Вера Вильнер
Млечный путь
– На третьем этаже, – ответил Винц, для убедительности показав пальцем наверх, затем он снова развернулся и быстрыми шагами пошёл прочь.
Я подошла к своей комнате, открыла её, приложив ключик к кнопке. Войдя, я быстро переоделась в новый комбинезон и положила ключик от комнаты в левый карман на груди. Комбинезон мне понравился. Жаль, что в комнате нет зеркала, надо будет попросить. И тут прозвучал сигнал, призывающий мня в столовую. Я не была ещё голодна, но порядок есть порядок. Я думаю, потом отдельно кормить меня никто не будет. Когда я вошла в столовую, почти все сидели на местах, только три человека вошли после меня. Я запомнила, где сидела за завтраком, и сразу направилась на своё место, естественно, поприветствовав всех. Как и утром, «зелёненькие» подскочили со своих мест и поздоровались со мной, стоя. Потом все уселись и, ничуть не стесняясь, уставились на меня в упор. Даже когда «приехало» первое блюдо, большинство не уткнулись в тарелки, а продолжали пялиться на меня. При этом, я заметила, что у некоторых из них «пятачки» заметно посветлели и даже стали розоветь. Это было очень смешно – розовые «пятачки» на фоне зелёных щёчек. Я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Потом схватила свою вилку и решила сосредоточиться на еде. На первое был салат из каких-то вырцанских овощей, политый растительным маслом. Видимо масло они тоже из чего-то выжимают. Салат очень вкусный. На второе были жареные коричневые непонятно что, которые сверху хрустели, а внутри были очень сочные. Никакие аналоги с земным продуктом мне в голову не пришли. На третье подали фруктовый салат – очень сладкий, там было что-то похожее на дыню и персики. На этом обед закончился. Я обратила внимание на то, что ни хлеба, ни выпечки у них не было. Значит, злаки они не выращивали и муку не мололи. Я встала из-за стола и тут только заметила, что Винца напротив меня не было – он почему-то не пришёл на обед. Видимо, занят своими неотложными государственными делами. Вырцане с розовыми носами, увидев, что я встала, нестройным хором прокричали мне «Мирц», я улыбнулась и ответила тем же. Скорей всего, это было «До свиданья».
Я отправилась в свою комнату и нажала на кнопку над диваном. Через несколько секунд явилась Дарценна, и я, ужасно кривляясь и жестикулируя, попыталась объяснить ей, что мне нужно зеркало. Сначала она стояла, открыв рот, и растерянно хлопала глазами, но, когда наконец догадалась, чего я хочу, радостно закивала головой и ушла. Через несколько минут двое вырцан вкатывали ко мне в комнату огромное зеркало овальной формы, помещённое в раму на колёсах. Поскольку я не помнила, как будет «спасибо», то улыбалась и благодарно кивала. «Зелёненькие» тоже покивали и ушли. Я ринулась к зеркалу и с первого взгляда поняла, почему вырцане пялились на меня с красными носами. Комбинезон выглядел роскошно, а если сказать ещё точнее, я в этом комбинезоне была сногсшибательна. Ткань переливалась разными оттенками при малейшем моём движении. Это блестящее великолепие приковывало взоры. Сшит он был безупречно, сидел на мне, как будто я в нём родилась, и ненавязчиво подчёркивал достоинства моей фигуры. Да, похоже, вырцанские закройщики очень расстарались – Карден, Версаче и Юдашкин могут отдыхать. Да и ткань эту, я думаю, они соткали эксклюзивно для меня. Что ж, это очень мило с их стороны. Повертевшись ещё некоторое время перед зеркалом, я отправилась к своему монитору и начала работать. Сначала я сняла на принтер краткий русско-вырцанский словарь, потом краткий вырцано-русский. Разложила вокруг себя на столике это богатство и стала учить, используя одной мне известную методику, то есть, попросту мою личную методику освоения нового языка. Часа через три я оторвалась от этого занятия и стала набирать на компьютере маленькие тематические рассказы, потом вывела их на принтер и проверила со словарём. Ошибок было не очень много. Тогда я снова их переписала и проверила со словарём. Ошибок больше не было! Тогда я стала учить их наизусть. Потом стала составлять диалоги с вопросами и ответами, тоже проверила, опять исправила и выучила наизусть. Тут я почувствовала довольно сильное утомление, пошла полежать на диване, и в этот самый момент прозвучал сигнал на ужин. На этот раз я решила не выпендриваться перед вырцанами и облачилась в свой первый комбинезон. Их реакция была уже не такой острой, но всё-таки многие из них с удовольствием на меня пялились, и носы их опять стали розоветь. «Вот раздразнила, – подумала я с сожалением, – и надо было мне этот серебристый надевать к обеду!»
Винц на этот раз сидел на своём месте напротив меня.
– Почему же Вы не надели Ваш новый наряд, – сразу спросил он, – неужели не понравился?
– Очень понравился, даже слишком, и я его надевала к обеду, только Вас на обеде почему-то не было.
– У меня оказались неотложные дела, и я перекусил прямо в кабинете. Сожалею, что не увидел Вас в новом костюме.
– Я думаю, мы видимся не в последний раз, и у меня ещё будет возможность доставить Вам такое удовольствие.
Винц широко улыбнулся с явным удовлетворением.
– Я сейчас очень интенсивно учу ваш язык и думаю, что дня через два буду сносно разговаривать. Можно будет мне с кем-нибудь из ваших переводчиков побеседовать без помощи «бартац»?
– Конечно, это будет просто прекрасно! Как только Вы будете готовы к этой беседе, дайте мне знать, и она сразу же состоится.
Тут Винц заметил розовые пятачки некоторых своих соплеменников, смутился, немного опустил нос и сказал, не открывая рта: – Не обращайте на них внимание. Это от неожиданности – скоро пройдёт.
– Да я и не обращаю внимание. Такую реакцию произвёл мой серебристый комбинезон.
Винц улыбнулся и принялся за еду.
На ужин подали что-то похожее не винегрет и фруктовый напиток. Я уже стала тосковать по хлебу и кофе, да и крепкий чёрный чай с сахаром скоро начнёт мне сниться.
После ужина я вернулась к своим занятиям и с удовольствием поняла, что усваиваю язык довольно быстро.
Следующие два дня прошли для меня в чередовании занятий и трапез. Я трудилась увлечённо и даже почти не думала о своей непонятной миссии в космосе. Сейчас мне было здесь интересно.
Глава пятая. Новые знакомства
На третий день за завтраком я сказала Винцу, что горю желанием побеседовать с кем-нибудь из его лингвистов.
– Отлично! – обрадовался Винц. – Сразу после завтрака ждите к себе гостей. «Наверно он всё-таки готовит меня в парламентарии между вырцанами и российскими властями», – не без гордости предположила я. Через пять минут после моего возвращения в комнату, в дверь позвонили. Я открыла дверь и увидела в дверном проёме троих вырцан, которые, улыбаясь и бормоча «кацл», медленно вошли.
– Велц сензац, – сказала я, что означало: «Присаживайтесь, пожалуйста».
Они радостно заулыбались и присели на пуфики напротив меня.
Старший из них, седовласый вырцанин с пышными усами, заговорил первым. Говорил он медленно, отчётливо, ясно понимая, что иначе я рискую не разобрать смысл его речи. Я же держала в руках свои словари, чтобы в случае чего-то непонятного, заглянуть в них.
– Анц перкс Минц! – представился он. (Меня зовут Минц). – Ам хантус Рэнц тэц Гинц. (Мои коллеги Рэнц и Гинц). – Анц тэц цырцы хоккос юнца зимпа вак тэц цырцы. (Мы рады, что Вы находитесь у нас).
– Анца хумнат мима, – вежливо сказала я. (Мне очень приятно).
– Юнца хоккос амс сердис сирва гикс? – спросил меня Минц. (Вам нравится наш летающий дом?)
Надо сказать, что в вырцанском языке вопросительная фраза строится как повествовательная, а в конце добавляется «гикс», и тогда понятно, что это вопрос. Впрочем, они, так же как и мы, произносят свои вопросы с соответствующей интонацией, но потом подкрепляют эту интонацию своим «гикс».
– Заж. Анца хумнат хоккос умс ирдис сирвас тэц зэмбл майс зимпасл, – ответила я. (Да. Мне очень нравится ваш летающий дом и все его обитатели).
В таком духе вежливой дипломатии довольно долго ещё продолжался наш разговор, причём только дважды я запнулась и попросила повторить свой вопрос. Это был весьма приличный результат для первой беседы, что весьма обрадовало меня и, как мне показалось, ещё больше обрадовало Минца и его более молодых коллег. Собственно, говорил только Минц, а Виц и Гинц внимательно нас слушали и кое-что записывали в свои маленькие блокнотики. Наверно это его лучшие ученики.
– Юнца хумнат линс карза Вырцас жет замп лилис, – сказал он, наконец. (Вы очень хорошо научились говорить по-вырцански за такой короткий отрезок времени. Буквально – «за маленькое время».)
А дальше он добавил медленно на чистейшем русском языке: – Если Вы не возражаете, я хочу говорить по-русски.
Я очень обрадовалась. Во-первых, разговор по-вырцански стоил мне большого напряжения, а, во-вторых, соскучилась по болтовне на родном языке. Далее он добавил:
– Спрашивайте, что Вам интересно.
И я тут же выпалила:
– Не могли бы вы объяснить мне, какая деятельность мне приготовлена на вашем летающем доме, и отпустят ли меня домой на Землю.
Минц без запинки ответил:
– Очень сожалею. Но эти вопросы не входят в мою компетенцию.
Ого, какая фраза! Видимо, он заучил её специально, будучи готовым к тому, что я задам этот вопрос. Я немного приуныла, но поняла, что такой ответ закономерен. Конечно, через голову Винца, никакая информация ко мне не просочится. Кто же из них захочет потом всю жизнь работать мусорщиком!
Тогда я стала задавать вопросы, которые явно входили в его компетенцию. Меня интересовало, как давно он изучает русский язык, какими пользовался источниками, по какой методике составлял словари, есть ли у него учебник грамматики, по какой методике они обучают школьников и студентов, и так далее, и тому подобное.
Минц отвечал подробно и с огромным удовольствием, радуясь, что имеет возможность говорить с носителем языка, изучению которого он посвятил всю свою сознательную жизнь. Когда темы языкознания и педагогики были исчерпаны, я решила задать ещё один вопрос: – Скажите, пожалуйста, уважаемый Минц, у вас есть религия?
Минц немного задумался, потом ответил: – Мы поклоняемся Высшему Космическому Разуму. У нас есть специалисты по космической философии, возможно, если захотите, Вы с ними встретитесь. Но религии в земном понимании у нас нет. У нас не было храмов, священнослужителей, священных книг и картин.
Далее Минц, а затем и его соратники, приподнялись с места.
– Большое спасибо за беседу, не будем Вас больше уставать.
– Утомлять, – поправила я. – Да, утомлять, – немного смутился он.
– И Вам большое спасибо, – сказала я. Они откланялись и ушли. А я сразу прилегла на диван, потому что действительно была утомлена беседой, и мне предстояло её ещё «переварить».
В целом я была довольна собой, но мне бы хотелось какого-нибудь неофициального общения, но как его организовать, я пока себе не представляла.
За обедом я попросила у Винца разрешение посетить библиотеку, чтобы взять себе на какое-то время вырцанские книги и фильмы. Он милостиво разрешил. И вид у него был очень довольный. Видимо, содержание нашей беседы с Минцем (я думаю, он подробно рассказал) его удовлетворило.
После обеда я отправилась в библиотеку. Там меня уже ждали. (Стало быть, Винц мгновенно отдал распоряжение.) Два улыбающихся сотрудника с задранными носами подвели меня к компьютеру и показали, как пользоваться каталогом. Я его полистала довольно бегло, потому что точно не знала, что именно мне нужно. Я выбрала две художественные книги и одну книгу по психологии. Книги были примерно столетней давности. Это меня и интересовало – о чём писали вырцане, когда жили ещё на Вырце. Кроме этого, я взяла диск с вырцанским фильмом.
Придя к себе и вооружившись словарём, я открыла первую книгу. Это была небольшая повесть под названием «Смелая вырцанка». Я читала, естественно, довольно медленно, но несмотря на это, к вечеру одолела всю книгу до конца. Героиней повести была женщина сорока лет по имени Мельдаза. Она была счастливой женой и матерью. У неё был любящий муж по имени Люмниц и трое детей: старший сын семнадцати лет и две дочки – одиннадцати и шести лет. Мельдаза была домашней хозяйкой. Первая половина книги в подробностях рассказывает о её деятельности на собственной кухне и вообще в квартире. Описание того, как она готовила пищу, убирала дом, ухаживала за детьми, а в выходные вся семья выезжала в парк покататься на речных водомобилях или в зоопитомник – полюбоваться на разных зверюшек. Это мне было очень любопытно, потому что быт несколько отличался от нашего, хотя и был очень похож. Пища готовилась в электропечах, похожих на наши микроволновки, продукты хранились в холодных шкафах, которые были встроены в кухню. Принцип их действия в книге не упоминается. Уборку она производила с помощью двух приборов: «поломой» и «стеночист», а чистка одежды производилась в специальном отделе платяного шкафа под названием «свежедуй». Самое интересное, что ни продукты, ни вещи, они не покупали. Они заказывали раз в неделю всё, что им необходимо, на базах. И всё им развозили по домам на пищемобилях и вещемобилях. Судя по всему, у них не было денег, а была тщательно спланированная распределиловка, в пределах которой каждый мог себе брать, что хочет. Модную одежду дамы заказывали по журналам или шили в ателье. Нормы потребления для каждого индивида были разные, в зависимости от того, какую должность он занимал и какой имел индекс профессионального мастерства. То есть, наличных денег не было, но и уравниловки тоже не было. В свободное время вырцане ходили в клубы по интересам, в кино, в театры и спортзалы. Героиня повести посещала танцевальный клуб и клуб семейных женщин, где у них были занятия с поварами, с психологами, врачами и педагогами и просто общение между собой. В гости друг к другу ходили очень редко, в основном, это были целевые церемониальные визиты вежливости.
Идиллия нарушается где-то в середине повести с первыми упоминаниями о грядущей Катастрофе. Выясняется, что Люмниц, поскольку он является высококвалифицированным хирургом с научным званием «Медикодум I степени», должен будет стать пассажиром строящегося звездолёта, так же и дети, так как на звездолёт брали всех детей. И только Мельдаза вынуждена остаться на Вырце в ожидании Катастрофы. Люмниц бегает по всяким инстанциям, пытаясь использовать своё влияние и связи, ввести жену в списки покидающих планету. Он пробует добыть ей высокую квалификацию повара или швеи, но ничего не выходит. Закон в этом вопросе неумолим. Лететь должны или очень ценные специалисты, или совсем молодые люди. Звездолёт не в состоянии увезти всё население планеты, даже если среди них очень достойные люди, даже если нужно разлучить мужа с женой или мать с детьми. Тогда Люмниц подаёт заявление в Главный Совет о том, что он отказывается лететь, он хочет остаться вместе с женой на Вырце и разделить её участь. Ему приходит ответ с отказом. Он слишком хороший специалист, и его присутствие на звездолёте необходимо. Он должен лечить и передавать свой опыт молодым преемникам. В преддверии Катастрофы проблема выживания нации становится основополагающей. При таком Глобальном Чрезвычайном Положении личные интересы учитываться не могут.
Мельдаза, хотя ей это и нелегко даётся, относится к решению властей с пониманием. Она старается успокоить мужа, внушить ему мысль о том, что ей будет легче на Вырце, если она знает, что муж в космосе нужен и приносит пользу. А если бы он остался с ней, она страдала бы гораздо сильнее. Она ведёт специальные переговоры с каждым из детей, постепенно подготавливая их к тому, что они расстанутся со своей мамой. Причём, щадя их психику, она внушает им, что полетит в следующую очередь на втором звездолёте, который тоже строится. И они встретятся в Космосе через несколько лет. Дети не должны догадаться о том, что их мать ждёт гибель. Мельдаза записывается в добровольную дружину по строительству и благоустройству убежищ, хотя шансов, что эти Убежища помогут людям спастись, почти нет. Но верить надо до последнего дня. Так заканчивается книга. Написана она довольно трогательно. В некоторых местах меня активно «прошибала слеза». Но в целом было понятно, что автор книги Марцен Гинц, написав эту повесть, выполнял госзаказ. «Смелая вырцанка» должна была поднять оптимистический дух населения. Это литература-агитка по типу советской прозы социалистического реализма.
Вторая книжка, которую я прочла на следующий день, была просто примитивной. Двое студентов, которые входят в бригаду проектировщиков Звездолёта, безудержно радуются своему предстоящему взлёту, несмотря на то, что знают о будущей судьбе своих родителей, остающихся на Вырце. Если «Смелой вырцанке» не чужды психологические изыскания, «Звездолётный рай» – просто сказка для умственно отсталых, во всяком случае, на мой вкус. А язык у этих двух произведений оставляет желать много лучшего, тем более, что вообще вырцанский язык очень скуден по сравнению с любым, известным мне земным языком.
После этих вырцанских «шедевров» мне безумно захотелось срочно перечитать что-нибудь из Пушкина и Гоголя. После обеда я подошла к Минцу и спросила, есть ли у них в библиотеке или в компьютере произведения нашего русского писателя Пушкина. Я бы хотела получить эту литературу, чтобы что-то перевести на вырцанский язык. Минц очень обрадовался и сказал, что произведения Пушкина я легко найду в своём компьютере, и, если мне в моей работе будет нужна его консультация, он с радостью готов мне помочь. Вернувшись в комнату, я разыскала в компьютере «Евгений Онегин» и сразу принялась за работу. Я остановилась на первой строфе:
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше б выдумать не мог.
Его пример другим наука,
Но, Боже мой, какая скука
Сидеть с больным и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
Какое низкое коварство —
Полуживого забавлять,
Печально подавать лекарство,
Ему подушки поправлять,
Вздыхать и думать про себя:
«Когда же чёрт возьмёт тебя!»
И я тут же начала переводить эту живую, лёгкую, простую и изысканную, уникальную, необыкновенную поэтическую речь. Вот, что у меня получилось:
Ам гоог коосл висна курданц,
Ремнас хумнат, индырс зантэнц,
Цыц хомц цырцы компаст цыц зантэйц,
Систа зимпа коблас лимс зантэйц.
Майе тоцко хогос цырцы лимс,
Диц ртала ниинц
Цырцы сензац билоц цыц индырс
Тэц вонктацбиц цыц ук бан берц.
Цырцы ванац индырс хумнат ртама
Тэц цырцы диктас фуфун
Цырцы хонт тэц, фисац:
«Ремпас рудунтис харца юнц вонтэйц гикс!»
Я, конечно, перевела, но пока с поэзией это рядом не лежало. Я промучилась ещё часа три, пытаясь соорудить из этого подстрочника нечто рифмованное и ритмичное, но потом поняла, что вырцанский поэт из меня не получится. Я походила по комнате и решила попытать счастье с Маяковским. Вот, что у меня вышло;
Гунтиц вонктац лиз санц зантэйц
Тэц цыц люнста санца зантэйц:
«Карза, санц, мисл бумбцу лимс
Тэц мисл бумбуц замас гикс?»
Я обрадовалась. По-моему, получилось весьма сносное четверостишье, в оригинале это было:
«Крошка сын к отцу пришёл,
И спросила кроха:
«Что такое хорошо
И что такое плохо?»
Если мой вырцанский стишок буквально перевести на русский, то звучало бы это так:
«Сын пришёл к отцу,
И сын спросил у отца:
«Скажи, папа, что называется хорошо,
И что называется плохо?»
Да, для начала недурно, Так можно вечера коротать, занимаясь стихотворными переводами. Детские стихи как-то даются мне лучше. Надо будет повспоминать Агнию Барто.
Поразмявшись немного лёгкой гимнастикой, я отправилась на ужин.
– Как Ваши успехи? – спросил меня Минц, когда мы встретились.
– Пока не очень хорошо, – призналась я, – но я буду стараться, – решила я не разочаровывать его сразу.
Когда я вернулась к себе, подумывая, не посмотреть ли мне диск с фильмом, раздался дверной звонок. Я нажала кнопку, и в дверях проёма показалась Дарценна.
– Извините, пожалуйста, – сказала она смущённо, – можно мне с Вами немного поразговаривать?
Я ужасно обрадовалась, чуть не подскочила от счастья. Я уже была почти готова заключить её в объятья и расцеловать в оливковые щёчки, но вовремя сдержалась. Ведь это то, о чём так я мечтала – возможность неформального общения.
– Конечно! Я очень, очень рада с Вами поговорить. (Естественно, наш разговор происходил на вырцанском языке, но сейчас я вспоминаю содержание беседы по-русски).
– Пойдёмте присядем, милая Дарценна, – сказала я и, взяв её под локоть, повела к дивану. Мы сели на мой мягкий, бархатный диван, повернувшись полуоборотом друг к другу. Дарценна улыбнулась, но пока молчала. То ли она хотела, чтобы я заговорила первой, то ли не знала, с чего начать. Она улыбалась, и глаза её излучали и волнение, и радость одновременно. И я решила заговорить первой.
– Мне так приятно, что Вы пришли, я ведь тут совершенно одна.
Я говорила медленно, стараясь не ошибиться. Дарценна оживилась и буквально затараторила мне в ответ.
– Как быстро Вы научились говорить по-вырцански, это просто удивительно! Я тоже совсем одна – других женщин нет на корабле.
Тут она замялась и помрачнела.
– Можно сказать, что я – последняя вырцанка.
В её глазах засветилась вселенская грусть.
– Почему так получилось? – спросила я.
– Никто точно не знает, – со вздохом сказала она. – Что-то происходит на генетическом уровне. Женщины на корабле стали умирать гораздо раньше, чем мужчины, а девочки перестали рождаться. Вот и у меня трое сыновей.
К ней опять вернулись радость и спокойствие. Глаза стали улыбаться. Она раскрыла маленькую пластиковую папку, которую держала в руках, и достала оттуда несколько фотографий. Глаза её совершенно просветлели. На фотках были три трогательные мордашки. Мальчики были, похоже, погодками. Самый маленький сидел на руках у матери – молоденькой Дарценны, совсем юной, хрупкой и очень хорошенькой, вполне по земным меркам. Если не считать, конечно, оливкового цвета кожи и маленького пятачка. Впрочем, эта деталь показалась мне даже пикантной. Во рту у пупсика была обыкновенная соска-пустышка. Кожа совсем светленькая. Почти белая. Малыш был в чепчике, из-под которого выбивался светлый чубчик. Рядом с Дарценной были ещё два карапуза, примерно двух и трёх лет. Старший из них сидел на четырёхколёсном велосипеде, а младший стоял рядом и держал в руках игрушку – синего зверька, похожего на зайца. На другой фотографии был семейный портрет – на диване сидела мама, папа и трое мальчишек – здесь они были старше, примерно младший школьный возраст. Все были в нарядных комбинезонах, а у Дарценны на голове довольно замысловатая причёска.
– Это мой день рожденья, – прокомментировала она.
Лицо мужчины показалось мне знакомым. Присмотревшись, я узнала в нём Минца, только молодого, темноволосового, подтянутого красавца.
– Господин Минц – мой муж, – с явной гордостью сказал она.
Так вот оно что! Мне сегодня повезло пообщаться с обоими супругами. Скоро мы будем дружить семьями. Тьфу, какую глупость я подумала! У меня-то нет семьи, тем более, здесь.
– А вот какими мои мальчики стали сейчас, – сказала Дарценна и протянула мне ещё три фотографии. На одной был мужчина средних лет с бородкой и в очках, очень похожий на Минца. – Это мой старший, – сказала Дарценна. – Он очень хороший физик и возглавляет отдел гравитационных систем.
На второй фотографии смеющийся вырцанин играет на струнном инструменте, похожем на гитару.
– Это мой средний, он был врачом.
– А почему был? – спросила я, как можно деликатнее.
– Да нет… он жив и здоров, ответила Дарценна. – Но с ним произошла большая неприятность. Он был хорошим врачом. Но, видимо, допустил ошибку. Он оперировал аппендицит, операция несложная, но на следующий день пациент скончался. Было назначено расследование. Комиссия определила некоторые действия доктора Халанца, моего сына, как ошибочные. Состоялось экстренное заседание Совета, который через несколько часов вынес решение дисквалифицировать Халанца как врача. Полгода он провёл в комнате наказаний, а потом стал работать мусорщиком. Это большое несчастье для нашей семьи, я очень за него переживаю. Каждые полгода он подаёт прошение о восстановлении в правах, но Совет ему отказывает.
– Сочувствую Вам, – сказала я и дотронулась до её маленькой зелёной руки, державшей фотографию сына.
– Скажите. Дарценна, а как Ваш сын сам оценивает случившееся? Он признаёт себя виновным?
– Нет, – покачала головой Дарценна, – он считал заключение комиссии ошибочным, но никак не мог это доказать.
Чтобы отвлечь Дарценну от грустных мыслей, я решила переключить разговор на другую тему.
– Скажите, милая Дарценна, а в каких условиях Вы живёте?
– У нас мужем двухкомнатные апартаменты на 3 этаже. Раньше мальчики жили с нами, а когда стали взрослыми, каждый из них получил свою отдельную комнату.
Дарценна явно оживилась, её обрадовало, что можно повернуть разговор в другое русло.
– В наших апартаментах просторный холл, санузел и две комнаты – моя и мужа, – продолжила она. – Если мне позволят, я приглашу Вас к себе.
– А почему могут не позволить? – невольно вырвалось у меня. Дарценна растерялась, глаза её как-то лихорадочно забегали, и так ничего и не ответила. Тогда я решила продолжить атаку и постараться хоть что-нибудь ещё узнать.
– Простите за любопытство, а Вы не знаете, почему меня поселили здесь, хотя все обитатели корабля живут на 3 этаже?
Это комната для гостей, – ответила она.
– И часто здесь бывают гости?
Выражение её лица вдруг утратило ту непосредственную живость, которой она меня так подкупила во время нашей доверительной и, казалось искренней и дружеской, беседы. Взгляд стал холодным и каким-то официальным. Она заговорила тихо и мягко, но тоном, не терпящим ни дальнейших расспросов, ни возражений.
– Извините меня, – сказала она, – но я не имею права отвечать на подобные вопросы.
«Что такого странного я спросила?» – мысленно изумилась я. Очевидно, этим вопросом я попыталась вторгнуться в государственные тайны. Впрочем, у меня ничего такого и в мыслях не было. Хотя, конечно, какие-либо гости на межпланетном корабле должны были предполагать важный государственный интерес к ним. Так что, я опять ляпнула, не подумав.
– Чтобы не совершить какую-нибудь ещё оплошность, предоставляю Вам, Дарценна, выбирать тему для разговора. Я постараюсь не задавать никаких глупых вопросов. Она улыбнулась, и глаза опять стали живыми и добрыми.
– Расскажите теперь о себе, – попросила она. – У Вас есть семья?
Я рассказала про дочку, немного про работу и про свою квартиру в центре Санкт-Петербурга, у метро Чернышевская. Дарценна слушала с большим интересом.
– Что такое метро? – спросила она.
– Это подземная железная дорога.
– А-а… – протянула она с таким видом, как будто поняла, но на самом деле у неё никаких ассоциаций со сказанным мною не возникло. Просто ей было стыдно в этом признаться. Тогда она переключилась на более знакомую ей тему.
– А почему Вы живёте одна? А где же Ваш муж?
– Я была замужем, но мы уже давно развелись.
На лице Дарценны читалось большое изумление. Очевидно, что у вырцан не было принято разводиться. Какая-то очень прямолинейно добропорядочная нация. Я решила пояснить. – Когда-то давно мы жили счастливо и растили вместе нашу дочку. Но потом он стал встречаться с другой женщиной. Я узнала об этом, и подала на развод.
Изумление Дарценны всё возрастало, даже рот приоткрылся, а нос стал подёргиваться то вверх, то вниз.
– А зачем же ему другая женщина, если у него уже есть жена? – удивлённо осведомилась она.
Я усмехнулась.
– Но женщин ведь много. Своя жена за много лет, очевидно, надоела, и он увлёкся другой. У нас так бывает довольно часто.
Глаза у Дарценны заметно расширились от крайнего удивления, и брови поползли наверх.
– Более того, – продолжила я, чтобы уж окончательно сбить с толку эту милую вырцанку, – у нас нередко и женщина может увлечься каким-нибудь другим мужчиной, кроме мужа.
Это её совершенно доканало.
– Это непостижимо, невероятно! – воскликнула она. – Наша история не знает подобных прецедентов. Я думаю, у нас бы за это строго наказывали.
Я не стала уточнять, что на Земле есть несколько мусульманских стран, где женщин действительно до сих пор строго наказывают – даже предусмотрена казнь за измену мужу. Но у вырцан, в принципе, таких мыслей не возникало – ни у женщин, ни, даже, у мужчин. Очевидно, Дарценне и в страшном сне не могла присниться попытка позаигрывать с кем-нибудь из вырцан, и уж тем более, её никогда не посещала мысль о возможной измене мужу. Вырцанские мужчины, значит, были так воспитаны, что никогда бы не посмели оказывать знаки внимания чужой жене. Теперь я понимаю, почему вырцанская литература такая скучная: ни измен, ни ревности, ни любовных треугольников, никаких страстей. И тогда я решила задать совершенно неприличный вопрос.
– Извините, Дарценна, если Вам не понравится то, что я спрошу, мы не будем говорить на эту тему. Но простите моё любопытство: ведь если на корабле, кроме Вас, больше нет женщин, то как же без них обходятся все ваши мужчины?
На этот раз она совершенно адекватно отреагировала на мой вопрос. Наверно здесь не было государственной тайны. Дарценна улыбнулась краешком губ и сказала:
– У нас есть резиновые вырцанки. Каждый мужчина, достигший двадцати трёх лет, имеет право раз в неделю взять себе со склада резиновую женщину.
Боже! Какая унылая, строго регламентированная, личная жизнь у несчастных вырцан. Господин Минц среди них просто счастливчик, ведь он единственный среди всех, у кого есть настоящая живая жена.
Поговорив ещё некоторое время о каких-то пустяках, в основном касающихся туалетных принадлежностей и прочих женских мелочей, мы расстались чрезвычайно довольные друг другом.
Ночь я провела спокойно, а утром, после зарядки и завтрака, решила отправиться в библиотеку, чтобы продолжить знакомство с вырцанской литературой. На этот раз моё внимание привлекла небольшая повесть «Приключения любопытного Линца». Написана повесть была весьма живенько и очень напоминала европейскую приключенческую литературу с поправкой на вырцанские реалии и стиль жизни. Я взяла книгу и отправилась обратно в свою комнату.
Студент Линц вместе со своими сокурсниками и руководителем отправляются в исследовательскую экспедицию с целью изучения флоры и фауны необитаемых лесов в южной части Вырцы. Через несколько дней после начала экспедиции, Линц, гоняясь за какой-то огромной бабочкой, отбивается от своей группы и, заблудившись, никак не может найти дорогу обратно в лагерь. Его ищут сначала пешеходным отрядами потом с вертолётом, но никак не могут найти. Дело в том, что во время поисков с вертолёта, Линц провалился в глубокий овраг, закрытый ветками и деревьями, и долго не мог из него выбраться. Поиски не дали никакого результата, экспедиция уехала, а Линца стали считать без вести пропавшим. Из оврага его достали обезьяны, и он долго жил с ними в стае. Его бытие в обезьянском сообществе описывается подробно и очень смешно. Нашли его только через год совершенно случайно. Член другой экспедиции, геологической, отошёл за куст по малой нужде, и там буквально нос к носу столкнулся с Линцем. Тот неописуемо обрадовался, он уже не чаял встретиться когда-нибудь с людьми, теперь же вскоре благополучно вернулся домой.