– Рад тебя видеть, Коля. Прошу вас. Проходите.
***
Скоро собрались и другие. Пришел Андрей Иванович, самый старший по возрасту член «Народной воли». Он был известен под псевдонимом «Слесарь». Молодой и горячий интеллигент Лев Тихомиров и Герман Александрович Лопатин (тот самый, что впоследствии станет переводчиком «Капитала» Маркса на русский язык). Это были те, кто вскоре составили Исполнительный Комитет организации «Народная воля».
Поначалу начался спор о прошлых ошибках и неудачах. Все последние встречи организации сводились к этому.
– Что сказать о нашем правительстве и о государе императоре? – начал Желябов. – Всем очевидна неискренность правительства в делах политики внутренней. Вечные шатания и колебания. И этого жалкого царя называют реформатором! А что они есть – его «великие реформы»? Они до того урезаны и искалечены, что от либерального в них и грамма не осталось! По убеждениям,– мы социалисты народники. Мы убеждены, что только воля народа России может установить те общественные формы, которые заменят старые и давно отжившие. Но лично я вижу будущую Россию федерацией общинных союзов. Именно крестьянская община будет экономической и политической ячейкой будущего государства. Все дела будут решаться на сходах совершеннолетних членов общины.
– Все это верно! – сказал Гройзман. – Кто с этим спорит? Но разве сейчас стоит говорить об этом? Какой прок обсуждать то, что будет после того как мы захватим власть? Нужно решить, как свалить старый режим! Это сейчас главное.
– Мы ходили в народ и пытались сделать это! Мы ждали восстания! Но где оно?
– Я вижу, что многие из вас сдались, – сказал Михайлов. – Сдались после первой же неудачи!
– Не ты ли говорил, что народ готов подняться? – спросил его один из присутствующих.
– Я? – удивился Михайлов. – Идея «хождения» принадлежала не мне.
– Но ты был среди тех, кто нас звал! И мы пошли. А где мои друзья, что были в деревнях и кто был привлечен к суду по делу 193-х? Двое покончили с собой в Петропавловской крепости! Один умер от плохих условий содержания! Еще трое ныне в Сибири! Не велика ли плата?
– Вы знали, на что шли! – ответил Михайлов.
В защиту Михайлова выступил Андрей Желябов.
– А кто сказал, что мы ошибались? Крестьянство наша опора! Так было и так остается! Нужно изменить методы! Мы убедились, что не поднять нам мужика просто так!
– Попробовать стоило! Но не отказываться же нам от борьбы?
– Нет! – сказал Желябов. – Я не отказываюсь от дела! В последнее время я бываю на собраниях рабочих Петербурга! Их также стоит активно привлекать в нашу организацию.
Вокруг зашумели:
– Дело, а не болтовня! Вот что нам нужно! И я пришел сюда ради дела! Но снова и снова мы начинаем болтать!
– Верно! Только дело! – сказал Желябов. – Мое настоящее место на улице, среди рабочих. В толпе! И я думаю о создании рабочей газеты.
– Снова перевести все в слова? – спросил Терка. – Пора ударить по власти и отомстить за наших товарищей!
– Многие по делу 193-х отправились в Сибирь. И не трое, а более сорока наших товарищей умерли в казематах Петропавловской крепости! Жандармы думают, что смогли нас запугать! Но мы сами напугаем их! Чего боятся власти? Какими методами они борются с нами? Насилием! И мы ответим власти насилием!
– Верно! Террор!
– Террор!
Михайлов попросил тишины:
– Вот это и есть самое главное. Для этого мы и собрались. Революция и действие! Давайте делать Революцию! Нерешительность и проволочка недопустимы.
– Действие!
– Беспощадный террор против преступной власти!
Михайлов поднял руку, требуя тишины:
– Я предлагаю не просто террор, а организованный и тщательно подготовленный террор! Многие из вас уже завтра рвутся в бой. Но вот что мы можем сейчас? Я вам скажу – почти ничего!
– Как это ничего? – возразил Макар Терка, питерский рабочий. – Да я хоть завтра сверну голову городовому!
– Вот! – Михайлов показал на Терку. – Вот и все на что мы способны! Убить городового или мелкого офицера полиции? И это дело?
– Да сколь я торчу на ваших собраниях! – вскричал Терка. – И что? Болтают и болтают господа хорошие! А чего болтают? Вот опять про газету какую-то. Я сам рабочий. Сколь собраний рабочих групп и что? Просвещение и какие-то листки с непонятными словами! Да в бараний рог гнуть надо всю эту сволочь!
– И кого гнуть будете, Макар? – Михайлов посмотрел на рабочего.
– Да кого угодно!
– Это разбой, а не революция! – поддержали Михайлова.
– Это похоже на «Народную расправу» Нечаева!
Терка возразил:
– Разбой? А то, что делают с работным человеком не разбой? На что мы право имеем? Вы думали про то, господа хорошие? Вам дворянам хорошо болтать о благе народа. А где оно это самое благо?
– Погодите, товарищи! – снова успокоил собравшихся Михайлов. – В словах Терки есть то, над чем стоит задуматься. Необходимо действие! Это я уже говорил. Но какое действие? Нам нужно уничтожать тиранов, а не мелких исполнителей! Я выбираю целью самого царя! Вот кого стоит убить. Уничтожить тирана без всякой жалости и народ увидит, что нужно делать!
– Царя?– растерянно спросил Терка.
– Ты против, Макар? – Михайлов посмотрел на рабочего.
– Нет, но как достать до него?
– Поэтому стоит не спешить, а создать пусть даже малочисленную боевую организацию, которая будет проводить крупные акции против настоящей власти!
– Дак разве я против? – спросил Терка. – Я согласен, товарищи. А ты товарищ Александр, прости, если был резок.
– Я не держу обиды, Макар. Но довольно нам делиться на дворян и на рабочих. Я дворянин по рождению. Софья дворянка по рождению. Да разве мало среди нас детей чиновников? Но разве я служу прогнившему режиму? Разве Софья Перовская не сидела на скамье подсудимых и не была в каземате Петропавловки?
– Прости еще раз, товарищ Александр. Обидеть не хотел, ни тебя, ни Софью Львовну, которую уважаю все сердцем. Дак и не про вас была речь. Я о том, что болтаем много, а дела мало! Вот ныне вы предложили начать охоту на царя. Это дело! С этим спорить сложно. Однако чем все обернется? Снова станем собираться и говорить. И спорить и говорить.
Перовская решительно заявила:
– Я и в прошлый раз не просто говорила, Макар! Я отправилась в деревню и учила там детей. Хотела нести просвещение простому народу. Я пыталась объяснить крестьянам, как им отыскать правду в России. Признаюсь, что, как и другие, потерпела поражение. За это меня и арестовали. И вот я снова среди вас! И я готова бороться дальше!
– Бороться стоит всеми доступными методами. И печатное слово стоит дорого в нашей борьбе. Но сосредоточить основные силы нам стоит именно на терроре!
Михайлов выслушал многих. Он дал высказаться всем кто хотел говорить. Он хотел услышать главное – готовы ли его товарищи избрать террор основным методом борьбы.
И всех захватила эта идея – готовить убийство царя Александра, которого прозвали Освободителем…
***
Петербург, Новая улица, дом 12.
Квартира Михайлова.
После собрания.
Михайлов после того, как собравшиеся разошлись, решил переговорить с Николаем Клеточниковым, которого пригласил к себе вечером. Клеточников не был участником «Народной воли». Его официально не принимали в организацию, а обсуждать такие важные вопросы в присутствии постороннего не полагалось…
***
Хочу сказать, что Николай Клеточников был великий человек. Ныне когда все говорят о контрразведке и любят книги о шпионах. А жизнь Клеточникова интереснее любого выдуманного романа…
***
Этот болезненного вида молодой человек давно пытался связаться с революционным подпольем и предложить свои услуги. Но никто не захотел принимать его, из-за внешности. Он был очень худой с лицом землистого цвета, острыми скулами и с жидкими светлыми волосами. Как сказал Терка, этот парень был похож на полицейского шпика, и принимать его было верхом неблагоразумия.
Клеточников был сыном чиновника. Его отец титулярный советник служил в Пезненской казенной палате. Николай учился в гимназии, а затем поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. Но со второго курса он покинул учебу по болезни. Лечился в Крыму и работал письмоводителем у ялтинского предводителя дворянства.
Михайлов не разделил предубеждение своих товарищей и познакомился с Клеточниковым поближе. Они понравились друг другу, и Александр часто приглашал Николая к себе. Они обсуждали судьбы революции и возможности борьбы.
И вот сегодня Михайлов решил довериться своему новому другу.
– Разошлись? – спросил Николай.
– Заходи. Уже нет никого.
– У тебя не будет проблем из-за меня, Саша?
– Заходи. Какие проблемы.
– Твои друзья не сильно верят в меня.
– Я верю в тебя, Коля. И скоро и другие поверят.
– Ты говорил обо мне с ними? – глаза Клеточникова загорелись надеждой.
– Нет, – признался Александр.
– Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, Коля. Но у меня есть для тебя работа.
Они вошли в комнату и Клеточников сел в кресло.
– Что за работа, Саша?
– Работа в нашей организации, Коля. Сегодня мы покончили с утопией «хождения в народ». И те, кто был у меня сегодня согласны работать в терроре! Мы, наконец, создали боевую организацию!
– Правда? «Народная воля» готова начать?
– Да.
– Начать по-настоящему? Не трудно утонуть в обсуждениях о тактике будущей революции. У нас многие желают утопить эту самую революцию в словах.
– На этот раз мы станем действовать! И нашей целью станет царь!
– Царь?
– Мы станем готовить убийство царя Александра. И я смело могу доверить тебе эту тайну, Коля.
– А они не будут против? Товарищи по «Народной воле»?
– Коля, я твой друг и я предлагаю тебе работу. Не стоит думать о них.
– Что за работа? Ты так и не сказал.
– В Третьем отделении.
– Что? – Клеточников воспринял эти слова как неудачную шутку.
– Ты не ослышался, Коля. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
– Погоди, Саша. Ты сказал, что мне нужно поступить на работу к жандармам?
– Это так, Коля.
– Тогда я ничего не понимаю, Александр Дмитриевич!
– Не стоит горячиться, Коля!
– Тогда объясни, Саша! Я пришел к тебе для того чтобы стать частью «Народной воли». А ты предлагаешь мне стать в ряды жандармов?
– Коля, я предложил тебе стать моим товарищем по борьбе. Тебе стоит устроиться в Третье отделение. Ты не обижайся, Коля, но внешность у тебя и правда подходящая. И я подумал, а почему это не использовать?
– Ты не шутишь? – еще раз спросил Клеточников.
– Нет. Жандармы и полиция умеют работать, Коля. Многие наши товарищи убедились в этом. Из тех, кого арестовали и судили по делу 193-х. Они умело засылают к нам провокаторов. А почему нам не поступить также?
– Ты хочешь, чтобы я стал агентом среди жандармов?
– А почему нет?
Клеточников задумался.
В словах Михайлова был резон. Он имел все возможности пристроиться к жандармам, ибо у полиции против него ничего не было. В студенческих забастовках, будучи студентом, он никогда не участвовал. Был вполне благонадежным. Из университета ушел по болезни.
– Ты понял, что я хочу?
– Понял, Саша.
– И что скажешь теперь?
– Ты прав. Иметь своего человека в корпусе жандармов дело хорошее. Но даже если меня и возьмут, то ведь не начальником отделения.
– И что с того? Даже в должности письмоводителя ты нам пригодишься. Ибо мы начинаем больше дело. Мы вызовем паралич власти, убив царя. И тем самым приведем Россию к революции.
– Я готов.
– Только никто об этом знать не должен, Коля. О твоей связи со мной.
– Никто?
– Знаю я, и знаешь ты. Для остальных ты агент жандармов.
– Тогда меня станут презирать.
– Так и нужно, Коля. Мы начинаем такое дело, когда нам будет нужен агент среди жандармов. Нужен как воздух. И говорить про это нельзя никому. Я приготовлю для тебя рекомендательные письма.
– Откуда они возьмутся? Фальшивые?
– Самые настоящие, Коля, – сказал Михайлов. – Тебе стоит сразу обратиться к действительному статскому советнику фон Бергу. Коли сумеешь ему понравиться, то тебя сразу к серьёзному делу пристроят.
– Большой человек этот Берг? – спросил Клеточников.
– Да. Занимается агентурой.
– В агентурной части Третьего отделения?
– Именно так.
– Но тогда провести его будет не столь просто, Саша.
– Верно, Коля. Он очень умен и станет тебя проверять. Этот человек не верит никому. Даже своему начальству.
– За мной станут следить?
– Обязательно, Коля. Потому со мной с этих пор никаких контактов. Мы с тобой не знакомы и никогда не встречались.
– Но если стану агентом Третьего отделения, мне нужно будет связываться с тобой лично.
– Мы разработаем каналы связи. Будем встречаться на конспиративных квартирах. Но для всех, для всего мира, мы не знакомы…
Штаб-квартира Третьего отделения.
Набережная Фонтанки, дом № 16.
Действительный статский советник фон Берг.
Чиновник внимательно прочитал рекомендательное письмо, затем поднял глаза на кандидата.
– Здесь написано, что вы благонадежный молодой человек. Это еще будет проверено, но не думаю, что проверка не подтвердит того, что здесь написано.
– Готов служить престолу и отечеству.
– Похвальное рвение. Но в Третье отделение в последнее время пришло много людей, которые только прикрываются рвением. Они говорят о любви к отечеству, но думают не о нем, а о себе.
– Такие люди губят империю, – сказал молодой человек.
Чиновник еще раз просмотрел рекомендацию…
***
Действительный статский советник13 Густав Карлович фон Берг сразу разглядел умного человека. Он был из тех, кто желал видеть среди чиновников Третьего отделения людей талантливых и деятельных. Во время последнего процесса 193-х14 он много трудился, чтобы исправить ошибки агентов, которые совсем не подходили для службы в силу отсутствия высокого ума.
Тогда жандармы хватали людей без разбора, и среди арестованных было больше тысячи человек. Фон Берга вызвал к себе обер-прокурор Победоносцев и показал списки.
– Что это, Густав Карлович? – спросил он, бросив на стол пачку бумаг. – Вы сами это все читали?
– Нет, Константин Петрович, – признался Берг. – Но вы сами помните о приказе не упустить ничего. Особое совещание при Комитете министров сделало вывод о неизвестности размеров той пропаганды, что развели народники. Вот и было приказано хватать всех агитаторов.
– Но среди этих людей много таких кого агенты схватили только по невежеству и по низкому усердию. Они совсем не стали разбираться. Мы схватим, а там пусть начальство разбирает. В результате из той тысячи к дознанию привлечены 770 человек.
Фон Берг понимал, что при таком количестве подследственных работа затянется на год, а то и более. Так и произошло и в итоге к суду привлекли только 193 человека…
***
Берг отложил рекомендательный лист в сторону. Он стал всматриваться в кандидата. Внешность многое могла рассказать о человеке. Худой и болезненно бледный молодой человек смотрел на него спокойно. В его глазах не было подобострастия и желания сразу приглянуться начальству.
– Значит, вы готовы служить по охране порядка и устоев империи Российской, сударь?
– Готов ваше превосходительство.
– И в каком качестве вы готовы служить?
– Как прикажете и кем прикажете.
– Но что вы умеете? Вы учились в университете. Это я вижу. Но чем можете быть полезны нашей организации?
– Я был письмоводителем у ялтинского градоначальника и основы этой работы знаю хорошо. Также знаком с шифровальным делом, ваше превосходительство.
– Вот как? А это хорошо. Такого рода работник не будет лишним. Но я не могу определить вас вот так сразу на постоянную должность, сударь.
– Я это понимаю, ваше превосходительство.
– Для начала вы станете помощником у делопроизводителя Владимира Николаевича Цветкова в агентурной части 3-й экспедиции. А далее видно будет.
– Спасибо, ваше превосходительство. Вы не пожалеете о том, что приняли меня…
***
Но Берг не был доверчивым болваном и сразу после ухода кандидата вызвал к себе начальника наружного наблюдения.
– Ты вот, что, голубчик. Ты за этим молодым человеком понаблюдай.
– Приставить к нему агента постоянно?
– Именно так. Но найди кого потолковее. Пусть все сделает хорошо. Он не должен узнать, что за ним ведется наблюдение.
– Он вызывает подозрения?
– Нет. В том то и дело, что все у него слишком чисто получается. А я не верю, когда у человека все хорошо. И запросы в университет, где молодой человек учился, и в Крымскую канцелярию, где состоял на службе, я сделаю. Но уверен, что там все будет чисто.
–Дак может он чист, ваше превосходительство? Ведь служба у нас почетная. И многие сей службы ищут. А тут такой бледный молодой студентик за счастье почтет, коли примете его.
– Может и так. Но мне нужно знать, чем этот Клеточников дышит.
– Как прикажете, ваше превосходительство.
– И не вздумай отнестись к этому делу спустя рукава.
– Как можно-с, ваше превосходительство. Все проверим-с. Все его контакты и даже имена шлюх к которым он ходит-с…
***
Фон Берг был дружен со многими влиятельными людьми в Петербурге. Сам обер-прокурор Синода Победоносцев принимал его у себя. Его слово много значило в Третьем отделении, хоть он и не занимал самого высокого положения. Но даже начальники экспедиций прислушивались к нему.
Ныне он хотел поговорить с начальником первой экспедиции генералом Муравьевым. Это был чиновник, которого Берг уважал. А таких в Третьем отделении совсем мало.
– Густав Карлович? – приветствовал его генерал. – Вот неожиданный дорогой гость.
– Явился по срочному делу, Сергей Алексеевич.
– Прошу садись в кресло. Готов помочь.
Берг сел и несколько секунд молчал. Затем он задал вопрос:
– Ты в курсе того, что они снова сплотились в новую организацию?
– Они? Ты о ком говоришь, Густав Карлович?
– О тех, кто был в «Земле и воле». Но ты ведь хорошо понимаешь, о чем я, Сергей Алексеевич. Или станешь мне говорить, что «Земля и воля» разгромлена и никакой опасности более не представляет.
–Не стану, Густав Карлович. Но зачем ты задаешь вопросы, если знаешь ответы?
–Хочу разобраться.
–В чем?
–А в том, что мне кажется. Кому-то там, – он указал пальцем вверх, – совсем не хочется бороться с новой организацией. «Народная воля» их мало пугает. Так?
– Так, Густав Карлович. Пока революционеры из «Народной воли» мало что могут.
– Это не твои слова, Сергей Алексеевич. Такое я уже слыхал от наших начальников. Дескать, напугали мы революционеров. Не скоро головы поднимут. Но они убили Мезенцова! А Мезенцов не был мелким чиновником! Его убийство никто не принял всерьез. По делу 193-х начальство меня постоянно теребило. Обер-прокурор Победоносцев с меня не слазил тогда. А по Мезенцову нет. Хоть бы слово кто сказал. Убили и чёрт с ним.
– И что я должен сказать, Густав Карлович?
– Тебе ведь многое известно, Сергей Алексеевич. Рассказал бы и мне о революционерах.
– Мои люди только начали работать, Густав Карлович.
– Сергей Алексеевич. Я знаю о твоем особом агенте. У тебя есть свой человек среди революционеров.
–Густав Карлович? – Муравьев прикинулся удивленным.
–Я знаю это, Сергей Алексеевич. Мне доносят обо всем, что происходит в этих стенах. Я знаю, про особого агента, о котором нет сведений в картотеке. И нет их по особому распоряжению начальника первой экспедиции. По твоему, стало быть, приказу.
–Густав Карлович, я действую во благо империи.
–Не сомневаюсь в этом, сударь. И не собираюсь мешать. Мне даже не нужно имя твоего агента. Я только хочу знать, он из них? Из революционеров «Народной воли»?
– Да, – ответил Муравьев.
– И ты знаешь, что они наметили своей целью государя императора?
– Я уже докладывал об этом.
– Вот, – сказал Берг. – Вот оно.
– Что?
– То о чем я подумал.
– Никак не могу понять, о чем ты?
– Они не хотят его спасать, – сказал фон Берг. – Они дадут его убить. Им не нужен государь император Александр Николаевич.
Муравьев понял о ком говорит фон Берг. Реформаторская деятельность Александра не нравилась многим в империи. А в последнее время ползут разговоры о скором введении в России Конституции. При дворе сформировалась группировка контрреформ. Им был нужен другой государь на троне империи.
– Ты, вижу, все понял, Сергей Алексеевич?
– Про это никому говорить не нужно, Густав Карлович.
– Они хотят убрать императора руками террористов. Ты понимаешь, что это значит? Новый шеф жандармов Дрентельн действует с ними заодно.
Александр Романович Дрентельн, генерал от инфантерии и генерал адъютант императора был среди тех, кто желал смены императоров. Скорее всего, поэтому и дали убить Мезенцова
– Ты, ведь знал про убийство шефа жандармов Мезенцова? – спросил Берг.
– Нет.
– А как же твой агент?
–Он стал работать после убийства Мезенцова. И он был в группе тех, кто готовил это убийство. Но действия террористов были успешными, и исполнитель убийства на Итальянской улице Кравчинский сбежал за границу. Ныне проживает в Италии. Зарабатывает литературным трудом. Печатается в газетах. Пишет о революционном движении в России.
– Кто такой Кравчинский я знаю и сам, – сказал Берг. – Он из тех, кто создал организацию «Свобода или смерть». И у Дрентельна есть глаза и уши в этой террористической организации.
– «Свобода или смерть»? Ты шутишь, Густав Карлович? Такой организации в Петербурге нет, и никогда не было. Или ты наслушался докладов Дрентельна? Мезенцова убрала группа людей из тех, кто ранее состоял в «Земле и воле».
–Я хотел услышать эти слова от тебя, Сергей Алексеевич. Мезенцов им мешал. Они дали террористам его убрать. На его место шефом жандармов царь назначил Дрентельна. Тот и доложил о ликвидации новой организации террористов, которой никогда не было, Теперь хотят убрать руками террористов самого императора.
–Не боишься говорить такое при мне, Густав Карлович?
–Нет, Сергей Алексеевич. Я ведь знаю, кто каким воздухом дышит. Только тебе и могу довериться в первой экспедиции. А вот твой адъютант ротмистр Жилин сообщает обо всех твоих действиях шефу жандармов.
–Что? Жилин мне всем обязан. Я приметил его в Ярославле как деятельного и способного офицера. Теперь он служит в Петербурге, и получил повышение в чине.
–Ничего удивительного. Дрентельн обещал ему больше чем ты, Сергей Алексеевич. Ему нужно знать все, что знаешь ты. Жилин знает твоего агента?
– Нет.
– Но он пропускает его к тебе!
– И что? Имя ему неизвестно.
– Но он знает его в лицо.
– Нет. В лицо его никто не знает. Этот человек мастер перевоплощений.
– Но ведь его арестовывали? Он был официально арестован?
– Да.
– Тогда ничего сложного нет в том, чтобы выяснить о нем все.
– Нет. Я изменил его имя и фамилию. И возраст. В документах значится иной человек. Жилин в детали не посвящен. Потому он мог доложить, что у меня есть агент. Но сказать кто он, он не мог.
–Хорошо если это так. Но стоит проверить. Ты сам сказал, что ротмистр человек способный. Я займусь этим сам. Ты даже виду не показывай, что знаешь о второй службе своего адъютанта, Сергей Алексеевич.
***
Петербург.
Дом шефа жандармов генерала Дрентельна.
Ротмистр Жилин, адъютант генерала Муравьева, действительно работал на шефа жандармов Александра Романовича Дрентельна. Он раз в неделю докладывал обо всем, что происходило в приемной его шефа.
– Ах, это вы ротмистр?
– Прибыл для доклада, ваше высокопревосходительство.
– Садитесь. И не стоит так кричать, мы не на плацу, ротмистр. Что вы имеете мне сообщить?
– Сегодня в кабинет моего шефа приходил действительный статский советник фон Берг.
– И что? – спросил шеф жандармов.
– Они говорили долго, ваше высокопревосходительство. Ранее такого никогда не случалось. Берг заходил только по делам и был у генерала Муравьева не более десяти минут. Но тут все затянулось. Я удивился, что они говорят столь долго и подошел к двери.
– Вы подслушивали?
– Как вы могли подумать, ваше превосходительство, я… честь офицера…
– Вам было приказано использовать все средства, ротмистр! Все. И мне нет дела до чести офицера. Мне нужны сведения.
– Я слышал отрывок их разговора.
– Вот это уже горячо, ротмистр.
– Берг назвал имя Кравчинского и организацию «Свобода или смерть». И он сказал, что она под вашим колпаком.
– Вот как?
– В ней имеется ваш агент. Ваши глаза и уши.
– Берг знает про это? А я его недооценил в свое время. Что еще?
– Он сказал… сказал, что…
– Ротмистр! Прекратите мямлить!
– Он сказал, что Мезенцов вам мешал, и вы дали террористам его убрать!
Дрентельн задумался. Его мало пугала болтовня Берга. Тот мог подозревать его в чем угодно. Никаких доказательств он представить не сможет. Но этот чиновник как хорошая ищейка взял правильный след.
– Вы никому этого не рассказывали, ротмистр?
– Как можно. Только вам, ваше высокопревосходительство.
– И пусть так будет и дальше, ротмистр. Никогда и никому этого не рассказывайте.
– Так точно, ваше высокопревосходительство.
– И продолжайте следить за генералом Муравьевым.
– Да, ваше высокопревосходительство.
– Ваши услуги не будут забыты, ротмистр. После того как вашего шефа отправят в отставку я обещаю вам повышение в чине. Ваша карьера будет обеспечена…