Виктор Елисеевич Дьяков
Госпожа
1919 г.
Когда летом 1919 года казаки нежданно нагрянули в Подшиваловку и с ними в пролетке приехала Ирина Николаевна, а рядом верхом восседал ее ротмистр… Все ожидали что деревню ожидает карательная акция. Подшиваловцы чуть не все от мала до велика стали разбегаться и прятаться: на сеновалах, в подполе, в стогах, в оврагах. Но ничего такого не случилось. Оказалось, что казаки заехали в деревню мимоходом и ненадолго, так как ротмистр уговорил командира казаков сделать крюк в десяток верст и на несколько часов заехать в имение своей жены. Остаться надолго и тем более проводить реквизицию у них не имелось времени, да и казаки не горели таковым желанием. Линия фронта проходила недалеко, так что отвлекаться на посторонние дела не было никакой возможности.
Естественно, Ирину Николаевну затрясло от гнева, когда она увидела, во что превратилось ее родовое гнездо. Но окончательно ее подкосило то, что тайник в печке, ради которого и затеяли этот «рейд», оказался пуст. Впрочем, с помощью мужа она тут же взяла себя в руки, сообразив от кого что-то можно узнать. Двух верховых казаков послали к дому Ксении. Она не последовала примеру отца, матери и братьев, которые попрятались. Ксения знала, что барыня обязательно будет ее искать и если не найдет вполне может приказать сжечь дом. Под конвоем она пошла к разграбленному барскому дому, по пути обдумывая, что будет отвечать на расспросы барыни.
Ксения застала Ирину Николаевну в склепе у могилы отца, пожалуй единственному сооружению в имении не подвергшемуся разграблению. Сильно изменилась барыня за тот год, что отсутствовала в Подшиваловке. Она еще более осунулась, черты лица ее обострились, некогда вызывающе круглящиеся под платьем формы явно уменьшились в объеме. Тем не менее, ни какие невзгоды не могли убить породы. То по-прежнему была властная и красивая госпожа, и как всегда прекрасно одетая в длинное дорожное платье и шляпу с вуалью. Все, что придумала Ксения в свое оправдание ей не понадобилось. Ирина Николаевна не собиралась ходить по избам и изымать свое имущество, его все равно не на чем было везти, да и не нужна ей была такая обуза. Она интересовалась лишь содержимым тайника: куда делись империалы, их разделили или нет? По замешательству Ксении барыня поняла, что самого страшного не произошло, золото не разделили, и оно не разошлось по рукам. Так же, хорошо зная свою горничную, она безошибочно определила – золото у неё.
– Ксения, не отпирайся, я вижу, что тайник вскрыла ты и шкатулка, что там была, у тебя.
Ксения стояла ни жива, ни мертва, не в силах произнести ни да, ни нет. Ей мерещилось, что сейчас её начнут пытать, бить плетьми. Но Ирина Николаевна нашла совсем иной выход из сложившейся ситуации. Она вдруг заговорила доверительно ласково, как никогда не говорила с ней ранее:
– Ксюша, давай с тобой договоримся. Ты оставляешь ровно половину тех денег себе, а вторую половину принесешь мне, и мы с тобой расходимся полюбовно. Согласна?
Видимо у барыни совсем не оставалось времени, чтобы силой выбивать из неё своё золото. Но Ксения того не ведала и потому искренне обрадовалась:
– А половина, значит, мне… вы мне оставляете?
– Да, конечно… только давай иди скорее, – поторопила барыня.
Назад она тоже проследовала под конвоем, но казаки, не спешиваясь, остались перед домом, предупредив, чтобы не вздумала бежать. Ксения и не думала, ведь «сделка» показалась ей выгодной. Она отсчитала ровно половину империалов и полуимпериалов и принесла коробку барыне.
– Ну, и слава Богу, – с облегчением произнесла Ирина Николаевна пересчитав монеты. – Ну что же Ксюша, прощай. Наверное, больше и не увидимся. А ты молодец, хоть и в деревне сейчас живёшь, а еще красивее стала, чем была. Видимо от женихов отбоя нет? Не сомневаюсь, что ты самого лучшего выберешь. Какого-нибудь нового начальника, туда же сейчас все больше молодые пробиваются. Глядишь, и сама тут первой дамой станешь. Я же всегда чувствовала, что ты к этому стремишься, – барыня вдруг поделилась своими догадками, тем, что сама Ксения вроде бы тщательно скрывала. – И откуда в тебе это, а Ксюша?
Ксения в растерянности переминалась с ноги на ногу, не зная, что отвечать на столь необычную откровенность барыни. Но та и не ждала ответа, по всему она просто напоследок хотела выговориться:
– А знаешь, я могу предположить, в чем тут дело. Твоих же предков сюда из-под Пензы привезли. Наверное, ещё тогда кто-то из твоих прапрабабушек согрешили с моими прапрадедушками. Ведь мы же с тобой очень похожи даже фигурами, а уж характеры, один к одному. Скорее всего, оттуда у тебя эти господские замашки, – барыня нервно рассмеялась.
Ксения плохо понимала к чему все это барыня говорит, она молча слушала, в страхе что та передумает и потребует вторую половину денег. Но тут Ирину Николаевну позвал муж, им было пора уезжать. На последок барыня даже поблагодарила:
– Спасибо тебе Ксюша, что золото сохранила. Очень я боялась, что и концов его не найдем. Мы ведь за границу уезжаем, а там без денег делать нечего. Бумажные-то все обесценились, без золота никак. И еще, хочу тебя попросить… Если сумеешь здесь за начальника выйти замуж и на что-то влиять… Не разоряйте наших могил. Покойники, они ведь никому не мешают… Ладно, поедем мы. Счастливо тебе Ксюша оставаться.
Ксения про себя облегченно вздохнула и искренне пожелала:
– И вам Ирина Николаевна, дай Бог доехать туда, куда вы собираетесь, и чтобы у вас там сложилось. А насчет могил… не знаю, если только чего смогу…
1963 г.
Под впечатлением последней встречи с барыней, Ксения Андреевна вновь вынырнула из 1919 года в середину века.. То впечатление оказалось настолько сильным, что она и въяве продолжала думать о Ирине Николаевне и ее возможной дальнейшей судьбе. Она даже решила к этому «делу» привлечь своих домашних и позвала сына:
– Володя… поди сюда!
Но её как обычно первой услышала сноха:
– Володя, тебя мама зовет.
Читающий лежа на диване сын, отложил газету и поспешил к матери:
– Что ты хотела мама?
– Помнишь, я тебе говорила, что перед тем, как через Подшиваловку чапаевцы проходили, к нам казаки наехали и с ними наша барыня приезжала. Она сказала, что за границу с мужем собралась ехать. Как думаешь, могли они тогда туда уехать, когда тут кругом такое творилось?
Ксения Андреевна, пожалуй, и сама себя не могла бы объяснить, с чего это вдруг её так сильно заинтересовала судьба ее бывшей барыни. Естественно, не понимал этого и сын. Он недоуменно пожал плечами, подумав, что ко всему у матери и с головой возникли проблемы. Тем не менее, он не мог не откликнуться на её просьбу:
– А когда это было-то, уточни? Я у Бориса спрошу, он по истории проходил Гражданскую войну.
– Летом то было, аккурат за месяц до чапаевцев. Тогда еще белые, казаки наступали.
Позвали внука. Тот недовольно ворчал себе под нос:
– А я что помню, мы Гражданскую войну в прошлом году проходили.
– Ну, так найди прошлогодний учебник и посмотри по карте, где проходили летом 19 года фронты. Давай-давай! – подогнал сын внука.
Вроде бы как обычно «вынырнув» из воспоминаний в реальность, Ксения Андреевна, на этот раз находилась в сознании все немалое время, что внук искал прошлогодний учебник, а потом атлас к нему… Наконец, он озвучил то, что ему удалось выяснить:
– В атласе есть карта положения фронтов на май 1919 года. Тогда белые почти до Волги дошли. А точнее ничего сказать не могу.
Отец отобрал у него атлас и вглядываясь в карту стал прикидывать возможности подшиваловской барыни и ее мужа выскочить из охваченной внутренней войной страны:
– В общем так мам, если тогда сразу, не дожидаясь, пока Чапаев белых погнал, они поехали на Восток, то могли успеть через Владивосток уехать. Далековато, но та часть России тогда вся под Колчаком была. А вот если задержались, то все, уже к концу лета казаков от основных сил Колчака отрезали, там уже не пробиться было. Можно было и в другую сторону, к Деникину. Туда гораздо ближе, но опасно, через Волгу переправляться надо было, а она вся красными контролировалась.
– Должна, должна она была уехать… она умная, не могла пропасть, – чуть слышно бормотала Ксения Андреевна.
Сын удивленный этой, по его мнению блажью матери, тем не менее, решил воспользоваться столь длительным её нахождении в сознании и вновь начал уговаривать съесть немного теплой манной каши…
1920 г.
По окончании Гражданской войны женское население в русской части Подшиваловки почти в полтора раза превышала мужское. С учетом того что межнациональные браки в деревне тогда были редкостью, молодые русские парни оказались здесь в очень большом дефиците и естественно выросли в цене. Ксения ни на минуту не сомневалась, что как только течение жизни войдет в более спокойную колею, она в невестах не засидится. С другой стороны в 23 года девка давно уже должна быть замужем и иметь одного, а то и двух-трех детей. Но так уж сложилось, что все ровесницы Ксении перехаживали свой девичий срок из-за независящих от них напастей. Эти напасти, война и революция предопределили и еще более страшную для молодых девок нехватку женихов.
Так вот, Ксения в этой связи страха не испытывала, более того не сомневалась что получит возможность как предсказала барыня выбирать будущего жениха. В доме, после того, как благодаря Ксении произошла столь существенная прибавка имущества, она имела непререкаемый авторитет. Отец уже ничего не решал без совета с ней. Ну, и само-собой, по-прежнему Ксения не занималась черной работой. Но не только в своем доме, но и в масштабе всей деревни Ксения заняла особое положение: одевалась в платья, которые пошила еще в барском доме, щеголяла в красивых башмаках с галошами. В сравнении с прочими бедно одетыми деревенскими девками, она смотрелась не горничной, а барышней. Таким образом, в неофициальной иерархии местных невест она прочно заняла первое место.
То, что благосостояние семьи Ксении сильно выросло, не могло остаться незамеченным для односельчан. На этот счет поползли слухи, что Ксюха, когда служила у господ сумела-таки как-то прихватить жирный кусок. Кто-то завидовал, а кто-то прикидывал: вон она какая ловченная, и красавица, и одета как барышня, и своего не упустит, да еще за такую невесту и приданное хорошее дадут. Естественно к Ксении стали свататься. Но сначала, то были не те, кто бы мог её заинтересовать. Она отказала четверым претендентам, когда к ней посватался Яков Буров…
Яков был тремя годами старше Ксении. Но если ее отец никогда не слыл хорошим хозяином, то отец Якова по меркам русской части Подшиваловки хозяином считался крепким. На отхожий промысел он не ходил, цепко держался за землю, засевал не только свой клин, но и арендовал участки у тех, кто также как отец Ксении работе на земле предпочитали искать хлеба в городе. В том доме никогда не знали голода и у детей имелась добротные одежда и обувь, в том числе и зимняя. Потому Яков смог закончить местную земскую начальную школу, то есть был грамотным. Ту школу посещало не более половины всех русских детей, в то время как немецкие заканчивали её все без исключения. Впрочем, если бы все деревенские дети имели возможность посещать ту школу, там бы просто все сидели друг у друга на головах, настолько она была небольшой. Но не только по причине отсутствия зимний одежды местные дети не посещали школу. Во многих крестьянских русских семьях еще с крепостных времен бытовало мнение, что грамота это барское баловство, для крестьян совершенно не нужное. Потому тот факт, что Ксения при всей своей «ловченности», барской внешности и манере одеваться, в то же время не умеет ни читать, ни писать… это для Подшиваловки не считалось чем-то ненормальным.
Так вот, Яков не просто окончил земскую школу, но и являлся в ней одним из лучших и активных учеников. Причем учился он без особого труда, шутя, ибо был очень способным. На империалистическую войну Яков сначала не подходил по годам, потом, когда подошел его год призыва тут уже отец употребил все свои возможности, прежде всего финансовые, чтобы сына не «забрили». При этом бойкий и смелый Яков был непроч и повоевать. Когда разгорелась Гражданская война уже и отец не смог удержать – сбежал Яков из дома и пристал к каким-то партизанам полуанархического толка. Тот отряд потом разделился на «красных» и «зеленых» и «красных» возглавил не кто иной как Яков. Орудовал отряд где-то на Урале и что они там делали, с кем воевали… Про то никто не знал, но по окончании тех «дел» вернулся в родную деревню Яков с тремя лошадьми и возом награбленного добра. Разгружали тот воз Буровы глухой ночью, так что даже соседи не видели, что именно привез Яков. Судачили всякое, но вслух осуждать побаивались, ибо Яков ходил по деревне в кожанке, галифе, офицерских сапогах и картузе со звездой. Таким образом, он тоже являлся первым женихом на деревне.
Вот так и посватался первый жених к первой невесте. Почему он оказался у Ксении всего лишь пятым по счету? Сам-то он уже давно, чуть не сразу как вернулся, хотел свататься, но отец сначала воспротивился – уж очень не нравился ему отец Ксении, дескать, при таком безалаберном кореннике даже от такой ухватистой дочери хорошее потомство вряд ли родится. Яков долго его уламывал. Да и вообще не с бухты-барахты все это получилось. Сначала подкараулил Яков Ксению на улице и меж ними произошел разговор. Обычно не так все это происходило в Подшиваловке. Парни с девчатами встречались на посиделках, провожали до дома, целовались… и где-то через полгода-год засылали сватов. Случались и из ряда вон выходящие случаи, когда парень затаскивал девку куда-нибудь в стог, или на сеновал. Девка, что называется, «брюхатила» и тут уж волей-неволей приходилось свататься… Но две войны, и то что большинство парней в это время отсутствовали, а многие и вообще не вернулись… все это скорректировало привычный порядок вещей. То же можно сказать и о Ксении с Яковом. Они ведь тоже являлись уже явными «переростками», и последние годы жили далеко не в оранжерейных условиях, а что называется, активно пытались устроиться в жизни и все уже оценивали с высоты своего специфического жизненного опыта. А оный не предполагал романтичного отношения к жизни.
– Вот что, Ксюша… ты, наверное, слышала, что я с войны много чего привез, да и у советской власти я на хорошем счету, воевал за неё? Так, что на ногах хорошо стою. Выходи за меня, ни в чем нужду терпеть не будешь. Ты в барском доме к чистой жизни привыкла, за мной также будешь жить. Черной работой неволить не буду. Не за то я воевал, чтобы моя жена за коровами ходила да в навозе ковырялась. Поверь, я не брешу попусту, я при новой власти в большие люди выйду, я скоро в партию запишусь и со многими коммунистами дружбу на войне водил, они рекомендации мне дадут, и в городе у меня верные товарищи есть. Ну, а потом и сельсовет мой будет. Там сейчас одни беспартийные сидят, в уезде начальство этим недовольно. Мне уже прямо сказали, как большевиком законным станешь подшиваловский сельсовет тебе поручим. Ты ж девка умная, понимать должна, что за мной как ни за кем хорошо жить будешь, как сыр в масле кататься, – горячо уговаривал её Яков.
Ксения слушала и сердце её замирало. Сбывалось то, что пророчила ей перед расставанием барыня Ирина Николаевна. Выйти замуж за местного начальника? Но до сих пор в её понимании тот начальник отождествлялся с мужиком заметно старше её, никак не менее 30 лет от роду. И даже в мечтах это её несколько коробило. Она вспомнила, как Ирина Николаевна отказывала слишком старым претендентам на её руку, к которым, напротив, был весьма благосклонен её отец. Но даже здесь ей вдруг вот так повезло, ведь Яков по всему был то, что надо – молодой перспективный кандидат в советские начальники. Ведь в наступивших реалиях даже богатство не столь значимо как раньше, главное власть, должность. А тут и то и то в наличии.
Ксения для вида не поддалась на уговоры, снисходительно улыбнулась и сказала, что подумает. На следующее «свидание» она заготовила несколько вопросов:
– А где мы будем жить, кто оплатит свадьбу и насчет обещания не неволить её черной работой – кто в доме её будет делать?
Яков на радостях начал вообще сулить «златые горы». Пообещал, что отделится от отца, построит свой просторный дом, наймет батраков для работы в поле и прислугу для дома и много чего еще. Ксения понимала, что далеко не всё из того что обещал Яков исполнится. Но ей так хотелось, чтобы исполнилось хотя бы что-то, стать если не полноценной барыней, то хотя чем-то вроде неё. Потому, опять же не изменив себе, она несколько свысока, эдак по-барски произнесла, словно делая великое одолжение:
– Ладно, засылай сватов…
1963 г.
Следующее возвращение Ксении Андреевны в реальность спровоцировал громогласный диалог снохи и сына. Вернее, сын говорил на необычно высоких тонах. Столь жаркий спор возник в связи с проблемами в снабжении местных магазинов продовольственными товарами. На периферии это ощущалось особенно остро. С прилавков вдруг совсем пропала всякая крупа и её «выбрасывали» раз в неделю и продавали по одной пачке на человека. Вот сноха и решила поставить в очередь и детей, чтобы таким образом приобрести еще две пачки. Главу семейства, унаследовавшего от матери качество именуемое гордостью, это возмутило:
– Не бывать такому, чтобы мои дети как нищие стояли часами в очереди за пачкой несчастной крупы!
– Да что с ними сделается, зато две лишние пачки в доме будут, – не повышая голоса, отстаивала свою точку зрения сноха, никогда особой гордостью не отличавшаяся.
– Я лучше у себя на работе достану это пшено, да и зачем тебе столько? – не уступал сын.
– Как зачем, вон, говорят, в зиму голод будет. Не только пшено, соль и спички надо запасать. Забыл, что ли как голодали?
Жители Поволжья, что пережили 20-е и 30-е годы не помнить о голоде не могли. Потому и сын сразу стушевался, и вместо жены начал ругать власть:
– Да уж… Черт бы этого Хруща побрал. Сколько про кукурузу и целину орал… доорался, опять в стране жрать нечего. Фашистов победили, в космос, вон, летаем, а продуктов как не хватало, так и не хватает. Кукурузник чертов… Ну, ладно здесь на юге она хорошо растет, а на север-то зачем ее попер!? Вон сколько площадей под нее там засеяли, а она не родится на таком холоде. А сколько с тех площадей можно было пшеницы и ржи собрать. Или Целину вон распахали, сколько пастбищ казахских погубили, а там за десять лет всего один год урожайный был. А если бы казахам позволили там скот без ограничения водить, они, может, страну бы мясом завалили. А так, ни хлеба, ни мяса. Одно слово, балбес лысый…
– Тише ты, Володь… Не дай бог, кто подслушает, да донесет, – забеспокоилась сноха.
– Да и пусть, поди не сталинские времена. Сколько можно бояться? – хорохорился сын, но заговорил тише.
У Ксении Андреевны затекла спина и она попыталась повернуться, кровать заскрипела. В комнату с озабоченным лицом заглянул сын:
– Мам, ты что?
– Ох, Володь, помоги… Что-то совсем сил нет, – слабым голосом попросила Ксения Андреевна.
Сын бережно помог матери повернуться на бок.
– Мам, может покушаешь?
– Не хочу, сынок… Я лучше так полежу.
– Ну, как же, надо обязательно есть, оттого и сил у тебя нет, – настаивал сын.
– Не могу, в горло эта каша не лезет, – решительно возражала Ксения Андреевна, которой опротивела манная диета.
Подслушанный разговор, где сын костерил нынешнего главу государства, побудил Ксению Андреевну начать думать о Хрущеве. Каков этот новый «царь», сумевший из «грязи» подняться на самую высокую властную вершину. Она не раз в газетах, которые выписывал сын, и в городском кинотеатре, когда перед фильмами демонстрировали киножурнал «Новости дня» видела и его, и его жену. И это нынешние цари!? Если цари такие, то что о нижестоящих господах говорить? И все начальники и их жены, которых видела и знала Ксения Андреевна все равно где, здесь или в Саратове, или в Калининграде… Даже одетые в хорошие костюмы, платья, шляпы… все они разве что тщились казаться настоящими господами. Когда Ксения Андреевна была еще здорова, она не раз представляла, как бы она носила эти платья, шляпки, какой бы дамой она в них смотрелась, какой бы она стала госпожей. А ведь так бы оно и случилось, если бы ее муж оказался не только рисковым и ухватистым, но и достаточно прозорливым, хитрым и смог бы вывернуться тогда в тридцатые годы, как эти тогда сумевшие уцелеть, усидеть на должностях, а сейчас как этот лысый со своей Ниной изображают господ. Они сумели, а ее муж, увы, нет.
