Василий Криптонов
Беги!
– Да его на три дня не хватит.
Мы пожали руки.
– Лена.
– Семён.
Через три дня я проиграл спор и купил Лене протеиновый батончик. Через неделю она купила батончик мне.
– Гадость, – сказал я, прожевав первый кусок.
– Зачем просил? – пожала она плечами.
– Из принципа.
А «бегемот», как мы окрестили нашего нового соседа, продолжал бегать. Всё так же еле волоча ноги и оглушительно задыхаясь.
– Он меня бесит, – пожаловалась Лена.
– Меня тоже. И не только он.
– Отвали, а? – тут же набычилась Лена. – Тоже, блин, спортсмен нашёлся.
– Я, по крайней мере, на бегу себя не фотаю.
– А я с этих фоток денег поднимаю больше, чем ты за месяц в своём офисе грёбаном.
– Я не работаю в офисе.
– Да мне пофиг, где ты там работаешь.
Она встала со скамьи, на которой мы сидели вместе, и занялась растяжкой. Я тоже встал и вернулся на дорожку. Было воскресенье, и я никуда не спешил.
Обогнав пыхтящего толстяка (который вечно здоровался, приходя на пробежку, чем неимоверно раздражал и меня, и Лену), я вошёл в поворот, и вдруг краем глаза заметил, как что-то быстрое несётся прямо ко мне.
Повернул голову – собака. Небольшая, ниже колена высотой, но – собака. С острыми зубами в разинутой пасти.
– Твою мать, – выдохнул я и сбросил наушники на шею.
В уши ударил злобный лай. Надрываясь, как оглашенная, собака кидалась на меня, пытаясь укусить за ногу. Я поворачивался к ней – собака отскакивала, не переставая блажить. Но стоило повернуть голову, чтобы смотреть, куда, собственно, бегу, как эта тварь снова бросалась.
– Фу! – крикнул я и махнул рукой. – Уйди!
Идиотская псина только громче загавкала. И тут впереди я увидел гордую фигуру хозяйки. Баба лет сорока, в чуть ли не домашнем халате, сложив руки, стояла и смотрела на происходящее. Я подбежал к ней, остановился.
– Ваша собака? – спросил, переводя дыхание.
– Да, моя, – отозвалась она.
– Обязательно нужно, чтобы она на людей кидалась?
– Она не кидается! Она видит, что ты ведёшь себя агрессивно!
Собака скакала рядом, продолжая бешено лаять.
– Я веду себя агрессивно?!
– Ты! Не надо на неё орать! И руками махать!
– Вы вообще не видели знаки, что на территории школы нельзя собак выгуливать?
– Да что ты говоришь!
– Про поводок слышали когда-нибудь? Про намордник?
– Я на тебя сейчас намордник надену!
Я понял, что сейчас совершу уголовное преступление. Тётка продолжала говорить что-то насчёт каких-то знакомых, или типа того, которые мне руки и ноги переломают, но тут с нами поравнялся «бегемот». Из-за лая собаки я даже не слышал его фирменного дыхания.
А он дышал. И, оказавшись рядом, набрал полную грудь воздуха и рявкнул:
– ФУ!!!
Я впервые в жизни понял, что значит выражение «обосраться кирпичами». Тётка подпрыгнула. Собака чуть ли не вросла в асфальт, прижав уши.
– Ты чё орёшь?! – пришла в себя тётка. – Да ты знаешь, кто…
Но «бегемот» опять вдохнул и грянул ей в лицо:
– Фу! Пшла! Фу!
Он пёр на неё всей своей тушей и орал. Собака, скуля, пятилась. Пятилась и тётка, без толку пуча глаза и пытаясь что-то сказать. Её никто не слушал и не слышал.
Споткнувшись и едва не упав, тётка, наконец, развернулась и засеменила прочь, увлекая за собой посрамлённую псину. «Козёл», «дебилы» и «приведу» были единственными приличными словами, которые я от неё слышал.
– С ними построже надо, – пробасил «бегемот», повернувшись ко мне и протягивая руку. – Виталий Степаныч.
– Семён, – ответил я, пожимая, судя по ощущениям, целый окорок.
Какой-то звук привлёк моё внимание. Повернув голову, я увидел Лену. Она покатывалась со смеху, сидя на скамейке.
Третий круг
Упал моральный дух гостей
Они похожи на свиней
А я сюда вписался зря…
Однако скоро стало не до смеха. «Дама с собачкой» словно сломала некий заслон, и из другой реальности в нашу прорвались монстры. Монстры, выгуливающие других монстров.
По одному, по двое, по трое, а иногда и по четверо они каждый день приходили на школьную спортплощадку. Как будто что-то тянуло их к этому стадиону. Разговаривать было бесполезно. Одни тут же принимались хамить, другие смотрели оловянными глазами, не понимая, «а чё такова?».
Собаки срали рядом с дорожкой. Собаки бегали, путаясь под ногами. Их хозяевам почему-то надо было перемещаться именно по дорожке, сбиваясь в толпы, через которые приходилось пробиваться на бегу. Я уже забыл, когда в последний раз испытывал удовольствие от пробежки. Расслабляющее времяпрепровождение превратилось в ежедневную войну.
Однажды, психанув, я завёл будильник на четыре и почти не удивился, увидев в утренних сумерках две знакомые фигуры – стройную, с мечущимся из стороны в сторону «хвостом», и здоровенную, бегемотоподобную.
Казалось, будто мы, трое, стали друзьями, объединившись против целого мира, населённого зомбированными собачатниками. В такую рань их ещё не было.
Виталий Степаныч, как всегда, выдохся первым. Я увидел, что Лена, остановившись рядом, всучила ему свой смартфон, отбежала подальше и понеслась навстречу ему. Виталий Степаныч фотографировал. Я только головой покачал на бегу. Чем бы дитя не тешилось…
– А меня жена запилила, – добродушно рассказывал Виталий Степаныч. – Говорит, отъелся. Я говорю: хорошего человека должно быть много! Не верит, зараза. – И смеялся.
Солнце всходило, заливая площадку светом. Мы с Леной бежали с разрывом в половину круга, Виталий ковылял где-то между, когда появилась первая собака. Старая знакомая, со своей ушибленной на голову хозяйкой, которая, как и в первый раз, сложив на груди руки, вышла на «футбольное поле» в центре стадиона и смотрела, как её питомец, рыча от дебильной ярости, кидается на Лену.
Лена тут же остановилась, топнула ногой, крикнула. Ей в ответ заорала хозяйка. Виталий, с его фирменным «ФУ!!!», был ещё далеко. Я вскинул руку с часами. Почти шестьдесят минут! Неплохо. Даже хорошо!
Как бы ни было погано, я, сам того не заметив, стал вполне приличным бегуном. Боли под рёбрами больше не донимали, мышцы перестали болеть, дурацких травм не случалось. Я мог бежать ещё и ещё, снова и снова, чувствуя лишь приятную усталость.
Пора было идти домой. Пусть идиотка с собакой чувствует себя победительницей. Я ускорился перед финишной чертой, от которой к калитке вела тропинка.
Вдруг в наушниках отчётливо раздался смех. Такой мерзкий, булькающий, клокочущий, злой.
Я вздрогнул. Что за фигня? Тысячу раз слушал эту песню, нет там такого. Завертел головой – рядом никого не было. И песня внезапно заглохла. Остался только этот захлёбывающийся смех.
Остановившись, я снял наушники. Смех стал громче. Повернув голову, я увидел тётку-собачницу. Она стояла лицом ко мне, потому что теперь именно ко мне скакала её собака, беззвучно лая.
Она совершенно точно гавкала, но звука я не слышал. Слышал только смех. А потом перевёл взгляд на хозяйку, и сердце, только что часто бившееся после бега, практически остановилось.
В воздухе, над головой тётки висел чёрт.
Мне не понадобилось думать, как его назвать. Он выглядел точь-в-точь, как чёрт, знакомый по советским книжкам, фильмам и мультфильмам для детей, только вот ничего забавного в нём не было. Чёрный, покрытый клочковатой шерстью, с копытами, рожками и свиным рылом. С жёлтыми маленькими глазками.
Он висел у тётки над головой, затейливо сложив ноги, вертелся вокруг своей оси и хохотал. Заметив, что я на него смотрю, остановился и голосом тётки провизжал:
– Что смотришь? Иди-иди отсюда! Спортсмен х*ев!
Страшнее всего было то, что под эти слова разевался и рот тётки.
Собака добежала до меня. Принялась за свой обычный танец: выпад, отскок, припасть к земле, прыгнуть, и всё это с лаем, только теперь – беззвучным.
– Нехер делать, нехер делать! – визжал чёрт, снова вращаясь и покачиваясь вверх-вниз. – Вон отсюда! Фу! Пшли!
Вдруг он опять замер, напрягся, и раздался оглушительный пердёж. Из мохнатой задницы извергся водопад дерьма, пролился на голову тётке. Чёрт, визжа от радости, крутился и подпрыгивал в воздухе, не переставая испражняться.
– Дохера о себе думаете! – Рот тётки открывался в такт словам, но звук шёл не оттуда. – Я щас мужа позову, он те, сука, устроит здоровый образ жизни!
В раскрывающийся рот затекало дерьмо, лица уже не было видно. До меня долетела волна такого зловония, что в глазах потемнело.
У меня что, крыша едет? Солнечный удар? Так ведь солнца ещё толком не было! Что это за херня? Что вообще происходит?!
Я моргнул. Как будто кто-то резко выдернул из проектора один слайд и заменил другим. Чёрт исчез. Исчезло покрывавшее тётку дерьмо. Вернулись звуки. Хриплый лай собаки. И ещё что-то добавилось…
Повернув голову, я увидел Виталия. Упав на колени, он блевал на траву. Тётка-собачница расхохоталась.
Четвёртый круг
У пустоты так много лиц,
Так много масок и имён
Её великое Ничто
Следит за мной со всех сторон
– Да и пошёл ты! – воскликнул я в сердцах и нажал «крестик» в правом верхнем углу.
Предложение сохранить изменения не появилось. Я только что полтора часа просидел перед открытым файлом и не написал ничего. Вот уже неделю одно и то же повторялось каждый вечер. Вот уже неделю я не выходил на пробежку…
Cтранное видение немного потускнело в памяти, но всё равно я то и дело вздрагивал. Вспоминался то голос чёрта, то запах его дерьма, то взгляд… Жёлтый, бешеный, даже близко не человеческий. Я, конечно, писатель, но придумать такое… Будь я художником – ещё может быть, но я-то привык думать словами, текстом.
И всё-таки надо было признать, что это – мой глюк и больше ничего. Нет, я не материалист на всю голову. Я верю в загробный мир. Но в то, что его населяют черти из детских сказок – нет, не верю. Приземлись на площадке летающая тарелка, я бы ещё сомневался, но чёрт?! Извините, это бред.
Неделю я тщательно следил за собой. Старался подмечать любые странности, но не подметил ни одной. Я был прежним, окружающий мир – тоже. Я ходил на работу, я сидел перед компьютером. Ел, пил, спал – всё было обычным.
Сдаваться психиатрам не хотелось. Поэтому мало-помалу я убедил себя в том, что у меня просто кратковременно помутилось сознание. Сон наяву – бывает же такое. Кажется… В общем, не повод для паники. Первый раз – не шизофреник.
Успокоив себя таким образом, я завёл будильник на половину пятого и утром вышел в полной боеготовности. Однако возле самой калитки, ведущей на площадку, сердце запрыгало. Ноги сами собой прошли мимо. И я побежал по обычному тротуару. Дрожащей рукой нащупал кнопку гарнитуры, нажал. В уши ударил рок.
Я не люблю перемен. Я – консерватор уровня «бог». Меня не обрадовала ни новая «трасса», ни меняющийся пейзаж перед глазами. Все выбоины на асфальте были незнакомыми. Навстречу то и дело попадались люди. А то и машины.
Вдоль дороги к удовольствию добавился запах выхлопных газов. И я понял, что выдыхаюсь. Выдыхаюсь гораздо быстрее, чем раньше. Как будто что-то вытягивает из меня силы.
Кое-как описав вялый круг по району, я отметил полчаса и вернулся шагом к подъезду. Возя электронным ключом по считывателю, поймал себя на том, что мне больше всего не хватало их.
Лены и Виталия.
***
На следующий день я пробежал чуточку лучше. Через день – ещё лучше. Но вместо приятной усталости теперь меня валило с ног какое-то опустошение. Мысли метались в голове, как стая ос, в чьё гнездо кто-то метко запустил камнем. Вернулась боль в боку. Пришла одышка.
И всё-таки я бежал. Как автомат, как робот, которому ввели такую программу. Бежал – и не понимал, зачем. Через неделю начали ныть колени…
Тогда я решился. Вечером отыскал на балконе палку в локоть длиной. Балкон – это уникальное образование. При желании там можно отыскать всё, что угодно, хоть зенитно-ракетный комплекс. А на следующее утро, в половине пятого, я отважно вошёл в калитку, помахивая палкой, и губы сами собой растянулись в улыбке.
– Чё лыбишься? – грубо буркнула Лена. – Скучал тут без нас?
Они с Виталием стояли, будто бы ждали меня.
– Да я уж две недели не был. Ну, с тех пор, как… – Я осекся. Упоминать чёрта не хотелось.
Лена и Виталий переглянулись.
– Мистика, – пробасил толстяк, разведя руками.
– Где мистика? – спросил я.
– Да бесит! – воскликнула Лена. – Нас будто привязали друг к другу. Во сколько ни приди – вы тут торчите. Две недели отдыхала – и вы тоже. Прихожу – нате вам, пожалуйста, всё те же рожи.
Она пыталась тоном и жестами изображать раздражение, но чувствовалось другое. Кажется, Лене было страшно и непонятно. И хотелось, чтобы всё это как-то объяснилось.
– Такова жизнь, – философски заметил я. – Либо се ля вы, либо се ля вас.
– Чего? – скривилась Лена.
– Бывает, ты ешь медведя, а бывает – медведь тебя, – выдал я ещё более загадочную сентенцию и побежал, держа палку за середину. В конце концов, я ведь за этим сюда пришёл.
***
Мягкая пена приятно пружинила от асфальта. Уже не так приятно, как прежде. Наверное, скоро придётся сменить кроссовки. И, может, даже взять модель подороже. Теперь я к этому готов.
Под плотный гитарно-электронный саунд я вновь вернулся в то состояние, охота за которым и заставляла меня вставать в такую рань и тащиться на улицу. Я бежал, дышал, слушал и чувствовал, как покой и уверенность переполняют меня.
Я больше не был одинокой песчинкой во враждебной вселенной. Каждым шагом я будто подключался к миру, вносил в него недостающий порядок. Сердце размеренно стучало, воздух наполнял лёгкие, кровь бурлила от кислорода.
Мимо меня пронеслась Лена, сжимая смартфон, с безмятежной улыбкой на лице. Я обогнал пыхтящего Виталия. Вот сила воли у мужика! Я б давно забил. Мыслимо ли дело – такую тушу двигать? И отнюдь не похоже, будто тренировка доставляет ему радость. В отличие от меня и Лены, он не отдыхал и не проветривал голову. Он напряжённо работал, не получая от этой работы никакой видимой отдачи. Может, конечно, весы дома сообщали ему что-нибудь обнадёживающее…
Собачники появились минут через двадцать.
«Мистика», – вспомнились мне слова Лены.
По-другому не скажешь. Их было десять, и все они пришли одновременно, с двух сторон. Неведомая сила тащила их к беговой дорожке. Я обречённо нажал на кнопку гарнитуры, глуша музыку, и сбросил наушники на шею.
Поводков ни у кого не было. Собаки – большие, маленькие, средние – понеслись к нам, гавкая на разные голоса. Хозяева молчали. Тётка в халате казалась их предводительницей. Она застыла посреди дорожки в своей монументальной позе, со сложенными на груди руками.
– Опять припёрлись? – взвизгнула она.
Её псина, которая, казалось, ненавидела меня больше всех, бросилась ко мне. Я перехватил палку, размахнулся. Палка просвистела в паре сантиметров от собачьей морды. Взвизгнув, собака отпрянула.
– Ты охерел? – завопила тётка. – Я сейчас тебе знаешь, куда эту палку засуну?!
– Фу!!! – загремел Виталий, перекрикивая и тётку, и всех собак разом.
Взвизгнула Лена. Я резко повернул голову. На неё набросилась чёрная здоровенная псина. Действительно здоровая, повыше колена, наверное. Свалила девчонку с ног, кинулась к горлу. Лена подняла руки, вцепилась ей в шею, пытаясь защититься.
Я побежал к ней через поле.
– Да он играет просто, – послышался мужской голос. – Играет, вы не бойтесь. Он играет…
Как будто в бреду повторял одно и то же, не понимая смысла произносимых слов.
Я прыгнул, размахнулся и обрушил палку на хребет пса. Тот взвизгнул, соскочил с Лены. Она тут же поднялась на ноги. Я заметил кровь на её ладонях.
Пёс, глухо рыча, отбежал было, но тут же повернулся ко мне. На меня смотрела самая настоящая смерть. Отбиться от этого чудовища палкой было бы нереально, даже если забыть о ещё девятерых исчадиях ада.
– Он играет! – беззаботно говорил мужчина, переминаясь с ноги на ногу метрах в десяти от нас. – Не кусается, играет просто. Вы не бойтесь.
Пёс приготовился к прыжку. Всхлипнула, прячась мне за спину Лена. В этот момент меня перекрыло наглухо. Я сделал шаг навстречу псу, резко наклонился и уставился ему в глаза.
Пёс отпрянул.
– Пошёл вон отсюда! – прорычал я, и где-то в глубине души мне самому стало не по себе от этого звука. – Пош-ш-шёл, выродок!
Я не отпускал его взглядом, и пёс пятился, глухо ворча.
Справа послышалось частое дыхание, и тут же ногу пронзила резкая боль. Завопив, я долбанул палкой, не глядя. Удар, визг, и собака тётки-предводительницы отскочила от меня прочь.
Что-то затрещало, ещё одна собака завизжала. К нам ковылял Виталий, сжимая в руке фонарик-электрошокер. Не я один подготовился к забегу.
– Суки, да вы чё, вообще поехавшие, да? – дрожащим голосом крикнула Лена. – Я щас полицию вызову, мне насрать!
Руки у неё тряслись, она пыталась разблокировать смартфон, размазывала кровь по экрану.
– Зови! – донёсся визг. – Зови-зови! Давненько я ментовщинку не имел!
Только не это… Опять. Я видел его так же отчётливо, как собак, как их долбанутых хозяев, как Лену и Виталия, которые тоже, широко раскрыв глаза, смотрели на чёрта.
Он хохотал. Прошёлся колесом по полю, прыгнул, сделал сальто в воздухе, приземлился на копыта.
– Трахни-трахни мусорка́! – напевал он. – Раком, по-собачьи! Нехер было нос совать свой в дела чертячьи!
Чёрт подскочил к мужику, который продолжал лепетать о том, что его пёсик просто играет, легко нагнул его и, пристроившись сзади, начал показывать то, о чём говорил.
– Трахни-трахни мусорка́! – продолжал он распевать. – Уходите, детвора! Вон отсюда, кыш пошли!
Мне казалось, я чувствую, как седеют волосы. От этой глумящейся твари исходили волны ужаса. Сердце ныло, его будто стискивала невидимая рука. Лена выронила смартфон, я увидел, как брызнуло осколками стекло.
