Владимир Аджалов
И Он пришел
Глава 20
Все еще среда. Австрия, округ Зальцбург
Обед в поместье превратился в ранний ужин. Приезд журналиста отодвинул начало трапезы. Сначала гость не мог въехать в ворота. Автомобиль оказался непростым: на его крыше была установлена спутниковая тарелка, это была небольшая трансляционная студия на колесах. Потом приезжего устраивали в доме; этим занималась, как обычно, донна Исабель.
Устроившись, журналист спустился в гостиную и откровенно рассказал Илье и кардиналу историю своего появления в поместье, начиная от «установки» шефа. Выбирая тему для будущего репортажа, Риттер предположил, что сделка уже совершена, причем объект сделки соответствует утверждениям продавца. Этим он объяснил молчание Ватикана и исчезновение сайта с объявлением о продаже. Выйти на покупателя клонированного тела, как оказалось, было легко. В каждой стране Евросоюза есть люди, имеющие доступ к единой базе данных европейской комиссии по надзору за отмыванием денег. Риттер нашел в интернете несколько предложений купить за скромную мзду справку о совершившихся в ЕС за последний месяц крупных финансовых операциях. За последнее время была только одна сделка с ценой, соответствующей запросу продавца. При этом было сразу понятно, что цена сделки не соответствует официальному предмету приобретения – поместью под Зальцбургом. За эти деньги можно было купить сотню таких поместий. Найти совершившего сделку нотариуса, чтобы уточнить адрес, было уже делом техники и настойчивости.
После рассказа Риттер пообещал, что будет снимать только разрешенное владельцем поместья. Илья понимал: происходящее здесь может иметь историческую ценность. Поэтому он решил, что появление профессионального журналиста – это судьба, с чем был согласен и кардинал. Илья пообещал, что после обеда они пойдут в лабораторию, и предложил перейти к трапезе.
Не успели они расположиться за столом, как в прихожей опять появился доктор Бирман. Он нес в руке явно нетронутую корзинку с продовольствием. На вопросительный взгляд донны Исабели доктор честно признался, что сразу заснул, а теперь, когда проснулся, решил предложить кому-нибудь разделить с ним ужин. Илья познакомил его с журналистом, и они уже вчетвером перешли к столу.
Беседа сама собой перешла в обсуждение истории создания лаборатории и появления главного пациента. Сначала кардинал всем рассказал главные сведения о плащанице. Илья дополнил его рассказ тем, что узнал от прежнего владельца лаборатории.
Затем пришло время для рассказа доктора об истории самой лаборатории. Доктор Бирман работал практически со дня основания: начал лаборантом, потом был помощником руководителя лаборатории. Первый руководитель был, по мнению доктора, человек уникальный. Все ныне живые клоны были результатом именно его экспериментов.
В этом месте журналист робко спросил:
– Так Он не один?
– Сейчас, подождите, все расскажу. Наш первый руководитель пятнадцать лет назад внезапно скончался и унес с собой тайну успешного клонирования. Сегодня во всем мире никто не умеет делать то, что он умел. Когда вы размещаете ядро клонируемой клетки в чужую яйцеклетку, нужно, чтобы они потом синхронно развивались. Руководитель использовал какой-то специальный цикл температурной обработки яйцеклетки. Он собирался опубликовать свой метод, говорил, что это точно тянет на Нобелевскую премию. Но не успел. После него – как отрезало, ни одного успешного эмбриона за пять лет! Потом пошли известные всем опыты с овечкой и так далее. Проб лему до сих пор никто решить не может. Не дано пока больше никому создавать здоровые клоны животных, не говоря о человеке. В общем, мы отказались от дальнейших попыток.
Доктор Бирман посмотрел по сторонам, убедился, что донна Исабель ушла на кухню, и продолжил:
– Именно первый руководитель и уговорил прежнего хозяина лаборатории на второй эксперимент – с несколькими клонами от одного носителя. Крекс не хотел давать на этот эксперимент денег. Он и так постоянно попрекал, что мы только убытки приносим, а как реально оживить его отца – не знаем. Он ведь так нам представил главного пациента. Но в это самое время скончался сын донны Исабели.
Вам ее не узнать, но мы все тогда были люди молодые и признали в ней бывшую известную порнозвезду. Она родилась и выросла в Южной Америке. Господин Крекс увидел ее в студии, когда приехал со своей группой снимать очередное порно. Он много фильмов снимал в Южной Америке – по экономическим соображениям.
Исабель тогда была начинающая киноактриса в обычных сериалах. Крекс пригласил ее поужинать, интересовался материальным положением. А положение ее было незавидное. Она была матерью-одиночкой. Отца ее ребенка убили в какой-то драке, пока она была в роддоме. Она была вынуждена много работать. Мальчик часто один оставался дома, а когда стал подрастать, то играл на улице. С прият елями они гоняли в любимый футбол прямо на улице день и ночь. И однажды он попал под колеса автомобиля, управляемого пьяным водителем. Денег не хватало не то что на лечение, но и просто на жизнь.
Крекс предложил ей переехать в Европу, пообещал дать работу в кино и деньги на лечение сына. О том, в каком кино ей предстоит сниматься, она поняла слишком поздно. Беззащитная женщина оказалась вместе с сыном в полной зависимости от Крекса, без документов и без денег, на полулегальном положении. Выбора не было. Сначала она снималась в фильмах господина Крекса. Потом, когда стала постарше, он ее взял к себе в управляющие хозяйством. Мальчика, как потом выяснилось, он отдал не в клинику, а в приют, из самых дешевых, в какой-то стране бывшего социалистического лагеря. Платил за содержание копейки, и ребенком, судя по всему, никто серьезно не занимался. Донне Исабели Крекс не разрешал покидать поместье. Иногда он организовывал ей телефонный разговор с сыном, который даже не мог ей объяснить, где же он находится.
Господин Крекс был в отъезде, когда однажды в поместье раздался звонок из приюта. Звонок приняла донна Исабель, и ей самой сообщили о смерти мальчика. Тогда Исабель не выдержала и рассказала самым близким из сотрудников свою историю. Она поклялась отомстить Крексу.
Кто-то оперативно донес хозяину о случившемся. Тут он и придумал этот вариант – взять в качестве донора для эксперимента ее сына. Пока Крекс финансировал лабораторию – жили двенадцать копий сына донны Исабели. В результате она заботилась о сохранении здоровья Крекса больше, чем о своем собственном…
Ужин завершился неожиданно. На мобильный телефон Ильи второй раз за день позвонил нотариус из Зальцбурга. Он был откровенно взволнован.
– Господин Стольский, – сказал он, – у меня опять были гости по вашему поводу. Только по сравнению с этими людьми тот корреспондент был сама деликатность. Мне угрожали ножом, обещали отрезать все, что можно отрезать, если я немедленно о вас не расскажу. Их было двое. Еще раз меня простите, но я им тоже все рассказал. У меня семья, дети, сами понимаете… Мне кажется, они собираются поехать к вам. Я вам рекомендую вызвать полицию.
Илья передал свой разговор сотрапезникам. Доктор посоветовал вызвать привратника Мусу. Тот моментально явился и объяснил, что господин Крекс неплохо укрепил ворота и ограду.
– К тому же, – напомнил привратник, – сам я бывший военный. Так что два хулигана не являются для нас предметом для беспокойства.
Быстро завершив ужин, все пошли к лаборатории. Риттеру позволили посмотреть внутрь, теперь он окончательно осознал происходящее.
Доктор вызвался помочь журналисту в наладке его телевизионной системы. Автомобиль подогнали к лаборатории. Оказалось, что можно подключить две телекамеры: одну стационарную и одну переносную. Стационарную камеру установили в комнате для наблюдений и настроили ее на передачу изображения главного пациента лаборатории. Переносная камера была соединена со студией радиоканалом. Можно было легко перемещаться в радиусе ста метров с камерой в руках. Доктору был весьма интересен процесс ориентации спутниковой антенны. Он активно помогал Риттеру, и до темноты все уже было настроено.
И Илья, и кардинал были рядом с ними на улице, ког да вдруг яркая вспышка озарила темные низкие облака. Через несколько секунд дрогнула земля – сначала коротко, потом потише и как-то протяженнее – и раздался звук, похожий на короткий раскат грома. Все переглянулись.
Раздались быстрые шаги, и к дверям лаборатории подошел привратник. Его смуглое лицо было озабочено.
– Господин Илья, – сказал он, – примерно в полутора километрах от нас только что взорвали какое-то строение.
На вопросительный взгляд Ильи Муса стал объяснять:
– Свет летит практически без задержки, а звук идет медленнее. Время от момента вспышки до услышанного нами звука, умноженное на скорость звука, дает расстояние до места взрыва. Задержка была примерно пять секунд, множим на триста метров в секунду и получаем около полутора километров. Взрыв был на земле, иначе мы бы не почувствовали толчок. Скорость звука в земле выше, поэтому сначала мы ощутили взрывную волну, пришедшую по земле, а потом услышали ее по воздуху. А потом догнала по земле еще одна звуковая волна, тихая и протяженная. А по воздуху ее не было. Значит, после первого взрыва на землю обрушилось какое-то тяжелое строение, ну или дерево очень большое, или скала.
Журналист с уважением посмотрел на Мусу и спросил:
– Если не секрет, откуда такой опыт?
– Я родом из Афганистана, – сказал Мусса. – Приходилось много раз брать в руки оружие. И отец мой, и дед, и прадед воевали за нашу землю. Не сразу до меня дошло, что я и мои друзья пытаемся воевать за родину, а где-то наверху делят власть и деньги. Мой дядя, глава нашего клана, в этой игре проиграл. Его убили, за нами начали охотиться. У нас хороший род был. Многие, и я в том числе, получили приличное образование, знали иностранные языки. Удалось уйти с женой и двумя детьми через границу. Долго мы мыкались, пока не осели здесь, в Австрии… Давно это было, дело не в этом. Не нравится мне этот взрыв, здесь ведь нет никаких производств.
Доктор Бирман, держа в руке мобильный телефон, сказал:
– А я, кажется, знаю, что взорвали. Пока Муса говорил, я стал вспоминать, что за высокие строения есть в окрестности полутора километров. Кроме башни связи, ничего не вспомнил. Если напряжете память, то прямо по дороге от Зальцбурга справа перед последней развилкой стоит за забором высокая металлическая конструкция. На ней антенны всех мобильных операторов и прочее. Так вот, у меня на мобильном телефоне сигнала нет. Я сделал поиск доступных сетей и получил ноль. Кто-то свалил башню связи!
Все достали свои телефоны и убедились, что предположение доктора, по-видимому, верное.
В этот момент земля дрогнула еще раз. Тут же послышался звук, но относительно негромкий. Вспышки в этот раз никто не заметил. Все молча повернулись к Мусе. Его авторитет уже ни у кого не вызывал сомнений.
– Я бы сказал, что это взрыв гораздо меньшей мощности. Это было где-то совсем недалеко от нас, в расщелине или в небольшой шахте, – сказал Муса. – Вы заметили, не было видно никакой вспышки? При этом ударная волна по земле была заметно сильнее звука, который был той же самой волной, но пришедшей по воздуху. А задержка между ними была маленькая, значит, взрыв был тоже где-то неподалеку.
Теперь все повернулись к доктору, оценив логику его предыдущего анализа.
– Так, – сказал доктор, – ближайшие горы отсюда километрах в тридцати, расщелин вроде здесь нет, шахт тоже я не встречал. Из похожих объектов есть, пожалуй, только подвалы в домах да колодцы разных коммунальных служб. Знаете, это такие круглые ямы с тяжелыми крышками. Они нужны для обслуживания водопровода, канализации и кабелей связи. Электрические кабели здесь в основном на опорах, на столбах, а вот все остальное идет в земле. Если где нужно ответвление – там и делают колодец…
Дверь в лабораторию распахнулась, и из нее выбежал дежурный лаборант. Он бросился к доктору со словами:
– Доктор, что делать? Нет доступа в интернет! А было заметно, что поток сам начал снижаться. Мы уже были близки к какому-то пределу – и тут все оборвалось… Когда пропала связь, я прямо Ему в лицо смотрел. Поверьте мне, Он на пропадание сигнала отреагировал! Лицо вздрогнуло, как от боли.
Муса помрачнел:
– Похоже, кинули в телефонный колодец недалеко от нас гранату. Я пойду проверю ворота и достану палку покрепче. Господин Крекс боялся огнестрельного оружия, так что у нас охотничьего ружья в доме и то не найдется. Разрешите я всех женщин соберу во флигеле? Там есть укромный подвальчик с запасами, если не знать – ни за что не найти. Похоже, нужно ждать гостей. И это не простые хулиганы.
Доктор и кардинал посмотрели друг на друга. Они оба давно поняли, что происходило в лаборатории. Сознание стремилось соединиться с плотью. И кто-то хотел этому помешать.
Вдруг лицо доктора просветлело.
– Скажите, господин Риттер, вы ведь можете прямо сейчас начать передачу через спутниковый канал?
– Да, – ответил журналист, – мы же с вами уже настроили антенну на наш спутник связи. Мне теперь нужно только включить станцию и послать запрос. Буквально через пару минут дадут канал. Но и платить нужно с момента предоставления канала.
– Давайте не об этом, – сказал Илья. – Доктор, продолжайте!
– Вы мне вот что поясните. Я верно понимаю, что вы заказали двухсторонний канал?
– Да, – ответил Риттер. – Другого заказать не удалось, хотя и собираюсь использовать канал только в одну сторону – от нас.
– Отлично! – просиял доктор. – Запросите, пожалуйста, как можно быстрее в обратную сторону подключение к Сети. Нам нужен доступ в интернет на всю возможную полосу. – Он перевел глаза на Илью и увидел, что тот утвердительно ему кивает.
Примерно через полчаса все собрались опять в гостиной. Журналист был расстроен. Доктор, напротив, радовался как ребенок: поток из Сети опять был восстановлен, причем было заметно, что он действительно ослабевает. Предоставленный спутниковый канал был заполнен даже не полностью.
На вопрос Ильи о причине уныния Риттер ответил, что, хотя он и «поднял» картинку из лаборатории, но она ведь передается в никуда. Он не может связаться со своей компанией. Чтобы принять изображение, они должны со своей стороны активировать канал от стационарной студии до приемной спутниковой станции. Пока получается, что он передает, а никто не принимает.
Доктор, продолжая радостно улыбаться, сказал:
– Ой, ну разве это проблема? Давайте выложим вашу картинку прямо в Сеть, в любое место, где берут видео.
Риттер искренне обрадовался:
– Как я не сообразил! Я на сайт моей компании могу так же перегонять, пока они не поймут, что могут забрать более качественную картинку, – и убежал в свою студию на колесах, откуда вернулся минут через десять совсем в другом настроении.
В прихожей появился Муса. Он сказал, что прогулялся без лишнего шума вдоль забора. За забором ходят какие-то люди. Их не меньше пяти, может быть и больше.
– У меня есть несколько отверстий в заборе на примете, и я посмотрел немного на непрошеных гостей. Странно. Все они одеты в какие-то темные одежды, ни одного светлого пятна.
Илья как бы про себя, задал вопрос:
– Что же это за темная сила такая?
Кардинал ответил:
– А я вам что читал?
И теперь уже все слушали кардинала, а он вновь и вновь зачитывал строки старой рукописи:
– «Из следа на полотне, из небытия появится, встанет опять Сын Человеческий. Темная сила людская придет, чтобы уничтожить его, но безоружные рыцари разных племен станут на пути этой силы…» До этого места, – сказал кардинал, – все более-менее разборчиво. Потом фраза стерлась. Следующие два предложения прочитать можно примерно так: «А темная сила небесная будет собирать скалу из искр, летящих из головы чудовища. И полетит скала неумолимо на Сына Человеческого…»
Кардинал запнулся и сказал:
– Дальше совсем трудно перевести, получается какая-то бессмыслица. Примерно: «Сильный бросит из моря mazza – по-итальянски, что-то вроде дубины. Еще ниже текст стерся, читается только последняя фраза: «И будет ночь светла, как день…»
Все призадумались.
Кардинал увидел, что Муса тоже в задумчивости опустил голову, и осторожно его спросил:
– Скажите, пожалуйста, а вы знаете, кого мы будем теперь все вместе охранять?
Муса ответил спокойно и с достоинством:
– Конечно, уважаемый. У нас здесь все уже знают. Это Иса, сын Мариам. А я потомственный воин – по-вашему, наверное, рыцарь. Так что, судя по всему, я здесь пригожусь.
Глава 21
День девятый. Четверг. Италия, Рим
Раннее утро в комнате на крыше гостиницы ребята встречали с нетерпением. Вчера диктовку писем не завершили: усталость и нервное напряжение сказались. Сон сморил всех рано, как только стемнело за окнами. Но и проснулись все рано, едва рассвело. Решили продолжить обмен письмами. Очередь Американца.
– У нас есть группа, мы переписываемся, пытаемся придумать разные штуки, чтобы сделать жизнь таких, как мы, поинтереснее. Вот я поделился фантазией – создать камеры видеонаблюдения со множественным доступом и поставить их в интересных местах: на водопадах, на берегах морей… Сейчас на таких камерах стоит оптика, ее можно удаленно перестраивать, но для одного пользователя. А здорово бы придумать какую-нибудь электронную да быстро перестраиваемую, чтобы многие люди одновременно могли смотреть картинку с одной камеры в разных ракурсах.
Оказалось, в нашей группе сидит один старенький изобретатель, и он подсказывает тем, чьи идеи ему нравятся. Он мне написал, что можно попробовать сделать оптику на электрооптических кристаллах, формировать в них голограммки – линзы. Эти линзы можно будет перестраивать хоть тысячу раз в секунду. И тогда тысячи человек смогут с одной камеры смотреть разные ракурсы, приближать, отдалять.
Я обещал эту идею проработать, как немного выучусь. Если мне не дано – я прошу моих родителей обратиться в какой-нибудь университет, там идею до ума доведут… Ну, очередь Немца. Давай, сосед!
Немец, аккуратно подстриженный юноша европейской наружности, но с кожей желтого цвета, начал так:
– Мне действительно важно, чтобы мои родители получили это письмо. Дело в том, что они не являются моими биологическими родителями, я – приемный ребенок. Не знаю, какой я на самом деле национальности. Я давно понял, что у двух светлоглазых немцев не может родиться кареглазый мальчик. Но они думают, что я об этом ничего не знаю. Уже несколько лет они все не могут решить, то ли сказать мне об этом, то ли нет. Им хочется сказать мне правду, чтобы я не считал, что вина за мою болезнь лежит на них.
А все мои проблемы – от внутриутробной инфекции. То есть я словил какую-то заразу, будучи еще эмбрионом. И в итоге полный букет хворей, среди которых главные два удовольствия – паралич и цирроз печени. Мои родители не хотят, чтобы я считал их источником моего несчастья. На самом деле у них кроме меня есть еще одно, свое несчастье. У них совсем не может быть детей. Они боятся мне правду рассказать: вдруг я их меньше буду любить… В общем, однажды они говорили об этом довольно громко. Думали, что я сплю, и двери забыли закрыть к себе в спальню и ко мне.
Я хочу, чтобы они прочитали: я давно об этом знаю и еще больше их за это люблю. Если меня не будет, если у них еще есть силы, то пусть возьмут еще мальчика на воспитание. Я им честно хочу сказать: это такое счастье – быть у них сыном! Они такие хорошие!
Постукивание по клавишам закончилось, Немец передал очередь Русскому.
Тот начал:
– У меня строго наоборот. Родители мои собственные, и они оба считают себя виновниками моего состояния. Врачи так и не могут объяснить, в чем причина. Просто в спинном мозге какие-то перекрутки, в итоге одна рука и обе ноги неподвижные, и все.
Отец облучился, когда взорвалась Чернобыльская атомная станция. А мама мне рассказала недавно, что она не его, а себя считает виновной. У нее до брака был один человек, она была наивная, а он оказался женатый. Когда она забеременела, тот сказал ей: «Делай аборт». Она была так потрясена его предательством, что действительно сделала аборт. Когда я родился таким – неподвижным, мама решила, что это ее Бог наказал. Открыться отцу она не смогла… в общем, они расстались. А я точно знаю, что она его по-прежнему любит. И она мне говорила, что он очень хороший. Он продолжает все эти годы нас поддерживать деньгами, хотя мама не разрешает ему никаких контактов с нами.
Я планировал ее попросить кое о чем, как вернусь. Хотел, чтобы на мой следующий день рождения, на мои шестнадцать лет, она его пригласила к нам домой. Думал с ним познакомиться и попробовать их вернуть друг другу. Если, конечно, он тоже остался холостой. Хочу в этом письме попросить ее сообщить отцу о том, что со мной здесь случилось. Пусть он примет участие в похоронах. Пусть они встретятся и знают, что я хотел их вернуть друг другу, если это возможно.
Подождав, пока все набрали текст его сообщения, Русский сказал:
– Китаец, твой черед.
– Ребята, я человек суеверный. Можно я скажу после второй попытки? Вот Бразилец у нас просил подождать – может, созрел?
Бразилец согласился:
– Вы все были настолько откровенны, что и я теперь постараюсь. Врать не хотел, а к такой откровенности я не привык. Во-первых, у меня нет семьи. Я из детского дома, по возрасту должен был в следующем году перебираться в богадельню. Кстати, родился я вполне здоровым. А обезножили меня случайно. В детстве у меня начался менингит, и в таком случае обычно берут пробу из спинного мозга. У кого-то из медсестер рука дрогнула, и все. В общем, всем в детдоме передаю в своем последнем письме привет. Но я на самом деле все время думаю не об этом.
У меня никогда не было мамы. Ни родной, ни приемной. Нет, конечно, кто-то меня родил. Но я ничего не знаю: умерла ли она при родах, или оставила меня, или что еще… По нашим законам, если ребенок попадает в детдом, то вся информация о нем становится тайной. Только имя и фамилия, да и те часто не настоящие а придуманные. А я так всегда хотел, чтобы у меня была мама! Если вы все выросли в семьях, вам это трудно понять. Так хочется, чтобы был человек, который будет любить тебя всегда. Каким бы ты ни был и что бы с тобой не происходило.
Мне всегда было одиноко в этом мире. Несколько раз меня чуть было не взяли бездетные семьи. Но когда узнавали, какая у меня перспектива и сколько лет я всего могу прожить, – отказывались. Поэтому я хотел бы, чтобы директор детдома получил мое письмо. Если моя мама умерла – пусть меня похоронят около нее. А если она жива – пусть ей сообщат о том, что меня не стало. Она по мне поплачет, и мне полегче будет там, куда уйдем.
Он опять подозрительно засопел, да и все как-то заморгали, потянулись за платками, зашелестели.
Так, за разговорами, подошло время выйти в Сеть. Наступила тишина, когда стало понятно, что Китаец приступает к новой попытке. Сначала, по звукам, которые не мог сдержать Китаец, все понимали, что проникнуть не получается. Потом из дальнего угла послышался вздох облегчения и стало ясно, что доступ есть. Но есть ли нужное письмо? А если есть, успеет ли его принять Китаец за ту минуту, которая у них есть для бесплатного доступа?
Все ребята были опытные пользователи интернета. Поэтому все понимали, что сначала Китаец должен выбрать в своем ящике нужное письмо. Если принимать все письма подряд, то минуты может не хватить. Лежа на кроватях, ребята внимательно слушали, что делает Китаец, и представляли, чему это соответствует.
Вот он зашел на сервер… вот выбирает нужное письмо… вот начинает скачивать…
Звук сигнала о поступившем письме был всем знаком и прозвучал приятно, как никогда, – получить точно успели. Теперь вопрос: а что там, в письме, есть ли рецепт противоядия и реально ли им воспользоваться? Письмо было на русском языке: Китаец сразу попросил Анну использовать русский – хочет его хорошо освоить. То, что рядом с Китайцем в комнате оказался Русский, была большая удача. Понять «рецепт приготовления противоядия от воздействия фосфорорганических отравляющих веществ» было и на родном языке непросто. Написан рецепт давно, в сороковых годах прошлого века, еще до начала промышленного выпуска антидота.
Как могли, Китаец и Русский перевели рецепт на английский язык и переслали через всех Индусу, как главному химику. По пути каждый заглядывал в рецепт и тут же понимал, что этого делать не стоило – настроение только ухудшалось. Как можно было сделать это здесь – непонятно.
Индус получил рецепт и сразу послал обратно свою заранее заготовленную записку. Он просил всех переслать ему список имеющихся в наличии лекарств. Записка была написана заранее, но до получения рецепта он ее не послал: боялся сглазить. Теперь работа закипела.
Прошло часа полтора. После анализа всего набора медикаментов Индус отправил невеселое заключение: «Получилось почти все. Но почти. Не смогу синтезировать одно вещество. Это довольно сложный альдегид. Подошел бы любой аналог. Примерную формулу прилагаю. Будут идеи – пишите…»
Письмо это все читали быстро и передавали далее. Ну какие еще могли быть идеи?
Неожиданно Турок, передав письмо дальше, сказал негромко:
– Не вопрос. Сейчас напишу детали.
В ответном подробном письме было следующее: «У меня из почек идет нечто подобное. Название ниже. Я выучил давно – своего врага надо знать. Каждые восемь часов я принимаю лекарство и снижаю уровень этой отравы. Последние два приема прозевал за нашими делами. Как раз сейчас собирался принять сразу тройную дозу. Процент растет каждый час в два раза. Обычный у меня уровень вот такой… Дальше считай сам, когда тебе и сколько отлить, извини за выражение».
Индус моментально посчитал и отправил короткую фразу: «Еще хотя бы десять часов».
Турок ответил не менее кратко: «Жди». Потом он повернул голову к Малайцу и о чем-то с ним переговорил.
Когда общая пауза затянулась, Американец сказал:
– Между прочим, мы послание Китайца еще не записали. Давай, не стесняйся, ты один остался.
Китаец ответил:
– Да, теперь и я уже готов. Я хочу родителям написать, чтобы выслали приглашение одной девчонке в Россию. Пусть примут ее как дочь и вместе обо мне поговорят. Она меня знает намного лучше их. Мы были знакомы под никами, оказалось, ее зовут Анна. Диктую ее адрес…
Потом он посмотрел в сторону кухни, из которой доносился шум кофеварки, убедился, что медбрат там, и продолжил вполголоса:
– Это с ней у нас контакт… Если бы мы не получили ответ, я бы вас попросил еще ей передать, как меня звали. И родителей бы просил ей рассказать о том, о чем она раньше не знала, – что я инвалид от рождения.
Американец спросил то, что завертелось на языке у большинства:
– Я правильно понял, что ты наш единственный шанс использовал для письма девчонке, которая даже не знала, как тебя зовут?
Индус, не отрывая глаз от каких-то пузыречков, разложенных на откидном столике, сказал:
– Похоже, она настоящий друг.
Китаец ответил:
– Да, это так. И я был уверен, что она сделает все возможное. Но кое-что было для меня неожиданно. Помимо формул в письме я прочитал: «Юн, держись! Я тебя буду встречать. Анна».
Меня и вправду зовут Юн. Получается, что она из каких-то новостей меня вычислила и теперь знает, что я такое на самом деле… Она ведь меня считала обычным, нормальным парнем. Мы с ней так неожиданно и сильно сдружились. Она мне однажды фото свое прислала. Мне надо было ей тогда признаться, что у меня церебральный паралич, последствие неправильной помощи при родах. А я не смог. Она стала для меня как свет в окне, в жизни такая радость появилась! Написал ей, что ужасно нефотогеничен. Я на самом деле пытался как-нибудь себя снять, чтобы не стыдно было ей отправить. Но вы же понимаете, как меня с моей кривошеей ни снимай… – И его голос дрогнул.
Беседа затихла. Судя по расчетам Индуса, нужно было ждать еще около десяти часов.