Онъ приходилъ въ восторгъ отъ полной приключеній жизни этихъ людей, отъ ихъ разсказовъ болѣе интересныхъ, чѣмъ сказки, шопотомъ разсказываемыя у огня очага. Одни побывали въ Америкѣ и забывъ о лишеніяхъ, вынесенныхъ въ отдаленныхъ странахъ, говорили о нихъ, какъ о раѣ, гдѣ всѣ купаются въ золотѣ. Другіе разсказывалй о своемъ долгомъ пребываніи въ дикомъ Алжирѣ, на самой границѣ съ Пустыней, гдѣ они долгое время прятались послѣ удара ножа, нанесеннаго публично, или воровства, въ которомъ ихъ неосновательно обвинили враги. Слушая эти разсказы, Тонетъ чувствовалъ въ гнилой дырѣ Альбуферы экзотическій ароматъ этихъ чудесныхъ странъ, видѣлъ въ блескѣ фарфоровыхъ плитъ трактира всѣ ихъ волшебныя богатства.
Дружба съ бродягами становилась все тѣснѣе, особенно когда, послѣ окончанія жатвы и получки ими заработной платы, Тонетъ участвовалъ съ ними въ дикой оргіи, по всѣмъ ближайшимъ къ озеру деревенькамъ. Это было безумное шествіе изъ трактира въ трактиръ, съ ночными серенадами передъ окнами, кончавшимися всеобщей дракой, когда выходили деньги, вино казалось болѣе кисльмъ и возникали ссоры изъ‑за вопроса, кто обязанъ платить.
Одна изъ подобныхъ экскурсій прославилась на всю Альбуферу. Она продолжалась болѣе недѣли и все это время Тони не видалъ сына въ Пальмарѣ. Было извѣстно, что вся шумливая банда, какъ дикое стадо, шла по направленію къ Риберѣ, что въ Сольанѣ они вступили въ борьбу съ стражниками и что въ Суекѣ двоимъ изъ толпы были пробиты головы во время пьяной свалки въ трактирѣ. За этой шайкой безумцевъ слѣдомъ шли жандармы.
Однажды ночью Тони былъ увѣдомленъ, что его сынъ, наконецъ, появился въ трактирѣ Сахара, въ испачканномъ иломъ платьѣ, какъ будто упалъ въ каналъ, съ глазами, блестѣвшими отъ семидневнаго пьянства. Мрачный труженикъ пошелъ туда, молчаливый, какъ всегда, онъ слегка пыхтѣлъ и его сжатыя губы дрожали. Посрединѣ трактира сидѣлъ его сынъ и пилъ съ жаждой пьянаго, окруженный внимательной публикой, смѣша ее своимъ разсказомъ о темныхъ подвигахъ, совершенныхъ во время этой увеселительной прогулки.
Ударомъ руки Тони вышибъ кружку, которую сынъ подносилъ ко рту, такъ что голова его упала на плечо. Ошеломленный ударомъ, видя передъ собой отца, Тонетъ на мгновеніе съежился, потомъ въ его глазахъ засверкалъ нечистый мутный огонекъ, внушившій страхъ, и онъ бросился на отца, крича, что никто, даже собственный отецъ, не будетъ его бить безнаказанно.
Было нелегко побороть этого человѣка, серьезнаго и молчаливаго, стойкаго какъ олицетвореніе долга, рука котораго окрѣпла отъ тридцати лѣтъ безпрестанной борьбы съ нуждой. Не разжимая губъ, онъ далъ маленькому звѣрю намѣревавшемуся его укусить, пощечину, отъ которой тотъ закачался, и въ то же самое время ударомъ ноги отбросилъ его къ стѣнѣ, такъ что сыаъ упалъ лицомъ внизъ на столъ, за которымъ сидѣла компанія игроковъ.
Посѣтители набросились на отца, боясь, что въ своемъ гнѣвѣ молчаливаго великана онъ всѣхъ побьетъ. Когда возстановилось спокойствіе и выставили Тони, сынъ его успѣлъ исчезнуть. Онъ убѣжалъ, поднявъ съ отчаяніемъ руки. Его побили! Его, котораго такъ боялись! Да еще въ присутствіи всего Пальмара!
Прошло нѣсколько дней и о Тонетѣ не было ни слуха ни духа. Потомъ кое‑что узнали отъ людей, отправлявшихся на рынокъ въ Валенсію. Тонетъ находится въ казармѣ Монте Оливете и скоро думаетъ отплыть въ Кубу. Онъ позволилъ себя завербовать. Послѣ своего отчаяннаго бѣгства въ городъ, онъ бывалъ въ трактирахъ недалеко отъ того мѣста, гдѣ развѣвался флагъ конторы для отправки добровольцевъ за океанъ. Кишѣвшій тамъ людъ, ожидавшіе отправки добровольцы и хитрые вербовщики, склонили его къ этому шагу.
Тони первоначально хотѣлъ протестовать. Сыну нѣтъ еще 20 лѣтъ. Дѣло это противозаконное! Къ тому же онъ его сынъ, его единственный сынъ! Дѣдъ съ обычной своею суровостью отговорилъ его отъ вмѣшательства. Это лучшее, что могъ придумать внукъ. Онъ росъ неправильно. Пусть себѣ поѣздитъ по свѣту и испытаеггъ лишенія. Уже его приструнятъ! А если онъ умретъ, ну что же? Однимъ бродягой будетъ меньше! Въ концѣ концовъ всѣмъ придется умереть, рано или поздно.
Никто не удержалъ молодого человѣка. Одна только Подкидышъ, тайкомъ убѣжавъ изъ хаты, явилась въ Монте Оливете и простилась съ нимъ въ слезахъ, передавъ ему его поатье и всѣ деныьги, которыя могла взять безъ вѣдома Тони. Ни слова о Нелетѣ! Казалось, женихъ совсѣмъ забылъ о ней.
Прошло два года, и То6етъ не давалъ о себѣ знать.
Однажды пришло письмо на имя отца, начинавшееся драматическими фразами, исполненными неискренней чувствительности, въ которомъ Тонеть просилъ у отца прощеніе, а потомъ разсказывалъ о своемъ новомъ положеніи. Онъ былъ жандармомъ въ Гуантанамо и ему жилось недурно. Въ его стилѣ чувствовался нѣкоторый высокомѣрный апломбъ, свойственный человѣку, который ходитъ съ ружьемъ на плечѣ и внушаетъ страхъ и уваженіе. Здоровье его было превосходно. Ни малѣйшаго недомоганія, съ тѣхъ поръ, какъ онъ сѣлъ на пароходъ. Уроженцы Альбуферы превосходно переносятъ климатъ острова. Кто выросъ на этой Лагунѣ, питаясь водой, смѣшанной съ иломъ, можетъ безъ страха итти куда угодно: онъ доросъ до любого климата.
Потомъ вспыхнула война. Въ хатѣ Тони Подкидышъ дрожала всѣмъ тѣломъ, плача по угламъ, когда до Пальмара доходили смутныя извѣстія о битвахъ, происходившихъ тамъ далеко. Въ Пальмарѣ горе обрушилось на двухъ женщинъ. Ихъ сыновья были призваны и отправлялись на войну среди отчаянныхъ слезъ, словно имъ больше не придется увидѣть своихъ.
Письма Тонета носили, напротивъ, успокаивающій характеръ, дышали большой увѣренностью. Онъ былъ теперъ капраломъ кавалерійскаго отряда и казался очень довольнымъ своей судьбой. Онъ описывалъ себя очень подробно: онъ носптъ полосатый мундиръ и большую панаму, лакированные полсапожки, у пояса саблю, за спиной ружье – маузеръ и наполненный патронами патронташъ! О немъ пусть не заботятся. Такая жизнь какъ разъ въ его вкусѣ, хорошая плата, много движенія и столько же свободы, сколько и опасности. «Пусть разразится война!» весело писалъ онъ. И въ его словахъ чувствовался на далекомъ разстояніи фанфаронствующій солдатъ, удовлетворенный своимъ призваніемъ, съ восхищеніемъ подвергающій себя утомленію, голоду и жаждѣ, лишь бы освободиться отъ однообразнаго повседневнаго труда, живущій внѣ законовъ обычной нормальной жизни, имѣющій возможность убивать, не опасаясь наказанія, и на все смотрящій, какъ на свое, навязывая свою волю другимъ подъ защитой суровыхъ требованій войны.
Нелета иногда освѣдомлялась о жизни жениха. Мать ея умерла и она жила теперь въ хатѣ тетки. Чтобы заработать себѣ хлѣбъ насущный, ода служила служанкой въ домѣ Сахара въ тѣ дни, когда являлись необычные посѣтители и приходилось много готовить.
Она появлялась въ хатѣ Голубей и спрашивала Подкидыша, нѣтъ ли писемъ. Слушала она съ опущенными глазами, сжавъ губы, чтобы лучше сосредоточить свое вниманіе. Ея привязанность къ Тонету, казалось, остыла послѣ его бѣгства, когда онъ совсѣмъ не вспомнилъ о невѣстѣ. Глаза ея блестѣли, и она улыбалась, бормоча «спасибо», когда въ концѣ письма солдатъ называлъ ее и слалъ ей свой привѣтъ. Однакотона не выражала никакого желанія, чтобы молодой человѣкъ вернулся и не приходила въ восторгъ, когда онъ строилъ воздушные замки, увѣряя, что вернется, да еще съ офицерскими нашивками. Нелета была занята другими дѣлами. Она была теперь первой красавицей Альбуферы. Она была небольшого роста, но ея свѣтло – рыжіе волосы росли такъ пышно, что образовывали на головѣ шлемъ изъ стараго потускнѣвшаго отъ времени золота. Кожа ея была бѣлая, прозрачная, испещренная жилками, какой не видно было у пальмарскихъ женщинъ, чешуйчатая, отливавшая металлическимъ блескомъ кожа которыхъ имѣла отдаленное сходство съ кожей озерныхъ линей. Ея маленькіе, свѣтло – зеленые глаза блестѣли, какъ двѣ капли вермута, любимаго напитка валенсіанскихъ охотниковъ. Все чаще ей приходилось бывать въ трактирѣ Сахара. Уже не помогала она только при исключительныхъ обстоятельствахъ. Она проводила теперь цѣлый день въ трактирѣ, занятая чисткой, продавая вино за стойкой, присматривая за огнемъ, на которомъ шипѣли сковороды, а когда наступала ночь, гордо возвращалась домой въ сопровожденіи тетки, обращая на себя всеобщее вниманіе, чтобы то было вѣдомо враждебнымъ родственникамъ Сахара, уже поговаривавшимъ о томъ, что Нелета спитъ съ хозяиномъ.
Сахаръ уже не могъ обходиться безъ нея. Вдовецъ, до сихъ поръ жившій спокойно со своими старыми служанками, при всѣхъ выражая свое презрѣнье къ женщинамъ, былъ не въ силахъ противостоять близости этого насмѣшливаго существа, ходившаго вокругъ него съ кошачьей граціей. Бѣдный трактирщикъ воспламенялся отъ зеленыхъ глазъ этой кошечки. Стоило ей только увидѣть его снокойнымъ и она заставляла его терять равновѣсіе ловкимъ прикосновеніемъ, позволявшимъ ему догадываться о ея скрытыхъ прелестяхъ. Послѣ столькихъ лѣтъ воздержанія, ея слова и взгляды возбуждади немолодого трактиршика. Посѣтители видѣди его то съ оцарапаннымъ лицомъ, то съ синяками подъ глазами и смѣялись надъ его смущенными объясненіями. Недурно защищается дѣвица противъ посягательствъ Сахара! Она воспламеняетъ его взглядами, чтобы потомъ успокоить ногтями! Порою во внутреннихъ комнатахъ трактира съ шумомъ отодвигалась мебель, дрожали отъ бѣшенаго сотрясенія стѣны, и пировавшіе посѣтители иронически посмѣивадись. Это Сахаръ ухаживаетъ за своей кошечкой! Вотъ увидите, онъ покажется за стойкой, съ новой царапиной на лицѣ!
Борьба не могла продолжаться вѣчно. Нелета была достаточно сильна, чтобы не сдаться толстому старику, дрожавшему при каждой ея угрозѣ, что она не вернется больше въ трактиръ. Весь Пальмаръ былъ потрясенъ извѣстіемъ о женитъбѣ Сахара, хотя всѣ и ожидали такого исхода. Свояченица его переходила отъ одной двери къ другой, изрыгая проклятія. Женщины собирадись поболтать передъ хатами. Ахъ, эта лицемѣрка! Сумѣла поймать на крючокъ богатѣйшаго человѣка Альбуферы! Никто не вспоминалъ о ея старой помолвкѣ съ Тонетомъ. Прошло шесть лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ уѣхалъ, и рѣдко кто возвращается оттуда, гдѣ онъ находился.
Вступивъ на правахъ хозяйки въ законное владѣніе трактиромъ, черезъ который проходила вся деревня и куда обращались за деньгами подъ проценты всѣ нуждавшіеся, Нелета не возгордилась и не пожелала отомстить кумушкамъ, клеветавшимъ на нее въ тѣ дни, когда она была еще служанкой. Со всѣми она обращалась ласково и только чтобы избѣгать фамильярностей, ставила между собой и посѣтителями стойку въ видѣ преграды.
Въ хату Голубей она уже не возвращалась больше. Съ Подкидышемъ говорила, какъ съ сестрой, когда та приходила покупать что‑нибудь, а дядюшкѣ Голубю она подносила вино въ самомъ большомъ стаканѣ, и не напоминала ему о его маленькихъ долгахъ. Тони рѣдко посѣщалъ трактиръ. Но при видѣ его Нелета кланялась съ выраженіемъ уваженія, словно этотъ молчаливый и замкнутый человѣкъ былъ для нея чѣмъ‑то въ родѣ отца, не желавшаго ее признать, но котораго она втайнѣ все же уважаетъ.
То были единственныя проявленія ея былой привязанности. Она управляла трактиромъ, точно никогда ничего другого не дѣлала, умѣла однимъ словомъ укрощалъ пьяныхъ. Ея бѣлыя всегда обнаженныя руки, казалось, привлекали народъ со всего берега Альбуферы. Дѣла шли хорошо и Нелета съ каждымъ днемъ становилась все свѣжѣе, миловиднѣе и выоокомѣрнѣе, словно въ ея тѣло сразу вошло все богатство мужа, о которомъ на озерѣ гаворили съ такимъ благоговѣніемъ и такой завистью.
Напротивъ, Сахаръ послѣ женитьбы обнаруждвалъ признаки упадка. Жена его точно хорошѣла и здоровѣла на его счетъ. Разбогатѣвъ, ставъ мужемъ красивѣйшей дѣвушки Альбуферы, онъ рѣшилъ, что насталъ моментъ, въ первый разъ въ жизни захворать. Время не благопріятствовало контрабандѣ. Молодые, неопытные чиновники, на обязанности которыхъ лежалъ досмотръ за морскимъ берегомъ, не допускали никакихъ темныхъ дѣлъ, и такъ какъ Нелета лучше мужа управляла трактиромъ, то послѣдній, не зная, чѣмъ заняться, посвятилъ себя тому, что болѣлъ, обычному развлеченію богачей, какъ выражался дядюшка Голу бь.
Старикъ лучше всего понималъ, откуда болѣзнь Сахара и говорилъ о ней съ насмѣшливымъ выраженіемъ. Въ немъ проснулось влюбленное животное, спавшее впродолженіи многихъ лѣтъ, когда онъ испытывалъ лишь страсть къ наживѣ.
Нелета оказывала на него такое же вліяніе, какъ тогда, когда она была его служанкой. Блескъ ея маленькихъ зеленыхъ глазъ, улыбка, слова, прикосновеніе ея руки, когда ихъ пальцы встрѣчались, наполняя за стойкой стаканы, всего этого было достаточно, чтобы онъ терялъ спокойствіе. Разница была только та, что трактирщикъ уже не получалъ царапинъ и когда оставлялъ прилавокъ, не возбуждалъ негодованіе и смущеніе въ посѣтителяхъ… Такъ проходило время. Сахаръ жаловался на странныя болѣзни: то у него болѣла голова, то желудокъ. Онъ становился все болѣе тучнымъ и вялымъ, и подъ его тучностью скрывалось его истощеніе. Рядомъ съ нимъ Нелета все болѣе расцвѣтала, словно жизнь, уходя изъ его организма, омывала ее плодороднымъ дождемъ.
Дядюшка Голубь коментировалъ это положеніе съ комической важностью. Потомство Сахара будетъ столь обильно, что заселитъ весь Пальмаръ. Однако прошло четыре года и Нелета несмотря на свое страстное желаніе не становилась матерью. Она мечтала имѣть сына, чтобы закрѣпить свое положеніе, столь ловко завоеванное, и чтобы, какъ она выражалась, насолить родствениикамъ покойной первой жены Сахара. Въ серединѣ каждаго года по деревнѣ разносился слухъ, что она въ интересномъ положеніи и, входя въ трактиръ, женщины разсматривали ее испытующе и внимательно, прекрасно понимая важность подобнаго событія въ борьбѣ трактирщицы съ ея врагами. Однако надежда всегда оказывалась неосновательной.
Каждый разъ, когда предполагали, что Нелета станетъ матерью, на ея счетъ ходили самыя жестокія сплетни. Враждебныя ей женщины ядовито подумывали о какомъ‑нибудь собственникѣ рисовыхъ полей изъ тѣхъ, что пріѣзжали изъ Риберы и отдыхали въ трактирѣ, о какомъ‑нибудь охотникѣ изъ Валенсіи, даже о лейтенантѣ карабинеровъ, который, соскучившись въ одинокой Торре Нуева, порой привязывалъ свою лошадь за оливковое дерево передъ трактиромъ, переѣхавъ по илу каналовъ, словомъ обо всѣхъ, менѣе же всего о больномъ Сахарѣ, болѣе чѣмъ когда либо находившемся во власти той ненасытной страсти, которая его, казалось, пожирала.
Нелета улыбалась въ отвѣтъ на эти сплетни. Онатне любила мужа, она была въ этомъ увѣрена. Ей больше нравились многіе посѣтители трактира, но она была благоразумна, кавъ женщина эгоистическая и разсудочная, которая вышла замужъ по разсчету, и не желаетъ невѣрностью нарушать свой покой.
Однажды пронеслась вѣсть, что сынъ дядюшки Тони находится въ Валенсіи.
Кончилась война. Батальоны, лишенные оружія, походившіе на жалкую толпу, прибывали въ гавани. То были скелеты голода, призраки лихорадки, желтые, какъ восковыя свѣчи, употребляющіяся только на похоронахъ, и въ ихъ глубоко впавшихъ глазахъ сверкала жажда жизни, какъ звѣзда въ глубинѣ колодца… Всѣ отправлялись домой неспособные работать, обреченные умереть раньше года на лонѣ семьи, поставившей человѣка и получавшей обратно тѣнь.
Тонета встрѣтили въ Пальмарѣ съ любопытствомъ и энтузіазмомъ. Онъ одинъ вернулся оттуда въ деревню. И какимъ онъ вернулся! Весь исхудалый отъ послѣднихъ дней войны, такъ какъ онъ былъ однимъ изъ тѣхъ, которые выдержали блокаду Сантъ – Яго. Но несмотря на это онъ казался сильнымъ. Старыя кумушки восхищались его худымъ, стройнымъ тѣломъ, его воинственными позами, которыя онъ принималъ у рахитическаго оливковаго дерева на площади, крутя усы, украшеніе, которымъ во всемъ Пальмарѣ гордился только начальникъ карабинеровъ и демонстрируя большую коллекцію панамъ, единственный багажъ, вывезенный имъ съ театра войны. По вечерамъ въ тракткрѣ Сахара собирались люди, чтобы послушать его разсказы о тамошнихъ дѣлахъ.
Онъ забылъ свои солдатскія фанфаронады о томъ, какъ онъ билъ подозрительныхъ въ его глазахъ мирныхъ гражданъ, и входилъ въ хижины съ револьверомъ въ рукахъ. Теперь всѣ его разсказы касались американцевъ, янки, которыхъ онъ видѣлъ въ Сантъ – Яго. Народъ высокій и крѣпкій, ѣдятъ много мяса и носятъ маленькія шляпы. Этими чертами исчерпывалось его описаніе. Огромный ростъ враговъ былъ единственнымъ уцѣлѣвшимъ въ его памяти впечатлѣніемъ. И среди безмолвія раздавались вдругъ взрывы всеобщаго смѣха, когда Тонетъ разсказывалъ, какъ одинъ изъ этихъ молодцовъ, видя, что на немъ одни лохмотья, подарилъ ему передъ отъѣздомъ штаны, но такіе большіе, что онъ въ нихъ исчезалъ, какъ въ парусѣ!
Стоя за, стойкой, Нелета слушала его, глядя на него. Глаза ея были безъ выраженія. Похожіе на двѣ зеленыя капли, они были лишены блеска и однако ни на минуту не могли оторваться отъ Тонета, словно желая впитать въ себя эту воинственную фигуру, столь непохожую на окружающихъ и на того мальчика, который десять лѣтъ назадъ считалъ ее своей невѣстой.
Сахаръ, преисполненный патріотизма, восхищенный необычайнымъ множествомъ посѣтителей, которыхъ привлекалъ Тонетъ, похлопывалъ солдата, подносилъ ему вина и разспрашивалъ о Кубѣ, желая узнать объ измѣненіяхъ, происшедшихъ съ того отдаленнаго времени, когда онъ тамъ былъ.
Тонета всюду сопровождалъ Піавка, благоговѣвшій передъ товарищемъ дѣтскихъ лѣтъ. Онъ уже не былъ больше ризничимъ. Книги, которыми его снабжали священники, онъ бросилъ. Въ немъ пробудилась страсть отца къ бродячей жизни и къ вину. Священникъ прогналъ его, выведенный изъ тердѣнія его смѣшными промахами въ пьяномъ видѣ, когда онъ прислуживалъ за мессой.
Къ тому же Піавка, какъ онъ серьозно выражался среди воеобщаго смѣха, не въ ладахъ съ попами. Преждевременно состарившись отъ безпрестаннаго пьянства, опустившійся и грязный, онъ жилъ бродягой, какъ въ юности, высыпаясь въ своей хатѣ, которая была хуже свиного хлѣва, и появляясь съ своей худой фигурой аскета, едва бросавшей на землю тонкую, какъ линія, тѣнь, во всѣхъ мѣстахъ, гдѣ устраивался кутежъ. Подъ охраной Тонета онъ встрѣчалъ болѣе сочувственный пріемъ и онъ первый просилъ его въ трактирѣ разсказать о тамошнихъ дѣлахъ, зная, что вслѣдъ за разсказомъ пойдетъ выпивка.
Вернувшійся на родину Тонетъ былъ въ восторгѣ отъ такой жизни, полной бездѣлія и почета. Когда онъ вспоминалъ ночи, проведенныя въ траншеяхъ, съ желудкомъ, истощеннымъ отъ голода, и тяжелый переѣздъ на нагруженномъ больными тѣлами пароходѣ, переѣздъ, во время котораго море засѣвалось трупами, Пальмаръ казался ему восхитительнымъ мѣстечкомъ. Послѣ мѣсяца такой пріятной жизни отецъ заговорилъ съ нимъ однажды ночью въ тишинѣ хаты. Что онъ намѣревается дѣлать? Теперь онъ мужчина и долженъ покончить съ приключеніями, серьезно подумать о будущемъ. У него – отца – разные планы и онъ хочетъ сдѣлать участникомъ сына, единственнаго наслѣдника. Если работать, не боясъ утомленія, съ упорствомъ честныхъ труженниковъ, еще можно составить себѣ маленькое состояніе. Та самая городская сеньора, которая отдала ему въ аренду салерскія земли, была такъ очарована его прямодушіемъ и работоспособностью, что подарила ему значительную полосу около озера, въ которой не мало квадратныхъ анегадасъ.
Можно было бы сейчасъ же приступить къ обработкѣ, еслй бы не одно неудобство. Подаренная земля находилась подъ водой и нужно будетъ поля заполнить не одной баркой земли, да, не одной! Придется потратить не мало денегъ или работать на свой страхъ. Но, чортъ возьми, нечего пугаться! Такъ создались всѣ земли Альбуферы… Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ богатыя теперь имѣнья составляли часть озера и двое здоровыхъ, смѣлыхъ, безстрашныхъ мужчинъ могутъ совершить чудеса! Это лучше, чѣмъ ловить рыбу въ плохихъ мѣстахъ или работать на чужой землѣ!
Новизна предпріятія соблазнила Тонета. Если бы ему предложили обрабатывать лучшія и старѣйшія поля близъ Пальмара, онъ быть можетъ поморщился бы. Но ему нравилась мысль, что придется вступить въ борьбу съ озеромъ, превратить воду въ годную для обработки землю, извлекать жатву оттуда, гдѣ извивались среди водорослей угри. Къ тому же онъ въ своемъ легкомысліи видѣлъ передъ собою только результаты работы, забывая о самой работѣ. Они разбогатѣютъ и онъ будетъ сдавать въ аренду землю, чтобы жить праздной жизнью, о которой онъ всегда такъ мечталъ.
Отецъ и сынъ горячо взялись за свое предпріятіе. Имъ помогала Подкидышъ, всегда храбрая, когдаі дѣло касалось благосостоянія семьи. На дѣда нечего разсчитывать. Планъ Тони вызвалъ въ немъ то же негодованье, какъ когда‑то его мысль посвятить себя земледѣлію. Вотъ еще люди, желающіе высушить Альбуферу, превратить воду въ поля! И такое покушеніе исходило отъ его собственной семьи! Разбойники! Тонетъ ушелъ въ работу съ быстро вспыхивающимъ увлеченіемъ, свойственнымъ слабовольнымъ людямъ. Его желаніе сводилось къ тому, чтобы однимъ ударомъ наполнить землей тотъ уголокъ озера, гдѣ отецъ искалъ богатства. До зари Тонетъ и Подкидышъ отправлялись въ двухъ маленькихъ лодкахъ за землей, чтобы привезти ее послѣ болѣе чѣмъ часового пути къ большой лагунѣ, границы которой были обозначены возвышеніями изъ ила. Работа была тяжелая, подавляющая, настоящая муравьиная работа. Только такой неутомимый труженикъ, какъ Тони, могъ отваживаться на нее, опираясь на помощь только семьи и собственныхъ рукъ. Они отправлялись въ большіе каналы, втекавшіе въ Альбуферу, въ гавани Катарохи и Салера. Широкими вилами отрывали они большія глыбы ила, куски слизистаго торфа, распространявшіе нестерпимую вонь. Они оставляли сушиться на берегу эти куски, извлеченные изъ глубины каналовъ, и когда солнце превращало ихъ въ глыбы бѣловатой земли, они нагружали ими обѣ лодки, соединяя ихъ въ одну барку. Послѣ часовой безпрестанной работы весломъ они привозили къ лагунѣ кучу тяжелымъ трудомъ полученной земли и лагуна поглощала ее безъ всякаго видимаго результата, словно земля таяла, не оставляя никакого слѣда. Рыбаки видѣли, какъ каждый день два или три раза трудолюбивая семья скользила по гладкой поверхности озера, словно маленькія водяныя мошки.
Тонету скоро надоѣла эта работа могильщика. Сила его воли не доросла до такого предпріятія. Когда миновалъ соблазнъ первой минуты, онъ ясно ощутилъ однообразіе работы и сообразилъ съ ужасомъ, что понадобятся цѣлые мѣсяцы, даже годы, чтобы довести ее до конца. Онъ думалъ о томъ, сколько трудовъ стоило вырвать каждую глыбу земли и содрогался при видѣ того, какъ вода, поглощая ее, становилась мутной, а когда снова прояснялась, обнаруживала все то же глубоко лежавшее дно, безъ малѣйшаго выступа, словно земля провалилась въ скрытую дыру.
Онъ началъ отлынивать отъ работы. Онъ ссылался на усиленіе болѣзни, появившейся у него во время войны, чтобы остаться въ хатѣ, и какъ только уходили отецъ и Подкидышъ, бѣжалъ въ свѣжій уголокъ въ трактирѣ, гдѣ всегда находилъ товарищей для игры въ карты и кружку вина. Въ лучшемъ случаѣ онъ работалъ два дня въ недѣлю.
Дѣдъ Голубь, ненавидѣвшій могильщиковъ, уменьшавшихъ озеро, посмѣивался надъ лѣнью внука. Ха – ха – ха! Сынъ его дуракъ, что довѣряетъ Тонету! Онъ хорошо знаетъ парня. Тонетъ родился такимъ, что не можетъ отдаться работѣ. Въ солдатахъ онъ окончательно укрѣпился въ своемъ порокѣ и спасенія для него ужъ нѣтъ. Онъ, дѣдъ, знаетъ единственное средство вылѣчить его! Побить!
Но такъ какъ онъ радовался въ сущности, видя, какъ сынъ наталкивается на препятствія, то онъ не возставалъ противъ лѣни Тонета, а даже улыбался, встрѣчая его въ трактирѣ.
Въ деревушкѣ пошли толки по поводу безпрестаннаго пребыванія Тонета въ кабакѣ. Онъ всегда садился передъ стойкой и онъ и Нелета глядѣли другъ на друга. Трактирщица говорила съ Тонетомъ меньше, чѣмъ съ другими посѣтителями, но въ тѣ промежутки, когда она была свободна и сидѣла передъ боченками съ работой, глаза ея каждый разъ инстинктивно искали юношу. Посѣтители скоро замѣтили, что Кубинецъ, бросая карты, также искалъ глазами Нелету.
Старая свояченица Сахара говорила объ этомъ, переходя отъ двери къ двери. Они сговорились! Стоитъ только посмотрѣть на нихъ! Покажутъ они глупому Сахару! Вдвоемъ они воспользуются всѣмъ состояніемъ, накопленнымъ ея бѣдной сестрой! И когда менѣе легковѣрные говорили о невозможности сближенія въ трактирѣ, всегда переполненномъ публикой, гарпія протестовала. Они видаются внѣ дома! Нелета была способна на все, а тотъ – врагъ работы, прочно устроился въ трактирѣ въ увѣренности, что его тамъ будутъ содержать.
Ничего не зная объ этихъ сплетняхъ, Сахаръ обращался съ Тонетомъ, какъ съ лучшимъ другомъ. Онъ игралъ съ нимъ въ карты и бранилъ жену, есля та его не угощала. Онъ не замѣчалъ въ ея глазахъ, блестѣвшихъ страннымъ блескомъ, слегка ироническаго выраженія, когда она выслушивала его упреки и подносила стаканъ вина прежнему жениху.
Сплетни, ходившія въ Пальмарѣ, дошли наконецъ до Тони и однажды ночью онъ увелъ съ собой сына изъ хаты и заговорилъ съ нимъ грустно, какъ человѣкъ, утомившійся безплодной борьбой противъ невзгодъ.
Тонетъ не хочетъ ему помогать! Онъ это ясно видитъ. Онъ снова сдѣлался лѣнтяемъ, какимъ былъ прежде, рожденнымъ для трактирной жизни. Но теперь онъ мужчина, побывалъ на войнѣ, отецъ уже не можетъ его наказывать, какъ въ былое время. Онъ не желаетъ работать? Хорошо! Въ такомъ случаѣ отецъ одинъ будетъ продолжать начатое дѣло, хотя пришлось бы поколѣть какъ собакѣ, но у него будетъ по крайней мѣрѣ надежда, что послѣ смерти онъ оставитъ кусокъ хлѣба неблагодарному сыну, который бросаетъ его на произволъ судьбы.
Но къ чему онъ не можетъ отнестись равнодушно, такъ это къ тому, что сынъ проводитъ цѣлые дни въ трактирѣ Сахара лицомъ къ лицу съ прежней невѣстой. Если онъ ужъ такъ хочетъ, пусть идетъ въ другіе кабаки, хоть во всѣ, но только не въ этотъ.
Выслушивая эту рѣчь, Тонетъ энергично протестовалъ. Все это – ложь! Все это клеветы, пущенныя въ ходъ свояченицей Сахара, злой бестіей, которая ненавидитъ Нелету, и не останавливается передъ сплетнями! И Тонетъ говорилъ это съ убѣжденностью человѣка, высказывающаго правду, клянясь памятью матери, что не коснулся и пальца Нелеты, что никогда не напоминалъ ей объ ихъ прежней помолвкѣ.
Дядюшка Тони грустно улыбнулся. Онъ вѣритъ. Онъ не сомнѣвается въ его словахъ. Даже больше. Онъ убѣжденъ, что пока всѣ сплетни не болѣе, какъ клевета. Но онъ знаетъ жизнь. Теперь они обмѣниваются только взглядами, а завтра подъ вліяніемъ постолнной близости, они впадутъ въ безчестіе, – таковъ будетъ исходъ ихъ опасной игры. Нелета всегда производила на него впечатлѣніе большой вѣтренницы и не отъ нея ждать примѣровъ благоразумія.
Смѣлый работникъ заговорилъ съ такой искренностью и добротой, что произвелъ влечатлѣніе на Тонета.
Пусть онъ вспомнитъ, что онъ сынъ честнаго человѣка, неудачливаго въ своихъ предпріятіяхъ, это правда, но зато никто во всей Альбуферѣ не можетъ попрекнуть его плохимъ поступкомъ… Нелета замужемъ. Посягая на чужую жену, сынъ совершаетъ не только грѣхъ, но и измѣну. Сахаръ – его другъ. Они вмѣстѣ проводятъ время, играютъ и пьютъ, какъ товарищи, и обмануть человѣка при такихъ условіяхъ значить совершить трусость и низость, за которыя человѣкъ достоинъ получить пулю въ лобъ!
Голосъ отца зазвучалъ торжественно.
Нелета богачка, сынъ его – бѣднякъ. Такъ легко подумать, что ухаживая за ней, онъ ищетъ средство существовать, не трудясь. Вотъ то, что его возмущаетъ, что превращаетъ его грусть въ негодованіе.
Лучше ужъ увидѣть сына мертвымъ, чѣмъ пережить такой позоръ. Тонетъ! Сынъ!.. Пусть онъ подумаетъ о семьѣ, о родѣ Голубей, старомъ, какъ самъ Пальмаръ, о расѣ тружениковъ столь же честныхъ, сколько и несчастныхъ, бьющихся въ тискахъ долговъ, сдѣланныхъ вслѣдствіи ряда неудачъ, но неспособныхъ на измѣну. Они – дѣти озера, безропотно переносягція невзгоды. И когда они отправятся въ послѣдній путь до зову Господа, они могутъ съ весломъ въ рукѣ спокойно поплыть до самаго подножія его трона, показывая Ему, за неимѣніемъ другихъ заслугъ, руки, покрытыя мозолями, и душу чистую отъ всякихъ преступленій.