Мила Бачурова
Гром гремит дважды
Глава 9. Шужуань
Несмотря на все ночные приключения, проснулся я ещё до побудки. Как будто разум был заведён на определённое время – меня прям подкинуло. Сел в постели, проморгался и понял, что «ну ещё пять минуточек» – это не про меня.
Рассветные лучи проникали в комнату через окно. Я встал, потянулся и начал делать гимнастику, стараясь не шуметь. Какие упражнения, в какой последовательности – не задумывался. Включились те же рефлексы, которые заставили меня повалить на пол Ниу, схватить на лету чашку – мои руки и ноги всё прекрасно знали и без меня. Думать, почему так происходит, я устал ещё вчера.
Тао дрых, разинув рот и всхрапывая. Хоть стонать перестал – и то ладно. Похоже, если его не слишком бить, то двенадцать часов ломки он переживает вполне нормально.
По мере того, как я заставлял свои жидкие мышцы разогреваться, в комнате светлело, и я снова обратил внимание, что стены покрывают надписи. В основном, это были имена и пара-тройка слов. Как будто каждый, кто жил в этой комнате, оставлял автограф.
«Здесь жил Сюин. Радуйся».
«Ли. 4737 –»
«Бог ненавидит тебя. Цзе».
Размахивая руками, я скользил взглядом по этим надписям, напоминающим эпитафии, пока взгляд не споткнулся об одно имя. Я шагнул к стене ближе и прочитал:
«Джиан. Счастливо оставаться».
Тот ли это Джиан, с которым мы так мило пообщались ночью, или другой? Спрашивать, пожалуй, воздержусь. Вряд ли он будет в настроении предаваться ностальгии.
Вспомнив вчерашнее, я болезненно скривился и отвёл было взгляд, но он буквально зацепился за бледную надпись, сделанную чьей-то небрежной рукой рядом с именем Джиана. Задолго до того, как Джиан написал своё прощание.
«Юн из Байшаня. 4724»
Цифры мне ни о чём не говорили.
А вот Байшань…
Белая гора.
Китаец из видения-воспоминания.
По ушам ударил резкий сигнал побудки. Тао застонал, заворочался. А я всё стоял и смотрел на стену, в одних трусах. Смотрел и думал.
Увидел ли я это слово, а потом подсознание решило сыграть со мной шутку и породило то видение? Или же это – одно из тех удивительных совпадений, что определяют нашу жизнь?
– Ты уже встал? – спросил Тао.
Я не стал отвечать на дурацкий вопрос. Натянул штаны, накинул куртку.
– Байшань, – повторил вслух, возясь с завязками.
– А чего Байшань? – спросил Тао.
– Так… Вспомнилось.
– Бывал в Шужуане?
Я резко развернулся и уставился на него.
– Где бывал? Как ты сказал?
Тао отшатнулся, заморгал, демонстрируя дух борца.
– Шу… Шужуань, – пробормотал он. – Так мы называли это район.
Шужуань. «Обрубки».
– А почему? – спросил я.
– Да не знаю. Вроде, говорят, из-за калек всяких. Ну, которые у туристов клянчат – которые приезжают, чтобы подняться на гору. Правильное-то название – Байшань, Белая гора. Калек там вокруг – полно.
– Там всё началось, – задумчиво повторил я слова китайца, в существовании которого уже не сомневался.
Что ж, попробуем собрать всё в кучу. Что у нас получается? Я – полицейский. Работал с напарницей, не китаянкой. Меня похитили, или что-то вроде того. Мне вкололи наркотик. Со мной говорил китаец. И ещё – светящийся круг на полу.
То ли воспоминания, то ли галлюцинации. Может, я вообще вижу свою прошлую жизнь. Это, конечно, занятно, только непонятно, зачем мне нужно. Как мне эти воспоминания помогут сбежать из школы?
– Пошли умываться, – сказал Тао. – А то предупреждения влепят за опоздание.
– Угу… Сейчас, койку заправлю.
* * *
Зубная паста и зубная щётка обнаружились в тумбочке, там же было и полотенце. С утренним туалетом я справился раньше всех, хотя никаких ощутимых преимуществ мне это не принесло. Воспитатель, ждавший во дворе на построение, лишь лениво глянул на меня, явившегося первым.
Начиналось моё первое «правильное» утро в школе Цюань. То есть утро, когда просыпаешься в своей койке, а не в консерватории, и далее живёшь в соответствии с распорядком.
Когда все собрались во дворе, нас пересчитали, после чего двое воспитателей, размахивая руками, негромко заговорили меж собой.
– Жонг сбежал, – сообщил мне Тао.
– Как? – спросил я, не успев прикусить язык.
Неправильный был вопрос. Надо было сказать что-нибудь вроде: «Серьёзно? Ну ничего себе! А кто такой Жонг?». Но меня целиком и полностью захватила мысль о том, чтобы сбежать из школы, и теперь я, услышав о чужом успешном опыте, сразу заинтересовался.
– Кто ж его знает, – пожал плечами Тао. – Только он давно говорил. Ему, там, то ли к сестре, то ли к матери зачем-то надо. А может, к брату. – Тао задумался, пытаясь вспомнить точно, к кому надо было попасть Жонгу.
– И что теперь? Будут искать? – спросил я.
– Да кому он нужен? Заломает – сам приползёт. Или попадётся опять. Искать – себе дороже.
Он, похоже, был прав. Не знаю, о чём спорили воспитатели, но, когда они повернулись к нам, то сказано было лишь:
– Птицы! На всех записывается десять предупреждений. И ещё по одному за каждый день, пока он не вернётся.
Из чего я заключил, что пропавший Жонг носил красное ифу.
– Не позавидуешь Жонгу, – вздохнул Тао. – Теперь его будут ждать с нетерпением.
* * *
На молитве мы около получаса повторяли непонятные слова. Собственно, это были даже не молитвы, а мантры, и мы их пели. Я не знал, что петь, поэтому просто открывал рот.
То и дело я чувствовал взгляды борцов. Пытались напугать. Что ж, надо ждать удара в любую секунду, с любой стороны. Как, в общем-то, и всегда.
После молитвы – завтрак. За столом я увидел Ниу, она на меня не смотрела настолько демонстративно, что я почувствовал себя голым. Вот интересно, тот рис, что ночью готовила, она куда дела в итоге?..
– А скольких борцов могут за раз принять? – спросил я Тао, когда мы с ним на пару добросовестно «раздевали» берёзовые чурки.
– В смысле? – не понял Тао.
– В смысле, на перепрофиле. Ну, вот если ты пойдёшь на это испытание, то я – смогу?
– А. – Тао, как всегда, когда с ним о чём-то заговаривали, выпрямился и упёр лопату «носом» в землю. – Конечно. Хоть всех сразу возьмут. Борцы нужны. Чем больше хороших борцов, тем турниры интереснее.
– Тао! – рявкнул Шен, который опять подкрался к Тао незамеченным. – Первое предупреждение тебе сегодня!
Тао нехотя вернулся к работе. Как только Шен отошёл, он доверительно сообщил мне:
– Да и плевать. Птицы теперь так упали, что одно предупреждение погоды не сделает.
– А если в консерваторию закроют? – напомнил я о другом риске.
Тао помрачнел. До сих пор ему, кажется, успешно удавалось не вспоминать про Джиана. Я подумал про таблетку, спрятанную в матрасе. Про ещё одну, утреннюю, которая лежит в рукаве. Сегодня к вечеру их у меня будет уже три. Помнится, Бохай предлагал против одной таблетки – сразу два контейнера с едой. Конечно, это было позёрство, замануха. Но любая замануха должна быть хоть немного логичной. Иначе лох догадается, что он – лох.
Отдать таблетки Тао? Глупый вариант. Пойти к борцам и попытаться наладить отношения, проиграть им эти таблетки, наконец? Чуть умнее, но что-то не хочется. Пусть таблетки пока просто будут, а с борцами я сам разберусь. И Тао тоже пускай сам разбирается, не маленький мальчик.
* * *
На прогулке ко мне таки подошла Ниу. Глядя в сторону и вниз, сцепив перед собой руки, она… Я сначала даже не понял, что она бубнит, попросил повторить. Ниу набрала воздуху в грудь и произнесла громче:
– Прости, что так дерзко говорила с тобой ночью. Я не хотела насмехаться над тобой.
– Да знаю я.
– Знаешь? – Ниу подняла на меня взгляд.
– Конечно, – улыбнулся я. – Ты просто за меня волновалась, вот и всё.
Она тоже нерешительно улыбнулась в ответ.
– Только в кухню я всё равно не пойду, – поспешил я разбить её надежды.
Улыбка сползла с лица Ниу.
Услышав лязг и скрип, я повернулся к воротам. Ожидал увидеть там давешний автобус, но вместо него во двор заехал грузовик.
– Наконец-то! – воскликнула Ниу.
– Это что? – спросил я.
– Продукты, мусор, я сейчас, – сказала Ниу и убежала.
– У них там одни девчонки, – сказал Тао, тоже глядя на грузовик. – Как грузовик – так все вместе собираются. И постоянно норовят затащить к себе какого-нибудь парня.
Я кивал, словно бы невзначай подходя к грузовику, который подъехал задницей ровнёхонько к той двери, что вела из кухни.
Из кабины выпрыгнули двое: один – водитель, худощавый и сутулый парень с длинными руками. Он тут же открыл двери фургона, закрепил их и вновь бросился к кабине – подъехать ближе. Дверь открылась, я увидел за ней нескольких девчонок и Ниу в том числе. Вскоре их скрыло фургоном.
Второй был охранником. Он тут же достал дубинку из металлического кольца на поясе, и стал, позёвывая, ей вертеть. К нему подошёл один из наших воспитателей, которого я раньше не видел. Тот, с шокером, видать, сегодня был выходной.
– Почему так долго? – услышал я. – Вы опоздали на… На сколько? На четыре часа!
– У нас в карте прописано: с десяти до двух, – зевая, ответил охранник.
– Но сейчас уже половина третьего!
– Часы остановились. Чего вы беспокоитесь? Что эти крысята не поедят вовремя?
Пока охранник и воспитатель препирались, водитель незаметно прошёл вдоль фургона и нырнул в щель между ним и дверью. Вскоре он появился вновь, с цветущей улыбкой на лице.
– Ладно, понял, – сказал охранник, резко прекращая спор. – Больше не повторится, обещаю.
– Смотрите мне, – напутствовал довольный победой воспитатель и, подписав что-то, удалился.
Вскоре грузовик уехал. За пять минут до окончания прогулки ко мне подбежала Ниу.
– И часто он приезжает? – спросил я, кивнув на закрывающиеся ворота.
– Раз в неделю, – сказала Ниу.
– И вы каждую неделю таскаете, там, всякие коробки, контейнеры…
– Ну… да. А что?
– А если я приду сегодня ночью, покажешь ещё раз, сколько там чего наливать да сыпать?
Ниу просияла, схватила меня за руку:
– Так ты всё-таки пойдёшь к нам?
– Ну конечно, – пожал я плечами. – Так во сколько встречаемся?
Автобус – это один разговор. А грузовик с наглухо закрытым кузовом – совсе-е-ем другой.
Глава 10. Ставка на троих
– Ну? – торопила меня Ниу. – Давай!
– Подожди, я должен сосредоточиться.
– Да чего там сосредоточиваться? Ты всё уже сделал, осталось только посмотреть.
– И почему у вас нет прозрачных крышек?
– А-а? – удивилась Ниу.
– Ладно, – вздохнул я. – Открываю.
И снял крышку с кастрюли. В лицо ударило облачко пара. Как только оно развеялось, я увидел безнадёжно разварившееся месиво, на которое даже с голодухи смотреть было тошно.
– Очень хорошо! – похвалила Ниу и деревянной лопаткой поковыряла месиво.
– Серьёзно? – покосился я на неё.
– Конечно! Сегодня рис даже не подгорел. Ты совершаешь разные ошибки, значит, ищешь верный путь. А путь можно найти, только если искать.
Я только головой покачал:
– Знаешь, из тебя, наверное, прекрасная мать получится.
Сказал, особо не задумавшись. А Ниу уронила лопатку на пол и вытаращила на меня глаза:
– Че-е-его?
Я ходил в кухню ежедневно уже неделю. За это время я кое-что о себе понял. Может быть, я умею драться (толком проверить это пока случая не было, борцы вели себя тихо, не то замышляли гнусность, не то забили на меня, как на мелочь, не достойную внимания). Может быть, я соображаю лучше большинства учеников этой так называемой «школы». Может быть, даже я каким-то образом помню, кем был в прошлой жизни. Но вот кулинарный талант обошёл меня стороной. По широкой дуге.
«Это ничего, – утешала неунывающая Ниу. – Тебе главное испытание пройти, а потом готовить у плиты вряд ли будешь. Ты будешь резать мясо, раскатывать тесто, таскать тяжести – всякие такие вещи».
Звучало соблазнительно. Ей бы рекламным менеджером работать, а не в этом приюте кашеварить. Сплю и вижу, как буду резать мясо и таскать тяжести.
– Какая ещё мать? – Сейчас Ниу возмущалась, или, по крайней мере, делала вид. – Зачем ты так говоришь? Я никогда не выйду отсюда.
За маской возмущения я угадывал затаённое отчаяние. Ниу смотрела в сторону, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Пусть она пока ещё была молода, но уже поняла, что все возможности в её жизни сжались до ключей от кухни, и этого уже не исправить.
Если играть по правилам.
– Посмотрим, – сказал я, взял тарелку и поднял с пола деревянную лопатку.
– Что значит «посмотрим»?
– Это значит, что мы посмотрим. А что, по-твоему, это ещё может значить?
Давать обещания я не люблю. Лучше сделать, сколько бы времени это ни заняло, и пусть будет приятный сюрприз, чем годы ожидания. В том, что сам я так или иначе отсюда выйду, у меня не было никаких сомнений. А потом – потом я постараюсь вытащить и Ниу. Когда разберусь, как всё устроено. Когда доберусь до Шужуаня и, если посчастливится, найду того китайца из воспоминаний.
– Ты что, собрался это есть? – скривилась Ниу.
– Угу.
– С ума сошёл? Выброси!
– Это – еда, Ниу. Оттого, что она невкусная, она не перестаёт быть едой.
Ниу молча смотрела, как я накладываю себе в тарелку неаппетитную кашицу. Она во мне многого не понимала, например, вот этого вот трепетного отношения к чужим, казённым продуктам. Если мясо имело смысл беречь – оно предназначалось для борцов и воспитателей – то уж риса-то было столько, что его никто не учитывал и не берёг. Все сотрудницы кухни так или иначе таскали еду своим, некоторые, полагаю, строили на этом бизнес. Если подумать, то у местной экономики наверняка на самом деле две вершины: борцы и кухонщики. Возможно, ещё – лечебница. Если где-то и хранятся запасы таблеток, то наверняка там. И я готов собственную голову поставить на то, что есть здесь спецы, которые, ложась в лечебницу, добывают лишних таблеток, после чего пускают их в оборот.
Я упрямо съедал всё, что выходило из моих рук в кухне, по одной простой причине: мне нужно было жрать. После монотонной отупляющей работы, от которой потом руки висели плетьми, я дожидался отбоя и начинал тренироваться. В ход шло всё: собственный вес, тумбочка, перила, опоясывающие галерею второго, спального яруса.
Только после этого, мокрый от пота и едва держащийся на ногах, я тащился в кухню постигать тонкости учения Ниу.
Делать ставку на что-то одно мне почему-то не хотелось. Как будто тогда, в прошлой жизни, я на что-то – или на кого-то? – возложил слишком много надежд, и в результате очутился по уши в дерьме.
Устроиться в тёплой и сытой кухне, чтобы дни в школе были не такими отупляюще-безысходными? Ладно.
Попытаться сбежать из кухни с использованием грузовика, привозящего продукты и вывозящего мусор? Хорошо.
Уделить внимание своей физической форме, чтобы, в случае неудачи с грузовиком, иметь возможность пройти испытание и стать борцом? Прекрасно!
Чего я не мог – так это сидеть на месте и ждать, пока что-то изменится.
– Куда ты каждую ночь ходишь? – с подозрением спросил Тао, когда я слишком поторопился встать, и он не успел уснуть.
– Не волнуйся, не к борцам, – успокоил я его.
– А с чего мне волноваться-то? – тут же набычился Тао.
– Мало ли. Кто вас разберёт, счастливых обладателей духа борца…
Кончилось всё тем, что Тао увязался за мной. Он каждый вечер относил Джиану таблетку, и теперь у него развилась бессонница. Он еле шевелил лопатой на работе, и Шен каждый день выдавал ему по одному предупреждению, видимо, поняв, что большего от Тао всё равно не добиться.
Тао посмотрел, как я подтягиваюсь на перилах. У этого упражнения была одна тонкость. Когда силы заканчивались, нужно было обязательно подтянуться ещё хоть разок, чтобы залезть обратно, иначе пришлось бы падать. С такой высоты, наверное, ничего не сломаешь, но всё равно – приятного мало.
– Не понимаю, зачем тебе это нужно, – сказал Тао, протянув мне руку, когда я, пыхтя, забирался обратно на галерею. – Мало устаёшь на работе? Так попроси, чтоб тебя на распил перевели.
– Видишь ли, Тао, – вздохнул я, перелезая через перила, – не всем повезло родиться с духом борца. Нам, несчастным, приходится тренировать презренное тело.
Всё-таки иногда, разнообразия ради, Тао соображал, что я его подкалываю. Тогда он без всякого переходного состояния превращался в берсерка. Вот и сейчас он попытался меня ударить.
Надо отдать ему должное, бил он быстро и неожиданно, тут вспышки злости помогали. Однако мной в минуты опасности управляло что-то посильнее «духа борца», это я уже успел заметить той весёлой ночью, когда Бохай запустил в меня чашкой.
Сейчас я тоже не сплоховал. Уклонился от удара, сверзившись обратно, на ту сторону перил. Присел и ударил ногой между балясинами. Удар пришёлся Тао по ноге, на которую он перенёс вес. Он, разумеется, тут же замахал руками, как курица, и упал бы рожей на перила, если бы я его не поймал.
– Никогда не смей на меня кидаться, если я не разрешил, – сказал я. – Понял меня? Никогда. В другой раз можешь так легко не отделаться.
– Да я!.. Да ты…
– Тао. Ты меня услышал?
Тао сопел, сжимая кулаки.
– А не надо про меня говорить такое.
– Какое «такое»? – усмехнулся я.
– Такое. Всякое.
– Ладно, договорились, – сказал я. – А теперь – пошли.
– Куда?
Я перелез, наконец, на галерею и отступил, создав между нами дистанцию.
– Вниз. Покажешь мне, чего стоит твой «дух борца».
– Ты опять? – вскинулся Тао.
– Пошли!
Мы спустились вниз, и я шёпотом велел Тао нападать. Он ткнул в меня кулаком.
– И что это было? – спросил я, отбив удар тыльной стороной ладони.
– Что? – искренне удивился вопросу Тао.
– Это я спрашиваю, «что»? Там, наверху, ты не так бил.
– Так тогда я на тебя разозлился.
Эта детская непосредственность меня просто очаровала. Я бы прослезился, если бы мог.
– Ну так разозлись уже, – попросил я.
– На что?
Ладно. Будем работать с тем, что есть.
– Не ори только, – попросил я и быстро врезал ладонью по голове Тао.
Получился увесистый шлепок. Тао воздухом поперхнулся от возмущения и попёр на меня, как танк. Отлично.
– Слабо, – сказал я, отступив в сторону и сделав подсечку.
Тао, рыча, поднялся с песка. На этот раз он не пытался повалить меня таранным методом. Выбросил вперёд кулак, я отвёл его ребром ладони. Вернее, хотел отвести. Руки сами собой выполнили захват. Я вошёл в движение Тао, повернулся к нему спиной и выполнил несложный бросок.
Тао грохнулся спиной на песок и застонал.
– Просил же не орать! – шикнул на него я. – Вставай давай!
Тао поднялся. Даже ночью, в неверном свете луны, было видно, что он обижен и недоумевает.
– Слушай, ты вообще дальше своего носа хоть что-нибудь видишь? – не выдержал я. – Когда пройдёшь испытание и станешь борцом, тебе придётся постоянно тренироваться. Тренировки борцов – это в первую очередь спарринги. Ты должен будешь бороться с этими ребятами, – я кивнул на спальное крыло борцов, – и при этом не забывать, что они – твои друзья. Может, начать привыкать уже сейчас?
Кажется, он призадумался. Я нашёл верную дорожку к его немудрёному сердцу, вовремя заменив «если» на «когда». «Когда пройдёшь испытание», да, так лучше.
– Меня просто ломает, – пробубнил Тао.
Ломало его не сказать, чтобы прям сильно. Всё-таки волевые установки – великая вещь. Даже если их дают со стороны.
– Долго тебе ещё расплачиваться?
Тао вместо ответа кинулся на меня. Я повторил тот же самый бросок. В этот раз получилось чётче. Кроме того, я задержал руку Тао в своей руке. Понял, что могу её выкрутить, вывихнуть, сломать.
– Серьёзно. – Вместо того чтобы выполнить болевой приём, я помог Тао подняться. – Сколько можно было проиграть за раз? Ты что, вообще не думал?
– Десять таблеток, – пробурчал Тао и попытался ударить меня в живот.
Это уже вовсе выглядело нелепо. Я перехватил его руку и сам толком не понял, что делаю. Какое-то быстрое, резкое движение. Тао закричал, полетел кувырком.
Китаец в белом ифу со стоном падает на коричневый мат. Он лишь первый, они летят на меня со всех сторон. Приходится крутиться, приходится одновременно драться с двумя, с тремя. Блок, удар, блок, подсечка, захват, бросок, блок, удар…
Крики. Фигуры в белых ифу, одна за другой, летят на маты. Некоторые встают, некоторые – отползают.
– Тихо ты! – Видение-воспоминание развеялось так же неожиданно, как и появилось. Я присел рядом с корчащимся на песке Тао. – Больно?
– Конечно больно! Ты мне руку сломал!
– Не сломал. Максимум – растяжение. Так сколько ты проиграл, Тао?
– Десять таблеток, – проворчал он, сев на песке.
– Всего? Так ты уже вот-вот расплатишься.
– Я процент отдаю.
– Чего?
– Процент, «чего». – Тао поднялся на ноги, одной рукой держась за плечевой сустав другой. – Долг надо отдать сразу, куском. А за каждый день просрочки – таблетка процентов. А две таблетки я отложить не смогу!
Последнюю фразу он практически выкрикнул, с вызовом, как будто это я был виноват в его ситуации.
– Тихо!
Я огляделся. Почудилось, что где-то стукнула дверь. Нет, не почудилось. Вон, тень скользит по галерее. Ниу вышла на улицу.
– Ладно, пошли, – сказал я, хлопнув Тао по здоровому плечу.
– Куда?
– В одно хорошее место.
Ниу заметила меня сверху, махнула рукой и поспешила к лестнице. Я пошёл навстречу, ничего не понимающий Тао тащился следом. И вдруг мне послышался ещё один стук.
Первым делом я взглянул на крыло борцов, но там было спокойно. Нет, звук слышался откуда-то ниже. Цех? Нет, с другой стороны. Там находилась дверь, через которую входили и выходили только борцы и их учитель, Вейж. Она хлопнула? Кто-то наблюдал за нами оттуда? И чем нам это грозит, учитывая, что шататься после отбоя запрещено? Пусть не очень строго запрещено, но всё-таки…
