как положено.
– Колоссально! Вот где я поплаваю! – закричала Подлодка.
– Ура-ура! Мы добрались до края! Вот где я полетаю! – замычала Корова.
– Я уже имел честь не далее как намедни прогуливаться по берегу, однако пальмы там отсутствовали, а имели место быть лишь коряги, – заметил Адя.
– Да, это как будто другое море, не наше, – сказала Брунхильда.
– Да какая разница! Побежали туда скорей! Купаться!
Вся компания с энтузиазмом ринулась навстречу открывшей свои объятия мечте. В авангарде мчался Зверюга, поскольку он и бегал на своих лапах быстрее всех. Он же первым и втемяшился всеми четырьмя лапами в неожиданно возникшую, но невидимую стену. Остальные, не поверив своим глазам и неудачному опыту Зверюги, проделали тот же опыт. Натолкнулись, упали и убедились, что стена действительно существует.
Поднявшись, все в недоумении принялись ходить туда-сюда и ощупывать преграду. Она, будучи совершенно прозрачной, оказалась твердой и непроницаемой, как стекло, а вдобавок обладала отражающей способностью, но не вполне зеркальной. К всеобщему удивлению, это странное зеркало отражало не окружающие предметы и местность, а лишь смутные силуэты наших героев, которые с той стороны смотрелись как призраки. Данный факт их всех озадачил еще больше.
– Да что это за хрень такая! – воскликнул утративший все красноречие Адя.
– Ну вот, выбирались из-под крышки, выбирались, а уткнулись в зеркало, – разочарованно пролопотала Подлодка.
Королева молчала в раздумье, Зверюга с неудовольствием фыркал, а Корова все пробовала поверхность на ощупь, то рогами, то копытами. Но все тщетно. Ситуация казалась тупиковой.
– А ну, дерзну-ка я разоблачить сию профанацию своим профанатором, – сказал Адя. Размахнувшись дубиной, он долбанул по стеклу изо всей своей дурацкой мочи. Но зеркало даже не завибрировало, не говоря уж о трещине, словно было нерушимым как скала, и в то же время чем-то нематериальным.
– Здесь требуется не сила, а что-то другое, – предположила Брунхильда.
– Да нет же, надо сильнее, и чем-нибудь потверже, – сказал Адя, покосившись на Подлодку.
– Даже и не вздумай! – только и успела выкрикнуть Подлодка, но Адя, не спрашивая, схватил ее и ударил в стекло как тараном. С тем же, однако, результатом.
– Ах ты сволочь! – закричала Подлодка, – Зверюга, спаси!
Лохматая Зверюга подскочил к Аде, и тот сразу же отпустил свою жертву, опасливо пятясь.
– Знаешь что, Адя, – сказала королева. – Еще одна такая выходка, и ты будешь с позором изгнан из нашей команды.
– Лады, лады! – принялся оправдываться Зеленый. – Чего вы все взъелись? Она ведь железная, что с ней сделается!
– А давай твоей башкой попробуем, она наверняка тверже! – закричала Подлодка.
– Ты же сама хотела купаться, вот я и старался, для тебя же. Ну, не получилось, что поделаешь, все равно на тебе не ласты, а сапожки. Как ты в них будешь плавать?
– Это тебя не касается! Я и без ласт могу. А вообще, ты гад, ненавижу тебя!
– Ну ладно, прости, не злись, – сказал Адя, примирительно сгладив тон. Он, конечно, был гадом, но в сущности, добрым в душе, как ни парадоксально.
– Ваше величество, – обратилась к Брунхильде Корова, – нам надо что-то предпринимать. Может, я поднимусь наверх, насколько позволит крышка, осмотрюсь кругом?
– Давай, моя хорошая, расскажешь потом, где там и что, и куда нам идти, – ответила королева.
Оранжевая Корова расправила крылья и взлетела, описывая круги по спирали. Крылышки у нее были на удивленье совсем небольшие, однако ей каким-то непостижимым образом удавалось летать, вполне себе непринужденно. Остальные, задрав головы, с ожиданием следили за всем процессом пилотирования. Покружив немного под самой крышкой, Корова начала снижаться и вскоре, к всеобщему удовлетворению, успешно приземлилась.
– Ну? – спросила королева.
– Вы знаете, вон там, – указала Корова рогами, – виднеется какой-то город. Больше ничего примечательного не заметила. Может, туда и направимся?
– Да, – сказала королева.
Все тоже согласно закивали головами, и даже Адя не стал возражать. На том порешили и отправились в путь.
