Ваня Кирпичиков
Некропена
Глава 2
Борька надеялся на внутренний голос, и он ему указал неожиданно на бомжа, который валялся возле церковного забора.
Это существо здесь обитало давно. Оно не просто тут располагалось – оно чего-то периодически кричало и декларировало. Бомж в пьяном угаре иногда вставал, держась за изгородь, и держа Библию, пропагандировал христианские заповеди, моля о прощении у прохожих, рыдая и одновременно ругаясь. Юродствовал. Или лукавил. На следующий день он мог топтать ногой священное писание и визжать о всевластии Корана. Потом мог бормотать о собственной придуманной религии. Даже теории Дарвина нашлось место в его пьяных выступлениях. Он метался возле забора, хватал то Библию, то Коран, то какую-то книгу с формулами и пытался указать прихожанам истину, не совсем понятную даже ему. Затем от алкогольной одури умолкал и падал в грязь, рассыпая возле себя книги-транспаранты. Забытье прекращалось, когда выветривалось спиртное, и бомж вставал и просил милостыню, не обращая внимания на свою библиотеку, порванную и грязную.
В таком состоянии Борька застал своего будущего слушателя. Ефимкин подошел к бомжу и пытался раскрыть рот, чтобы вымолвить слова знакомства, но гнусное тело, потусторонне посмотрев на Борьку, заставило его замолчать, указав мутными глазами на место возле себя, где стояла какая-то коробка.
Эта картонка всегда находилась возле бомжа. Он зазывал прохожих к себе и пытался их чем-то озадачить относительно коробки. Произносил первые слова ребуса, но народец быстро убегал от бомженка, и вопросы висли в воздухе, не дождавшись своего слушателя.
Вот и теперь, завидев Борьку, падший без лишних джентльменских па начал словесную атаку по поводу коробки, положив в нее кусок грязи и закрыв плотно крышкой:
– Скажи мне, дорогой, есть ли в коробке грязь?
– Конечно, да, – уверенно и удивленно ответил Ефимкин.
– А докажи это, не открывая коробки! – не унимался бомж.
– Ну…ну…а куда же она денется?! Она там и все. – сопротивлялся Борька, уже краснея. – Вот сейчас открою, и она там будет.
– Когда откроешь – будет, а когда коробка закрыта, будет ли там грязь? – продолжал бомж.
– Ну…ну…это и так понятно, что будет – ей деваться просто некуда.
– Все так уверены, но никто не может доказать наличие грязи, не открывая коробки. Так и в жизни – все явное принимается за истину, а кто или что формирует явное? – резюмировал бомж.
С этими словами он умолк, вопросительно взглянув на Борьку. Ефимкин пытался что-то возразить, но вышло у него как-то неуверенно. Он потупил свой взор, и его мысли поплыли куда-то в бесформенную бесконечность, цепляясь за какие-то догмы существующего парадоксального мира. Задача поставила его в тупик, и, весь взволнованный от открывшейся какой-то истины, Борька улетел в неведомые нереальности, а, вернувшись, загадочно посмотрел на вопрошающего и ощутил его родственной душой и единомышленником.
Проигнорировав вопрос бомжа, Ефимкин достал из кармана бутылку пива и стаканы. Налив в емкость хмельного, протянул бомжу:
– Вот. На. Глотни.
Когда смердящий пил напиток, Борька ему стал вещать свою пенную теорию. При этом периодически показывал на пену в стакане и сравнивал ее с людской пеной своего миромышления. “Ванька-идиот”, а именно так звали бомжика, внимательно слушал речи, заглатывая в свою материю-утробу пену-бытие.
После окончания лекции Борька проникновенно взглянул на Ваньку, чтобы усмотреть в его глазах понимание. Бомж, наполнившись энергией, произнес:
– Ну…так оно и есть… Все понятно… Вот только откуда пена взялась? Она всегда была или ее к нам Кто-то занес? Она есть сейчас. То уменьшается, то увеличивается. Но откуда она взялась? – повторял философски Ванька и продолжал задавать вопросы, то ли самому себе, то ли Боре. – А может она никогда бы не появилась? Вообще никогда. Прошли миллионы лет – жизни – пены нет, еще прошли миллионы – опять нет и так далее. Я к твоему удивлению такие вопросы себе задавал и вот что надумал, лежа здесь, на паперти – пена случайно оказалась у нас. Ну, вот, к примеру, видишь, собака пробежала, и из нее вывалился кусок говна. Собака и не ведала, скорее всего, что от нее что-то отвалилось и осталось лежать где-то. Она могла сюда вообще не забежать. Никогда. Но случайно оказалась тут, какнула и, оставив кусок своей жизнедеятельности или нежизнедеятельности, растворилась в пространстве. Вот Кто-то также, подобно собаке, случайно и бессознательно оставил здесь рассаду пены-кала, и она начала увеличиваться в размере, достигнув сегодняшних объемов. Этот Кто-то и не знает, что он обронил часть своей материи, и что она стала называться громким словом “цивилизация” или пеной, как ты ее называешь. Этот точно не заботился о ее содержании. Об оставленном куске Ему ничего неизвестно. Но как оказалось, эта отвалившаяся часть живуча и поддерживает популяцию пузырьков твоей пены, Борис.
– А куда исчез Тот и откуда он здесь оказался? – включился в диалог Борька.
– Я так мыслю, что Тот мог здесь случайно родиться- появиться и мгновенно умереть-раствориться, оставив после себя вот такую какашульку в виде пенки. Ненадолго был тут. Скоротечно образовавшись, неизвестный субъект моментально самоуничтожился-умер. Я думаю, что Он ни к какому виду, типу и роду живых существ не принадлежал – так…какое-то неотождествленное новообразование непонятное никому. Никому – значит и самому себе также. Он себя никак не понимал и не ощущал себя. Мгновенное зарождение и быстрая смерть некой субстанции. Пойми, во вселенной вероятность любого процесса ненулевая. Время или что-то его напоминающее вечно и поэтому в пространстве-вселенной все возможно – все тобой представляемое и не только представляемое. Все. Вот и здесь что-то появилось, и что-то пропало, отшвырнув от себя пену с составляющими ее пузырями. Боря, я предполагаю, что вокруг нас есть что-то, что мы не видим, не слышим, не представляем. Оно есть, так как время вечно, а в вечности все возможно и не только явное для нас. Есть невидимое глазу и невоспринимаемое ушами. Вот ты помнишь, я тебя спрашивал по поводу грязи в коробке?
– Да, – очнулся Ефимкин, – помню.
– Грязь в коробке, – продолжал бомж,– могла просто исчезнуть по причине того, что всякое событие возможно. Грязь есть, а в коробке она могла исчезнуть. Случайно. И не только в коробке. Лежа на руке, могла пропасть. Я тебе, Борька, могу сказать также, что ты вот сейчас здесь стоишь и слушаешь меня, но можешь внезапно исчезнуть только потому, что всякий случай имеет место быть. Ведь время вечно, а значит, все возможно. Вероятность любого действа не нулевая.
– Скажи, Ванька, а откуда у оставленных пузырьков пены появились какие-то мозги. Это как?
– Это тоже все случайно. Я больше скажу – движение и развитие – это, на мой взгляд, отклонение от нормы. Я так думаю, что прогресс – недолгий процесс. В неудобной форме пена находится. Скоро все придет в соответствие. Жизнь будет, но на уровне животного мира или травки. Но…случай может снова произойти и тогда разум опять появится и потом, возможно, снова пропадет. Кстати, так может быть вечно, если пена не исчезнет. Случайно.
– А что нам делать? – испуганно спросил Ефимкин, – что?
– Наблюдать и жить в своем пузырьке, ощущая свою мимолетность. Не думать о высоких материях. Просто пить, например, водку или пиво.
– А развиваться, учиться, к чему-то стремиться надо?
– Не стоит. Мне кажется, это противоречит общей задумке пены. Разум губительно действует на общую структуру пены. Он – отклонение, исключение, случай. Отрицательно воздействует на жизнеспособность пены. Так глядишь, и остановит пенообразование.
– Вань, а теперь поясни мне самый главный вопрос – откуда все появилось? Ну…вся вселенная. Почему все возникает случайно, кто установил так? – пролепетал Борька, допив пиво из бутылки, – кто начальник всего? Бог главенствует повсюду?
– Ну, бог – это такое же слово, как стакан, например. Просто слово, не имеющее отношение к замыслу вселенной. Я, Борь, так скажу. Глобально. Я тебе тут много наговорил разного, но пойми самое главное – я пользуюсь разумом, а он …просто разум, который случайно появился, может исчезнуть, и вообще не свойственен вселенной, наверное…Я так думаю. Что на самом деле кругом – когда–то прояснится. Случайным образом. Кому-то. Мимолетно. А может и нет…
Тут Ванька остановился. Несколько подумал и сказал:
– Я, Борь, противоречиво говорю. Путаюсь…В поисках, так сказать, нахожусь. Сущего, Истины…Понимаешь? Иногда думаю – а может мой разум не есть инструмент для поиска причины всего существующего? Может он и не дан для этих целей? Может то, что я тебе наговорил просто слова и все? Мысли мои, работа моего разума. Может разум создан только для поиска пропитания и других забав? И не сформирован для более серьезных задач… А есть ли что-то, с помощью чего можно познать Истину? Может она не познаваема в принципе?.. Никогда…Истина – глобальна. Что ей до нас?
– Вань, так получается, что мы друг другу наговорили – это все наши фантазии? Разум не способен постичь высшие материи?
– Я думаю, что это так. Все, что создано пеной-человечеством – это живопись на холсте. Красивая. Нравящаяся большинству. Науки и теории – это пригодные формы для описания окружающего, разработанные человечеством. Сделанные под себя и иногда хорошо действующие. А когда задаются серьезные вопросы – кто мы? что вокруг? для чего все сущее? где начало и конец? – тут и конец всем наукам, тормоз.
