Владимир Александрович Андриенко
Убить Александра
Глава 14
Провокатор.
Мы будем рушить, рушить все.
Не пощадим мы ничего!
Что было создано веками
Мы сломим мощными руками
И грязью в идол ваш священный
Рукою бросим дерзновенной!
Мы сроем церковь и дворец…
П.Н.Ткачев
***
«Христово воскресенье»
Петербург.
Зимний дворец.
Скончалась царствующая императрица Мария Александровна, которая уже давно болела чахоткой, и долгое время почти не вставала с постели. Император Александр жену свою не любил и имел с 1866 года связь на стороне. Его любовницей была Екатерина Долгорукая из самой захудалой ветви этого знаменитого в России рода. Её отец служил капитаном в лейб-гвардии конном полку.
Как только законная жена представилась Долгорукая, уже родившая двух незаконных детей от императора, стала наседать на него, уговаривая закрепить их отношения браком. Пусть даже морганатическим. Император, который без памяти был влюблен в молодую женщину, дал свое согласие.
6 июля 1880 года Александр наспех устроил свадьбу в Царском селе. Его свидетелем стал министр двора граф Адлерберг. После свадьбы Долгорукая получила титул Светлейшей княгини Юрьевской, и император представил её своей свите и семье.
Супруга наследника престола, цесаревича Александра Александровича, Мария Федоровна (принцесса Дагмар Датская) была особенно недовольна новой родственницей.
Она высказала свое раздражение мужу:
– Как ты находишь поступок своего отца?
– Папа женился на женщине, которая родила ему двоих детей, дорогая.
– И тебе все равно? Её дети станут в ревень с нашими?
– Они не имеют прав на трон. Это дети от морганатического брака. И что с того, что папа обеспечит их будущее.
– Какой пример он подает подданным, Александр? В Европе ничего подобного случиться не могло.
– В Европе, дорогая, бывает и не то.
– Но мои дети не станут знаться с её детьми! Я не позволю!
***
Великий князь видел, как жена наследника негодовала. Он указал на это шефу жандармов генералу Дрентельну.
– Что скажете?
– У нас есть проблемы серьезнее, ваше высочество.
–Вынужден с вами согласиться, Александр Романович. Ваши люди начали производить аресты. Император доволен вашей работой. А наш план ныне может не осуществиться.
– Я ли в этом виноват? – спросил Дрентельн.
– Но вы можете урезонить свою людей.
– Как? Приказать им работать плохо? Муравьев умный человек. Он намерен нанести по террористам удар сокрушающей силы.
– Пусть нанесет! Но после того как они сделают дело!
– Моя голова постоянно под ударом, ваше высочество. Я между двух огней. С одной стороны террористы покушались на меня. И я едва не погиб. Этот человек был готов пустить мне пулу в лоб. С другой стороны стоит император, которого…
– Тише, генерал. Кто у вас так рьяно ведет следствие в Третьем отделении?
– Барон фон Берг, – ответил Дрентельн.
– Барон фон Берг? Он из Эстляндии?
– Я не помню откуда он родом, ваше высочество. Разве сейчас это имеет значение?
– Его стоит устранить от расследования.
– После его удач? – спросил Дрентельн. – И как это сделать?
– Найдите на него что-нибудь. Он в каком чине?
– Действительный статский советник.
– Целый жандармский генерал-майор? Неужели на чиновника такого ранга у вас ничего нет?
– А вот представьте себе, ваше высочество. Берг честный человек. И такие еще встречаются в нашей стране.
– Генерал, императора нужно остановить. Он готов даровать России Конституцию. Вы понимаете? Нужно передать корону наследнику и начать сворачивать проклятые реформы. А то Россия погибнет! Дайте террористам сделать свое дело! А потом мы прихлопнем их разом!
– Я стараюсь, как могу, ваше высочество…
***
Петербург.
Штаб-квартира Третьего отделения.
Фон Берг.
16 ноября, 1880 год.
Действительный статский советник фон Берг также не «дремал» ибо в его распоряжении, как начальника агентурной части, был специальный фонд. Он получил информацию от одного из тайных агентов при дворе. В последнее время у него появились и такие. И оплата их услуг была много больше, чем простого «полевого» агента, даже работающего среди террористов.
Камердинер великого князя рассказал о том, что слышал. И назвал имя генерала Дрентельна.
– Он так и сказал, что вас стоит отстранить от расследования.
– Именно меня? – спросил фон Берг.
– Фамилия фон Берг прозвучала четко, – сказал камердинер.
– И они опасаются, что благодаря мне в организации террористов будут большие потери.
– Им нужна смерть государя императора, – камердинер перекрестился. – И я более никогда не вернусь туда, хоть что со мной делайте. Встревать в такие дела больше не желаю. Великого князя все равно не накажут, а дело замнут. А вот от меня и мокрого места не останется.
– Нужно потерпеть еще немного!
– Я хочу получить свои деньги сейчас, ваше превосходительство. Чего вам еще надобно? Я и так принес вам такие новости, что лучше бы мои уши их никогда не слыхали. Шеф жандармов строит заговор против…государя.
– Никто вашего имени не узнает никогда.
– Даете слово дворянина?
– В этом даю слово фон Берга. Ибо в этой империи дворянское слово ничего не стоит.
–Хорошо. Но что вам нужно еще?
–С кем связан великий князь?
–Много с кем. Всех перечислять бумаги не хватит.
–Мне нужны не все, а те, кто состоит в заговоре, – сказал фон Берг. – И мне нужны доказательства. Бумаги! Бумаги на столе кабинета вашего хозяина.
– Вы сошли с ума? Дак мне потом и за границей не скрыться. И не думаю я, что великий князь доверяет такие мысли бумаге.
– Я понимаю, что прямо он не напишет об убийстве императора. Но планы контрреформ у него наверняка есть. Мне нужны бумаги написанные рукой великого князя.
– А мне нужен немецкий паспорт!
– Получите! После того, как я получу бумаги. А деньги вам выдадут нынче. Я не обманываю своих агентов…
***
Берг получил то, что хотел. Но вот как это использовать? С кем посоветоваться? Сказать Муравьеву? Но он русский и может испугаться. Великий князь не простая фигура, а внук императора Николая Первого. Муравьев не станет подставлять свою голову под удар. Он хороший служака, но в такой игре неизвестно на чью сторону станет.
В кабинет вошел коллежский секретарь Клеточников.
– Ваше превосходительство! Секретные выплаты агентам! Требуется ваша подпись.
– Давайте!
Клеточников подал документы. Фон Берг подписал.
– Вы внесли выплаты по этому агенту в общий реестр? – спросил Берг и указал на одну из фамилий списка.
– Так точно, ваше превосходительство. Все выплаты аккуратно вносятся в реестр. А здесь еще столь крупная сумма.
– Необходимо переписать список, Николай Сергеевич. Имени этого агента в нем быть не должно.
– А указанная сумма, что была ему выплачена, ваше превосходительство?
– Пока пусть не будет указана нигде.
– Но как можно, ваше превосходительство? А если ревизия?
– Я сказал пока, господин коллежский секретарь. Потом все будет внесено в реестр в законном порядке.
– Но сии бумаги на моей личной ответственности. Как вашего главного письмоводителя, ваше превосходительство. А вы отдаете устный приказ. Меня могут обвинить в присвоении столь купной суммы казённых денег. Я не могу-с так рисковать. Даже из уважения к вам, ваше превосходительство.
– Вы мне не верите, Николай Сергеевич?
– В таких делах нужен порядок-с! Здесь «верю» или «не верю» не к месту-с!
– Хорошо! Мне даже нравится эта ваша пунктуальность, Николай Сергеевич. Я сам выпишу вам расписку на означенную сумму денег.
Берг взял лист бумаги и написал расписку. Поставил подпись и протянул лист Клеточникову. Тот внимательно прочитал документ и вложил в свою папку.
– Позволите идти, ваше превосходительство?
– Погодите, Николай Сергеевич. Не спешите. А лучше садитесь. Не стоит вам стоять.
– Вы что-то хотите рассказать, ваше превосходительство? Или имеете новый приказ?
– Нет, нет, Николай Сергеевич. У меня к вам несколько вопросов.
– Готов ответить, ваше превосходительство!
– Вы знаете, что такое государственный заговор, Николай Сергеевич?
Клеточников сразу ответил:
– Заговор с целью покушения на государственный строй Российской империи или на особу государя императора.
– Вот именно! И если вам стало известно о подобном, что станете делать?
Клеточников растерялся.
«Неужели фон Бергу известно обо мне? Если он задает подобный вопрос, то не просто так. Но что он может знать? Михайлов ничего ему рассказать не мог. Желябов на свободе. Перовскую я подозревать не могу. Гройзман? Неужели через него что-то стало известно? Хотя с этой стороны я смогу легко оправдаться. Скажу, что хотел вызвать его на откровенность».
– Что же вы молчите, господин Клеточников?
– Я маленький человек, ваше превосходительство. С чего такие вопросы? Что я могу знать?
– Но если вы бы узнали о заговоре против особы государя, что сделали бы?
– Принял бы меры, как верный подданный государя императора! – ответил Клеточников.
– Меры? Вот и я думаю о мерах, – проговорил Берг.
«Что же ему известно? – думал Клеточников. – Неужели он знает о моей настоящей работе? Нет! С чего бы тогда он выписывал мне эту расписку по поводу денег! Нет, Нет! Дело не касается меня. И ведет себя Берг странно. Нынче это не паук, а муха, попавшая в паутину! Нет. Дело не касается меня. Но что тогда?»
– Может быть, ваше превосходительство, расскажет мне суть дела. Тогда я смог бы дать совет если…
– Это дело опасное, Николай Сергеевич. И вам лучше всего держаться от него подалее. Идите. Вы можете быть свободны, господин коллежский секретарь.
– Как прикажете, ваше превосходительство.
– И вызовите ко мне титулярного советника Антюхина. Срочно!
***
Антюхин отвечал за подсадных агентов в Петропавловской крепости. У него было несколько таких людей, и они часто помогали в работе, когда случаи были слишком сложными.
Клеточников быстро отыскал чиновника и передал приказ Берга.
– Идите прямо сейчас.
– Спехом требует?
– Точно так-с!
– Иду. Стало, понадобились мои «наседочки».
Антюхин отправился к начальнику.
– Титулярный советник Антюхин, ваше превосходительство!
– Прошу вас! – Берг указал чиновнику на стул. – Мне нужны ваши люди. Лучшие люди. В Петропавловской крепости!
– Ныне там есть двое. Увязли как пчелы в меду. Никуда не денутся и станут работать.
– В крепости ныне содержится господин Гройзман. Тот самый коего собирались повесить. Но решение было отменено.
– Знаю такого, ваше превосходительство. Гройзман содержится в строгости. Но кандалы с него сняли. Прикажете ужесточить?
– Нет. Кандалов не нужно. Ваш агент должен быть в его камере уже сегодня! Но нужен не простой агент. Виртуоз, что быстро сумеет втереться в доверие.
– Есть такой. Их бывших террористов. Желваков Павел. Некогда отчаянный был враг. А ныне наш хороший друг.
– Вот как? И приносит пользу?
– Еще какую, ваше превосходительство. Нужно только было подобрать нужную приманку…
***
Петропавловская крепость.
Николай Гройзман.
17 ноября, 1880 год.
Двери камеры заскрипели, и раздался голос надзирателя:
– Заходи!
Лежавший на нарах узник проснулся от этого громкого голоса.
– Теперь вдвоем будете дни коротать! Располагайся на свободных нарах. И не баловать мне здесь! Сидеть тихо, а нет то в карцер попадете!
Николай Гройзман увидел человека, которого подселили в его камеру. Это был плотного сложения низкорослый молодой человек с бакенбардами.
– Рад перестаивать товарища по несчастью, – сказал новенький, садясь на нары. – Вы политический?
– Здесь все политические, – недружелюбно ответил Гройзман.
– Простите. Забыл представиться. Я Павел Желваков.
– Желваков? Я где-то слышал вашу фамилию.
– Слышали? Но вы сами из… наших?
– Из каких наших?
– Из тех, кто посвятил жизнь борьбе с тиранией самодержавия. Более точно сказать не могу.
– Вы не хотите произносить слов «Народная воля»? Неужели это тайна, что я принадлежу к организации? Могу вам в этом признаться сразу. У жандармов в моем деле это и так написано.
–Тогда мы с вами коллеги. Меня знают товарищи по организации. Я работал в Одессе. Мы поставили акт на военного прокурора Одессы Стрельникова. Убрали его чисто и красиво! Но меня взяли на месте. И вот переправили в Петербург в знаменитую Петропавловку. Не думал, что попаду сюда.
– И вы мне вот так это рассказали? А если я подсадной? – спросил Гройзман.
– Так это есть в моем деле. Жандармам и полиции эти страницы моей биографии давно известны. Что мне в том, что вы расскажете им это снова? Да и не похожи вы на подсадного. Этих я повидал. А как ваше имя, позвольте узнать? Если это не тайна.
– Николай, – представился Гройзман.
– Николай? И все?
– А вам есть дело до моей фамилии?
– Нет. Но хотелось бы знать, кто сидит рядом. С кем делю камеру.
– Моя фамилия известна жандармам и мне не для чего её скрывать. Гройзман.
– Гройзман?
– Николай Гройзман!
– Это вы?
– Я уже назвал свое имя, сударь.
– А вы скромный человек.
– Не понял вас?
– Вас знают. И у нас в Одессе, и в Харькове, и в Москве.
– Странно, – произнес Гройзман. – Не думал о том, что я так известен.
«Странный тип, – подумал Гройзман. – Наверняка подсадной. Откуда это обо мне знают в Одессе?»
Желваков засмеялся в ответ:
–Вы думаете, что я подсадной? Понятно ваше недружелюбие, товарищ. А я думаю, чего он такой нелюбезный. Я работал в паре с Халтуриным. Он ныне в Москве. Потому знаю про вас, Николай. Рад знакомству.
–Степан с вами работал?
–Да. Он мне и поведал о вашей работе в Зимнем дворце. Навели вы шуму по всей империи. Степан Халтурин тот отчаянный. Нам бы сотню таких парней и мы перевернули бы всю империю! И ему снова удалось уйти. Вы ведь не слыхали про наши со Степаном дела?
–Нет. Я давно сижу в крепости.
–Понятно. Ныне ни вам, ни мне живым уже не уйти. Приговор для нас один – виселица. На каторжные работы рассчитывать не приходится. После того, что вы сделали в Зимнем, они ужесточили законы.
–Я должен извиниться?
–Нет, что вы. Вы молодцы, что напугали царя и его министров. Они нас действительно боятся. Меня везли в кандалах всю дорогу. Даже на минуту не расковали.
– Акт на прокурора Одессы, вы ставили со Степаном?
– С ним! Мы решил поднять бунт по всей России и низвергнуть её правительство. Мы не болтуны.
– А мы, по-вашему, болтуны?
– Вы нет. Вы делаете дело. Но и болтунов среди нас хватает! Соберутся и говорят и говорят. А толку-то чуть! Власть то наших разговоров не боится. Их надобно бить! И бить постоянно! Тогда дело революции сдвинется с мертвой точки.
–Однако наш взрыв в Зимнем ничего с этой самой точки не сдвинул. Такой пример показали и что?
–Так царь-то выжил! Надобно царя ухлопать и тогда дело пойдет.
–Пойдет ли? – спросил Гройзман. – Я вот пока сижу здесь начинаю в этом сомневаться. И к пропаганде, по-вашему, к болтовне, стал по-иному относиться. Народ надобно готовить к восстанию против самодержавия.
–И как его готовить? Прокламациями? Много в них толку? Я сам три года тому раздавал эти самые прокламации в Тверской губернии по селам. И что? Читал и пытался втолковать. Но мужики не понимают этого языка. Нет, сударь! Надобно действие и только действие! Никак иначе! Власть должна нас бояться! Страх – в нем вся сила!
– Вот мы с вами и сидим в каземате крепости и ждем виселицы!
– Ничего! – сказал Желваков. – Всех не перевешают.
– Но нас – да. И что будет после?
– Революция.
– Нет, что будет для нас с вами? И не говорите мне о крови мучеников за свободу. Наша с вами жизнь будет кончена. И что? Какое нам дело до революции и того, что будет после нас, если нас самих там не будет?
– Как же вы с такими мыслями пришли в террор, Николай?
– Ранее таких мыслей у меня не было. Но здесь я стал думать. Так бывает, когда тебя ждет смерть. Ты думаешь о том, что сделал в жизни. А что сделал я? Думал, как убить царя? Носил динамит из мастерской в хранилище?
Желваков перестал задавать Гройзману вопросы…
***
Петербург.
Штаб-квартира Третьего отделения.
Фон Берг.
19 ноября, 1880 год.
Титулярный советник Антюхин был обескуражен докладом агента.
– И это все?
– Больше мы с ним и слова друг другу не сказали, ваше благородие. Мне нужно было выдавать себя за убежденного террориста. А этот Гройзман высказывает мои мысли. Он стал думать.
– А если прикидывался?
– Не похоже. Говорил вдумчиво. Но мне с ним работать дальше будет сложно.
– Посиди с ним еще два-три дня. Сразу тебя убирать подозрительно. Потом найдем повод.
Антюхин составил рапорт на имя фон Берга…
***
«Начальнику агентурного отдела Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, его высокопревосходительству, действительному статскому советнику Г.К. фон Бергу.
Рапорт.
В камеру к государственному преступнику Гройзману Михаилу, был подсажен агент «Народник», из тех, кто был нами арестован в 1878 году по делу о пропаганде против государственного строя Российской империи.
Народник получил «легенду» террориста Павла Желвакова, остуженного за убийство военного прокурора Одессы Стрельникова. (Настоящий Желваков уже повешен). «Народник» быстро вошел в доверие к арестанту Гройзману. Гройзман поделился с «Народником» своими взглядами на террор в России.
Прилагаю запись разговора, составленную со слов «Народника», который обладает отменной памятью, что не раз доказывали результаты его работы».
***
Густав Карлович фон Берг помнил, что Клеточников уже заявлял о желании Гройзмана сотрудничать. Но тогда все сорвалось, ибо Гройзман был осужден к виселице. Дальнейшие события и вмешательство Лорис-Меликова, который пожелал публичного процесса, спасло его от верёвки.
Берг мало верил в раскаяние революционера. Клеточников обещал ему свободу в обмен на работу, и тот согласился. Но наверняка для вида. Однако на этот раз Гройзману не обещали свободы. А если мысли, которые он высказал, искренние, то с ним стоило работать.
Берг вызвал адъютанта:
– Ваше превосходительство!
– Коллежского секретаря Клеточникова ко мне!
– Будет исполнено, ваше превосходительство!
Вскоре в кабинет вошёл коллежский секретарь.
– Ваше…
– Садитесь, Николай Сергеевич! Не до церемоний. Вы работали по делу Гройзмана. Помните.
– Помню. Перспективное было дело. Но…
– Вы полагали, что Гройзмана можно переманить на нашу сторону?
– Так точно! Нужно завоевать его доверие. Он не так крепок как иные террористы. Такой сам бомбу не бросит. Изготовить может, но бросить – нет. Жидковат. Я готов вернуться к этому делу, ваше превосходительство.
– Вы? Нет. Я сам.
– Но Гройзман верит мне, ваше превосходительство. Я смогу…
– Не сомневаюсь в ваших способностях, Николай Сергеевич, но я сам хочу поработать с ним. Напрасно тогда я не последовал вашему совету и не привлек его. Нужно было настоять и доказать начальству, что этот план перспективен. Но я смалодушничал.
– Я тоже хотел бы показать себя на настоящей работе. А не только на составлении бумаг, ваше превосходительство. А здесь такое задание. Переманить террориста на сторону власти!
– Понимаю, Николай Сергеевич, но мое решение останется неизменным. А ваша бумажная работа имеет громадное значение для Третьего отделения. Такого деятельного помощника у меня еще не было.
***
Петропавловская крепость.
Фон Берг и Николай Гройзман.
19 ноября, 1880 год.
Густав Карлович фон Берг внимательно смотрел на арестованного. Михаила Гройзмана тюрьма сломала. Этот человек совсем не был похож на Александра Михайлова. Гройзман не желал умирать. Поначалу он храбрился и «играл» в «верного революционера». Но предложение Клеточникова тогда внушило ему надежду. Надежду на спасение. И с тех пор он жил только этим. Его не повесили, и он понял, что еще сможет выкрутиться. Ибо лично, своими руками никого не убивал.
Но предавать Гройзман не желал. Он перестал бы себя уважать, если бы причинил вред хоть кому-то из друзей по «Народной воле». И эту его особенность рассмотрел фон Берг.
– Вас хорошо содержат? – спросил фон Берг.
– Что?
– Хорошо ли вас содержат?
– Я в каземате, сударь.
– Понятно, что не в европейской гостинице, сударь. Но нет ли у вас жалоб?
– Человеку нужна свобода.
– Вы сами загнали себя в крепость, сударь. Ваши действия привели вас сюда. Но я пришел не корить вас прошлым. Какой от этого толк?
– Вы пришли за предательством?
– К чему такие слова? Разве я просто жажду крови? Нет. Я и сам вижу многие недостатки Российской империи. И я понимаю, к чему это может привести. К революции. И я хочу сделать все, чтобы её не было. Но для этого необходимы реформы. Настоящие реформы, а не те, что были проведены в России. Но разве это делается так, как хотите вы?
– А как же? Как это делается, генерал?
– Просто путем поступательного развития.
– В России?
– Везде.
– Вы не знаете России, генерал.
– Я немец. Пусть я не знаю эту страну. А вы, иудей, знаете Россию? Нет. Никто из нас не знает этой страны. И не нужно говорить о том, что вы здесь родились. Вы знаете, как живут евреи в Германии или во Франции? Почему там они не пополняют ряды террористов?
– В Европе немало социалистов, генерал.
–Это так. В Европе есть даже анархисты. Но они не заражены такими бредовыми идеями, как здешние интеллигенты. Да, они читают книги и спорят. Но нашим споров мало. Им надоело болтать и им нужно дело! А дело должно быть обязательно кровавое, а иначе и начинать не стоит. Вот вы, молодой человек. Что успели сделать за свою жизнь?
Гройзман не ответил.
–Что дали ваши покушения на царя? Только убитые и раненые люди. Совершенно посторонние. Не имеющие никакого отношения к вашей борьбе.
–Вы хотите меня перетянуть на свою сторону, генерал?
–Я? Это вы хотите перейти на мою сторону, господин Гройзман. Не на сторону жандармов и правительства. Но на мою. На сторону трезво мыслящего человека. И я готов принять вас, сударь.
–Что это значит?
– Пока мы с вами просто поговорим.
– О чем?
– О судьбах России. Если хотите о её истории.
– Странно вести такие разговоры с человеком из Третьего отделения.
– Почему же странно, господин Гройзман? Или вам легче убивать, чем вести беседу или спор? С политическим оппонентом?
– Мы готовы вести спор, генерал. Но разве кто-то готов нас слушать?
– Я лично готов слушать вас, господин Гройзман. Вы представитель «Народной воли» и я сотрудник Третьего отделения. Вы видите во мне врага. Попробуйте разглядеть друга…
***
Петербург.
Конспиративная квартира «Народной воли».
19 ноября, 1880 год.
Желябов и Перовская просматривали новый выпуск газеты «Народное слово» с обращением «К русскому рабочему народу».
В двери постучали. Стук был условный и Желябова он удивил. Так они договаривались только с Михайловым. Но ведь Александр был в Петропавловской крепости.
– Что с тобой? – спросила Софья.
– Условный стук.
– И что? Значить пришел кто-то свой.
– Это наш знак с Сашей Михайловым. Больше никто про это не знает.
– Вот как? Но тогда это могут быть жандармы.
– Не думаю. Сейчас проверим.
– Андрей!
– Нужно открыть. Все равно иного выбора нет.
Желябов открыл двери и увидел перед собой незнакомого молодого человека в сером пальто и картузе.
– Здравствуйте, господин хороший, – приветствовал он Желябова. – Войти можно?
– Входите, – Желябов пропустил его в квартиру. – С кем имею честь?
– Дак Иван я. Фамилия моя Неделин. Меня Александр Дмитрич научил так стучать и адрес ваш дал.
– Что? – не поверил Желябов. – Вы о ком говорите? Кто такой этот Александр Дмитриевич?
– Дак Михайлов же! Он сказал, что вы не поверите сразу. Но я от его имени пришел.
– Кто вы такой?
– Я служу надзирателем в крепости. Там где, стало быть, ныне Александр Дмитрич обретается. А зовут меня Иван Неделин.
– Вы надзиратель?
– Точно так!
– И Александр Дмитриевич дал вам этот адрес?
– И снова в точку. Я вам его слово принес. Записку, стало быть.
Желябов прочитал небольшое шифрованное послание и убедился что оно от Михайлова. Его удивил посланец. Как мог Михайлов довериться надзирателю? Да и с чего надзирателю Петропавловки выполнять его поручения?
– А с чего вы, Иван, стали посланцем арестованного преступника?
– Дак разве можно отказать такому человеку, каков Александр Дмитрич-то? Я как его увидал, так и понял – большого ума человек. А говорит как? Я такого отродясь не встречал.
– И что велел вам передать Александр Дмитриевич?
– Он просит вас о помощи. Вы же друзья его?
– Я его друг. Но мне трудно вам верить.
– Оно и понятно. Я же в крепости служу и стерегу вашего брата революционера. Но Дмитричу я помочь готов. Ты, господин хороший, во мне не сомневайся. Я сюда приходить буду и записки от него носить.
– У Александра Дмитриевича есть план побега? Из Петропавловской крепости?
– Дак он мужик умный. И сделает то, чего никто не делал. С побегом он все продумает…
***
– Ты все слышала? – спросил Желябов Перовскую, когда человек ушел.
– Да.
– И что скажешь?
– Михайлов предать не мог. А значит, он привлек к нам надзирателя крепости!
– Как ему удалось подобное?
– Я не знаю, Андрей. Но Михайлов великий человек. Простые люди быстро подпадают под его влияние. Хотя в деревне он так себя и не проявил.
– Вот это и странно, Соня.
– Неужели ты не веришь ему?
– Верю, но не могу понять, как он это сделал?
– Нам стоит помочь ему. Он сам составит план побега?
– Да, – сказал Желябов. – Я написал, что мы готовы помогать. Это безумие какое-то.
– Отчего же? Он воспользовался тем, что у него было под рукой. Будь этот парень шпиком, то нас бы уже арестовали.
– Но тебе сюда больше приходить не стоит, Соня. Он тебя не видел. Принимать его стану только я. С тобой будем видеться на другой квартире. На Мойке.
***
Петербург.
Штаб-квартира Третьего отделения.
Фон Берг.
21 ноября, 1880 год.
Густав Карлович фон Берг решил без совета с начальством своей волей арестовать нескольких лидеров «Народной воли». Он решил поставить и Муравьева и Дрентельна перед фактом.
– Господин Клеточников!
– Да, ваше превосходительство.
– Вот вам адреса конспиративных квартир террористов, где мы можем арестовать руководителей этой организации. С этой стороны мною отмечены те, кто подлежит немедленному аресту. А вот здесь, – палец Берга указал на вторую колонку, – Здесь те, кто работает над подкопом на Малой Садовой. Этих пока не трогать.
– Ваше превосходительство! – Клеточников поднял глаза на своего шефа. – Откуда это? Я не могу поверить. Неужели это адреса квартир? Так много?
– Разговор с Гройзманом мне многое дал, Николай Сергеевич.
Клеточников не знал, что Берг станет работать так быстро. И даже предположить не мог, что он добьется такого успеха. То, что было сейчас в его руках – это приговор всей организации. После арестов почти весь Исполнительный Комитет переселится в Петропавловскую крепость!
– Вы удивлены, Николай Сергеевич?
– Еще как, ваше превосходительство.
– Сейчас мне нужны все агенты, которых можно отрядить для этой операции.
– Наших? – спросил Клеточников.
– Да.
– Но разве наших хватит? Можно привлечь личный состав…
– Нет, – решительно возразил фон Берг. – Я никого не хочу пока посвящать в детали.
– Никого?
– Именно так. Николай Сергеевич. Ни генерала Дрентельна, ни генерала Муравьева. Я справлюсь сам.
***
Клеточников засел за бумаги, но работа двигалась медленно. Он не мог поверить в то, что произошло. Гройзман сдал всех. Все конспиративные квартиры организации, за исключением последних, что были сняты после его ареста. И уже сейчас туда поспешат жандармы. Но самое плохое, что новое покушение под контролем и Берг не даст убить царя. Нужен новый план. Новый, и пусть это будет последним успехом Клеточникова.
«Адреса Желябова у них нет. Еще бы. Гройзман его не знал».
***
Петербург.
Конспиративная квартира «Народной воли».
21 ноября, 1880 год.
– Андрей! Ты один?
– Да. У нас есть новости.
– И у меня они есть. И новости эти совсем плохие.
– Что случилось? – спросил Желябов.
– Десять конспиративных квартир организации скоро накроет полиция! Вот здесь список.
Желябов развернул и ужаснулся. Перовская как раз на одной из них.
– Откуда это у полиции?
– У жандармов, Андрей. Гройзман рассказал все Бергу. Я не знаю, какими методами пользовался Берг но Гройзман все рассказал! Нужно срочно послать эстафету! Нужно спасти всех кого можно!
– Когда начнутся аресты?
– Возможно, уже начались. Но не думаю, что Берг быстро мобилизует столько людей. Он не нагрянет на все квартиры. Но и это еще не все. Вам нужен новый план убийства царя.
– Новый план? Ты шутишь? Квартиры на Малой Садовой в этом списке нет!
– Берг знает все о покушении. Оно обречено на провал!
– Но у нас нет времени. Наши делают подкоп и скоро он будет готов.
– Вам не дадут взорвать царя, Андрей. Потому я советую привлечь новых людей. Тех, кого жандармы еще не знают. Нужно найти тех, кто готов рисковать своими жизнями. Нужны метальщики.
– Бомбы?
– Именно!
– Это слишком рисовано и нет никакой гарантии. Мы уже потеряли стольких людей.
– Послушай. Вам стоит продолжать делать подкоп. Продолжать. Берг и Муравьев должны быть уверены, что вы идёте по старому плану. Но я дам вам возможность убить царя более простым способом.
– У тебя есть план?
– Да…
****
Желябов поспешил отправить эстафету по всем адресам. Ему понадобилось несколько часов. Затем он вернулся на квартиру, где его ждал Клеточников.
– Как все прошло?
– Мы не потеряли ни одного человека. Коля. Им достались пустые квартиры. Они выбрали для первой очереди те, где наших не было.
– А остальные?
– Успел предупредить. Благодаря тебе. Ты воистину Щит «Народной воли». Сейчас сюда приедут Софья и Вера. Вера Фигнер с которой ты еще не знаком. Теперь тебе должны доверять все народовольцы. Коля.
– Я успел вовремя. И все это благодаря фон Бергу, который полностью мне доверяет. Но! Есть одно «Но».
– И что это, Коля?
– Я ведь говорил с Гройзманом и открылся ему. Тогда в допросной Петропавловки. Я вынужден был сказать ему, кто я.
– Гройзман знает все и не сдал тебя?
– Похоже, что пока они не дошли до этой темы с Бергом. А возможно, что Гройзман считает меня агентом Берга. Но как только они станут говорить обо мне, Берг поймет кто я такой.
– Тебе нужно уходить! – сказал Желябов.
– Нет. Я еще нужен в Третьем отделении.
Софья Перовская и Вера Фигнер, которые вскоре пришли, также были против возвращения Клеточникова на службу.
– Вы и так спасли организацию, – сказала Вера. – И рисковать жизнью вам уже не нужно.
– Тем более что этот риск не оправдан, – поддержала её Софья. – А у нас много работы. Ибо свою миссию мы не выполнили. Не стоит забывать, что царь жив. Андрей сказал, что в вас, Николай есть план.
– Да. И я предлагаю упростить покушение.
– Упростить? – спросила Вера.
– Метать бомбу! Несколько метальщиков по пути следования царя. Три или четыре. И нужны совершенно новые люди. Те, кто не состоит сейчас членами «Народной воли». У вас есть не примете такие?
– Да, – ответила Перовская. – Есть люди, готовые выполнить миссию и которые мечтают стать в наши ряды. Пока они состоят в союзниках.
