Валерия Василевская
Просроченная клевета
Пролог. Он будет жить, что бы это кому-то ни стоило
Серое мартовское утро пробивалось сквозь щель в занавесках.
А может, был уже полдень, сумрачный и холодный… А может, и вечерело, какая, к дьяволу, разница?
В неприбранной холостяцкой квартире сидел одинокий мужчина. Съехавшие с дивана далеко не свежие простыни не вступали в противоречие с помятой серой пижамой, а жестокий похмельный синдром – с разбросанной стеклотарой. Голова рвалась на куски. Он до стона сжимал их руками, облокотясь на стол, вдыхая прокисшие запахи с одноразовых грязных тарелок. Смотрел на стакан, наполненный запотевшей прозрачной жидкостью… и боялся опохмеляться.
Когда мозги протрезвеют, ему станет еще страшнее. Он вспомнит прошлую ночь и осознает сумму, которую проиграл. А потом позвонит Голодный и ласково намекнет: когда подъехать за баксами? Конкретный вопрос, за которым должен следовать четкий ответ. Односторонне принятое решение о переносе встречи куда-нибудь в Аргентину компанией не приветствуется. Мужчина вспомнил о друге, вернувшимся из Китая в целлофановых бандеролях, и покрылся холодным потом.
Но озноб прибавил решимости. Он будет жить, что бы это кому-то ни стоило. Будет играть в золоченых залах Монте-Карло, будет пить драгоценные вина. Будет царствовать на дивном острове, наслаждаться прикосновениями разноцветных мягких ладошек, ублажающих его утомленное солнцем тело.
Да, он соберет коллекцию молодых услужливых пери из мусульманского мира. Разве не каждый самец тайком мечтает о том же? Женщины Запада самодостаточны и своенравны до омерзения. Пока завоевываешь одну, полжизни потратить можно. А потом она оккупирует твою жилплощадь и наложит вето на всякое проявление личной свободы, в первую очередь – на свободу сексуальную.
Нет, ему не придется сдерживать своих красивых желаний. Он будет наслаждаться молодостью и снисходительно примет все искушения мира, которые к началу двадцать первого века человечество приготовило для богатых и дерзких.
Резким движением, мужчина опрокинул в рот водку, зажевал парой разорванных шпротов. Чья это вилка? Черт с ней. В зеркале промелькнули тяжелые мешки под глазами и путанные белокурые волосы. Нехорошо. Вымыться, выспаться, успокоиться. На работе он должен выглядеть пленительным-безукоризненным, иначе все планы коту под хвост.
Решение принято, получит Голодный баксы.
Он опять достанет из сейфа конверт и опять его вскроет. Много раз, в течение лет, он проделывал этот фокус. И никто ничего не заметил.
Но мелкое воровство отупляет и расхолаживает, с ним давно пора распрощаться. Пора расправлять плечи. Пора брать свое, сберегаемое благосклонной теткой Фортуной.
Он долго ждал, много думал, он шаг за шагом осторожно приближался к цели. Пожалуй, чересчур осторожно. Цель сияет, как солнце в горячий полдень, высокая и яркая до боли. Но она досягаема, ее можно снять с неба и спрятать в мешок. Стоит надеть перчатки и водрузить на нос защитные очки.
Он однажды убил человека, чтоб стать ближе к манящему к солнцу. Наступил на труп, как на лесенку. И убийство сошло ему с рук.
Но больше рисков не будет. Он будет жить долго и счастливо, купаясь в чужом богатстве, о котором так долго грезил, что давно считает своим.
Любую цель можно аккуратно, у всех на глазах, упаковать за пазуху, не применяя грубого насилия. Кровь смывается потерей здоровья и лучших лет жизни в казематах на Калыме. Интриги не наказуемы. Люди имеют свойство – поддаваться направляющим толчкам. Даже самые волевые не способны к сопротивлению, если ловко манипулировать их чувствами и эмоциями…
«Встретил вчера умельца, он-то и пригодится. Как всегда, заплачу за работу, за гробовое молчание. Цель оправдывает вложения. А пока открою конверт. Нет смысла сопротивляться неизбежному, с неизбежным надо смиряться…»
Май две тысячи пятого года выдался хмурым и слякотным. В дешевой съемной квартире на окраине Москвы, трое уселись за круглый обшарпанный стол, гордость покупателя шестидесятых годов прошлого века. Занавески задернуты, свет включен, запор на двери проверен.
– Я нарисовала план этажа и схему расположения плиток. Надеюсь, за пять лет ничего не изменилось, – произнесла женщина, закутанная на восточный манер в струящуюся ткань из светлого шелка. Никяб позволял любоваться полосой задумчивых глаз, удлиненных, зеленых, чарующих, растушеванных по советам европейских модных журналов. Все остальные прелести, будто бы надежно скрываемые тонкой завесой ткани, обливались ею, подобно липким струя́м воды, практически обнажая совершенное естество.
– А если он устроил перепланировку? – спросила невысокая миловидная девушка и капризно надула губки. – Что будем делать тогда?
В отличии от подруги, девушка надевала короткие черные платья, выгодно облегающие пышненькую фигурку. Кудрявые темные волосы и глаза с янтарными искрами в обрамлении дужек ресниц, придавали юному облику сходство с умненькой куклой Мальвиной.
– Будем действовать по обстоятельствам. Ты для этого и нужна, чтобы все подробности выведать.
– Веди себя естественно, не переигрывай, – добавил высокий блондин и поцеловал куколку в губки.
Зеленые очи сузились, гася огонечки ревности. Но этого никто не заметил.
3 июня 2005 г. Пятница, вечер.
Глава 1. Клава на даче в Сахарном, растерянная и обвиняемая
Идеальных отношений не бывает. Рано или поздно, позолоту счастливой любви разъедает коррозия кризисов. Можно прожить с родным мужем пять лет душа в душу и вдруг наткнуться на Китайскую стену – ни обойти, ни объехать. Эта стена – ревность. Недоверие демонстрируется даже в присутствии посторонних, подозрительность переходит во враждебность, пугает. Вроде, Владимир пытается бороться с собой. Молчит, например, целый вечер. Обложится электроникой и наблюдает, как я играю с детьми в бадминтон на два воланчика, одна против пары.
Это наше семейное ноу-хау: сетка натянута на уровне пояса, площадка укорочена для пятилетней малышки и парня семи лет. Они, конечно, стараются, носятся по траве, словно батарейки «Diraselk» спрятаны под футболками. Все равно воланчики скачут в сторону или в сетку. Редкие подачи я отбиваю, ловко перемещаясь по своей территории – длинные ноги успевают везде. Владимир смотрит украдкой на открытые ноги жены, хмурится и прикидывает, что они могут нравиться не только ему. А раньше смотрел в глаза.
– Клавдия Васильевна, Алиса спрашивает, пойдете слушать музыку? – Магдалина Никитишна, наш управдом, вышла на веранду.
– Конечно пойдем! Аська, Стаська, бегом переодеваться!
Что за славные ребятишки! Без причин ни капризничают, каждое дело им в радость. Осторожно подхожу к мужу. Надо быть предельно деликатной, чтоб не вызвать вспышку эмоций.
– Володя, посидишь с нами? Настенька новые песни разучила.
– Неужели ты не видишь, что я работаю? – Взгляд из-за ноутбука нервозный, отталкивающий.
– Извини, не буду мешать.
– Ты куда?
– В детскую.
– Стой! Раньше ты настаивала на моем присутствии, уверяла, что дочка хочет спеть специально для меня. Сейчас что-то изменилось?
– Изменилось. Я больше ни на чем не настаиваю, потому, что …
– Тебе тягостно мое присутствие. Так и говори.
– Нет, Володя. Потому, что любое мое слово ты истолковываешь превратно, я уже боюсь с тобой разговаривать. Мне очень нравится, когда ты занимаешься детьми, когда поешь вместе с нами.
– Но тебе уже неприятно, когда мы остаемся наедине? Например, в спальне?
– Мне всегда хорошо с тобой в спальне. У тебя нет причин для сомнений.
– Тем не менее, ты нашла причину для предательства?
– Владимир, если я тебе чем-то не угодила, давай поговорим об этом вечером, при закрытых дверях. Нельзя подавать домашним повода для сплетен.
– Домашним нельзя? А всей Москве можно?!
– Если кто-то на меня наговаривает…
– Не лги мне, Клава. Я не слепой.
– Но и я не то, что ты позволяешь себе думать! Я никогда не изменяла тебе! Скажи, что ты слышал, и я докажу, что это не правда!
– А вот это как раз и скверно. Отвратительней факта измены, может быть только ложь, прикрывающая измену. Ты, кажется, торопилась в детскую? Иди, тебя ждут.
– Может быть…
– Что?
– Все-таки, посидишь с нами, развеешься… Настя так хорошо поет! Ее даже малыши заслушиваются!
– Некогда. Чтобы ты могла легко тратить, я должен работать днем и ночью.
– Я экономно веду хозяйство и немного трачу на себя, ты знаешь это. Сам говорил не раз, что жена банкира твоего уровня должна выглядеть роскошнее.
– Я не об этих расходах. Кстати, сегодня на твой личный счет я перевел еще пятьдесят тысяч евро. Купи себе что-нибудь блестящее.
– Я не ношу блестящее.
– Купи блеклое! Но согласись, подарить своему альфонсу сто двадцать тысяч евро за два месяца – это наглость с твоей стороны.
– У меня никого нет! Я ни для кого не снимала деньги! Проверь мой счет, ты сам во всем убедишься!
– Предлагаешь, чтоб я копался в грязном белье? Ты хочешь моего унижения перед служащими?! Пошла вон!
– Я, Володя, могу уйти. Но я имею право знать, что происходит?
– Завтра поговорим, Клава, сегодня я очень устал. За ночь я приму решение и сообщу тебе утром.
– Ты… опять будешь спать в комнате для гостей?
– А тебя удивляет моя брезгливость?
– Меня уже ничто не удивляет.
Голова закружилась, тошнота подступила к горлу, давление резко снизилось. В таком состоянии, я сопротивляться не способна. Развернулась и отправилась в спальню, стараясь не шататься – еще не хватало услышать вслед обвинения в притворстве. Алиса поиграет на фортепьяно, а потом без меня уложит детей. Ей в последнее время не привыкать.
Этой ночью
Лисочке не спалось. Когда малыши уложены, она, по должности няни, не имеет права на миг оставлять младенцев одних. Но ей разрешается выйти на узорчатую веранду, окружающую этаж, подышать остывающим воздухом. После двенадцати часов удручающей жары, вечерний отдых необходим. С этим согласен каждый, Клавдия не упрекнет нянечку в нерадивости. Многие гуляют в саду, чем она хуже?
Сладкая парочка гусак да гагарочка, Ашот и Магдалина, пристроилась внизу на скамейке. Они самозабвенно воркуют, вспоминая ушедшую молодость, но на ночь разойдутся по разным комнатам. Юность можно помнить отрывками, но никогда не удастся ее повторить. Романс о любви, которой, как известно, «все возрасты покорны», каждое поколение исполняет в собственной интерпретации.
Вера гуляет с охранником, но какое Алисе дело? Алиса больше не позовет подружку на балкон, больше не станет нашептывать жгучие тайны сердца. Сердце нашло утешение.
Когда опустятся поздние июньские сумерки и смолкнут в саду голоса, Алиса вернется в детскую. Мягким кошачьим движением повернет защелку у двери и будет нетерпеливо поджидать его у стены, подсматривать в узкую щелочку. Никто не должен заметить. Никто не должен догадаться об их любви. Спальня «двойняшек» – не номера для интимных встреч.
Но есть нежные девичьи груди, которые напрягаются под сорочкой, заслышав шаги на лестнице. И есть мужские ладони, трепетные, горячие, которые круглые грудки ласково успокоят. Если губы найдут друг друга и сердце услышит сердце, если первый романс о влюбленных ликует победным гимном, вытесняя наставления мамы и смутные сожаления об утраченной девственности, если солнце восходит ночью, с закатом дневного светила…
Значит, сегодня они счастливы. Потом Судьба скомпенсирует это чудное состояние трудными годами рационализма и одиночества. Потом она ударит по щекам ту, чьи щеки сегодня пылают, раненные сотнями тонких щетинок. Раньше ли, позже… Потом…
Клавдия. Утро субботы
было чудесным, соловьи пели почти в столовой. Изрядный кусок леса, отвоеванный у ландшафтного дизайнера, заглядывал в окна ситцевыми соцветьями высоких трав. Москитные сетки не пропускали комаров, но не могли сдержать влажный утренний ветерок, пахнущий грибами и прелой подстилкой. Я смотрела, как раскрываются навстречу солнцу цветы, я у окна ждала мужа. Ради него надела легкое вишневое платье, ради него распустила длинные каштановые волосы. Что б ни случилось вечером, утром мы традиционно будем завтракать вместе. Утро несет надежду на обновление.
Владимир спустился вниз, худощавый, высокий, подтянутый, одетый безукоризненно для выхода на работу. Болезненно сжатые губы и темная синь под глазами говорили про долгую ночь, маятную, бессонную. Я сделала шаг для первого утреннего поцелуя, но нервный невольный жест заставил остановиться:
– Доброе утро, Клава, завтракать я не стану. Я хочу поговорить с тобой.
– Доброе утро, Володя. Я тоже думаю, нам есть что обсудить. А чай все-таки пей, горячий, с мятой, и булочку скушай, я сама тебе испекла.
Муж на выпечку не взглянул.
– Вот, что я решил, Клавдия Васильевна: развода тебе не дам!
– Не дашь ра…
– Ты удивлена? Может быть, зная, как я не люблю скандалы, ты тоже рассчитывала получить отступные и укатить за границу?
– Я рассчитывала на другое.
– А именно? – Жесткий тон и подозрительный взгляд.
– Провести с тобой вместе всю жизнь.
– Жизнь так просто не проведешь, да и меня тоже… Я оставляю тебя рядом исключительно ради детей. Стасик и Настя слишком привязались к тебе, вторая потеря матери плохо отразится на их воспитании. Я никогда не нанесу своим детям такой удар! И тебе не позволю!
– Владимир!
– Не будем пока обсуждать, какой пример ты подаешь детям. Но я надеюсь, у тебя хватит ума держать отношения с этим типчиком в секрете хотя бы от них. Я по-прежнему буду давать тебе деньги на личные расходы и на содержание матери, даже больше, если ты согласишься выполнять мои условия. Адвокат принесет сюда к вечеру брачный договор. Я понял, что не способен удержать любовь молодой женщины. Но я вправе требовать, чтоб между нами все было прозрачно, чтобы ты мне больше не лгала. Ради спокойствия троих детей, я согласен оставаться рогоносцем. В наше развратное время ,этим уже никого не удивишь.
– Я никогда не изменяла тебе, я люблю тебя, как ты не понимаешь?
– Не плачь, Клава, я все понимаю. Я не забываю ни на минуту, что твои тридцать – не мои пятьдесят, что молодость должна получить свое. Вероятно, я был обязан продумать эту ситуацию заранее… Был должен готовиться к ней. По крайней мере, сегодня мне не было бы так больно.
– Володя, сегодня суббота, давай проведем день вместе. Пойдем на наше озеро, отдохнем…
– Нет. После работы я уеду к брату в «Доброе».
– Возьми меня…
– Один.
– Но я только раз видела Владислава…
– Достаточно. Никому не доставляют удовольствия чужие страдания. А мне рядом с ним становится легче. Трагедия жизни – только слабоумного брата я могу назвать своим другом. Самым искренним, самым верным.
– Я тоже твой верный друг! Возьми меня с собой!
– Клава, а тебе не приходит в голову, что я желаю отдохнуть от твоего липкого лицемерия?
Я даже задохнулась от обиды. Словно у знаменитой вороны, «в зобу дыханье сперло», слова вымолвить не смогла. Кто-то тактично постучал в дверь. Григорий, наш водитель. Сообщил, что чемодан уже в машине. Кто-то собирал моему мужу чемодан, а я узнаю об этом в последнюю очередь! Какое унижение, какое незаслуженное отстранение!
Не могу за себя постоять: сначала приходят слезы, а продуманные аргументы – гораздо позже дискуссии.
Игорь приехал к двум.
Сколько знаю этого человека, все им любуюсь. Но длительного общения с зятем не выдерживаю, вспоминаю умершую сестру. Красавец мужчина. Блондинист, широкоплеч, безукоризненный светлый костюм и бежевый галстук в тон, располагающее лицо, мягкий голос, сдержанные манеры. Кто на Игоря ни посмотрит, всякому ясно: отличный профессионал, и цену себе знает. Правда, работает зять под крылом моего супруга, но не каждый способен стать миллионером, мощным стратегом и тактиком современной экономики.
Однажды, я даже влюбилась в Игоря – на целых два дня. А потом позабыла. На заре моей бесталанной юности я забывала многое.
Мы позвонили Алисе, и она принесла отцу Машеньку. Качая дочь на коленке, адвокат и хороший друг разложил на столе бумаги брачного договора:
– Извини, Клава, мое дело подневольное. Сделал для тебя все, что мог. Если Владимиру Павловичу попадает шлея под хвост, сама понимаешь…
В том то и дело, что не понимала. Все, что происходило до сих пор, игнорировала, как пустой звук. Могла обижаться и плакать, страдать от одиночества по ночам и от неприязненных взглядов вечером. Но никак не укладывалось в голове, что Владимир ревнует всерьез, что наши, в общем-то, мирные (а может быть, даже интеллигентные) ссоры способны привести к катастрофе.
Теперь уложилось. Пункты брачного договора (вернее, пункты договора о фиктивном браке) конкретизировали мое место в ЕГО жизни.
Мне дозволялось оставаться витринной женой вне и хозяйкой внутри дома – в меру энтузиазма. Предписывалось заботиться о детях, об их правильном воспитании, развитии и благополучии – сверх всякой меры. За что полагались конкретные отчисления, о которых ни одна гувернантка с тремя факультетами Сорбонны мечтать не смела.
В случае смерти мужа, я получаю наследство, оговоренное ранее в завещании.
Но, что самое интересное, я получаю право на личного друга. При условии, что наши встречи не станут достоянием широкой общественности.
Позаботился Владимир Павлович и о своих скромных радостях. В вопросах личной жизни он оставлял за собой те же права, которые предоставил супруге.
Само собой разумеется, со стороны наша «семейная жизнь» должна выглядеть благопристойно. Спать мы отныне будем в разных спальнях, появление внебрачных отпрысков не одобряется.
Еще несколько абзацев обязывали обе стороны придерживаться единой системы воспитания детей и однотипного жизненного уклада, ссор из избы не выносить, вырабатывать общее мнение по спорным вопросам в результате мирных переговоров, и прочее в том же духе.
Каждый пункт мне давался с трудом. Краснея перед вдовцом покойной сестры, вынужденным по долгу службы принимать участие в наших семейных дрязгах, я по нескольку раз перечитывала строчки, пытаясь понять: что хочет сказать Владимир на самом деле? Получалась несуразица.
– Игорь, Владимир Павлович читал это?
– Он сам пункты продиктовал, я всего лишь смягчил обороты речи. Под каждой страницей стоит его подпись.
Да, конечно. Как же сразу я не разглядела? Может, что-то еще не вижу? Может, смысла не догоняю? Как можно отказаться от наших дней и ночей? Как можно предать нашу любовь ради какой-то придуманной «личной жизни»? А может быть… не придуманной? От страшной догадки в груди закололо.
– Игорь, ради кого он это делает?
– Ради детей, это очевидно.
– Нет, не очевидно. У него есть другая женщина?
Игорь даже остановился посреди комнаты (он Машеньку по коврику водил, учил ступать ножками). Поднял дочурку на руки, сел рядом:
– Клава, я ничего об этом не знаю, Владимир со мной не откровенен. Однако, создается впечатление… что у тебя есть кто-то?
– И каким образом оно у тебя создается? Ты меня с кем-то видишь? Разговоры мои подслушиваешь?
– Нет, конечно. Со слов Владимира Павловича так получается. Вроде, он не считает нужным ущемлять твою личную свободу, но намерен во что бы то ни стало сохранить детям мать. Потому и решился на это шаг. Подпиши, Клава. Многие твои подружки сочли бы за счастье положить в банковскую ячейку такую бумагу.
– Мерзость какая! Ничего я подписывать не буду, так и передай своему боссу!
Собрала листы в кучу, скомкала, бросила в урну. Подумала, вынула, расправила, написала поперек каждого: «Мерзость» и ушла к себе пить пустырник.
Глава 2, где Клавдия узнает о себе что-то странное, а о Владимире – страшное
Не хотелось звонить Рике Волчик, но что поделать?, пришлось. Эта субтильная дамочка знает все обо всех досконально. Уникальная сплетница: редко врет, ситуацию просматривает насквозь, во всех тайных связях и разворотах. Может, и на мою проблему глаза мне откроет? Я сама ни на что не способна, проблемы в своей семье разглядела всего час назад.
До коттеджа Рики пройтись по улице метров триста. Но заглянуть на полчасика не получится – подруга обидится. А беседовать с ней часами – обижусь сама. В особенно крупных порциях беспардонная Рика хватает за горло хлеще незрелой хурмы.
– Рика, привет!
– Привет, Клавочка! Забежишь ко мне сегодня?
– А я обещала?
– Дождешься от тебя! Сегодня у нас весь бомонд! Жорочке день рождения! Представь, три года назад он вылупился из яйца! Егор приволок с бойни целого теленка, будем кормить его мясом.
– Прямо с руки?
– Вместе с рукой! Тоже скажешь, подруга! Жорочке железную клетку соорудили, как раз поперек бассейна. Плавать рядом умора: метровые челюсти щелкают, а схватить не могут! Экстрим!
– Рика, это негигиенично.
– Он чистый! А воду меняют каждый день.
– Я имею ввиду, крокодилу опасно плавать вместе с людьми – подцепит инфекцию и подохнет.
– С таким аппетитом не подыхают. Знаешь, во сколько он нам обходится? Кстати, о вкусах. Эта корова Брюссельская подцепила нового бой-френда и даже временно вышла за него о замуж. Брачный контракт составил сам Штинлец. Она будет сегодня им хвастаться.
– Контрактом или Щтинлецем?
– Бой-френдом, разумеется! Все газеты Москвы печатают их фотографии, слониха и Моська, смотреть умилительно. Он рассказывает, какой трогательной лаской одаривает свою избранницу – читай рекламу на будущее между строк. Она – как добилась безумной любви, угощая мальчика жареным картофелем с укропом, приготовленным собственными руками. Повышает мужскую потенцию. Ты пробовала стряпать по ее рецепту?
– Я редко стою у плиты, а бульварных газет не читаю. Они в моем доме запрещены.
– Поэтому с тобой скучно разговаривать. Могла бы поделиться с подругой впечатленьями, а все молчишь.
– О чем?
– О ком! О брюнете в красной рубашке, кто ни разу не попадал в объектив крупным планом. О ком толкуют в салонах и строят самые невероятные предположения. Носом чую – все они врут, а собрать достоверную информацию не могу. Представляешь мои мученья? Кто такой? Где подцепила? Колись!
– Рика, ты о ком конкретно говоришь?
– У тебя их два? Или три? Ай да Недотрога Васильевна!
– Рика, где ты видела фотографии?
– Прессу надо уважать и регулярно просматривать. Тогда будешь точно знать, что люди думают о тебе, и что следует думать тебе о них.
– У тебя есть газеты с моими снимками?!
– И даже глянцевый журнал. «Клавдия Белозерская раскрепощается», – написано на обложке! Фотография небольшая, но выглядишь ты неплохо и вполне узнаваемо. К сожалению, юркий бой-френд как всегда успел отвернуться.
– Я на них в суд подам!
– Незачем так ершиться. Говорю тебе – качество печати отличное. А что касается синего костюма, как на школьной учителке, сама виновата, за собой надо следить.
– Рика, а ты можешь с кем-нибудь прислать мне две-три газетенки? – «Не посылать же своих, вдруг по дороге высмотрят!»
– Сегодня никак не могу, люди заняты, ждем гостей. Приходи, тебе говорят. Снимками полюбуешься, заодно и прокомментируешь.
Больше глотать невозможно – оскомины полон рот. На каком этапе инволюции Рика утратила чувство элементарного такта? Разве можно ей объяснить, что я не в состоянии ни с кем обсуждать эту тему?
– Извини, я до ночи занята – лак на ногтях ободрался, шесть слоев наносить буду.
– Какая копуша! А компьютер включить можешь? Открой www.сarafannoeradio.ru Найди страницу газеты «Фуфло-инфо». Там твои фотки выставлены, даже те, которые не печатали.
– Я свечусь в интернете?
– И я. И Президент Российской Федерации тоже. Правда, в другом окружении и совсем по другому поводу. Ты в хорошей компании. детка! Развлекайся, пока!
После десяти минут «развлечений», я за дверь боялась нос высунуть. Компьютеры установлены в каждой комнате служащих, каждый в минуту отдыха может зайти на «Фуфель». Перешептываний за спиной я, правда, не замечала… Но что я замечаю, кроме детских лиц, сервировки стола и собственного настроения? Владимир два месяца кряду в глаза меня упрекал! Я не понимала и этого! Думала, устает на работе, нервы шалят, не знает, к чему придраться. А причина-то есть, оказывается! Надо срочно спасать положение! Надо срочно спасать семью!
– Алло, Володя!
– Абонент отключен или временно недоступен…
Может быть, Григорий ответит? То же самое. «Доброе» за границей цивилизации, взывать бесполезно. К Игорю не пойду – стыдно. Надо срочно найти человека (постороннего человека, чтобы больше с ним не встречаться!), который без лишнего шума прекратит все это безобразие.
Владимир не раз повторял, не выходя за двери может подобрать любого специалиста – стоит перетряхнуть коробку с визитками. Карточек у меня множество, на деловых встречах и праздниках каждый норовит подсунуть жене банкира свои телефоны. Стоматолог, гинеколог, проктолог… Надеюсь, в его кабинете не встретимся никогда. Потомственная колдунья снимет сглаз, наведет порчу…. Вряд ли кто сглазит бульварные издания, а они испортят репутацию кому угодно. Брачное агентство, агентство недвижимости, контора «Рога и копыта»… Катя Белоклокова, корреспондент «Нашего времени». Может, она надоумит?
Полгода назад эта милая девушка писала статью о банках Владимира, заезжала к нам на чай. Несколько абзацев посвящались семье Белозерского, мне пришлось дать интервью, даже сфотографироваться. Снимать детей Володя запретил, боится киднеппинга. Прав, конечно. Кстати, статья получилась хорошая, я ее сохранила на память. А господин Белозерский пригласил главного редактора к нам на ужин, хвалил его газету и молодого корреспондента.
Возможно, Катерина в силу своей профессии знает, кто стряпает эти снимки? Может, ему заплатить, чтобы на весь интернет признался в мистификации?
– Добрый вечер! Я говорю с Катериной Белоклоковой?
– Добрый вечер, Клавдия Васильевна.
– Вы узнали меня по голосу через полгода?
– Нет, конечно, Клавдия Васильевна – ваш номер сохранился в памяти телефона. Могу быть чем-то полезна?
– Можете, Катенька. Но разговор должен остаться строго меду нами.
– Я умею хранить чужие тайны, это входит в мои профессиональные обязанности. Речь идет о новой статье?
– Нет. О фотографиях, которые выложены на сайте «Сарафанное радио». Вы их видели?
– Видела. Я немножко знакома с вами и не верю в эту чепуху.
–Я хочу знать, Катенька, кто это сделал? Может быть, вы назовете мне имя фотографа?
– К сожалению, Клавдия Васильевна, тут я вам помочь не могу. Под снимками не стоит подпись автора, «Фуфель» ссылается на анонимного фотолюбителя. Я знакома с парнями, которые не брезгуют тухлятинкой, но уверена: никто из них не стал бы связываться с господином Белозерским.
– Мой муж пустил дело на самотек, я узнала об измышлениях пару часов назад. Вы советуете подать на газету в суд?
– Можно. Но сначала следует найти фотографа и заставить его сознаться в подделке.
– Владимир Павлович не любит скандалов, тем более – публичных.
– Тогда будет достаточно опровержения. Но, опять же, фотографа надо искать в первую очередь. Редактор «Фуфеля» Илья Кривоглазов за ложные факты ответственности не несет. Это написано мелким шрифтом внизу на последней странице.
– А если я заявлюсь в редакцию и пригрожу судом, мне назовут его имя?
– Скорее всего, нет.
– Катенька, а вы можете посоветовать мне частного детектива, умного и тактичного, который выполнит свою работу и тут же о ней забудет? Который гарантированно не продаст сведения в прессу?
– С удовольствием, Клавдия Васильевна! Беркутов Арсений Петрович, частное агентство на Большой Полянке. Занимается адвокатурой и расследованием.
– Вы знаете его лично?
– С лучшей стороны! Три года назад, мой муж был несправедливо обвинен в убийстве. Арсений и его оправдал, и убийцу нашел. После этого случая, я не раз рекомендовала его друзьям и знакомым. Дела были очень серьезные и очень запутанные, но Арсений справлялся всегда.
– Катенька, Вы считаете, что профессионал высокого уровня возьмется за мое дело?
– Конечно! Арсений в душе джентльмен, он обязательно заступится за женщину, которую оклеветали. Сейчас я пришлю его телефоны. Но, Клавдия Васильевна, зачем вам заниматься этим самой? В штате Владимира Павловича есть адвокаты и силовики. В миг все уладят.
– Катя, я не знаю, по какой причине мой муж не привлекает своих людей.
Телефоны пришли, и я долго смотрела на цифры, не решалась набрать номер сыщика. В самом деле, почему мой муж, мой родной, мой любимый человек, позволяет порочить родную любимую женщину на протяжении двух месяцев? Почему не привлекает клеветников к ответственности? С помощью Игоря, например. Или Василия Купченко, начальника отдела охраны. Василий – мужик серьезный. Вмиг мерзавца анонимного фотографа схватил бы за шиворот, устранил бы «недоразумение».
Ответ вдруг нарисовался сам собой в моей голове, маленькими картинками… И я долго сидела, разглядывала… А они росли, разбухали… Сыпали комментариями, насмехались ехидными репликами облачком изо рта, как в газетных карикатурах… А я не могла понять: они правы? Или обманывают?
Владимир использовал ситуацию, ждал ее развития, чтобы подсунуть мне договор о фиктивном браке. Или создал эту ситуацию сам.
Он рассчитывал, я по глупости сама забегу в мышеловку. Подпись под мерзкими пунктами, по сути, будет признанием: у меня завелся любовник! Такой бумагой на бракоразводном процессе махать хорошо: и неверность уже доказана, и можно поднимать вопрос об устранении блудливой матери от воспитания сына… Владимир станет опекуном Мишеньки и никогда не подпустит меня к нему! Как не подпускает Ванду к Стаське и Аське!
«Ради кого он это делает?» – «Ради детей…»
Господи, как я сразу не догадалась: ради того, чтобы отобрать у меня детей!
К этой мысли надо привыкнуть. Надо уговорить себя допустить такую возможность хотя бы теоретически. Надо чуть поверить в нее…
Не допускалось, не привыкалось, не верилось…
День лениво сливался в вечер, солнце палило в окна. Дважды звонила Магдалина Никитишна, спрашивала мое мнение по каким-то домашним вопросам. Я дважды не знала ответов, ступор парализовал мышление.
Поверить в подлость Володи… Поверить в счастливую соперницу, которая шаг за шагом, словно королева Мария-Терезия, передвигает пограничные столбы в его сердце… Когда ротозейка Босния разглядела границу с Австралией у дворов своих деревень, выражать протест было поздно.
Сегодня коварная королева добилась многого. Следующим ее ходом будет наш развод.
Логично.
Не правдоподобно.
Мне упорно, упрямо казалось, что эта догадка совсем, совсем не правдоподобная.
«Выигрывает тот, кто смотрит на вещи реально». Этот девиз я вычитала в американском романе. Там тоже речь шла о женщине, и тоже с тремя детьми, чей супруг уходил из семьи ради прекрасной соседки. Умная миссис не истерила, не рвала чужие белокурые локоны. Она изменяла на лысине благоверного с супругом соперницы и договаривалась с ним, как предотвратить оба развода. Рассудочная любовь победила безумную.
