Виктория Волкова
Шиворот-навыворот
Глава 3
Иштван крепко затянулся сигаретой и зло посмотрел на Пахома.
– Ну что, Витя, вляпались? – спросил с издевкой.
– Ага, по самое не могу, – простодушно ответил Виктор, сплюнув сквозь зубы.
– Я предупреждал вас, я говорил! Чтоб не смели брать этого Бумеранга с собой! Он же идиот, по нему психушка плачет! Герт, я тебе говорил!
– Заткнись, Кораб, не причитай, – резко оборвал его Иштван. – Да, говорил! Если ты такой умный, придумай, как теперь нам обеспечить алиби.
Они стояли на балконе, курили и ругались вполголоса. Такие разные: Витя Пахомов, высокий, широкоплечий, державший в кулаке всю окрестную шпану, мажорный Сережка Корабельников, мальчик-с-пальчик, студент юрфака и надежда всей советской науки Иштван Цагерт, ростом под стать Пахомову, только с недюжинным интеллектом в глазах.
– Герт, все просто, скажем, что гуляли с бабами. Я шмар каких-нибудь уговорю! Годится? – непонятно с чего вдруг развеселился Пахом.
– Нет, – поморщился Иштван. – Твои девки сразу все расскажут, а если чего знать не будут, то приврут. Хотя я думаю, что бабы – неплохой вариант. – Но… – Он повернулся к Пахому и ухмыльнулся. В глазах у него веселились бесенята.
– Я думаю, пусть это будут не шмары, а какие-то комсомолки, спортсменки, активистки и просто красавицы! – хитро закончил он с интонацией Этуша.
– О чем разговор, Герт? Да за тебя любая подпишется! – ничего не поняв, заверил Пахом.
– Мне не нужна любая, Витя! – в сердцах сказал Иштван. – И…
Но договорить ему не удалось.
– Иштван! – позвал манерный женский голос.
– Я сейчас, вы пока думайте! – бросил он и зашел в квартиру.
Маман пребывала в бешенстве и от ярости теребила кухонное полотенце маленькими наманикюренными пальчиками.
– Что случилось? Ты чего такая злая? – удивился он. Вроде когда выходил, она спокойно возилась на кухне.
– Да, дружочек, я злая! – вскрикнула маман истерично. – Ты совершенно не умеешь ценить вещи, все, что достается с таким трудом, ты просто уничтожаешь! Новая куртка из «Березки» вся грязная, я не знаю, возьмут ли ее в химчистку! А ведь это дорогая вещь!
– Мам, у меня друзья. Что ты мне нотации читаешь? – удрученно пробормотал Иштван. А что объяснять?! Не мог же поведать, что вчера они с Пахомом удирали от какого-то железнодорожника, застукавшем их, когда уже были аккуратно сняты пломбы на товарном вагоне и открыты замки. И Бумеранг отстал, крикнув: «Я задержу!». Ага! Мужика нашли мертвым на путях среди бела дня. И сегодня к Пахому прибежал невменяемый от страха Бумеранг и заявил, что сдаст всех, если ему не помогут. Витя сначала попытался объяснить, что за групповое преступление срок увеличивается. Потом разозлился и, врезав Бумерангу в ухо для лучшего понимания, пригрозил:
– Только пикни!
И с извечным вопросом «что делать?» примчался к Иштвану.
– Мы не при делах! Нас там вообще не было, – решил Цагерт. А про себя добавил: «Хорошо, что мы с Пахомом надели перчатки, улик никаких!» И теперь надо срочно придумать алиби, пока не пришли работники внутренних органов и не спросили с пристрастием.
– Хочешь уйти от ответа! – не унималась мать. – Но я и так все знаю! Ты ездил на дачу! И испачкал там куртку!
– Какую дачу? – изумился Иштван, с трудом понимая, о чем речь.
– На нашу! Какую еще? Не отнекивайся! – закричала мать, и ее лицо покрылось красными пятнами. – Софья Григорьевна видела вас с Лилей вчера! Она мне позвонила и все рассказала!
– Иштван. – Она перевела дух и продолжала уже более спокойным тоном: – Лиля – не та девушка, с которой можно просто развлечься. На таких женятся. А тебе еще рано! И не хватало мне претензий от ее родителей!
– Мам, – осторожно осведомился Иштван, все еще не веря в свалившуюся удачу. – Софья Григорьевна точно нас видела?
– Конечно, она очень хорошо рассмотрела девушку и мне ее описала. Это же Лиля Агапова, верно? И тебя заметила, в новой куртке. Вы сидели на качелях под грушей и целовались, а потом пошли в дом. Она, дружочек, в этом уверена. А вот почему врешь ты?
– Не хотел компрометировать девушку! – довольно рассмеявшись, «признался» Иштван. Гусар и джентльмен.
– С огнем играешь, сынок, – поостыла немного мать и с опаской заметила. – А вдруг придется на ней жениться?
– Мам, я хоть завтра! Если б Лилька согласилась!
– Она еще и не согласна! – возмутилась маман, сразу обидевшись за него.
– Я еще не предлагал, – усмехнулся Иштван. – Я люблю тебя, мам!
Он быстро чмокнул ее в щеку, обняв на ходу, и выскочил на балкон. Его друзья, молча, курили и смотрели с высоты пятого этажа на двор, усаженный тополями, на лавочки, засиженные местными сплетницами, на детей, копошащихся в песке или съезжающих с горки. При определенных обстоятельствах это могло бы стать воспоминанием, лет так на пять.
– Есть идея, – бросил Иштван. – Айда во двор!
– Зачем? – не унимался Кораб, пытаясь понять, что он задумал.
– Надо повидать кое-кого. Если дело выгорит, нам обеспечат самое лучшее алиби на этой планете. А лучше пройдемся до остановки, – уточнил Цагерт.
Ни Пахом, ни Кораб не стали возражать ему. Так уж повелось с детства, что Иштван у них верховодил. Неформальный лидер, как сказали бы сейчас.
К дому из центра ходил только один автобус, что всегда раздражало. Но сегодня Иштван радовался этому. Главное, не пропустить Лильку. Она вышла из автобуса с букетиком осенних цветов. И Иштван почувствовал, как его накрывает гнев. Он злился уже две недели. С тех пор как увидел ее в парке с каким-то парнем. Они шли в обнимку, смеялись и целовались, никого не замечая вокруг. Значит, роман, да? Любовь? И с кем? С обычным серым и невзрачным придурком. А самому Иштвану отведена роль всего лишь друга. И то пока. Он предлагал ей встречаться с класса восьмого, что ли? Она отказалась, сославшись на то, что у нее нет свободного времени на мальчиков. Еще через пару лет объяснился в любви. А она призналась, что не воспринимает его, как мужчину, а только как друга. Ведь знает его с детства. Сначала он обиделся – она нанесла по его самолюбию сильный удар. Он, Иштван Цагерт – красив и умен, всегда при деньгах и душа компании, – вдруг оказался отвергнутым. Но потом, хорошенько поразмыслив, решил, хорошо, пусть друг. Пока…
Лиля подошла, улыбаясь.
– Кого-то ждешь, Иштван?
Он стоял в одиночестве. Витька с Сережкой очень внимательно рассматривали ежемесячные абонементные талоны в сиротливо стоявшем ларьке.
– Тебя, есть дело.
– Ой, я забыла отдать ключи от дачи. Извини. Пойдем, заберешь!
– Пойдем. Но ключи пусть пока побудут у тебя, – процедил Иштван и подумал, что так даже лучше. – Но я ждал не поэтому.
– А зачем?
– Нужно поговорить.
– Что-то случилось?
– Да, у меня большие неприятности, – нехотя пробормотал он. – И помочь можешь только ты.
Деревянная беседка, давно покрашенная в синий и красный цвета, была их штаб-квартирой в детстве. Здесь придумывали, во что играть, спорили, перебивали друг другом. Но решающее слово всегда оставалось за Иштваном.
– Я сегодня не хочу в лова, давайте в казаки-разбойники, – говорил он, ничего не объясняя.
И все как-то сразу соглашались. Лиля этого терпеть не могла. И спорила с ним. И только к ее мнению он прислушивался. И ей всегда казалось, что это потому, что у нее сильный характер, и она может переубедить даже Иштвана Цагерта. Повзрослев, в той беседке пели под гитару. И каждый солист изображал из себя Высоцкого.
Иштван подал ей руку, помог сесть на перила.
– Меня подставили. И довольно сильно, – поделился он, сев рядом. – Я прошу тебя помочь, иначе окажусь в тюрьме, а потом на зоне.
– Что ты наделал? – испугалась Лиля, настороженно вглядываясь в лицо собеседника. Иштван спокойно смотрел на нее, лишь глаза выдавали сильное беспокойство, хотя он изо всех сил старался скрыть это.
– Ничего! Я никого не убил, не ограбил. – он, поморщившись, провел ладонью по затылку.
И это была правда. Убивать, конечно, никого не убивал. А ограбить – просто не успел. И ни он, ни Пахом не считали это воровством. Так, приключение, авантюра! Где-то с год назад Иштван придумал, как открывать замки на товарных вагонах. И сначала они просто баловались, оставляя вагоны открытыми. А потом поняли, что, взяв из вагона немножко того, немножко другого, и уже можно не выкраивать гроши на пиво и сигареты. Большим спросом пользовались радиодетали, продажа которых стала основным источником дохода, открывшим двери в бары и рестораны, сделавшим доступными немало красивых женщин. Приключения, дававшие остроту всей размеренной жизни, действовали на Иштвана и Витьку, как наркотик. Со временем нашлись желающие промышлять на товарной станции за долю малую, и отпала необходимость самим вскрывать вагоны. Но временами, когда хотелось почувствовать кайф от адреналина в крови, Герт с Пахомом сами выходили в «поле». Особенно в те дни, когда приходил дорогой товар.
– Что же тогда? – разволновалась Лиля.
– Знаешь Бумеранга? – невесело ухмыльнулся Иштван.
– Вову Нестерова, которого посылаешь подальше, а он всегда возвращается?! – откликнулась она. – Этого придурка все знают!
– Он вчера убил человека. Его ищут, – стараясь сохранять хладнокровие, отрезал Иштван. – И есть информация, что Бумеранг может подставить нас. Кто-то кому-то натрепался, и понеслись слухи. – Иштван усмехнулся невесело. – Сережка узнал, отделение, куда его стажером взяли, это дело ведет. Нас с Витькой уже включили в список подозреваемых.
– А как же свидетели? – наивно удивилась Лиля. Иштван смотрел на нее, и внутри поднималось необъятное отвращение к себе. Просто так втемную использовать доброго и чистого человека – редкая подлость. Но что делать? Нужно выбираться из этой передряги.
– Эти люди, Лилечка, подтвердят все, что им скажут менты. И мы с Пахомом поедем куда-нибудь лес валить. Никто не станет искать тех парней, что действительно были с Бумерангом.
– Где находились вы?! У вас должно быть алиби! – строго осведомилась Лиля и внимательно посмотрела на Иштвана.
– Вот в том-то и дело! Пахом, дурень, с Ларкой разругался. Мы пили вчера у него весь день. Две бутылки водки! У него алиби – это я. А у меня, соответственно, он. Я домой не помню, как дошел, куртку всю в грязи измазал. Мать сегодня орала, знаешь, как? – усмехнулся Иштван, силясь скрыть тревогу. Сильно давить на Лилю не хотелось, но и выпускать из рук такую возможность оправдаться тоже.
– И ты хочешь, чтобы я обеспечила вам алиби? Так?
– Да, но тебе не придется ничего врать. Ты же ездила вчера к нам на дачу. А представь, что не со своим мальчиком, а со мной, с Пахомом, с Леной, Корабом. В общем, целой толпой. Как раньше.
– А если Иван узнает и сообщит, что на даче находились только мы вдвоем? – растерялась Лиля. В огромных зеленых глазах колыхалась тревога.
– Лилечка, ну откуда он узнает? – ласково заметил Иштван и даже всплеснул руками. – Сама подумай! Это же не открытый судебный процесс, а следствие. И его по телеку не транслируют. Показания записали, выводы сделали и все забыли. А еще имеется свидетельница. Софья Григорьевна, наша соседка по даче. Она запомнила тебя. А так как ей и в голову не пришло, что я дал тебе ключи для романтического свидания, то убеждена, что видела нас вместе. Она мельком заметила твоего…парня и решила, что это я. Мы что, так похожи, Лилечка? – участливо поинтересовался он, стараясь говорить спокойно. Только правый кулак с побелевшими костяшками мог выдать подавляемую ярость. Но кажется, Лиля ничего не заметила.
– Нет, просто у вас одинаковые куртки, – нехотя пробубнила она.
– Так ты поможешь? – осторожно уточнил Иштван.
– Придется, – обреченно согласилась Лиля. – Хотя мне это не нравится! Просто не хочу, чтобы ты очутился в тюрьме.
– Спасибо, я в долгу не останусь! – растрогался Иштван и легонько коснулся ладонью ее щеки. Теплые пальцы невесомо пробежались по холодной коже. От неожиданности Лиля вздрогнула, и от Иштвана не укрылось, что она неосознанно отреагировала на примитивную ласку. Он не подал виду и деловито добавил: – Я позову ребят, надо обсудить детали.
Бумеранга арестовали сразу после ноябрьских праздников. И он начал петь соловьем: с кем и почему находился на станции.
Сначала на допрос вызвали Пахома. А через пару дней пришел черед Иштвана. Следователь Игорь Петрович Мищеренко не считался ни дураком, ни пьяницей, ни неудачником. Небольшого роста коренастый мужик с простым крестьянским лицом.
«Как топором вырублено», – подумал Иштван. Он сразу догадался, что ухо нужно держать востро. Вроде по-простому, по-свойски говорил Игорь Петрович, рассуждал о жизни, а потом нет-нет да вопросик подкинет, а от этого вопросика, безобидного вроде, дальше ниточка тянется. А потом уже и вопросы не такие безобидные, и выводы с прицелом. Поэтому Иштван заранее постарался воссоздать всю картину того дня и даже написал сценарий. Где встретились, как ехали, что делали на даче? Он, казалось, продумал все детали и заставил каждого выучить свою роль.
На допросах все – и подозреваемые, и свидетели – бойко и слаженно поведали, как они здорово отдыхали за городом именно пятнадцатого сентября.
Для проверки показаний Мищеренко отправил оперативника в дачный поселок. И соседка по даче подтвердила, что видела Иштвана с девушкой. Другие молодые люди ей на глаза не попадались, но незнакомые голоса с соседней дачи в тот день доносились. И точно молодежь приезжала пятнадцатого сентября, потому что в этот день Софья Григорьевна получала в сберкассе пенсию и рано утром ездила в город.
– Смотрите, молодой человек! – Она протянула ему сберкнижку. Там на голубом фоне синими чернилами стояла именно та дата.
– Может, дело было в октябре? – с надеждой спросил оперативник.
– Молодой человек, я еще не так стара, чтобы перепутать сентябрь с октябрем! – с вызовом отчеканила она. – Два месяца дача стоит пустая, вообще никто не приезжал!
Софье Григорьевне Петровской исполнилось шестьдесят восемь лет, и тридцать из них она проработала в отделе кадров большого завода, была бойцом старой школы. И ошибиться не могла. Игорь Петрович обожал таких свидетелей. Поэтому не счел за труд и сам съездил, поговорил со старухой. За городом дышалось легко. Он шагал через поле, по которому уже прошли комбайном, и остатки колосьев почему-то напоминали ему щетину. Природу он не любил и пейзажами не любовался. Всю дорогу от Города он думал об этом деле, сперва показавшемся ему простым. Теперь же создавалось ощущение хорошей постановки. И он предполагал, кто этот талантливый режиссер и одновременно автор сценария. Софья Григорьевна встретила его у ворот в дачный поселок.
– Я заметила вас, когда вы шли по тропинке, – сказала она. Она оказалась женщиной крепкой, с бюстом, наверное, седьмого размера. Спортивные штаны со вздувшимися коленями и спортивная куртка с драным воротником придавали ей экзотический вид. Довершала облик затейливая хала, лихо закрученная на затылке. Старуха сурово оглядела Мищеренко, и он почувствовал себя неуютно, словно стали видны насквозь все его тайны и недостатки. Он по роду своей профессии иногда встречал подобных людей. Попытки подкупить их оборачивались для подкупавших необратимыми последствиями. Они были принципиальны до отвращения. И правда всегда торжествовала в их понимании. Даже если это вредило самым близким для них людям. Формально все показания совпадали, зацепок, пусть даже маленьких, не наблюдалось. Хотя нет, нашлась одна. Все участники «пикника» утверждали, что уехали вместе. А разведчица Петровская показала, что Иштван и Лиля уехали позже. И шли по дорожке к станции в сумерках одни и целовались. И эта самая дорожка пролегает через поле и хорошо просматривается из мансарды бдительной Софьи Григорьевны.
Он устал, и ему хотелось добраться домой и завалиться спать. А вечером позвонила теща и долго пеняла, что он давно у них не появляется, последний раз виделись в сентябре на Таниных поминках.
Подумать только, три года прошло, как умерла жена! Отмучилась. А все кажется, что недавно. Игорь Петрович никогда не считал себя однолюбом, но так и не нашел подходящую женщину. Да и не искал вовсе, с головой уйдя в работу. Он изредка навещал родственников жены, чтобы вспомнить Таню, поговорить о ней. Другие разговоры давно стали ему не интересны. И жизнь его продолжала крутиться вокруг Тани. То оградку нужно поставить, то памятник, то просто свежих цветов принести на могилку.
Теща посетовала, что до нового года нужно съездить на кладбище и завернуть в целлофан памятник. Так и не закрыли, а то, не дай бог, лопнет!
– Я заеду, укрою, – пообещал Игорь, но теща заявила, что он сам не справится и она должна проконтролировать. Любой разговор тут же сводился к истерике. Мищеренко согласился, дабы поскорее прекратить беседу. Но на следующее утро вспомнил о вчерашних нотациях и разозлился. Ей что, нечего делать? У нее есть свой собственный сын, вот пусть его и учит жить. В последние годы жизни Тани, он терпел все эти нравоучения из-за жены, не хотел ее волновать. А теперь можно послать свою «вторую маму» куда угодно и навсегда избавиться от этой мегеры.
Поэтому, когда пришел Цагерт, он все еще мысленно ругался с тещей.
– С вас сняты все подозрения, – сухо заметил Мещеренко. – У меня только один вопрос. Вы и Агапова когда уехали?
«Горячо, ох, как горячо, – промелькнуло в голове у Иштвана. – Соседка могла видеть только двоих. Как же я забыл об этом!»
– Мы уехали позже, – нехотя проронил Цагерт. – Но попросили друзей об этом не распространяться. У Лилечки такая вредная мамаша.
Мещеренко закивал понимающе.
– А что вы делали одни на даче?
– Игорь Петрович! Ну что могут делать двое молодых людей, оставшись в пустом доме! – изумился Иштван Цагерт.
Он сказал так просто и искренне, что следователь еще и отругал себя за излишнюю подозрительность.
– Давай подпишу повестку! – велел Мещеренко. – Девочка хорошая, ты женись на ней, Цагерт!
– Де факто мы давно вместе, а де юре – пока не планируем. Родители говорят, еще рано, – бодро сообщил Иштван, входя в роль. А про себя подумал, слышала б это Лиля, не сносить ему головы.
– Все, иди-иди, Лиле своей привет передавай, – добродушно отмахнулся Игорь Петрович.
Иштван Цагерт ему категорически не нравился. Но его девушка казалась очень хорошей. Как это Жеглов учил Шарапова: «К девочке присмотрись, девочка правильная!» И если правильная девочка Лиля Агапова любит этого щенка Цагерта, то, возможно, и он не так уж плох.
А в субботу зарядил дождь со снегом. Сразу же образовались лужи, похожие на великие американские озера, грязь и слякоть. Поэтому на кладбище Игорь Петрович не поехал. Теща позвонила сама и предложила медовым голосом:
– Игоречек, приезжай к нам обедать. Ты давно нас не навещал. Посидим по-семейному. Я голубцы приготовила, как ты любишь.
Отказываться не полагалось. Он залез в сервант, достал бутылку коньяка, припасенного на всякий случай, оделся в костюм и повязал галстук.
В тесной прихожей теща, пристроив мокрый зонт на полу, с заговорщицким видом пыталась знаками что-то сообщить. Потом дотянулась до уха и, обдав ненавистной «Красной Москвой», зашептала:
– Ваня пригласил на обед невесту. Сейчас посмотришь. У них все очень серьезно. Во вторник собираются подавать заявление в загс.
– Вам нравится, Ольга Николаевна? – осведомился Мищеренко. А про себя подумал – если не понравилась бы, ноги ее тут бы не было.
– Сойдет. – Легкая гримаса недовольства прошлась по холеному лицу. – Пойдем познакомишься и свое мнение скажешь как профессионал.
«Только этого мне и не хватало», – устало подумал Мищеренко. Но отпираться не стал. Бесполезно.
У двери в комнату сына она, слегка притормозив, деликатно постучала и сразу же зашла. Молодые люди, разжав объятия, отпрянули друг от друга.
– Ванечка, Игорь приехал, – елейным голосом пропела теща. – Представь, пожалуйста, свою невесту.
Иван, напоминавший Мищеренко большого теленка, подскочил и пожал ему руку.
Потом пробасил солидно:
– Знакомься, Игорь, это Лиля – моя будущая жена.
И показал рукой на диван, где сидела бледная и перепуганная Лиля Агапова.
Глава 4
– А мы знакомы. Да, Лилия Михайловна? – жестко заявил Мищеренко. Он был человеком в погонах, ничего не понимал в сантиментах и не любил их разводить.
– Правда? – изумилась лилейным голоском Ольга Николаевна. – И где же вы познакомились?
– Пару месяцев назад на товарной станции произошло убийство, зарезали машиниста, ножом пырнули среди бела дня. И поэтому делу в круг подозреваемых попало несколько человек…
– Ну, я надеюсь, не Лиля! – возмущенно перебила Ольга Николаевна. Ей казалось ужасным, что Игорь посмел заикнуться о своей работе.
– Нет, не Лилия Михайловна, – не обращая никакого внимания на тон тещи, продолжил Мищеренко, облокотившись о стену, которую сам когда-то обклеивал немецкими обоями. Ситуация начинала его забавлять. – Ее лучшие друзья, с которыми она развлекалась за городом в день убийства.
– Правда, Лилия Михайловна? – вежливо уточнил он.
– Да, – прошептала Лиля, готовая провалиться сквозь землю.
– А потом все уехали, – торжественно продолжил Мищеренко, почувствовав вкус загоняемой дичи. – А двое остались. Те двое, что де факто давно уже муж и жена, а вот де юре пока не планируют. Вы понимаете к чему я клоню, Лилия Михайловна?
Лиля молчала, глаза предательски наполнялись слезами.
Она вспомнила, как Иштван сокрушался после последнего допроса, ругал себя, что не все продумал до конца и тут же хвалился, что удалось выкрутиться.
– Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу, – смеялся он. – Старуха видела целующуюся пару, которая брела к остановке. – Пришлось придумывать по ходу пьесы!
Встретив Мищеренко в доме у Ивана, Лиля растерялась, толком не понимая, что предпринять. Если сейчас она скажет «нет», то подставит Иштвана, и придется отвечать за ложные показания. А если «да», то неизвестно, как к этому отнесутся будущий муж и его мама. Лиля молчала. А потом решила сбежать.
– Ванечка, я пойду, проводи меня, – попросила она Ивана и двинулась к выходу. Но тот ничего не ответил, немало обалдев от этой сцены, и даже не двинулся с места.
Зато Ольга Николаевна загородила дорогу и резко сказала:
– Нет, моя дорогая. Никуда вы не пойдете, пока не объяснитесь с нами!
– Присаживайтесь, Лилия Михайловна! Долго мы вас не задержим, – добродушно бросил Мищеренко. Лиле пришлось вернуться на диван.
– Я не понимаю, чего ты к ней привязался, – пробурчал Ваня. – Ну, ездила Лиля за город с друзьями. Это что, противозаконно?!
– Заткнись, придурок! – цыкнула на него мать. Иван насупился и замолчал. Послушный мальчик.
– Я тебе, Ваня, сейчас все объясню, – вкрадчиво начал Мищеренко. – Эта дама – не та, за кого себя выдает. В институте она примерная студентка и неприступная красавица, а дружит со всяким отребьем, режущим людей средь бела дня. С ворьем всяким!
– Я не дружу с отребьем и ворьем! – в сердцах воскликнула Лиля.
– Да ну? – усмехнулся Мищеренко. – А как же Пахомов и Цагерт, с которыми вы за городом развлекались? Или Елена Птицына по прозвищу «Пташка»? Тоже ваша подруга? Ее пару раз задерживали за проституцию.
– Я не дружу с ней!
– Как же? Как же, Лилия Михайловна? – театрально воздел руки к небу Мищеренко. Он чувствовал, что это его бенефис, благо, самый главный зритель находился рядом и готовился аплодировать. – Вы же вместе на дачке-то развлекались! Было дело? Или нет? – Мищеренко быстро наклонился к девушке. Слишком близко. Она даже увидела мелкие оспинки на щеке. И глаза. Безжалостные и хитрые.
Лиля молча кивнула, понимая, что ее загоняют в ловушку.
– И ваш близкий друг – Иштван Цагерт. Вы на допросах оба подтвердили!
– Друг, ну и что? Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне и Ивану. – Лиля взяла себя в руки и ринулась в бой. Ей казалось, еще не все потеряно. Она не видела презрительной гримасы Ольги Николаевны, растерянного лица Ивана. Она видела только Игоря Петровича Мищеренко и сражалась с ним.
– И в чем же заключается ваша дружба? – умело расставлял силки Мищеренко. – Вы вместе чем занимаетесь?
– Обсуждаем фильмы и книги, поем под гитару, играем в «крокодила», вспоминаем что-нибудь.
Мищеренко довольно расхохотался и даже хлопнул себя по толстым ляжкам.
– Репутация Цагерта и Пахомова такова, моя дорогая, что никто не поверит, что они так прилежно проводят время, – отсмеявшись, снова начал бубнить следователь. – У них другие развлечения. Цагерта, например, все прост… путаны у «Интуриста» уважают. И насколько я знаю, его не занимают песни под гитару или пересказ книжек. У него совсем другие интересы! И если вы говорите, что «дружите» с ним, то любому ясно, какого сорта эта дружба. – Мищеренко старательно подбирал слова, дабы не разгневать каким-либо случайным просторечием свою интеллигентную тещу, отягощенную принципами высокой морали.
Лиля вспыхнула и выскочила из комнаты. Больше ее никто не задерживал.
В подъезде она остановилась и зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Ей стало обидно, что Иван ничего не сказал во время этого странного допроса, никак не заступился за нее, не оборвал зарвавшегося родственника, не бросился вслед. По большому счету, он ее предал. Она вышла из подъезда, захлебываясь слезами, и побрела по Большому проспекту, не обращая внимания на прохожих.
– Пойдем покурим, – скомандовал Мищеренко. – Нужно хоть свежего воздуха глотнуть после всей этой грязи.
– Пошли, – обреченно ответил Иван. И поплелся за зятем. Первой, кого он увидел, выйдя на балкон, оказалась Лиля, которая брела, натыкаясь на людей. Потом она стала переходить дорогу и остановилась посредине, задумавшись.
– Зря ты так. Сказал бы мне потом, сами б разобрались! – попытался слабо возразить Иван. Он хотел было кинуться следом за девушкой, но побоялся поссориться с Игорем. Потом разберемся без свидетелей.
– Пацан, ты жизни не знаешь, такие окрутят глазом, моргнуть не успеешь. – Игорь сильно затянулся сигаретой.
– Она ждет ребенка, – привел Ваня весомый аргумент.
– От тебя что ли?
– Да.
– Это она так сказала? – криво ухмыльнулся Мищеренко.
– Да.
– Какой срок?
– Два месяца.
– А это точно твой ребенок? Сам подумай! У меня есть свидетель, что в середине сентября она ночевала на даче у этого типа. И они там не гладью вышивали. Соседи говорят, там такая любовь, что всех святых выноси. Они вообще никого не замечают, кролики влюбленные. А если он не хочет жениться, у него другие планы! А тут подворачиваешься ты. Вот и повод скрыть позор, выйти замуж и жить прилично. И по срокам все получается. Проверь по календарю.
– Мы с ней ездили на какую-то дачу…
– Когда и куда? – спросил следователь, а не родственник.
– В Рамарском, в двадцатых числах сентября. – Иван пожал плечами, изображая полное равнодушие. Он умышленно соврал, опасаясь, что зять на него обидится. Они с Лилей были на даче у ее подружки пятнадцатого сентября. В годовщину смерти Тани.
– Поздравляю! Ты посетил дачу Иштвана Цагерта. Там еще такой дом с флюгером на крыше…
– Что ты говоришь?! Лиля… – осекся Иван. Она сказала ему, что это дача подружки, и он сразу понял, что там она бывала не один раз, свободно доставала из шкафов скатерть и тарелки, а потом и простыни.
– Посмотри лучше вниз.
Там внизу, на Большом проспекте, около Лили, все еще стоявшей посередине дороги, затормозила вишневая «семерка», из нее выскочил большой крепкий парень в черной кожаной куртке. Светлые волосы сразу же намокли от дождя и паклей свешивались на лоб. Он, отбросив их назад, кинулся к девушке.
– Это Пахом, – радостно указал Ивану Мищеренко.
Она уткнулась ему в плечо, продолжая рыдать. Они стояли на двойной сплошной. Затормозили несколько машин. На тротуаре стали собираться прохожие. Иван видел, как Пахом что-то крикнул в машину. И тотчас же выскочил маленький приземистый парень из породы «шестерок». Открыл заднюю дверцу, помог усадить девушку.
– Теперь убедился?! – торжествующе осведомился Мищеренко у расстроенного Ивана.
– В чем? – тупо глядя на него, буркнул Иван.
– В том! – разозлился Игорь Петрович. И принялся объяснять, как маленькому: – Виктор Пахомов не так уж добр, чтобы подбирать на дороге рыдающих одноклассниц. А вот женщину своего лучшего друга он, конечно, в беде не бросит. А может, еще и сам с нею…
– Что ты говоришь, Игорь? С ума сошел?!
– Это ты, дурак, жизни не знаешь. Иногда такие случаи бывают, что даже подумать мерзко, не то что б представить!
Иван уставился на него ошалелыми глазами.
– Благодари бога и меня за одно, что вовремя все узнал, – гордо сказал Мещеренко и снисходительно глянул на Ивана. – Ну, пошли обедать, а то теща обижаться будет.
Они подъехали к незнакомому дому. Но Лиля, обессилев от слез, мало что соображала. Витя, бережно поддерживая ее за плечи, будто она больная, повел в подъезд. В доме сталинской постройки наверх вела широкая лестница с большими пролетами, и этот путь показался Лиле вечностью. Маленький верткий парень поднялся быстрее и уже звонил в незнакомую квартиру. Куда они ее привезли? Лиля недоуменно уставилась на Пахомова не в силах что-либо сказать.
– Не бойся, – успокоил тот. – Заходи, будь как дома.
В глубине просторной и светлой квартиры слышались веселые голоса, пахло жареной картошкой. Рядом в комнате работал телевизор, рассказывая про будни хлеборобов. Пахом заглянул туда и позвал:
– Герт, поди сюда.
И тотчас же в коридор вышел Иштван. Лиля в ярости подскочила к нему, стала бить кулаками по плечам и кричать.
Он, ни слова не говоря, затащил ее в комнату, взглядом велев выйти полуголой девице, сидевшей на диване. Лиля лупила его, а он не сопротивлялся.
– Что ты такое наговорил Мищеренко? – кричала она. – Зачем ты это сделал?
Потом она выдохлась, и он усадил ее на диван, принес воды.
– Теперь рассказывай, что случилось? – поинтересовался спокойно.
Он слушал внимательно, лишь иногда хмурился. Не перебивал и не укорял.
– Я глупый идиот, я виноват перед тобой, Лиля! – Иштван в сердцах стукнул кулаком по спинке дивана. – Но кто ж знал, что они родственники! А в чем, собственно, проблема? Пройдет время, и твой Ваня одумается и вернется к тебе, если любит. А если нет, то и на фиг нужен. Нас что, застукали в одной постели? Это же одни слова, пустые обвинения! Потерпи немного, если любит – вернется!
Но, он, казалось, не понимал всей сложности ситуации. А она не могла ему все объяснить.
– Ты ничего не понимаешь, он теперь не женится на мне! – выкрикнула Лиля.
– Ничего, потом женится обязательно, – ласково сказал Иштван и погладил ее по голове, как маленькую.
– Потом будет потом. А сейчас – то он не женится! – упрямо сказала Лиля.
– Я не понимаю, тебе что, обязательно сейчас выйти за него замуж? – сильно удивился Иштван.
