Действительно, Винц был прав – на нашей Земле всё гораздо более экзотично. Я мысленно представила себе поочерёдно то блестящих шоколадных африканцев с яркими бусами на шее и запястьях, бьющих в свои там-тамы, то узкоглазых эскимосов в меховых шубах и унтах рядом с оленьими упряжками, то белокурых скандинавов и прибалтийцев с их крупными подбородками, неторопливой речью и мягкой голубизной глаз, то воинственных японцев с мечами самураев и их хрупких жён с кукольными личиками, одетых в красочные, а то и в снежно-белые кимоно, и бедуинов на верблюдах, и восточный базар, и узбеков в ярких халатах с тюбетейками, пальцами зачерпывающих плов, и цыган с из горящими чёрными очами, монистами и гортанным страстным пением, и индусов в чалмах с их загадочной йогой и верой в реинкарнацию. И это только те обряды и костюмы, какие всплыли в моём мозгу в первое мгновенье, а если по-настоящему перечислять все существующие на нашей планете соцветие культур, одежд, языков, верований, традиций – этого занятия, наверно, хватило бы на год с лишним. А даже если не трогать этнографические корни и представить себе современные мегаполисы западных, и восточных стран, современных французов, немцев, голландцев, японцев, американцев и прочих людей планеты в европейской одежде, да ещё и за рулём какого-нибудь фольксвагена – всё равно они будут очень разными.
Да уж, по сравнению с нами, зелёненькие вырцане с их пятачками на длинных носах казались мне какими-то пресноватенькими. Впрочем, может быть, это только первое впечатление. Но ведь именно оно обычно не обманывает.
Я как-то прониклась гордостью за своих однопланетян. Винц, конечно, сразу прочёл мои мысли и, видимо, обидевшись за свою планету и своих соотечественников как-то странно выпалил:
– Зато мы никогда не убивали себе подобных!
Он сказал это и посмотрел на меня с вызовом.
– Неужели? – удивилась я. – Так не бывает. То есть, так должно было бы быть. Любая наша религия запрещает убийства. Но на самом деле – так не бывает.
– Ваши религии хоть формально и запрещали убийства, призывали к физическому уничтожению иноверцев или насильно обращали в свою веру. Насилие – вот что всегда руководило человечеством. Вы почему-то не можете без порабощения, без навязывания своего мнения другим, без уничтожения тех, кто вам не нравится. У нас, за всё время существования планеты Вырца, ни один вырцанин не убил другого. Только если совершенно случайно, по неосторожности. И это наказывается суровейшим образом. А люди, натворившие такое, полны самого искреннего раскаяния.
– И что, у вас действительно не было войн? – с большим сомнением спросила я.
– Никогда не было, – гордо ответил Винц.
– Неужели никогда не было конфликтов? – ещё больше усомнилась я.
– Конфликты были, но они всегда решались мирным путём за столом переговоров. Обычно побеждало мнение большинства, а меньшинство вынуждено было подчиниться. Таковы правила. Их никто никогда не нарушал. Никому и в голову не приходило доказывать свою правоту насилием. У нас вообще нет оружия. Нам пришлось изобрести только средства космической защиты. Но применять их нам пока не приходилось, очень надеюсь, что и не придётся.
Винц говорил с некоторым запалом, очевидно, это больная для него тема. Он даже, видимо, невольно, стал говорить вслух. Я видела, как шевелились его губы, причём шевелились достаточно быстро, то есть, речь его была весьма возбуждённой, а глаза снова стали почти белыми. И тут я увидела, что шевелились не только губы, ходуном ходил в разные стороны его крупный нос. Винц почти что «вилял» носом, как собаки виляют хвостом. Но в данном случае скорее подходила аналогия с кошками. Когда они недовольны, то хвост бьётся из стороны в сторону. Когда кошки довольны или ждут чего-то приятного, то хвост задирается вверх. А когда обижаются, то хвост опускается вниз. Впоследствии я неоднократно убеждалась, что нос вырцанина производит точно такие же движения в сходных ситуациях. И мне стало понятно, зачем им нужны такие длинные носы – они с помощью носов выражали свои эмоции, так же, как звери с помощью хвостов.
– Вся ваша история, – продолжал Винц, говоря с некоторым пафосом, – это сплошная кровавая бойня. – Нам пришлось в школах снять уроки по истории земной цивилизации, потому что наши дети, изучая вашу историю, горько плакали от страха, и мы стали бояться за их психическое здоровье. Хотя у нас было очень мало психических заболеваний на душу населения. В основном это были случаи врождённых генетических нарушений. Вырцане – очень уравновешенные люди. Вывести нас из равновесия может только воспоминание о Катастрофе или разговор о вашей истории или политике. Что сейчас, собственно, и происходит, поэтому я взволнован.
– Согласитесь, – опять продолжил он после некоторой паузы, – что ежедневно, если не ежеминутно, на Земле хоть в каком-нибудь её уголке происходят военные действия. Я не говорю уже о единичных преступлениях человека против человека – грабежах, убийствах, криминальных разборках. Это у вас творится постоянно. В вас, землянах, сидит ген насилия. История всех стран у вас на этом построена. Кровавый путь к власти, кровавый способ удержания власти, кровавый синдром смены власти.
В семье у вас жена может убить мужа, а муж – жену, бывают даже изуверские случаи, когда дети убивают родителей. Посмотрев вашу криминальную хронику (а мы смотрим ваши телепрограммы), некоторые вырцане падают в обморок. А ужасы Второй мировой войны с массовыми уничтожениями людей в лагерях смерти. А бомбёжки мирных городов, а атомные бомбы, сброшенные на Японию, а терроризм, достигший сейчас гигантских размеров на вашей планете! Да что вам не живётся-то спокойно?!
Солнце светит, вода журчит, еда есть. Из космоса пока вам ничего не угрожает. Экология – вот что важно. Многие ваши это, конечно, понимают. Но далеко не все. Всё остальное чушь!
Но ваши люди в большинстве злы и невежественны, а политики корыстны. На Земле всё время полыхают пожары. Люди кричат от боли и страха, дети плачут. Какая несчастная планета! Из-за этого мы до сих пор не спускаемся на Землю (только эпизодически и тайно), мы просто боимся. Вы же понимаете, Жанна Борисовна, что реакция землян на наше появление может быть очень неоднозначной.
Мне стало неловко и даже стыдно. Как представительница Земли, я чувствовала свою ответственность за всё то зло, которое происходило, происходит и ещё может произойти на моей планете.
Однако (о проза жизни!), наряду со столь серьёзными размышлениями и переживаниями, я почувствовала, что мне настоятельно требовалось посетить какой-нибудь санузел. Но не могла же я после такого серьёзного, страстного и даже трагического монолога Винца тут же спросить про туалет. Надо сначала что-то сказать, как-то закруглить этот разговор. А, собственно, что я могу ему ответить. Винц был прав. Но не во всём. Разве на Земле только зло? Сколько красоты, добра, любви! Искусство, наконец! А если бы не было зла, кто бы ценил добро? Это длинный философский разговор, а мне сейчас как-то не до него. Я едва успела об этом подумать, как Винц уже отреагировал.
– Мы действительно позднее продолжим этот непростой разговор, а сейчас Вас проводят туда, куда Вам нужно.
Крышка капсулы отъехала наверх, и я увидела помещение, в котором мы находились. Большая овальная комната, стены, потолок и пол которой плавно переходят друг в друга. Кругом мягкое сукно зелёного цвета чуть темнее, чем кожа Винца. Множество маленьких встроенных светильников казались светлячками и создавали в комнате неяркий струящийся свет, который окутывал помещение со всех сторон сплетающимися лучами. Непривычное освещение.
Винц протянул мне руку, и я с его помощью, встала и, перешагнув барьер капсулы, оказалась в комнате. Тут я, наконец, обратила внимание и на себя. Я увидела, что моей одежды на мне нет. Я была облачена в комбинезон бордового цвета, плотно облегавший фигуру. Он был очень тонкий и мягкий, и мне казалось, что под ним ничего нет.
– А где моя одежда? – спросила я с некоторой тревогой.
– Вы её получите, как только она пройдёт полную дезинфекцию. Нам здесь земные микробы не нужны.
Мне стало как-то не по себе от зародыша одной мысли, и чтобы этот зародыш не успел родиться, я торопливо спросила:
– Здесь есть женщины? Кто меня переодевал?
Видимо, тон моего вопроса был настолько гневен, что Винц явно смутился, мне даже казалось, что он покраснел, хотя определить это сложно – ведь он зелёный. Его смущение доказывало… что он правильно воспринял не только смысл моей интонации, но и поймал зародыш моей мысли, и этот зародыш в его мозгу уже начал развиваться.
– Вас переодевала Дарценна, это единственная женщина в нашем экипаже. Как раз она Вас сейчас проводит. Винц нажал кнопочку на боковой стене. Кусок стены, который оказался дверью, плавно отъехал в сторону, обнажив овальный выход из комнаты.
– Прошу Вас, – сказал Винц, протягивая руку к этому проёму. Я вышла, ожидая увидеть какой-нибудь узкий тёмный коридор, но была приятно удивлена, когда оказалась в довольно просторном, ярко освещённом, да к тому же, вызывающе оранжевом помещении. Я обернулась, чтобы задать Винцу очередной вопрос, но стена за мной уже сомкнулась, и Винца не было, он остался в зелёной комнате. Когда я снова повернула голову, рядом со мной уже стояла женщина в светло-сером комбинезоне. Она была ниже меня почти на голову, и у неё были ярко голубые глаза, смотревшие на меня с настороженным любопытством. У неё были седоватые волосы, собранные сзади в пучок, морщинки на лбу, вокруг глаз и даже на щеках. По земным представлениям я бы дала ей лет 60–65. Она была худощава, держалась прямо и имела очень хорошую для такого возраста фигуру. Её талия была подчёркнута тонким чёрным ремешком и сделала бы честь любой нашей топ-модели, грудь прекрасной формы, причём под комбинезоном явно был бюстгальтер. Я даже позавидовала: в таком возрасте иметь такую фигуру – об этом можно только мечтать. У меня уже сейчас похуже. «Когда вернусь домой, обязательно снова возьму абонемент в фитнес – клуб.» И тут меня пронзила остриём очевидная мысль, которая до той минуты ещё не успела меня посетить: «А вернусь ли я домой?» Мне стало страшно, и я тут же запретила себе об этом думать, чтобы не впадать в панику.
– Здравствуйте, – сказала я, чуть-чуть улыбнувшись.
Её зелёный нос с пятачком на конце (кстати, он был существенно короче, чем у Винца) приветливо вздёрнулся вверх.
– Кацл, – сказала она негромко, но отчётливо, (Приятный голос, скорее низкий, чем высокий) и жестом пригласила меня последовать за ней. Я поняла, что между нами нет телепатической связи и, тем более, синхронного перевода с вырцанского на русский. Я пошла за ней по этому весёлому оранжевому коридору, где, на равномерном расстоянии висели светильники причудливой формы, которые явно не только освещали, но и украшали помещение. Дарценна подвела меня к овальной двери, на которой был белый кружочек с чёрной женской фигуркой. Надо же – никакой оригинальности! Всё как на Земле.
Я вошла в кругленький санузел. К моему глубокому удивлению, там было только мягкое пологое кресло со светло-зелёной обивкой в цвет кожи вырцан. Рядом стоял круглый серебристый столик. Это было очень странно. Правда, одна туалетная принадлежность всё же была – на стене висел рулончик туалетной бумаги. В сочетании со всем остальным он здесь казался неуместным. Я поискала какие-нибудь кнопки, рычаги, подёргала кресло – бесполезно. Превращаться в унитаз оно никак не хотело. Отчаяние нарастало. Рулончик весело белел и насмехался над моей проблемой. Я уже шагнула к двери, чтобы позвать Дарценну, потом передумала – мне было бы неприятно в этой ситуации объясняться с ней жестами. В изнеможении я опустилась на кресло, прикрыла глаза и почувствовала, как сиденье подо мной как бы растворяется. Я вскочила, но почти ничего не успела заметить: тончайшая полоска, и ворс снова сомкнулся. «Да, вот это чудеса!» – подумала я и занялась своим комбинезоном. В поисках застёжек я случайно нажала пальцем на то место, где у меня был пупок. Немедленно брюки отделились от лифа и как будто сами собой освободили нужную часть тела. Я снова плюхнулась в кресло и через минуту была абсолютно счастлива. Из стены тут же выехал ящичек для использованной туалетной бумаги. Из другой стены на уровне моих рук выехал умывальник. Жидкое мыло, тёплая водичка – как это приятно было осязать! Я почувствовала себя совершенно в своей тарелке – как будто я действительно в командировке, в гостиничном номере. Я приподняла глаза. И мне навстречу из стены выехало бумажное полотенце, а рядом с ним выскочило зеркало. Я стала себя разглядывать – ничегошеньки не изменилось. И этот бордовый инопланетный комбинезон мне очень к лицу. Глаза большие, серые, вид отдохнувший, и макияж не размазался. Надо бы попросить зубную щётку.
Я вышла. Дарценна ждала меня с каким-то скучающим и обречённым видом. Она молча повернулась и пошла по коридору, я за ней. Я думала, что она приведёт меня снова в зелёную комнату к Винцу, но она прошла дальше, остановилась, нажала на кнопочку в стене, дверь отъехала, и Дарценна жестом пригласила меня войти. Я вошла. Дверь за мной тут же приехала обратно, и я оказалась одна в новом для меня помещении. Я почувствовала растерянность – никого нет, что я тут буду делать? Может быть, это моя тюрьма, и меня в этой комнате будут держать взаперти неизвестно сколько времени. Я стала озираться и расхаживать по комнате в робкой попытке адаптироваться. Комната была такая же по габаритам и форме, как и та, в которой находилась моя капсула. Тоже круглая, потолок в ней так же плавно переходил в стенку, как стенка плавно переходила в пол. Только эта комната была не зелёной, а серой, и у меня появилось ощущение, что я нахожусь внутри валенка, настолько обивка напоминала войлок. В центре этой серой «шайбы» стоял круглый стол, на котором находились два больших монитора и два очень больших пульта с разноцветными кнопками. Когда я подошла к столу, то увидела, что вдоль противоположной стенки, практически сливаясь с ней, стоял огромный закругляющийся диван с такой же серой обивкой, как и вся комната. Я подошла к нему и увидела, что с двух сторон на диване лежали две большие подушки. Я легла на диван, опрокинув голову на одну из подушек. Она оказалась очень мягкая. И в ту же секунду из стенки на меня свалился тоненький тёмно-зелёный плед, тёплый и очень мягкий. Как комфортно! Я даже закрыла глаза и приготовилась заснуть. Но из этого ничего не вышло – видимо, я в капсуле отоспалась на несколько суток вперёд. Повалявшись некоторое время в этом мягком великолепии, я всё-таки решилась встать и продолжить обследование. Я подошла к монитору и на рядом стоящем пульте нажала самую крупную зелёную кнопку. Экран засветился, но изображения никакого не было. Тогда я нажала на соседнюю кнопку синего цвета – экран погас. Я снова нажала зелёную кнопку – экран засветился. Тогда я совершенно наугад нажала на белую кнопку, которая находилась под зелёной – на экране появился Винц. Он улыбнулся и сказал:
– Это Ваши апартаменты, отдыхайте. Завтра мы продолжим наши беседы. Если Вам что-нибудь будет нужно, нажмите жёлтую кнопку справа внизу. После этого экран погас сам собой. Я потеряла интерес к этому монитору и перешла к другому. Справа от него тоже располагался пульт. Я опять нажала крупную зелёную кнопку – экран засветился. Ну что ж, если я опять нажму теперь белую, опять появится улыбающийся Винц? Попробую. Я нажала белую кнопку, но, вопреки моему ожиданию, на экране появился другой вырцанин, помоложе, с гладкими тёмными волосами, зачёсанными набок. На носу у него были круглые очки.
– Здравствуйте, – бодро сказал вырцанин, и нос его заметно приподнялся вверх, – рад приветствовать Вас в системе обучающих и игровых программ. Если Вас интересует история, наука и культура планеты Вырца, нажмите красную кнопку. Если вас интересуют игры и кроссворды, нажмите фиолетовую кнопку, третью в четвёртом ряду. Если Вас интересуют сказки, стихи и анекдоты, нажмите голубую кнопку, вторую в пятом ряду. Спасибо за внимание. Вырцанин исчез, а на экране появилась мультипликация: разнообразные цветочки носились по экрану, складываясь то в причудливые букеты, то в узорчатые декоративные клумбы. Всё это пребывало в постоянном движении. У меня зарябило в глазах, и я нажала красную кнопку. На экране высветилось меню – тематический перечень с указанием нужной кнопки. Я быстро пробежала глазами по мелкому шрифту (всё было по-русски), потом поняла, что это не всё, и нашла колёсико, которое совершенно явно предназначалось для регулировки продвижения текста на экране. Я стала медленно крутить, и текст пополз вверх. Темы были расположены в алфавитном порядке. Когда я дошла до буквы «Я» и увидела тему № 230, «Языкознание», радости моей не было границ. Рядом с темой была указана полосатая кнопка, бело-синяя, как тельняшка. Я её довольно быстро нашла на пульте и нажала. В этом разделе тоже высветился большой перечень подразделов. Здесь меня прежде всего интересовал вырцанский алфавит и грамматика, а потом русско-вырцанский словарь. Всё это там было. Я мысленно возликовала. Этим занятием я была обеспечена надолго, поэтому решила сесть. Пошарив глазами вокруг себя, я, наконец, обнаружила под столом несколько серых пуфиков. Их трудно было заметить, так как они, как и диван, совершенно сливались с полом и стенами. Я выдвинула пуфик и села вплотную к монитору. Честно говоря, в кресле было бы удобнее, но и это неплохо. К тому же, я ногой ощущала педаль, которая, как оказалось, регулировала высоту пуфика. Тогда я немного «попедалировала», чтобы опустить сидение ниже, так мне было удобнее, и погрузилась в монитор. Часа четыре примерно мне хватило, чтобы получить весьма сносные представления о вырцанском языке. Он был предельно прост. Ни артиклей, ни склонений, ни спряжений. Глаголы не изменялись ни по родам, ни по временам. Будущее и прошедшее время обозначались специальными словами. Местоимения были женского и мужского рода, причём «я» и «ты» тоже имели мужской и женский род. Среднего рода в вырцанском языке не было вообще. Короче, язык был прост до примитивности. Я, конечно, не выучила его сразу весь, но это было вопросом нескольких дней. С моим опытом и с моей профессиональной памятью овладение таким лёгким языком не представляло для меня никакой проблемы. Я не знала, зачем мне это нужно, ведь мы легко общались с помощью этих наручных «телепаток», но, во-первых, мне было просто интересно, а, во-вторых, я чувствовала, что мне это знание обязательно пригодится. Но пока что я утомилась и решила оставить следующий этап обучения на завтра. Я потянулась, чтобы размять затёкшие плечи и спину, потом попыталась откинуться на спинку и чуть не упала. Это же пуфик, как я забыла! Тут я вспомнила, что Винц разрешил обращаться с вопросами и просьбами. Я перешла к другому монитору и нажала сначала красную кнопку (экран загорелся), потом жёлтую. На экране появился Винц.
– Внимательно Вас слушаю, Жанна Борисовна!
– Уважаемый Винц, у меня к Вам, по крайней мере, три вопроса. Первый: почему вся комната и весь интерьер выдержаны в одном цвете и даже в одном материале?
– Отвечаю, – сказал Винц, улыбнувшись, – эта комната, по своему предназначению, рабочий кабинет. А наши психологи считают, что интерьер должен быть предельно прост и однотонен, чтобы ничто не отвлекало от работы.
– Коль скоро Вы поселили меня в рабочем кабинете, могу ли я считать, что Вы приняли меня к себе на службу?
– Ценю Ваше остроумие, – рассмеялся Винц, и его нос при этом очень смешно прыгал вверх и вниз, – видите ли, у нас здесь нет гостевой комнаты, а эти апартаменты просторны и удобны. К тому же, я не сомневался в том, что Вы с Вашей пытливостью и трудоспособностью не будете только валяться на диване, а обязательно найдёте себе дело, и, как видите, я не ошибся.
– Спасибо. Вопрос второй: есть ли здесь принтер, и можно ли им воспользоваться?
– Справа от Вас под поверхностью стола находится большой ящик. На нём кнопка. Нажмите её, и Вы получите то, что Вам нужно.
Я нажала кнопку, ящик выехал наружу. В нём находился небольшой принтер, а вдоль бортика боком лежала прозрачная папка с бумагой.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Сиреневая кнопка на пульте – вывод на принтер. Ещё есть вопросы?
– Да. Скажите, можно мне утром получить зубную щётку и пасту?
– Разумеется. Утром у нас подъём в 7–30. Вы услышите сигнал. Встанете, потом нажмёте зелёную кнопку над диваном. Придёт Дарценна, принесёт Вам зубную щётку, пасту, полотенце и проводит Вас в туалет, а затем проводит в столовую, где мы все завтракаем. Ещё вопросы есть?
– Конечно, есть. Я бы хотела получить постельное бельё и какое-нибудь подобие пижамы или ночной рубашки. И мне бы хотелось снова посетить туалет. Да. И ещё. У вас здесь нет случайно традиции принимать на ночь душ?
– Да, Ваши потребности возрастают в геометрической прогрессии. Воды у нас очень мало, поэтому о душе Вы можете только мечтать. Для мытья мы используем влажные салфетки и влажные простыни со специальной пропиткой, так что, если Вам захочется сполоснуться, то Вы получите влажную простыню, полотенце и ночное бельё. Сейчас к Вам придёт Дарценна.
– Скажите, а я всегда буду ходить в туалет под конвоем?
– Нет, только первое время, пока не освоитесь.
– А скажите, надолго ли я здесь задержусь?
– Сегодня я не готов ответить на этот вопрос, – уклончиво отозвался Винц. – Спокойной ночи, до завтра.
И экран погас. Винц как будто торопился закруглить нашу беседу, пока я не атаковала его новой серией вопросов. Тогда я пересела за другой монитор и приготовилась к серии распечаток. Я надеялась унести с собой на Землю и вырцанский алфавит, и вырцанско-русский словарь. Как только я снова вошла в «Языкознание», дверь в стене «отъехала», и в комнату вошла Дарценна. У неё в руках был большой пакет, который она положила на стол. Потом она улыбнулась и жестом пригласила меня последовать за ней. Я послушно встала и вышла из комнаты в оранжевый коридор. Путешествие в туалет повторилось. Когда я вернулась в комнату, то сразу стала изучать содержимое пакета, решив, что принтером я буду пользоваться уже на следующий день. Поэтому я отключила монитор и закрыла ящик. Содержимое пакета оказалось для меня очень полезным. Я обнаружила там комплект постельного белья нежно розового цвета и точно такую же пижаму, которая состояла из кофточки свободного покроя с широкими рукавами до локтя и штанов до колен. Ещё в пакете находилась большая влажная простыня белого (как ни странно) цвета, розовое пушистое полотенце, розовые тапочки, такие же пушистые, зубная щётка в футляре и тюбик зубной пасты.
Я быстро постелила бельё, скинула свой комбинезон, предварительно оглядев комнату – нет ли тут скрытой камеры, обтёрлась влажной простынёй, потом полотенцем и, чувствуя себя весьма посвежевшей, одела пижаму и нырнула под одеяло. В то же мгновение я заснула крепким сном без сновидений.