Василина Александровна Лебедева
Контракт с Аншиассом

Полная версия

Закончив с ногой, он пересел ближе.

– Необходимо оголить плечо, чтобы была возможность контакта с кожей, где было повреждение, – ровным голосом произнёс предводящий, и Елизавета сев, начала расстёгивать множество мелких пуговичек жилета.

Она хотела чтобы всё побыстрее закончилось и он ушёл, поэтому нервничая с трудом справлялась с ними. Морщась, сняла жакет, положила рядом, стянула с себя лёгкую блузу, оставшись в бюстгальтере, и легла обратно. И всё это она проделала, отстранённо глядя в сторону.

«Гад, скотина, тварь!», мысленно костерила его, а у самой сердце бешено колотилось от его мягких аккуратных прикосновений.

Махарадж, наблюдая за обнажающейся женщиной, отвернулся. Он прекрасно понимал, что его выдержки может не хватить, но изо всех сил сдерживал свои желания. Когда услышал, что она легла, осмотрел плечо. Приложил ладонь и попытался сконцентрироваться, чтобы поменять потоки сырой силы планеты, но не сумел. Его взгляд постоянно соскальзывал на грудь Элиссы, прикрытую издевательской паутинкой ткани, сквозь которую отчётливо просматривались розовые ореолы сосков.

Мягкие покачивания груди в такт дыханию, а его голова уже едва ли не склонилась к этим манящим холмикам, когда Элиссавет резко выдохнула, чем вернула его в реальность. Резко отвернувшись, он продолжил лечение, после чего стремительно поднявшись, практически сбежал из её цело́ма. Только потом он вспомнил, что не закончил с лечением. Но возвращаться, сидеть рядом, смотреть на неё и вдыхать её запах, не прикасаясь, не завершить дело слиянием – он просто не мог.

Елизавета, всхлипнув, распахнула глаза, с трудом села и начала одеваться. Уж лучше бы он грубо обхватил её ногу, принёс боль, а не наглаживал, не возвращал воспоминания о том, что было между ними и что она, потом услышала от него.

* * *

Три ночи в пути пролетели для Елизаветы одним смазанным пятном. Она успела отлежаться, прежде чем предводящий дал команду на отправку в путь, и теперь не мучилась головной болью, тошнотой, только нога ещё болела. Зато теперь ей на рашцизану залезать и слезать с неё помогал наставник сына.

Когда Уаншихан в первый раз подошёл и сообщил о том, что поможет, Лиза, испуганно посмотрев на мужчину, отказалась, но тот её успокоил объяснением, что это приказ его хозяина.

За эти два дня в пути и после, Лиза ни разу не взглянула ни на одного воина. Сидя на рашцизане, смотрела только перед собой, а когда был привал или они останавливались на отдых, старалась как можно скорее скрыться в цело́ме.

Она прекрасно помнила слова, которые ей бросил предводящий – мол, она и с воинами ведёт себя развратно.

Когда она это успела, Лиза, как ни старалась, не могла понять. Если только за развратные действия он посчитал пару улыбок, да и поговорила она с двумя, расспрашивая о птицах. Лиза, все ночи размышляя, подумала, что если бы они жили в её мире, она могла интерпретировать это как ревность. Но ревность и предводящий?

Нет, ей, конечно, было бы наплевать на его слова, но она прекрасно понимала, что Махарадж может отыграться на своих подчинённых, а ей и сыну придётся жить среди них ещё долгих три года. Как это может отразиться на отношении воинов к её сыну – предугадать легко. Так что во избежание любых дурных мыслей в голове предводящего, она старательно отводила взгляд от каждого тимара.

Зато теперь Лиза, не откладывая, каждый восход перед отходом ко сну разговаривала с Самлешей, и та немного пролила свет на тёмные пятна отношений между цисанами и цисанками.

А отношений как таковых у них оказалось – нет. Вернее, все отношения между полами сводились к банальному совокуплению! При этом только в одной единственной коленно-локтевой позе.

Мужчина как оказалось, не имел права прикасаться к обнажённой женщине спереди, причём везде – грудь, живот, пах, ни-ни! У женщин аналогичный запрет. А уж до члена дотронуться – Боже, упаси! Нельзя! подвергнут таким гонениям, не рада будешь, что вообще увидела этот орган! Причём, насколько знала здрада – это не было закреплено ни в одном законе, нигде документально не запрещено, а вдалбливалось цисанам с рождения, как морально-религиозное вето.

Вот только под эти запреты не попадала социальная ниша саанцишиссов, по-простому говоря проституток и проститутов. С ними можно было что угодно и как угодно.

Из всего Лиза сделала вывод, что они религиозно считают зверьё – чистыми, поэтому и поза звериная и эмоции скрывают – ведь звери не любят! Есть среди зверей такие, которые и о потомстве не заботятся, животные не испытывают ревности и эмоциональных терзаний. Вот и плачевный результат – живут действительно как звери.

К концу третей ночи Елизавета со стоном чуть не упала в руки наставника сына, который ей подошёл помочь, а на встревоженное лицо мужчины и заданный вопрос от сына, ответила, что устала и тело от долгой поездки затекло. На самом же деле у неё должны были вот-вот начаться месячные, которые у неё проходили очень болезненно.

Выпив пару таблеток, Лиза у Самлеши поинтересовалась – как с этим делом обстоит у цисанок? Когда приходили женские дни, она пользовалась заранее купленными ещё на Земле тампонами. Но она их впрок не закупила, иначе пришлось бы отдельный вагончик за собой тащить.

Природа цисанок пожалела – менструация у них была в среднем раз в четыре месяца и пользовались они, что удивительно, аналогичными тампонами, только те были немного длиннее привычных и не с верёвочкой, а опутаны странной тончайшей паутинкой.

Менструация хоть и была мучительной, но Лиза ей порадовалась. В дороге она частенько чувствовала взгляд предводящего, он будто выжигал ей спину или бок. Она не поворачивалась к нему, но прекрасно понимала, что в ближайшие ночи он напомнит об исполнении контракта, а сейчас у неё появилась отсрочка.

На пятый рассвет этот момент настал. Не успела она зайти в очередную пещерку, как появился здрад и сообщил, что его хозяин придёт для слияния к аншиассе через два дыхания. Елизавета, злорадствуя, сычленно послала Махараджа, а вслух объяснила, почему не может принять предводящего в ближайшие шесть ночей. Здрад, не высказав какого-либо удивления, скрылся и больше не появлялся, как, впрочем, и предводящий.

На шестую ночь они наконец-таки добрались до города.