Виктор Елисеевич Дьяков
Госпожа
1963 г.
К утру, когда действие морфия ослабевало и тупая ноюща боль вновь «вступала с свои права»… Нет, Ксения Андреевна не проснулась, просто в её видениях теперь присутствовала та же боль. Ведь начиная с тридцатых годов всю её жизнь сопровождала непрекращающаяся моральная боль, которая то ослабевала, то усиливалась. Обычно Ксения Андреевна полностью приходила в себя уже после того как сын уходил на работу, а внук в школу. В доме оставались сноха и внучка, учившаяся во вторую смену. К тому времени сноха уже успевала подоить корову и выпустить её пастись в стадо, приготовить завтрак, накормить мужа и детей. Потом для неё начиналось самое неприятное, подмывание почти недвижимого тела свекрови и замена простыней. И хоть сноха старалась во время всех этих манипуляций не причинять боли свекрови, но далеко не всегда это у неё получалось. Ксения Андреевна эти свои страдания не считала нужным скрывать и всячески выказывала недовольство.
Возникало-ли у неё, хоть когда-то чувство напоминающее сострадание к снохе, живущей в общем-то тяжелой и беспросветной жизнью здесь на краю света с её сыном, а главное с ней, старухой которая даже не получает пенсию, ибо никогда ни где не работала? Тем не менее, сноха существует в доме фактически на положении батрачки при ней, и за все это, не то что благодарности, доброго, жалеющего взгляда не удостаивалась. Нет, не жалела сноху Ксения Андреевна неосознанно считая её от природы низшим созданием, рожденным для того, чтобы на кого-то работать и кого-то обслуживать. Другое дело она, она рождена чтобы повелевать и наслаждаться жизнью… Увы, слишком коротким оказалось то время, когда она ею наслаждалась. Здесь она даже себя кое в чем винила: промахнулась с выбором жениха, не проявила дальновидности. Ведь и тогда можно было бы, как ей казалось, найти такого спутника жизни, который и в начальники вышел и при любом «шторме» остался бы на плаву, не потонул. Уцелел же Хрущев, хотя тоже, это она слышала от сына, в свое время сочувствовал Бухарину. А ведь мужичок-то так себе, а жена его при нем, наверное, как сыр в масле катается, на всем готовом живет. А кто они оба!? Посмотреть, плюгавй мужичонка, который, как говорит Володя, двух слов связать не может. А жена его – обыкновенная деревенская хохлушка. Но она с мужем не промахнулась, он у неё сумел извернуться и на самый верх подняться и семье своей легкую жизнь обеспечил и детям. Да не только Хрущев, кто и не так высоко взлетел, кто так же как Яков тогда где-нибудь в сельсоветах сидели и так же и барствовали и в свой дом тащили… наверняка и из них многие сумели извернуться, и ни под какой суд не попали. А вот Яков не сумел, и потому только он виноват, и в своей судьбе, и в том, что обрек на такую жизнь её и детей…
Самым мучительным периодом для Ксении Андреевны являлось время с утра до прихода из школы внука, который делал ей укол. Именно в это время приходилось терпеть наиболее сильную боль. Иной раз оная становилась просто нестерпимой, и её стоны непроизвольно трансформировались в крики. И сейчас Ксения Андреевна не выдержала, закричала.
– Мама, бабушка опять сильно кричит! – напугалась внучка.
Прибежала стиравшая на веранде белье сноха с мокрыми руками, попыталась повернуть свекровь на бок… но более ничем помочь не могла, ибо сама так и не научилась делать уколы. На этот раз, оказавшись на боку Ксении Андреевна вдруг почувствовала себя легче настолько, что вновь провалилась в сновидения своего прошлого.
1940 -1946 г.г.
Якову дали срок с конфискацией. Впрочем, конфисковали только дом и имущество которое было невозможно вывезти: мебель, скотину, сельхозинвентарь. Но немало ценностей Ксения сумела вывезти. Первое время в Саратове они жили этими запасами. Но когда пришлось менять документы эти запасы существенно истощились. А потом… потом Ксения Андреевна работать все равно не пошла. Госпожа рождена не для того чтобы работать, она рождена чтобы повелевать. Увы, повелевать она уже никак не могла, тем не менее, умудрялась как-то жить и обеспечивать детей. На саратовских родственников полагаться уже было нельзя. А когда она сменила документы, рядом с ними вообще стало опасно – они знали всю подноготную превращения Буровых в Бурцевых и могли, как проболтаться, так и шантажировать с целью выдавливания денег. Родственники ведь не дураки понимали, что без денег не провернуть дело с документами – значит они у неё есть. К тому времени Ксения Андреевна уже обжилась в городе, а так как женщина была видная и умела одеваться…
У неё появился мужчина, такой которого она сейчас и искала, сидящий на хлебном месте в некоей снабженческой организации. Так за счет добычливого любовника Ксении удалось то, что удавалось далеко не всем родителям в полных и не подвергшихся репрессиям семьях. Её сын и дочь не голодали и не побирались. Хотя за время всей этой нервотрепки пока шло расследование и суд и они жили на птичьих правах дети не имели возможности учиться и пропустили два года… Но как только жизнь немного наладилась, определилось их постоянное место жительства… дети возобновили учебу и к 1940 году они оба окончили семилетку, что означало по тому времени неполное среднее образование и иметь таковое в провинции по факту не могло и половина детей школьного возраста. Тогда молодые люди, имеющие за плечами семилетку встречались куда реже чем в более поздние годы выпускники институтов.
Нет, Ксения более ни с кем не собиралась всерьез связывать свою судьбу, да то было и рискованно, имея на руках сфабрикованные документы. Для неё главным стало поставить на ноги детей. Потому любовники у неё менялись. Жилье также снимали в зависимости от возможностей очередного любовника и отношений с квартирными хозяевами. В то время как прочие жены «врагов народа» гнили по лагерям и питались баландой, а их дети страдали от недоеда и прочих мерзостей в детдомах… Ксения и сама всего этого избежала и детей от лиха избавила. Вроде всего пару-тройку букв в фамилии поменяла, а каков результат!
Но от следующего, надвигающегося уже на всех без исключения лиха, войны, Ксения Андреевна оказалась бессильна. Сыну, поступившему после школы в техникум (такую возможность опять же давала семилетка) в 1941 году исполнилось 20 лет и ничто не могло уберечь его от мобилизации. Ох, как переживала Ксения за сына. Хоть и не вырос Володя таким же энергичным карьеристом как его отец, но парень был видный и смелый. Даже те случившиеся в его детстве допросы не сказались на его психике. Именно на таких любили «ездить» всякие военные начальники советского разлива, посылая на самые рисковые и опасные дела, используя агитационную демагогию. И она себя корила, что не уберегла сына от призыва, не смогла даже через своих хахалей выбить ему техникумовскую бронь, как это делали некоторые.
Впрочем, здесь Ксения к самой себе была несколько несправедлива. Да от мобилизации она его не спасло, но то что сын окончил семилетку и курс техникума, ох как ему помогло. Ведь таких как он не посылали сразу на передовую под огонь, как его сверстников, имевших в лучшем случае лишь начальную школу за плечами, а таковых было большинство, особенно деревенских. Володю направили в офицерское училище. Потому в первый самый страшный период войны он на передовую не попал. Почему не обратили внимание на его липовые документы при зачислении в училище? Так ведь не до того было, война, эвакуация, бардак и убыль в младшем офицерском составе страшная. Да и документы-то были уже не липовые, ибо паспорт выданный на основании липового свидетельства о рождении являлся уже самым настоящим, тем более свидетельство об окончании семилетки или справка из техникума… Таким образом через несколько месяцев после начала войны Володя вместе со своими такими же как он «однокашниками» получил звание младшего лейтенанта и к концу года попал в войска.
Именно с декабря 1941 года Ксения до того весьма равнодушна к религии, вдруг, стала сильно верующей. Теперь она регулярно посещала церковь и ставила свечки за спасение сына… То, что сын на фронте, позволило ей уже во всеуслышание заявлять, что она является матерью офицера Красной Армии. На законных правах она теперь получала паек по продаттестату, который Володя переслал ей с фронта. Так они и существовали за счет того продаттестата и карточки дочери, выданной ей как студентке техникума. Время от времени Ксения продавала оставшиеся от старых времен вещи, а уж когда становилось совсем голодно, в дело шли и остававшиеся у нее империалы.
Видать, не зря ставила свечки Ксения – Бог берег Володю, а его аттестат позволил не очень зависеть от любовников, к тому же с годами этот «источник» сам по себе иссякал. Таким образом, Ксения с дочерью относительно терпимо пережили военное лихолетье, тогда как вокруг едва ли не все горюшко хлебали полными ложками. Изредка она виделась с саратовским родственниками и те как-то поведали, что на фронте погибли оба её брата, а мать от горя занемогла и тоже померла, что в Подшиваловке похоронки приходят чуть ли не еженедельно, что деревня теперь имеет однородный национальный состав, ибо всех немцев подчистую угнали куда-то на Урал в лагерь… Все это ничуть не трогало Ксению, она так же как и Якова вычеркнула из своей жизни и всех односельчан, в том числе и родственников. Волновалась она лишь за сына и для тех волнений возникли весомые причины. В начале 1943 года пришло от него письмо из госпиталя, куда он попал с ранением средней тяжести в грудь. Сначала она чуть с ума не сошла, рвалась ехать в тот госпиталь, и лишь сильная простуда и то, что ехать надо было далеко, удержало её. Она надеялась, что сын приедет на побывку после лечения. Но в середине лета того же года обстановка на фронтах стала столь напряженной, что Володю прямо с госпиталя вновь срочно отправили на фронт.
В сражении на курском выступе в танк на броне которого находился Володя со своим взводом… в него попал немецкий снаряд, танк загорелся… Так он вновь попал в госпиталь, но уже с ожогами и сильной контузией. На этот раз не «зажило как на собаке», он провалялся долго и после излечения его направили не на передовую, а в то самое училище, в котором он учился в 1941 году. Там, командуя взводом, он и пробыл до самого конца войны, а так как училище не расформировали, то остался там же служить и после, уже в должности командира учебной роты. К матери в отпуск он приехал с погонами старшего лейтенанта на плечах, с орденами Красной Звезды, Александра Невского и россыпью медалей на груди. 24-х летний красавец-офицер, честно прошедший фронт и избежавший слишком тяжелых ранений – большая по тому времени удача.
Давно уже так не радовалась Ксения Андреевна, казалось, судьба вновь стала к ней благосклонной. А как же иначе, ведь сын уцелел в такой мясорубке, да еще прочно встал на ноги. Дочь к тому времени окончила техникум, работала и в некоторой степени уже тяготилась совместной жизнью с матерью – меж ними никогда не было столь же сердечных отношений как меж сыном и матерью, ни тогда, ни после. Сын это понял и предложил:
– Поедем, мама, ко мне. У меня служебная комната, хорошая зарплата, да еще паек получаю…
А что оставалось Ксении Андреевне? Ей то уж к полтиннику подступало, да и по съемным квартирам мотаться надоело, тем более, что дочь рвалась от неё съехать в общежитие от работы, там с подружками ей было веселее. К тому же ей надо было срочно искать жениха, и мать в этом деле становилась определенной обузой. Естественно Ксения Андреевна предпочла своей «птичьей» жизни официальный статус матери офицера-фронтовика. И она поехала жить к сыну и жила в том статусе некоторое время, пока этот статус не потеряла, то есть пока Володю не выгнали с позором из армии. Как это возможно для человека образцово выполнявшего свои обязанности, воевавшего и честно заслужившего свои звания и награды? В жизни вообще нет ничего невозможного, а уж в той, что имела место в СССР в те годы тем более.
Всему виной стало то, что и Володя и Ксения Андреевна, уверовав, что их никто не ищет, позволили себе расслабиться и потеряли бдительность. Органы их действительно не искали, но куда опаснее оказалась зависть людская. Да и как тут плохо думать на людей, когда вроде вместе перенесли такую страшную войну, видели столько горя. То-то и оно, что далеко не все сволочи живут припеваючи, так же как не все кристально честные люди бедны и бесправны, что, тем не менее, косвенно пропагандируется в некоторых шедеврах мировой литературы. Увы, не стали люди после войны добрее, он остались теми же кем были и всегда будут. Так вот, расслабился Володя, не прятался, ходил по городу в форме с «золотыми» погонами, в орденах. Не удержалась и Ксения Андреевна, захотелось и ей покрасоваться. Одела она лучшее платье и пошли они под руку, мать и сын… Хоть и много пережила Ксения, но ведь никогда кроме раннего детства не голодала и не работала, потому сохранила красоту, умела одеваться и подать себя. И вот идут они по центральному проспекту Саратова бравый гвардеец сын с красивой матерью, с гордо поднятыми головами. Все на них смотрят, восхищаются, завидуют…
И случился в тот момент на проспекте заезжий человек из Подшиваловки. Володю он не узнал бы, слишком много лет прошло, и помнил он его мальчишкой, а тут идет молодой офицер. Не узнал, если бы рядом не шла Ксения. Ну, а её саму и её вызывающую манеру «нести себя», это в Подшиваловке помнили очень многие. Вернулся тот человек в деревню, да и рассказал:
– Видел в Саратове Ксюху Бурову и сына её Володьку. Идут под ручку, он с золотыми погонами и тремя звездочками, сапоги как зеркало блестят, весь в наградах. Она, будто и не случилося с ней ничего, все такая же барыня, разодета, в ушах серьги, в груди и заду гладкая, идет нос задрав. Видать опять хорошо ей живется. Вроде и била, била их власть, а они все одно опять наверх выплыли.
Не один день судачили в Подшиваловке о столь неожиданном явлении народу членов семьи врага народа Якова Бурова. Кто-то поболтал и забыл, но нашелся и тот, кто написал донос в областное МГБ. Дескать, разберитесь дорогие товарищи из органов, как так вся страна кровью умылась, хлеба досыта не ест, а члены семьи злобного врага народа в офицеры выходят, не голодают и очень даже процветают.
С отпуска к месту службы Володя ехал уже с матерью, не чуя, что донос уже рассмотрели в областном МГБ и его ищут. Искали его с полгода, сначала не уяснив, что указанный в доносе старший лейтенант Владимир Буров, на самом деле уже носит несколько иную фамилию. Но на этот раз в органах за дело взялись всерьез и в конце концов обнаружили членов семьи врага народа. Уже в 1946 году в особый отдел училища, где продолжал служить Володя, пришло предписание, тщательно разобраться с происхождением и родителями старшего лейтенанта Бурцева, в связи с поступившими донесениями бдительных граждан.
И все, как повернулась судьба, так и отвернулась. Раскопали, что Бурцев никакой не Бурцев, а Буров, что его отец осужден по 58 статье на длительный срок… Что всё это он скрыл, и когда поступал в училище, и когда вступал в партию. То, что воевал и в партию вступил на передовой, а чины и ордена заслужил кровью? Так это всё для того, чтобы пробраться в ряды славных советских офицеров, коммунистов. Вот для чего обманом в наши ряды пробрался сын врага народа. Ох, что грозило Володе за такое! Но многие сослуживцы не испугались вступиться за него, да и командование училища выдало на него положительную характеристику: офицером Володя был отличным. Послали запросы в части, где Володя воевал – и оттуда пришли положительные отзывы. Если бы не это, все бы могло кончиться очень плохо. А так, всего лишь звания лишили, орденов, из партии исключили, из армии выгнали… Надо сказать, что к Володе и в училище и в частях, где он воевал относились очень хорошо. Везде у него имелись верные друзья, в том числе и в особом отделе. Потому там не стали заострять внимание по поводу незаконной смены фамилии, ведь тогда бы привлекли к ответственности и Ксению Андреевну, как инициатора этого дела, добрались бы и до сестры. Ведь они все носили не свою, а вымышленную фамилию. В общем, Володе помогли, дали возможность по добру, по здорову убраться и жить под своей новой фамилией.
1963 г.
На этот раз очнуться заставил просто дикий приступ боли, буквально пронзивший всю нижнюю часть тела Ксении Андреевны. На крик прибежала сноха, и Борис, пришедший со школы и обедавший… Он обед прервал и стал кипятить шприц… Действие морфия обычно не сразу повергало Ксению Андреевну в полузабытье, в котором ей сейчас было наиболее комфортно. Еще находясь под впечатлением событий 45-46 годов, когда сына, что называется, «подстрелили на взлете», она даже находясь в полной памяти продолжала «проживать» те нелегкие годы. Постепенно все усиливающееся воздействие морфия вновь погрузило Ксению Андреевну в очередную серию пучины воспоминаний.
1946-1947 г.г.
Сына выгнали из армии, из служебной квартиры и он с матерью оказался буквально на улице. И кто бы знает, чем бы все это кончилось, если бы у Ксении Андреевны не оставались последние золотые империалы, и она имела опыт как их можно обменять на наибольшее количество советских рублей. Они вернулись в Саратов. Сын был готов браться за любую работу, но Ксения Андреевна рассудила здраво: на тяжелой работе много не заработаешь, а здоровье надорвёшь. Потому пока есть деньги надо… Опять же, наличие семилетки позволило Володе без проблем поступить на курсы бухгалтеров, благо там не особо копались в биографиях поступавших. То оказался основной фактор выбора именно этой профессии, как и то, на что особо обращала внимание Ксения Андреевна – специальность не предполагала тяжелой физической работы. У некоторых людей, у которых за много веков крепостничества накопилась наследственная генетическая усталость от тяжелого физического труда… они просто интуитивно старались оного избегать.
На тех курсах Володя и познакомился со своей будущей женой. Кто такой была Зоя? Она тоже родом оказалась с саратовского заволжья, с села, росла в небогатой крестьянской семье и имела всего лишь начальное образование. Как ей удалось попасть на бухгалтерские курсы, где нужна была семилетка? Она мечтала вырваться с села и буквально Христом Богом упросила правление колхоза, чтобы её направили на эти курсы по разнарядке от колхоза. А конкретно, посодействовал дальний родственник, которого мать Зои потом за это не один раз поила самогонкой и кормила дармовой закусью. На курсах лишь покачали головой, увидев что у «разнарядчицы» не хватает образования, но взяли. Раз колхоз направил – учись, но если не потянешь пеняй на себя – выгоним. На курсах Володя и Зоя сидели рядом и он, видя что девушке тяжело дается учеба, стал ей помогать… Так и начались у них отношения.
Да, Зоя являлась обыкновенной деревенской девушкой, не сумевшей, из-за отсутствия в её селе средней школы, получить образование выше начального. Но в то же время она обладала от природы абсолютным музыкальным слухом и самостоятельно, по наитию научилась играть на тех инструментах, которые имелись в их колхозном клубе: гитаре, мандолине, балалайке. Более того, она могла эти инструменты настраивать. Отлично она и пела, хоть и не имела сильного голоса. И если бы Зоя была побойчее… понаглее… Но она от природы оказалась очень скромной и потому её способности, что называется, лежали мертвым грузом. Вернее почти мертвым грузом, ибо и в селе и во время учебы на курсах Зоя активно участвовала в художественной самодеятельности. В последнем случае она даже увлекла Володю, который тоже стал участвовать в самодеятельных спектаклях. Полгода учились они на курсах и за это время их отношения настолько окрепли, что по окончании свежеиспеченные бухгалтера решили пожениться.
Немало девчонок на тех курсах заглядывались на Володю и были они городскими и внешне привлекательнее Зои. Но Володя оказался однолюбом и кроме неё ни на кого не смотрел. Завистницы злобно шипели, что Зоя замуж идет оттого, что не хочет в свое село возвращаться. Она действительно не хотела возвращаться к старой жизни, но замуж шла по любви.
Когда Ксения Андреевна впервые увидела девушку сына, у неё сама собой возникла ассоциация сходства Зои с … чучелом огородным. То что она влюбилась в её сына, это она понимала, но что он в неё… В её глазах Зоя не обладала ни одним из те женских достоинств, которые она считала основополагающими: она далеко не красавица, совершенно не умеет одеваться, чрезмерно застенчива да и её родители никто и звать их никак – рядовые колхозники. А все её способности, умение извлекать звуки из струнных инструментов, она считала пустопорожним бесполезным треньканием. Ксения Андреевна очень надеялась, что Володя найдет себе такую невесту, из такой семьи, что оная станет не только спутницей жизни, но опорой и защитой не только ему, но и ей, и они, наконец, вновь обретут «твердую почву» под ногами. А Зоя… ну какой с неё прок?
Увы, как ни старалась, не объясняла Ксения Андреевна сыну «текущий момент», Володя оказался как никогда тверд – по окончанию курсов они с Зоей поженились. Попсиховала Ксения Андреевна, но была вынуждена уступить, хоть и приняла сноху в штыки. Но та своей мягкостью, добротой, неконфликтностью со временем сумела смягчить неприязнь свекрови. Зоя добровольно взяла на себя роль домашней уборщицы, поварихи, бегала по магазинам. Ксении Андреевне же оставались её любимое занятие – быть хозяйкой в доме, командовать.
Опять же не без помощи старых знакомых Ксении Андреевны, и Володя, и Зоя после окончания курсов и женитьбы устроились на работу по специальности в Саратове. Зарабатывали они немного, жилплощади им не обещали даже в обозримом будущем, и жить им всем опять же приходилось на съемной квартире. Тут Зоя забеременела, и в 1947 году родился Борис. На одну зарплату Володи жить стало очень тяжело. Тем не менее, идти работать Ксении Андреевне – этот вопрос даже не обсуждался. Если бы не помощь продуктами из села родственников Зои, жить стало бы вообще не в мочь – в послевоенные годы в Саратове было очень голодно. Ксения Андреевна голодать совсем не собиралась и вновь проявила свойственную ей энергию для нахождения выхода из сложившейся ситуации – и нашла. Она узнала опять же через своих знакомых, что в городе объявлен что-то типа конкурса бухгалтеров для работы в некой перспективной организации под названием «Скотоимпорт». Володя сходил, прошел собеседование и ему не сказали, ни да, ни нет. Тогда в ту контору пошла сама Ксения Андреевна, соответственно одевшись, накрасившись и надушившись… и взяла с собой последние, остававшиеся у неё два полуимпериала… И её визит произвел мгновенное действие. Володю зачислили сотрудником «Скотоимпорта» и предложили на выбор три места работы: подмосковный Воскресенск, Борзю в Читинской области, и город Панфилов на китайской границе в Казахстане. Именно в этих городах имелись вакансии бухгалтеров Скотоимпорта.
Конечно, уезжать хоть и не из обильных, но родных мест не очень хотелось. Но с другой стороны Скотоимпорт организация богатая и кроме работы предоставляла обязательное жильё своим сотрудникам. Всей семьей стали думать и гадать куда ехать. Самым заманчивым сначала казался Воскресенск, там ведь столица, Москва рядом, а значит и снабжение лучше. Но Ксения Андреевна стразу предостерегла: место конечно хорошее, но там и проверки московские будут, серьезные. Не дай Бог опять что-нибудь раскопают. Володя согласился, в его памяти еще свежа была нервотрепка, связанная с его изгнанием из армии. Борзю тоже почти сразу исключили. Уж очень далеко. И по слухам в Забайкалье ничуть не лучше, а то и хуже чем в Поволжье, тоже голодное место. Так и порешили ехать в Панфилов, в город на китайской границе. Там юг, тепло, хорошо растут фрукты, овощи, да и с казахами можно жить. Вон они и в Саратовской области живут – нормальные люди. Правда Ксения Андреевна казахов как раз за нормальных людей не считала. По её мнению то был примитивный народец. Но, то что они в основном не злые и с ними можно ладить, она в этом тоже соглашалась. Так и порешили ехать в Панфилов, хоть и не говоря вслух но имея в виду: бежали от недоеда и исходящей от власти потенциальной опасности. Ведь здесь рядом находилась Подшиваловка, где их знали и помнили. И если один раз на них донесли, могут и еще донести. А там, в далеке, где их никто не знает, и они никого, может получится, жить спокойно, без страха, и может, наконец, и не опасаясь голода.
Володе на всю семью выделили проездные документы и деньги до самого места работы. То есть переезд обошелся бесплатно. К тому времени дочь для Ксении Андреевны стала что называется «отрезанным ломтем». Она работала, жила в общежитии и тоже более всего желала, чтобы родственники, от которых постоянно исходила опасность, поскорее уехали от неё подальше. Она очень боялась, что наличие такого рода родни, всерьез осложнит ей поиск нормального жениха.
То что на юге и в войну, и после не голодали так как в центральной России это Бурцевы в полной мере ощутили, когда поезд повез их из голодного Поволжья через пустынную голую казахскую степь, где на редких полустанках вообще ничего не продавали и питаться приходилось скудными запасами взятыми с собой… Но вот тоскливая безводная степь осталась позади и на станции Арысь перрон буквально заполнили торговки, предлагавшие самую разнообразную снедь. Володя вышел и почти сразу вернулся… неся по ведру огурцов и помидоров… В Чимкенте купили ранние яблоки, молодой картофель… Стоял конец июня и всего этого в Саратове просто быть не могло, а здесь всё уже выросло и созрело. Пока доехали до Алма-Аты на каждой станции по дешевке покупали самые всевозможные продукты, которых тут имелось в избытке: свежую зелень, жареных кур, чебуреки… Ксения Андреевна с облегчением вздохнула – голод им больше не угрожал.
Панфилов оказался небольшим пыльным городишкой в тридцати километрах от китайской границы. В общем дыра-дырой, но имелись и свои «достопримечательности». Во-первых здесь располагался штаб погранотряда с казармами. Когда-то до революции в тех казармах несли службу казаки первого полка Сибирского казачьего войска, которые тоже охраняли границу. Тогда же там служил и молодой хорунжий Анненков, в Гражданскую войну ставший казачьим атаманом и наводивший ужас на весь окрестный край, поливший много большевичьей и случайной крови. Сейчас там размещались советские пограничники, носившие фуражки с зелеными околышами. Второй достопримечательностью являлась контора «Скотоимпорта», куда и направили работать Володю. Ему предстояло заниматься учетом перегоняемого из Китая скота, в основном овец. Тогда, только что пришедшие к власти в Китае коммунисты остро нуждались в советской помощи и расплачивались за неё вот таким образом.
После того как немного подрос Борис и Зоя нашла себе работу по специальности в местной системе коммунального хозяйства. Для проживания семьи бухгалтера Бурцева выделили средних размеров саманный дом с русской печкой внутри и приусадебным участком снаружи. Этот участок, щедрое южное солнце, система сквозных арыков… Все это позволяло уже в марте засевать первые овощи, а с середины июня собирать первый урожай: зелень, ранний картофель, огурцы. Ну, а позднее поспевали: черешня, яблоки, груши, алыча, урюк, абрикосы… виноград. В этом доме, на этом участке и до них жили люди, потому он возделывался много лет, плодовые деревья и виноградная лоза плодоносили. А когда Бурцевы купили корову, то в доме появилось и свое молоко.
Зоя, несмотря на свои музыкальные способности, с детства привыкла жить крестьянской жизнью. Потому после своей бухгалтерской работы она привычно окуналась в домашние заботы: полола огород, доила корову, готовила, стирала. Ксения Андреевна разве что с внуком до того как он пошел в детский сад нянчилась, а в остальном привычно заняла в доме главенствующее место и к той же корове и близко не подходила, разве что в огороде иногда снохе помогала. Зато во время всяких званых застолий она садилась во главе стола и руководила данным действом, провозглашала тосты… Особенно она любила один, который произносила еще с НЕПовских времен.
– Выпьем поприятнее! – что примерно означало то же, что и «Чтобы не в последний раз!»
