Валерия Василевская
Просроченная клевета
Я тоже должна быть рассудочной. Я постараюсь, пойму, кто мне ввинчивает рога. Я тоже не побоюсь посмотреть на вещи реально.
А если не верю в предательство, если люблю Володю, значит, тем более следует обратиться к специалисту. Он исключит Терезию (как врач исключает аппендицит, пощупав больной живот), успокоит мои подозрения и объяснит причину странных поступков супруга. Кроме того, найдет гаденького фотографа и заставит его написать извинительную объяснительную. Все будет хорошо, я это знаю… Пора позвонить, пора…
В воскресенье мне сообщили, что Владимир убит.
Элитный санаторий «Дубовая роща» близ Ореховки.
Глава 3. О чем толкуют сыскари?
– Товарищ капитан, нам придется расследовать это убийство?
– Ни в коем разе, господин практикант Заковыркин. Часа через полтора прибудут коллеги из Москвы, снимут отпечатки, заберут труп. Бумаги для передачи подготовил? Дай гляну. Место преступления… Первичные показания свидетелей… Отчет кинолога… Хвалю. Умеешь выражаться грамотно, со знанием дела. А картину преступления как себе представляешь?
– Думаю, воссоздать не трудно. Владимир Белозерский встал рано, несмотря на воскресный день. Принял душ, заказал завтрак в номер, надел черный костюм и белую рубашку. А на термометре с утра – двадцать два градуса. Значит, ждал кого-то из новых партнеров, если оделся официально, старых друзей так в санатории не встречают. На столе бумаги разложены, готовился к переговорам. Владислав проснулся попозже и тоже направился в ванную. В это время кто-то постучал, Владимир открыл дверь гостю. В него стреляли в упор, через порог, использовали пистолет с глушителем – в соседних номерах на этаже никто ничего не слышал. Но, я думаю, Владислав все ж различил хлопки. Или вышел из ванной комнаты, не успев стереть пену у рта, хотел что-то брату сказать. А как увидал мертвого, лежащего на полу, у него отказало сердце. Когда официант принес завтрак, оба лежали рядом: один в костюме, другой в пижаме. Убийство совершено на нашей территории. Возможно, замешан кто-то из местных.
– Откуда такие выводы?
– Собака вела до Ореховки.
– До трассы, которая проходит рядом с деревней. Это не одно и то же. Ты, Заковыркин, глубже смотри: не было ограбления. Явно, убийство заказное, дело рук заезжего мастера
– Смешно сказать – убийца вышел через калитку. На воротах вооруженная охрана, а с боку – охране побоку. И скрылся пешком через лес.
– А куда ему было спешить? Умный брат ничего не скажет, а дурочек ничего не понял. Может быть, на обратном пути грибочков в лесу подсобрал. Совместил приятное с полезным.
– На заказное убийство не похоже. Два выстрела в живот – не очень профессионально.
– Профессия, господин Заковыркин, одна, а подходы к ней бывают разные. Большие оригиналы встречаются, с нестандартным творческим изворотом.
– Надо архивы поднять. По оригинальному почерку сразу найдем убийцу.
– А ты не суетись, парень. Никто его вычислять не будет. А заказчика я тебе через несколько дней назову, палец о палец не ударив.
– Не понял, товарищ капитан.
– То-то и дело, не понял, а пора бы соображать. В какие времена мы живем? В эпоху дикопроизрастающего капитализма. С осознания сего момента и начинай цепочку логических заключений.
Сосед у соседа свинью по пьяни украл – не поленись, помири мужиков. Заставь одного животину вернуть или выплатить компенсацию, а другого – забрать заявление. Тюрьма русскому человеку на пользу не пойдет, не на всякую жалобу дело следует заводить, не всякое дело в суд передавать.
В соседнем селе девку изнасиловали – бегом беги, в суть вникай. Негодяй меж нами завелся, или девке сил нет замуж хочется, решила паренька заарканить, сначала ласками, потом угрозами. И такое в моей практике бывало, причем не раз.
Стариков в деревнях убивают ради копеечной пенсии – ночи не спи, вычисляй, выслеживай отморозков.
А в дела миллионщиков не лезь. Эти люди между собой страну на куски рвут, перераспределяют сферы влияния да природные богатства, как будто бы принадлежавшие народу. Сами и разберутся. Если решат убийцу Белозерского наказать – мы с тобой это скоро узнаем, из новых некрологов. А ежели безвременная кончина сердешного корпорации ихней по вкусу пришлась, на этом и завершится. Кто сгребет его банки в карман – тот и заказчик, или подставное лицо заказчика. Без точного расчета такие дела не делаются. Сунешься в жернов – перемолотят и панихиду не отпоют. Усек, практикант Заковыркин?
– Усек, товарищ капитан.
– Старшему по званию следует отвечать по уставу. Чему вас в школе учили?
– Так точно, товарищ капитан!
– Вдова покойного скоро подъедет труп опознать. Не люблю я эти сцены, в соседней комнате отсижусь. Ежели любит, сейчас тут истерика начнется, обмороки один за другим. Врач не ушел?
– Не ушел, товарищ капитан. Владислава пытается в чувство привести.
– Долго ж ему стараться. Я слышал, этот парень с пяти лет ходит и улыбается, хотя родился нормальным.
– Семья Белозерских из соседнего района, отец и мать работали учителями. Бандиты влезли в их дом, родителей убили на глазах у детей, над матерью издевались. Владимир сильнее оказался, он после компенсационного лечения развивался нормально, тетка забрала его к себе. А Владислав поправиться не смог. Испуг остановил его умственное развитие, его родственники взять не решились.
– Эта история произошла, когда меня еще в проекте не было. Ты откуда подробности знаешь?
– Весь санаторий гудит, товарищ капитан. Я между делом разговоры послушал и историю болезни почитал.
– А ты не прост, господин Заковыркин!
– Младший сержант Заковыкин, товарищ капитан.
– О том, что я тебе сказывал, не забывай, младший сержант. Не лезь в это дело. Если вдове покойного сейчас плохо станет, беги за врачом. Ежели хорошо, делай вид, что так и быть до́лжно. Деньги, они утешают. Ни с каким компенсационным лечением не сравнчтся.
Игорь Особчук
Сколько лет знаю эту женщину, все восхищаюсь ею. Держит удар жестко, словно английская леди. Кто ее этому научил? Во всяком случае, не отец пьяница и не мать поломойка. Всю дорогу молчит, никому не доверяет свою боль. «Главное, нам с тобой, Игорь, детишек надо поднять, – тихо произнесла, вскинула на секунду голубой болезненный взгляд. – Ты уж не оставляй нас». И опять замкнулась в себе, постаревшая лет на десять.
Главного много. Основной капитал Белозерский заблаговременно перевел за границу. Там он в абсолютной безопасности, бухнет, как опара на дрожжах. В России со смертью владельца следует ожидать ударов со стороны конкурентов. Совет директоров состоит из компетентных, проверенных временем и кризисами товарищей, но все ли они сохранят лояльность к наследникам? Любое предательство не исключено. Вернее, к скорым предательствам надо готовиться. Сумеем мы удержать банки в своих руках? Будут ли банки в наших руках приносить прежнюю прибыль? Нужно продать бизнес раньше, чем он откровенно развалится, а вырученные средства вложить в акции, которые много лет приносили Владимиру стабильный доход. Это верно. Продажа – лучший выход из положения. С такими деньжищами, мы и детей поднимем, и внуков, и правнуков, и сами в обиде не останемся…
Все, что случилось потом,
сохранилось в резервах памяти рваными клочками диалогов. Клавдия говорила и думала, принимала решения и отдавала приказы… Гнула боль, смертельная боль… И животный, уверенный страх, будто убийца рядом, ходит за нею следом.
– Обопрись на мою руку, Клава. Тебе не обязательно смотреть внимательно… Я всегда буду рядом. Куда нам пройти, товарищ сержант?…
– Клавдия Васильевна, вы узнаете этого человека?
– Да… Это… мой муж.
– Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату. Ваши показания должны быть зафиксированы.
– Позвольте, я немного посижу в коридоре. Пожалуйста, принесите стакан воды…
– Распишитесь, Клавдия Васильевна, вот здесь и здесь. Добавьте: «С моих слов записано верно».
– Когда я смогу получить Владимира Павловича?
– Это решать не мне. Скоро подъедет бригада с Петровки, они заберут тело на исследование.
– Я… обязана их дождаться?
– Не думаю. По крайней мере, не в таком состоянии. Следователь сам свяжется с вами, когда сочтет нужным.
– Скажите им… От моего имени… Я объявляю награду в сто тысяч долларов человеку, который найдет убийцу и заказчика.
– Клава, позволь напомнить: до оформления права на наследство…
– Владимир Павлович позаботился, чтоб у меня были личные деньги, награда гарантируется. Сто пятьдесят тысяч, если заказчик будет найден в ближайшее время. Передайте это оперативникам с Петровки, товарищ капитан. Игорь, проводи меня к врачу…
– Вениамин Николаевич, что с Владиславом? Как он себя чувствует?
– Больной перенес сердечный приступ – убийство совершилось почти на его глазах. Сейчас спит.
– Он… будет жить?
– Очень надеюсь, но серьезное лечение необходимо. Я условия реанимации обеспечить здесь не смогу. Сами понимаете, в санатории люди отдыхают и лечатся от хронических заболеваний типа ревматизма, но не от инфаркта.
– Я должна отвести Владислава в больницу?
– Безусловно. Но я не знаю ни одной хорошей больницы кардиологического профиля, где приняли бы больного с основным диагнозом Владислава Павловича.
– Ясно. Игорь, звони немедленно Чибисову. Пускай подключает кого угодно, но к нашему приезду в доме должна быть оборудована палата для лечения сердца. Лучший в Москве кардиолог и лучшая сиделка должны нас ждать.
– Это очень дорого, Клава. Вряд ли, в твоем положении…
– Владимир очень любил брата. Я не могу предать его память, сколько бы это ни стоило. Вениамин Николаевич, в санатории найдется машина скорой помощи? Потребуется ваше сопровождение, очень прошу. Игорь, я думаю, тебе лучше дождаться милиции. Мало ли, какие пояснения потребуются…
– Мама, что с папой?
– Верочка, немедленно собирайте чемоданы Насти и Стасика. Купченко здесь? Пускай зайдет ко мне.
– Василий Брониславович, нужна ваша помощь. Старшие дети должны уехать в Канаду, немедленно, прямо сейчас. Выберите четверых самых надежных бойцов для сопровождения. До Внуково поедут в бронемашине. В аэропорту Мехико их встретят. Бойцы останутся при детях телохранителями, на неопределенное время, когда можно будет вернуться.
Поставьте охрану у комнаты Владислава и у комнаты малышей. К сожалению, их я отправить пока не могу. С Владиславом никто не должен разговаривать, кроме медработников. И, тем более, никто не должен напоминать о случившемся. Доктор предупредил, что больному нужен исключительный покой.
Организуйте охрану периметра в две смены по двенадцать часов – бойцы должны хорошо отсыпаться. Пропустите по поверхности ток и через каждые три метра развесьте предупреждения.
Проверьте работу всех камер наблюдения. Где считаете нужным, установите новые. Немедленно. Проследите, чтоб все ставни были заперты днем и ночью – дом не должен простреливаться с деревьев.
С этой минуты никто из посторонних людей не проходит на территорию. Молочница оставляет продукты охранникам у ворот. И прочее, не мне вас учить. Новых жертв быть не должно.
– Каждый день приезжает машина с продуктами фермы.
– Водитель остается в будке, охранник подвозит товар к кухне.
– Вам тоже нужен телохранитель, Клавдия Васильевна.
– Думаю, лишнее, по крайней мере, в этих стенах. На ночь дом должен превращаться в охраняемую крепость, все окна и двери ставятся на сигнализацию. Проведите беседу со служащими. Каждый, кто боится, должен покинуть территорию в течении часа. Каждый, кто остается, будет жить здесь безвыходно, вплоть до завершения расследования.
– Клавдия Васильевна, если вы боитесь покушения на детишек, не проще уехать сразу после похорон, всей семьей? Я уверен, многие готовы купить ваши банки.
– Я уверена: многие захотят получить их за бесценок. Но банки пока не мои, завещание будет оглашено завтра. Все остальное завтра и продумаем. Кстати, за поимку преступников назначена награда. Это распространяется и на ваших ребят.
Ночью она ходила по коридорам в длинном ночном халате, словно дух зачумленного дома. Молодые парни охранники смущенно опускали глаза, когда хозяйка в неглиже проплывала мимо. Проверяла запоры на окнах и на дверях, говорила с оставшимся на ночь врачом, заглянула в комнату к детям. Молоденькая няня Алиса плакала как ребенок, откинувшись затылком на подушку, не закрывая лица. Мишка и Машка ей вторили, нянечка не замечала. Верочка успокаивала младенцев, но ее неумелые попытки подстрекали крикунов реветь еще громче. Пришлось вести Алису в гостевую, укладывать в постель, отпаивать пустырником. Клава долго сидела рядом, поглаживала мокрую от слез кудрявую голову.
– Как же так? – причитала Лисочка. – Убит? Он был таким живым еще утром… И вдруг убит? Такой замечательный человек! Клавдия Васильевна, я так любила Владимира Павловича! Мне так жалко его! Как же мы теперь будем жить?
– Да, Лисочка, я все знаю, Владимир Павлович тоже очень тебя любил. Он мне повторял постоянно: «Береги эту девочку, Клава. Ее нам Сам Бог послал». Ты успокойся, засни. Завтра станет полегче. Завтра мы все подумаем, что будем делать дальше…
А потом сама долго плакала на коленях у старой Никитишны. Но рыдала без причитаний, никому не решалась доверить страхи, что свивались в душе клубком.
После пяти утра усталость взяла свое. Клава вернулась в спальню, сцедила и вылила молоко – Мишка и Машка не должны принимать ее боли. Прислонилась к подушке – и юркнула в черную пустоту.
Глава 4. Женщина, которую я люблю, не плач.
Завещанье читали в офисе, расположенном на третьем этаже самого крупного банка Белозерского на Арбате. Клава сидела в черном, страшненькая, осунувшаяся, положив руку матери себе на колени. Глава юридического отдела Михаил Заболоцкий окинул взглядом малочисленную группу родственников и вскрыл конверт.
– «Я, Белозерский Владимир Павлович, – зазвучал его приглушенный, немного торжественный голос, – в здравом уме и ясной памяти, желая отблагодарить дорогих и близких людей, чьей любовью, заботой и дружбой был счастлив при жизни, завещаю:
Моей любимой тете Апраскиной Валентине Борисовне, заменившую мне мать в трудные годы детства – триста тысяч долларов и коттедж в Испании, на берегу Средиземного моря.
Ее детям, моим дорогим братьям, Василию Михайловичу Апраскину и Константину Михайловичу Апраскину – по двести тысяч долларов каждому.
Моим любимым племянникам Матвею Васильевичу и Жанне Константиновне Апраскиным – по сто тысяч долларов каждому.
Моей маленькой племяннице Марии Игоревне Особчук, чье будущее еще не определено – сто тысяч долларов и трехкомнатную квартиру в Москве.
Моему другу детства, бессменному телохранителю, не раз спасавшему меня от верной гибели, Василию Брониславовичу Купченко – двести тысяч долларов.
Бессменной управляющей моего дома Магдалине Никитичне Скороходовой – пятьдесят тысяч долларов.
На содержание моего брата Владислава Павловича Белозерского открыт отдельный счет, распоряжаться которым доверяю моей супруге Белозерской Клавдии Васильевне.
Весь оставшийся капитал в рублях, долларах и евро, которым буду владеть к моменту смерти, а также акции и ценные бумаги, банки в Москве, недвижимость в России и за рубежом, передаются в распоряжение Белозерской Клавдии Васильевны, чтоб она разделила их на четыре равные доли и оформила каждую четверть на себя и моих детей: Белозерского Станислава Владимировича, Белозерскую Анастасию Владимировну и Белозерского Михаила Владимировича.
Уточняю особо: моя первая жена, Полянская Ванда Станиславовна, как мать, отказавшаяся от детей в младенчестве, не получает ничего от меня и не имеет права наследования моего состояния после своих детей.
Опекуном над всеми детьми назначается Белозерская Клавдия Васильевна.
Закрытый конверт, прилагаемый к этому завещанию, прошу передать лично в руки Клавдии Васильевне».
Заболоцкий протянул через стол большой канцелярский конверт, на котором крупным почерком покойного было выведено: «Открой одна. 15 августа 2004 г.» Слезы навернулись на глаза, лица вокруг слились. Завещание было написано почти год назад, вскоре после рождения Мишеньки, и с тех пор не менялось. Даже события двух последних месяцев не заставили мужа усомниться в ее преданности семье.
В опустевшем кабинете мужа, Клавдия распечатала конверт.
«Моя дорогая женщина, женщина, которую я безмерно люблю, не плач. Я уже примирился с мыслью, что скоро покину тебя – сердце последнее время болит не на шутку. Смирись и ты. Мы не бессмертны, факт. Но начинаем считаться с общеизвестным фактом, когда ночью дрожим от холода, представляя себя в могиле… В яме, которая еще не вырыта.
Я уверен, все будет на высоте – лакированный гроб и море живых цветов, печальная музыка и печальные лица. Я знаю, что горе моих друзей и любимых будет искренним. Я предчувствую, что мой уход станет для тебя трагедией. Возможно, ты растеряешься от непомерной ответственности, которую я намерен на тебя возложить.
Это письмо – отчаянная попытка за пределами бытия поддержать тебя, моя голубоглазая женщина, растерянную и одинокую. Ты обречена прожить на земле долгие годы, без моей любви, без моей защиты. Очень хочу надеяться: тебя будут поддерживать деньги, которые я оставляю. Но кто знает, радость они принесут, или станут причиной многих несчастий.
Будь всегда, будь везде осторожна. Не доверяй новым людям, которые окружат твой дом, словно мухи бочонок меда. Одни примутся льстиво лгать, заглядывая в глаза; другие засыпят клятвами, как любят тебя и детей, обольстят умелыми ласками, будут склонять к замужеству; третьи дадут «компетентные, проверенные» советы, куда вложить капиталы. И все роем не успокоятся, пока деньги с твоих счетов не перекочуют в их бездонные карманы.
Я знаю тебя хорошо, не влюбчивую, не доверчивую, не склонную к авантюризму. Надеюсь, гордой и строгой, недоступной для ловких прохвостов, ты останешься навсегда. Надеюсь, сумеешь привить эти бесценные качества нашим детям.
Тогда угрозы и риски, которые влечет за собой обладание большим капиталом, сведутся к минимуму. Сделай, как я прошу.
Раздели деньги и акции, хранящиеся в швейцарском банке, на четыре равные части. Каждую часть переоформи на себя и на наших детей, как это сказано в завещании. Название банка, номера счетов и ячеек записаны на вложенном листке. В этом тебе помогут Курт Гутман и Елена Бринкольт, ведущие мои дела в Женеве. Полные инструкции, как связаться с ними через электронную почту и по телефонам, изложены там же.
Во-вторых, продай банки. Вырученную сумму раздели на четыре части и положи на те же счета. В той же записке ниже я привожу список российских и зарубежных партнеров, заинтересованных в их приобретении, и примерную стоимость каждого банка. Объяснять необходимость продаж, думаю, не стоит. Мои заместители Жданов Павел Валерьянович и Цукато Роман Сергеевич помогут тебе провести финансовые операции.
Образовавшийся в результате капитал станет основным капиталом фамилии Белозерских. Его можно будет передавать из поколения в поколение, регулярно снимая проценты. Поверь, суммы будут достаточными для достойного образа жизни.
Дома и квартиры в России и за рубежом не продавай, дари их детям и внукам по мере взросления, учитывая их пожелания. Не забывай и себя. Может быть, ты решишь переехать в наш маленький домик в Париже?
Как представляю тебя в одиночестве… Впрочем, не буду обманываться. Это я расстаюсь с тобой навсегда, ты ж обречена на новую встречу. Бог даст, она будет счастливой. Я желаю искренне этого.
Береги детей, Клава, заботься о них, сохрани их привязанность в новом браке. Не теряй голову в новой любви. Не позволяй новому мужу бесконтрольно тратить твои деньги, не составляй завещания в его пользу. Научи и детей, когда подрастут, поступать точно так же.
Михаил Заболоцкий и Павел Жданов будут вести твои финансовые и юридические дела, Василий Купченко и его команда сберегут дорогих мне людей во мне неподвластном будущем. Я с каждым договорился. Каждого знаю десятки лет, на каждого могу положиться за гранью бытия.
Тем не менее, я умру с гнетущей тревогой на сердце. Если б я мог все предвидеть, если б я был способен предостеречь детей от непредсказуемых ударов будущего! Если бы мне позволялось любить тебя вечно, Клава! Увы, семизначные цифры на банковских счетах еще никому не обеспечивали бессмертия.
Наоборот. Частенько они становятся причиной преждевременного ухода. За что, в таком случае, я борюсь? Зачем получаю все новые и новые прибыли, которыми никогда не сумею воспользоваться? Зачем перелопачиваю доллары, которые, может быть, поставят под угрозу твою жизнь? Жизнь Мишеньки, Настеньки, Стаса? Если б я мог вас оставить со спокойным сердцем… Если б я был уверен, что моя ненасытная страсть не причинит вреда…»
Письмо обрывалось на полуслове, как будто автор не находил оправдания делу всей жизни. Будто так и не решился произнести последнее «прощай»…
Клавдия аккуратно сложила листочки и спрятала во внутренний карман пиджака – ночью у нее будет время поплакать над ними.
Летний Арбат за окном плавился в ядовитом мареве дымящегося асфальта. Полуобнаженные матери вели за руки загорелых детей, ребятишки поспешно слизывали таящее мороженое. Стоянка перед фасадом забита плотно машинами, подъезжают новые, новые. На ступеньках банка толпа нервных испуганных вкладчиков. Входные двери закрыты со вчерашнего дня. Клавдия зябко поежилась, натянула рукава на кисти рук. Восемнадцать градусов – это норма в ЕГО кабинетах, дома и на работе. Вышла в приемную:
– Виктория Львовна, будьте добры, пригласите ко мне Жданова, Цукато и Заболоцкого.
– Павел Валерьянович, Роман Сергеевич, я хотела бы знать, смогут ли банки эффективно работать без Владимира Павловича? И найдется ли человек, который способен взять руководство на себя, действуя от моего имени?
Жданов, невысокий пятидесятилетний крепыш с округлым лицом, переходящим в Ленинский высокий лоб, уставился на наследницу с нескрываемым изумлением сквозь стекло роговых очков. Второй заместитель, Цукато, среднего роста, с удлиненным носатым фейсом и седой шевелюрой, облек его молчание во фразу:
– Мы получили четкие инструкции от Владимира Павловича, какие меры обязаны предпринять после его ухода. Не думаю, что иные действия, как бы они ни казались заманчивы, приведут к лучшим результатам.
Клавдия сжала губы:
– В последнее время, мой муж склонялся к перемене первоначальных решений. Он часто обсуждал со мной стабилизацию экономического положения в России. Надеялся на сохранения дела своей жизни, на передачу детям и внукам.
– В России невозможно серьезно рассчитывать на длительную стабилизацию. Каждый новый Президент может принести с собой новую идеологию и новую экономическую политику. – Жданов выразил свое мнение, но в глазах загорелся интерес. Со все возрастающим любопытством рассматривал он молодую вдову, мерзнвшую под напором кондиционера.
– И все же? – Теперь Белозерская обращалась лично к нему.
– Банки работать, конечно, смогли бы… – неуверенно продолжил первый заместитель. – Дело налажено хорошо, совет директоров действует согласованно, я мог бы заниматься общим руководством, как делал это не раз во время отлучек Владимира Павловича. Если бы не некоторые обстоятельства…
– Слушаю вас внимательно.
– Если б не паника, которая начинается в рядах наших вкладчиков. Сегодня, после публикаций в газетах о смерти господина Белозерского, многие ринулись в банки, чтоб забрать свои вклады. Народ наш битый и выученный, боится потерять сбережения. Спуститесь вниз, вы сами во всем убедитесь. В ближайшие дни, толпа у дверей будут расти в геометрической прогрессии.
– Как, по-вашему, сколько дней банки должны платить, чтоб паника успокоилась?
– Не менее трех недель. Однако, за это время новые финансовые поступления сведутся к минимуму и будут состоять в основном из вынужденных месячных взносов за полученные кредиты. Крупные и мелкие вкладчики, которые планировали обратиться к нам, переметнутся к конкурентам. Догадаться не сложно – мы разоримся. Наступит день, когда нам будет нечем платить.
– То есть, мы отдадим все, но никто не сочтет нужным отдать нам кредиты досрочно и в полном объеме… А если использовать средства из Швейцарии? Тогда, мы сможем вернуть доверие вкладчиков и привлечь новых, поднимая проценты по вкладам. Придется приложить усилия, но со временем банки восстановятся в прежних позициях.
– Можно, но я не советую. – Юрист Заболоцкий, подтянутый, худощавый сорокалетний мачо, аргументировал жестко, с напором. – Владимир Павлович откладывал эти деньги для семьи, как неприкосновенный запас. К тому же, судите сами: на рынке мы не одни. Финансовые трупоеды уже собираются в стаи, уже делят вашу собственность, уже занимают ваши позиции, и вам никогда не удастся вернуть их назад. Эти люди не пожалеют миллионов на подкуп государственных чиновников. И чиновники закроют глаза на ряд беззаконий, которые произойдут в ближайшее время.
Насильственная смерть Владимира Павловича – это только начало. Мы не знаем, кто стоит за ней и каков будет его следующий шаг. В газетах уже появились статейки на тему финансовой несостоятельности преемников Белозерского. О том, что вдова отправит наличные за границу и оставит вкладчиков с носом. Когда успели их нацарапать? Заранее знали, что Белозерский будет убит?
– Мы видим только цветочки, – подхватил Жданов. – Не дай вам Бог, Клавдия Васильевна, напороться на шипы этого ядовитого растения. Подумайте о детях. Мой вам совет: держите банки закрытыми под предлогом общей ревизии. И немедленно начинайте переговоры о продажах. Когда вкладчики убедятся, что финансовые дела переходят в надежные руки, истерика прекратится. Предложения уже поступили, я принес факсы. Разумеется, трупоеды предлагают вам цены значительно ниже сумм, которые мог бы получить Владимир Павлович, но никто не даст больше. С этой минуты, игра идет только на понижение.
– Вы хотите сказать, что рыночная стоимость банков Белозерского через две-три недели станет гораздо ниже, чем их стоимость на сегодняшний день?
– В несколько раз ниже. – Цукато не мог и не хотел скрывать раздражения. – В этом я убеждался не раз, ситуации повторяются. Каждый день промедления принесет вам убытки в миллионы долларов. Владимир Павлович умел принимать решения быстро и точно. Я надеюсь, его наследница…
«Растеряет как можно меньше. Я тоже хотела б на это надеяться».
– Пожалуйста, передайте мне факсы, я оценю предложения. – Под взглядами финансистов, Клавдия не торопясь просмотрела листки. – Хм-м… А разве господин Ропшильд не заинтересовался свежатинкой?
– Прямых предложений не поступило. Возможно, вступил в переговоры через подставных лиц.
– Михаил Сергеевич, с точки зрения закона, мы обязаны начинать выплаты с сегодняшнего дня? Мы можем открыть кассы через несколько дней или передать свои обязательства покупателям?
– С точки зрения закона и здравого смысла, наследник обязан, как минимум, пересчитать свое имущество и войти в курс дела. Переоформление документов на ваше имя, опять же, потребует времени. Что касается обязательств по выплатам, они безусловно будут переданы покупателям – в этом весь смысл сделки. Свидетельство о смерти мужа вы не получили?
– Сначала надо съездить на Петровку, получить справку.
– Не беспокойтесь, Клавдия Васильевна. Я подготовлю доверенность на свое имя и сделаю все.
– Кроме того, выделите людей для организации похорон и поминок. Я уже обратилась в агентство «Ритуал», с ним согласуйте.
– На каком кладбище?
– Владимир Павлович не однажды мне повторял, что не хочет лежать в сырой холодной земле. Что горячий костер, который мгновенно освободит его душу, предпочтительней. Я обязана выполнить его волю.
– Безусловно. Будут еще указания?
– Держите меня в курсе событий, я всегда на связи. Павел Валерьянович, Роман Сергеевич, начните ревизии немедленно. Я хотела бы знать разницу между имеющимся на данный момент налом, ожидаемыми поступлениями на ближайшие три недели, и общей суммой вкладов наших клиентов. Надеюсь, не все они будут востребованы, но надо готовиться к худшему. Когда я смогу получить предварительные данные по каждому банку?
– Часа через два. Более точный отчет – к концу дня. Что мне ответить по факсам?
– Накиньте по двадцать миллионов и начинайте предварительный торг. Встретимся вечером в этом кабинете, позже я назначу точное время. И вот еще что. Пока ведется следствие, Купченко и его люди получают чрезвычайные полномочия. Они вправе просматривать любые бумаги, любой компьютер, любой кабинет, задавать любому служащему любые вопросы. Кроме того, будут приходить оперативники из милиции. Объясните это коллегам. Надеюсь на общее понимание и содействие следствию.
– Ясненько-понятненько…
Заместители вышли из кабинета в состоянии глубокой задумчивости. Они не были готовы к такому повороту событий, борьба за банки Белозерского не входила в их жизненные планы.
– Похоже, мы влипли, – произнес Жданов, когда глава юридического отдела Заболоцкий свернул в свой коридор.
– Похоже, ты влип, мой друг. Я не давал обещаний прыгать на задних лапках на поводке у дамочки, – Цукато брезгливо поморщился.
– Уйдешь?
– Покуда не поздно. Сегодня в развале банков обвиняют смерть Владимира, а через две недели станут обвинять нас с тобой. Не справились в критической ситуации, не доказали высокий профессонализм.. Кому тогда будем нужны?
– В самом деле… Кому мы еще нужны, кроме этой дамочки и его детей? За что нам Владимир платил?
– Владимир подмял нас под себя! Вспомни март девяносто третьего. Если бы не тот случай, банкиром был бы я.
– До сих пор свербит?
– А ты сам простил?
– А ты, друг, вспомни другое. Владимир разорялся дважды, в девяносто шестом и в девяносто восьмом, и дважды всплывал на поверхность. Кто мешал нам с тобой соорудить легкий плот и пуститься в автономное плаванье? Молчишь? А я полагаю, якорь нам мешал. Якорь из отчислений, которые мы получали регулярно и в полной мере, несмотря на его банкротства и финансовую неразбериху в стране.
В замах – гарантированно и без риска. В банкирах получишь поболее, но можно и пулю схлопотать. Так и вышло. Ты всегда это знал, потому не высовывался.
– Ты на что намекаешь? Ты думаешь, я заранее знал об убийстве?
Когда за мужчинами закрылась дверь,
Клавдия достала сотовый телефон, расправила сложенный вчетверо листочек. Абонент в Женеве взял трубку сразу.
– Добрый день! – приветливый голос далекой бизнес-вумен звучал почти без акцента. Очевидно, на дисплее ее телефона сразу высветилось: «Россия, Москва». – Елена Бринкольт, заведующая отделом долгосрочных вкладов в банке «Он-рич», Женева. Чем могу быть полезна?
