Василий Криптонов
Беги!
Собаки перестали нападать. Стояли, будто их поставили на паузу.
– Он играет, – улыбаясь, сказал мужик, зад которого таранил своими бёдрами чёрт. – Не кусается!
– Пошли отсюда! – Могучая рука Виталия стиснула мне плечо.
– Шишел-мышел, взял да вышел! – орал чёрт. – Нахер, дамы-господа, это прямо вон туда! – Он показал когтистым пальцем в сторону калитки.
Лену Виталий практически тащил, у неё ноги не шевелились. Я хромал сам. Бросил взгляд вниз. Крови не было, но штаны псина разодрала конкретно. Блин! О штанах, что ли, переживать сейчас?!
Невидимая рука отпустила сердце сразу, как я вышел за калитку. Привалившись к дереву, перевёл дыхание. Лена шлёпнулась на землю рядом со мной и заплакала. Виталий облокотился на другое дерево.
Мимо нас прошла женщина с сумочкой. С удивлением посмотрела и вошла в калитку. Все тут срезали путь к остановке через школу, я в том числе. Я напрягся, ожидая криков ужаса, но…
Я повернулся и посмотрел. Женщина шла через поле. Чёрт подскочил к ней, тряся достоинством такого размера, что любого африканского аборигена вогнало бы в депрессию. Женщина прошла сквозь него, и чёрт исчез, будто растворился в воздухе.
– Вы тоже его видели? – спросил я слабым и тонким голосом.
Лена всхлипнула. Побледневший Виталий кивнул.
– И в прошлый раз тоже? – не отступал я.
– Когда он той дуре на голову навалил, да, – снова кивнул Виталий.
– П**дец какой-то, – прошептала Лена.
Она подняла голову, посмотрела на меня, с каким-то совершенно невероятным выражением лица. Паника и истерика мешались там с яростью вселенского масштаба.
– Что это за херня? – крикнула она. – Что это за херня, а?!
Ни я, ни Виталий не смогли найти ответа. Вздохнув, я отшвырнул палку в сторону.
– Тебе в больницу надо, – сказал я. – Пошли, помогу.
Пятый круг
А по дороге
Дороги манят…
Остаться!
Держаться вместе
На ровном месте
Не сдаться!
Звонок застал меня за завтраком. Я недовольно поднялся из-за стола. Кого там ещё чёрт принёс? Тут же холодный пот прошиб. Нет уж, от таких словесных оборотов надо отказаться. «Чёрт принёс», «к чёрту», «к чёртовой матери»… Теперь уже не до шуток. Мне кажется, или раньше у меня руки так не дрожали?
– Кто? – спросил я, не увидев через глазок в полутёмном подъезде ничего вразумительного.
– Здравствуйте, – послышался знакомый голос. – Извините, пожалуйста, за беспокойство, я ищу одного человека, его зовут…
Я открыл дверь.
– …Семён, – закончила Лена.
Видеть её вне стадиона было непривычно. Видеть без спортивной обтягивающей формы – ещё более непривычно. На ней были джинсы – правда, тоже в обтяжку – и белая майка с золотистым узором. На плече висела элегантная сумочка.
– Ты как меня нашла? – спросил я.
– Видела, как ты в этот подъезд заходишь. Начала сверху. Повезло на четвёртой квартире. Зайти-то можно?
Я поколебался. С одной стороны, заполучить в гости такую красотку, как Лена, было приятно. С другой… вряд ли она пришла предложить встречаться.
– Заходи, – вздохнул я. – Чай будешь?
***
– Не ходил? – спросила она, макая чайный пакетик в кружке.
– Нет, конечно, – фыркнул я. – Смеёшься?
– А похоже?
– Нет.
Посмотрели друг другу в глаза. Удивительно, как сильно сближает такая вот херня. В том, что мы – друзья, я уже не сомневался. Как минимум, друзья. Но с той же уверенностью я ощущал и другое: никуда эта близость не приведёт. Там мы могли быть вместе, а здесь… В присутствии здесь Лены чувствовалось что-то в корне неправильное. Мне было неуютно, ей – тоже. И сумочка её лежала у неё на коленях. И сидела она на самом краешке табурета.
– Тоже не ходила, – сказала она, опустив взгляд в кружку. – Меня до сих пор трясёт… В первый раз думала – ну, чердак протёк немного, с кем не бывает.
– Угу, тоже так думал, – кивнул я.
Лена достала пакетик, отжала его при помощи ложечки и огляделась. Блюдечка под пакетики у меня на столе не было. Я обычно оставлял пакетик в чашке до самого конца, а потом выкидывал.
– Мы должны вернуться, – сказала Лена, бросив пакетик на клеёнку, которой был застелен стол.
Я вздрогнул:
– Чего?
– Того! Сам не чувствуешь?
– Нет. – Для пущей убедительности я покачал головой. – Нам, по-моему, чётко дали понять, что оттуда лучше держаться подальше.
– Ты там не проходишь даже?
– Нет, конечно!
– Ну и дурень. Я думала, до тебя тоже дошло. Виталий, вот, понял.
– Что понял-то? – поморщился я.
Лена отхлебнула чая, поморщилась и поставила кружку.
– Ему плевать, когда мы просто там ходим. Ему не нравится, когда мы бегаем.
– Чушь, – сказал я.
– Сам смотри. Ты тут сколько живёшь?
– Ну, лет пять, наверное.
– Вот, и я – год. Виталий родился тут вообще. И мы ни разу, ни разу не встретились! Никогда и нигде, кроме как на этом стадионе. Нас как будто кто-то свёл вместе там.
– Угу, свёл, а потом – выгнал, – кивнул я.
Лена помялась, явно собираясь сказать что-то глубоко личное. Наконец, выдавила:
– Было ведь хорошо, правда?
Я вспомнил тот день, когда Виталий фотографировал её. Вспомнил наше пари на батончики, беззлобные переругивания. Пожалуй, да. Сейчас всё это вспоминается, как какой-то потерянный рай. Что-то мы втроём находили друг в друге там, на этой беговой дорожке. Что-то, чего не могли найти нигде больше.
– Может быть, – сказал я нехотя. – Но я туда больше не вернусь. И тебе не советую, если жизнь дорога. Руки-то как?
Лена показала ладони. Неглубокие ранки почти затянулись.
– А я и не смогу туда пойти без тебя, – сказала она. – И без Виталия. Мы только вместе можем.
– Значит, я героически спасу вам обоим жизни, обходя эту проклятую школу по широкой дуге.
Лена помолчала, вертя кружку. Пить чай ей явно не хотелось.
– А почему ты вообще бегать начал? – спросила она снова грубоватым голосом. Как я понял, она всегда так говорила, когда разговор принимал задушевный характер. Пыталась таким образом выстроить защиту, что ли.
– Ну как тебе сказать… – протянул я. Мне тоже с трудом давались откровения.
– Ну как есть, так и скажи. Виталий, вон, похудеть мечтает. А ты? Вроде брюхо по земле не волочится.
– Спасибо, сочту за комплимент, – усмехнулся я. – Не знаю… Искал чего-то.
– Чего искал? – не отставала Лена.
– Покоя. Порядка. Не знаю, как объяснить.
Она молчала, сверля меня взглядом, и я, вздохнув, заговорил:
– Ну, вот я отучился. Работаю. День за днём одно и то же, делаю что-то для других, получаю за это деньги на жратву. Была у меня мечта – стать писателем. Заржёшь – прибью. – Я грозно посмотрел на Лену, но она даже не улыбнулась. – Интернет эту мечту прихлопнул. С одной стороны кто угодно может «стать», а с другой, нет никакой границы, которую пересечёшь – и всё, можно сказать, что мечта сбылась. Сажусь каждый вечер, пишу что-то. И всё как будто тоже в пустоту. Приходит иногда какая-то отдача, но это мизер просто. Взвалил на себя ещё один мешок с кирпичами, теперь два тащу: работа и мечта. Хотелось какого-то простого счастья, что ли. Делать что-то чисто для себя, наслаждаться этим. И чтоб оно меня ещё и не убивало при этом. То есть, бухло и наркотики – отсекаются. Книжку одну удачно прочитал, вдохновился… Кроссовки купил…
– Ну, и? – подала голос Лена. – А теперь что? Всё побоку?
– Знаешь… Если ещё и бег для меня станет мешком с кирпичами – я уже просто упаду. Я этого тащить не смогу.
– Семён! – Она вдруг накрыла мою ладонь своей. – Мы должны отбить этот грёбаный стадион. Он – наш, понимаешь? Наш, а не этой твари!
Я освободил руку.
– А сама-то зачем бегаешь? Тоже вроде на бегемота не тянешь.
– Вот потому и не тяну. Мне что, всё это просто так даётся? – Она обеими руками указала на себя. – Каторжный труд, между прочим!
– Ну так ходи в зал, – пожал я плечами. – Зачем тебе именно туда?
– Не знаю. Захотелось. Блин, да не знаю я! – Она вскочила с табуретки, нервно сжав сумочку. – Просто вышла раз, и мне там хорошо было. А потом эта тварь всё испортила! Я ничего больше делать не могу. Соцсети, блоги – неделю не обновляла, все мысли – вокруг этого… Этого… чёрта! – выпалила она и задрожала. – А ты? Как, нормально живётся, да?
Нихрена не нормально. Файл с романом по вечерам даже открывать перестал. Вот уже две недели вечерами смотрел сериал. А какой? Убей – не вспомню. Какие-то люди там что-то делали… Вот, собственно, и все интересные подробности. Перед глазами, вместо сюжета, прыгал хохочущий чёрт.
– В общем, ты как знаешь, а мы возвращаемся, – сказала Лена. – В три часа ночи.
– Совсем, что ли? – Я покрутил пальцем у виска.
– Честно? Да, совсем. Я вот-вот с катушек слечу! Ночью собак не выгуливают. И ещё, у Виталия идея появилась.
– Какая?
– Вот придёшь – узнаешь.
– Лен, я не приду.
– Ну, хер с тобой, значит.
Она выскочила из кухни, как будто ей пинка дали. Выйти проводить я не успел. Как только шагнул в прихожую, дверь хлопнула. Что-то звякнуло в недрах квартиры.
– Тоже мне, истеричка, – буркнул я и запер дверь.
Рука дрожала…
***
– Так и знала, что придёшь! – Лена улыбалась в свете фонаря.
– Не спалось, – буркнул я и поёжился, прохладно было. – Ну что там у вас за гениальный план?
Виталий, загадочно улыбаясь, присел и выудил из сумки три каких-то железяки.
– Гранаты? – предположил я. – Лучше б пару «калашей». Веселее бы пошло.
Встав, Виталий дал один предмет мне, другой – Лене.
– Серьёзно? – Я держал навесной замок. – Это и есть твоя большая идея?
– Калитки закроем – никто не пройдёт, – пробасил Виталий. – А калиток всего три. Лен, ты эту закрой, тут ближе. Я к дальней пойду. На тебе – вон та.
Они оба, кажется, свято в себя верили. Я вздохнул.
Идея запереться ночью здесь меня не вдохновляла совершенно. Ну, допустим, в случае чего мы с Леной сможем через забор перескочить. А Виталий? Разве что калитку вынесет с разбега. Надеяться на то, что успеем открыть замок, как минимум наивно. Если уж при восходящем солнце чёрт такие номера откалывает, то чего от него ночью ждать…
Но пока я всё это думал, ноги шагали, а руки – делали. Заперев «свою» калитку, я вернулся на дорожку. Лена уже дожидалась там. Она заняла внутренний круг, я встал рядом. Подошедший пару минут спустя Виталий встал на внешнем, самом большом кругу.
– Готовы? – спросил он.
Лена взяла меня за руку. Я машинально сжал «окорок» Виталия.
– Готовы, – вздохнул я.
Страха, как ни странно, не было. Только лёгкое волнение, которое всегда наполняло грудь перед пробежкой. Волнительное предвкушение…
– Бежим и не останавливаемся, – напомнила Лена. – Ни в коем случае!
– До каких пор не останавливаться-то? – спросил я.
– До каких нужно! – огрызнулась Лена.
Блеск. План – огонь.
– Пошли! – Виталий отпустил мою руку и дал отмашку. Первым снялся с места и тяжело затопал по ночному холодному асфальту.
Мы с Леной побежали одновременно. Шагов десять держались за руки, потом расцепились. С богом…
Я надел наушники. Всё-таки не по себе было бежать в этой мертвенной тишине, по скудно освещённому пятаку, тонущему во тьме.
Вошёл в ритм. Этот сложный, но неизменный ритм, возникающий где-то на стыке между сердцем, дыханием, движениями рук и ног, музыкой в наушниках. Я всегда слушал музыку альбомами, от и до. Начало, середина и конец. Композиция. Замысел. Прожить маленькую жизнь на бегу, вместе с людьми, которые однажды решили что-то сказать миру.
Лена в свой плейлист надёргивала с миру по нотке. Какие-то электронные миксы, рэп, попса, чуть ли не «Фабрика звёзд». И вечно переключала треки на ходу. Но сегодня она была без смартфона. То ли не купила новый, взамен разбитого, то ли просто с собой не взяла.
Первые кругов пять я то и дело нервно оглядывался. Казалось, к дорожке приближаются какие-то тени. Казалось, посреди поля пляшет чёрт. Но всё было спокойно, и я расслабился.
Ночной бег ощущался по-особенному, и я старательно впитывал эти ощущения. Эту прохладу, эту темноту, и этот жидкий свет фонарей. Хотелось закрыть глаза, но надо было входить в повороты. А если бы можно было просто бежать и бежать, по прямой… Я бы зажмурился. Не нужны мне меняющиеся пейзажи. По гроб жизни хватит того, что внутри меня. Главное – беги, беги, не останавливайся, что бы ни случилось! И, может быть, однажды, где-то в глубине твоей души этот круг станет прямой.
Сначала поднялся ветер. Я не обращал на него внимания, пока он не сделался ледяным. Поднял голову, увидел яркую луну. А когда опустил взгляд, сверху на меня обрушился ушат ледяной воды. Я шарахнулся в сторону, но оказалось, что это – дождь.
Снова поднял голову и не увидел ничего из-за плотных туч, заслонивших небо. Началось… Что-то – началось. От холода и страха, поднимающегося из глубин души, по коже поползли мурашки. Сердце заколотилось, пульс ускорился. Я побежал быстрее. Если уж всё равно сердце колотится так дико, то хоть скорость держать соответствующую!
– Беги! – Голос Виталия угодил в паузу между песнями. – Не стой, беги!
Я бежал. Лена, замешкавшаяся было, тоже бежала. Я догнал её, пока ещё мог видеть силуэт за струями дождя. А Виталий исчез, мы не могли его различить. Могли только бежать рука об руку, угадывая повороты, угадывая свои круги и стараясь не выходить за их границу.
Я сбросил наушники на шею. Стало не до музыки. Ветер хлестал, дождь – колотил. В кроссовках хлюпало.
– … мать! – донёсся до меня рык Лены.
– Массажный душ! – крикнул я в ответ.
Она, кажется, меня послала. Я уже ничего не слышал и ничего почти не видел – настолько усилился дождь. Вело меня какое-то шестое чувство, не иначе. Где-то под водой угадывался асфальт. Иногда, во вспышке молнии, глаз успевал выхватить фонарь, футбольные ворота. Приметы, позволявшие убедиться, что мы всё ещё на верном пути.
И казалось, что в шуме дождя, в рёве ветра я слышу безумный хохот той твари, что по какой-то непонятной причине облюбовала себе это место.
К дождю добавился град. Острые льдинки секли лицо. Несколько крупных, с голубиное яйцо, ударили в голову, в плечи. А ведь кусок побольше может и убить… Не свалить ли отсюда, пока не поздно, а?
Но только я об этом подумал, как дождь обернулся мокрым снегом. Началась метель.
Я глазам не мог поверить, но действительно: в середине июня шёл снег. Выл ветер. Грохотал гром и сверкала молния. После очередной вспышки погасли фонари.
– Беги! – где-то совсем рядом пророкотал Виталий. – Беги!
Как он сам ещё умудрялся бежать, в этом адском безумии? Несгибаемый мужик просто! Такой и помрёт – не остановится. Эта мысль придала мне сил.
Движение уже не грело. Насквозь промокшая под дождём одежда ледяной коркой прилегала к телу. Зубы стучали. Волосы застыли, уши болели. Уши! Наушники должны хоть чуть-чуть помочь…
А рядом бежала Лена. Стервозина с острым языком и такими нежными на вид ушами. Эх, блин! Ладно, хрен с ним, буду благородным рыцарем!
Я выдернул шнур из наушников, снял их с шеи и сунул влево, кажется, угодив Лене по плечу. Она схватила их, что-то крикнула.
– Уши! – проорал я.
В рот забился снег.
Через минуту нам уже приходилось проделывать путь через сугробы, и всё же мы не сдавались. В глазах темнело. Исчез даже страх, осталась какая-то тупая обречённость. И время от времени раздающийся посреди воя ветра крик Виталия:
– Беги! Беги!! Беги!!!
Не то нам кричал, не то сам себя подбадривал.
– Ляг поспи! – пробился сквозь вьюгу визг чёрта. – Согреешься! Вьюга песенку споёт, да по яйцам у**ёт! Яйца треснут от мороза, из х*я торчит заноза!
Нёс эту чушь и хохотал, взвизгивая. Но в его визжании мне чудился испуг.
Виски сдавило, на веках повисли маленькие сосульки. Уши я уже перестал чувствовать. Руки, горло, лицо – тоже. И ноги. Самое хреновое – что ног я тоже не чувствовал совершенно. А значит, когда они откажут, я об этом узнаю последним… Ну вот, я уже мыслей собственных не чувствую. Кажется, они умирают. Все, кроме одной. Одной, которая бьётся, будто ещё одно сердце: «Беги! Беги!! Беги!!!».
Вьюга оборвалась вдруг, как будто кто-то кнопочку нажал. Я моргнул, и в следующий миг нога, хлюпнув, опустилась на сухой асфальт.
Горели фонари. Таяли сосульки на ресницах.
– Стой! – крикнул я и сам не узнал своего хриплого голоса.
Ни следа снега, ни следа воды. Только в нас, на нас это всё осталось.
Я остановился, тяжело дыша. Лена – та просто упала на колени, уперлась в асфальт ладонями и застонала. Наушники были на ней. Додумалась-таки, умница.
– Сожрал, сучёнок? – проорал Виталий с противоположного конца стадиона. – Накося, выкуси!
Он с диким хохотом показывал два средних пальца куда-то в пустоту над нашими головами.
Я сел рядом с Леной, стуча зубами. Расстегнул, скинул насквозь мокрую олимпийку.
– Ид-д-д-ди с-с-сюда!
Лена прижалась ко мне. Вряд ли в этом было что-то романтическое, хотя таких крепких объятий я ни с одной девушкой не переживал. Мы просто пытались согреться и не умереть.
– Уши, – всхлипнула она.
Уши? Это она-то жаловаться будет? Я даже слышу её с трудом! Мне, наверное, теперь неделю на прогреваниях и «Отипаксе» жить. Уши – это у меня хроническое, с детства.
– Наушники примё-о-о-орзли!
Я заржал. Ничего не мог с собой поделать. А когда успокоился, сказал:
– Ничего, сейчас оттают.
– Мы вернёмся! – орал Виталий, потрясая кулаком. – Слышишь, мразь? Вернёмся! Не запугаешь!
– С тебя кроссовки новые! – крикнул я. – Сломал – плати, мудак!
И даже дрожащая Лена, приподняв голову от моего плеча, крикнула:
– В следующий раз я тебя по асфальту размажу, свинорыл безмозглый!
Мы смеялись. Мы плакали. Мы… победили!
Шестой круг
А можно было уйти,
А можно было забить,
Но я сел снова играть,
Хотя мне нечем платить…
– Можно что-нибудь посерьёзнее, – сказал я.
