Владимир Александрович Андриенко
Убить Александра
– Надежные? – спросил Клеточников.
– Да.
– Нужно отобрать самых надежных. Рисковать более нельзя. Организация теряет людей. Нужно сделать все быстро.
– Для постановки акта нужно время, даже простого акта.
– Три месяца, – сказал Клеточников. – Но в декабре нынешнего года нам стоит затаиться. Свернуть встречи и свести все риски к минимуму. На этот период придется активность жандармов и полиции. А в январе-феврале мы снова начнем действовать.
– Но что вы решили насчет своего возвращения, Николай? – спросила Вера.
– Я вернусь на службу. Сейчас уйти я не могу. Слишком много сведений я могу принести. Возможно, что опасность для меня не так велика. Да и какой от меня толк, если я брошу службу? Что я смогу?
***
Конспиративная квартира для заседаний Исполнительного Комитета.
2 декабря, 1880 год.
Александр Михайлов в каземате Алексеевского равелина получил послание от Желябова:
Расшифровка:
«Надеюсь, что ваша память не стала хуже, и вы сможете расшифровать послание без «ключа». Опасаюсь писать открытым текстом, ибо не могу полностью довериться вашему посланцу.
Мы знали о ваших способностях, но то, что вы сделали, повергло нас шок, Александр. Вы смогли уговорить надзирателя доставить ваше письмо на волю. Из Петропавловской крепости! Такого еще в организации не смог сделать никто. А если нам удастся организовать ваш побег, то мы поставим Третье отделение в весьма щекотливое положение.
Если ваш надзиратель возьмется нам помочь, мы вытащим вас в течение месяца».
***
Ответ Михайлова:
Расшифровка:
«Побег из крепости возможен. Но для этого понадобятся денежные средства. Если партийная касса средствами располагает, то я подготовил план побега. Но на первом месте у вас должен стоять основной план. Мой побег сильно ударит по престижу Третьего отделения, но основная задача должна оставаться основной. Нам нужно сделать наше дело. Сделать пусть даже ценой моей жизни!»
***
Члены Исполнительного Комитета «Народной воли» собрались на конспиративной квартире, предназначенной для заседаний. Желябов поставил основной вопрос – спасение Михайлова из крепости.
– У нас появилась возможность сделать то, чего еще никто не делал! Спасти нашего товарища из Петропавловки! – сказал он.
– Дело хорошее, – произнес Макар Терка. – Но мне кажется, что совершенно невыполнимое.
– Так можно было сказать и о письмах из крепости на волю. Но шифрованные послания приходят, и Александр говорит о возможности побега.
– Сколько это будет стоить?
– Немногим больше 30 тысяч рублей. В нашей кассе в Петербурге есть 66 тысяч и это нам сейчас по средствам.
– А покушение на императора?
– Дело не пострадает! – с уверенностью заявил Желябов. – Но подумайте, какой будет эффект! Это даже сильнее чем взрыв в Зимнем. Народовольцы вырвали своего товарища из Петропавловской крепости! Что скажет Комитет?
– В крепости содержится не один Михайлов. И что будет после его побега? Отношение к другим нашим товарищам ужесточится. Я не думаю, что побег дело целесообразное в нынешней ситуации. Это может существенно осложнить положение организации, – возразил Андрей Иванович, самый старый член Исполнительного Комитета.
– Я не думаю, что положение наших в крепости сейчас хорошее. Многие в железах в одиночных камерах.
– Но почему именно Михайлов? Другие, по-вашему, не заслужили этого?
– Достойны спасения все. Но только Михайлов смог привлечь на свою сторону надзирателей своего блока! Он сделал невозможное. А Николай Гройзман стал сотрудничать с жандармами. И это по его вине сейчас могли быть арестованы многие наши товарищи, если бы не «Жандарм». А «Жандарма» внедрил к врагам именно Михайлов. Это ценнейший ресурс нашей организации.
– Не так давно, – возразил Андрей Иванович, – сам товарищ Желябов был против Михайлова и обвинял его в «нечаевщине» и «генеральстве». Что изменилось?
– Я узнал Александра и понял, что он создал структуру организации и может противостоять полиции и жандармерии. Я сам готов выполнить основную и самую опасную часть работы!
– Но потратить в наших условиях 30 тысяч рублей! – сказала Вера Фигнер. – Это может нанести вред основному делу.
– Вера права! Нужно сделать дело. А уже потом заниматься Михайловым!
Желябов возразил:
– Потом может быть поздно. Основное дело не пострадает! Я готов поручиться за это! И поскольку мнения разделились, ставлю вопрос на голосование членов Исполнительного Комитета. Я Желябов Андрей, член Исполнительного Комитета, высказываюсь за освобождение из Петропавловской крепости Александра Михайлова. Теперь поименно. Товарищ Перовская!
Софья сказала:
– За!
– Товарищ Фигнер?
– Нет! – решительно ответила Вера.
– Товарищ Андрей?
Андрей Иванович ответил «нет».
– Товарищ Кибальчич?
– За.
– Товарищ Тихомиров?
Желябов задал вопрос молодому Льву Тихомирову (тому самому, что в 1888 году отрекся от революционных убеждений и стал яростным монархистом).
– Нет, – ответил Тихомиров.
– Товарищ Терка?
Рабочий Макар Терка ответил:
– За.
– Товарищ Лопатин?
Герман Александрович Лопатин также высказался против освобождения Михайлова. Он недолюбливал этого человека. Будущий переводчик «Капитала» Маркса на русский язык не хотел транжирить партийные деньги «на пустое».
Большинство высказались за рискованный план Желябова и Михайлова. Ответственными за исполнение назначены Желябов и Перовская.
–Но в таком деле мне нужны человек шесть-семь – сказал Желябов. – Пусть я возьму саму работу на себя, но подготовка требует помощи.
Андрей Иванович предложил создать группу из пяти человек.
– Поскольку я оказался среди меньшинства и должен подчиниться большинству, то хочу участвовать в деле. Я готов разделить риск этой операции с моими товарищами.
– И я, – сказал Лев Тихомиров. – Готов сделать все возможное. Ибо исполнять партийные задания есть наш долг, как революционеров. Но нам нужно знать план.
– И не только план. Нам придется работать с надзирателями Петропавловки? – спросил Андрей Иванович.
– Да, – ответил Желябов.
– Тогда нам стоит знать агентов среди жандармов!
Желябов ответил:
– Надзиратели крепости не служат в жандармском корпусе.
– Но они могут быть провокаторами! – сказал Тихомиров.
– Верно! И нам нужен «Жандарм». Его помощь может стать бесценной, – сказал Андрей Иванович.
– «Слесарь» прав, – поддержал его Тихомиров…
***
Участники разошлись только к 10 вечера. Желябов потушил огни, и они с Соней сидели друг напротив дуга в темноте.
–Я голосовала так, потому что ты был «за», Андрей, – сказала Софья, когда они были одни. – Но мне не совсем нравиться этот план.
–Все получится. Берг заманил Александра в ловушку. А мы вырвем его из их лап. Это пощечина всей империи с её тюрьмами и казематами!
–Но если дело провалиться? У нас может не хватить средств на реализацию основного плана. Ты понимаешь, что ставишь под удар?
–Я готов рисковать, Соня.
–Андрей Иванович в чем-то прав.
–Нет. Он стоит на своей позиции, ибо ему просто не нравится Михайлов.
–Андрей!
–Я присматриваюсь к нему, и он сам мне не нравится.
–Он в деле революции дольше нас всех, Андрей!
–И что?
– Но был в составе меньшинства, но после голосования готов принять участие в деле. Он дисциплинированный и преданный делу…
– Соня! Хватит хвалить его. Он желал узнать план действий.
– Он и должен его знать! Мы все члены Исполнительного Комитета!
– И он пожелал узнать, кто стоит за именем «Жандарм».
– Андрей? Ты о чем?
– Андрей Иванович стал наводить нас на мысль что «Жандарм» может быть неискренним.
– Но он может сомневаться. Разве ты сам не сомневался? И он не один был против. С Андреем Ивановичем были и Тихомиров и Лопатин.
Желябов не стал больше спорить, но поведение старейшего революционера в организации, приятеля господина Герцена, его насторожило…
***
Петропавловская крепость.
Николай Гройзман.
5 декабря, 1880 год.
Арестант Гройзман снова получил соседа по камере.
– Гройзман! – сказал ему утром 5 декабря надзиратель. – К полудню жди приятеля.
– Какого приятеля? – спросил арестант.
– Тебе лучше знать. Но приказано подселить к тебе человека.
– Кого?
– Откуда я могу это знать? Должно кто-то из ваших.
Эти откровения надзирателя показались ему странными. Обычно они и слова арестанту не говорили. Подаст тарелку с едой и все. Ни на какие вопросы не отвечает. А здесь такая перемена.
Но гадать, что произошло, он не стал. Скоро все проясниться само собой. Хотя на душе у Николая было тревожно.
В полдень двери камеры отворились и высокий мужчина аристократической внешности лет 35, вошел в камеру.
–Штабс-капитан Мирский, – представился он. – В отставке, конечно.
–А мне называть себя не нужно? Так?
–Так. Я знаю вас, мсье Гройзман.
–Прошу вас быть гостем в моем доме, – пошутил Николай.
–Некто желает, чтобы я стал вашим гостем. Ведь я даже не просил меня перевести к вам. Они сами это сделали.
–Они? – не понял Гройзман.
–Те, кому вы предали своих товарищей. Вы же стали сотрудничать с жандармами? Не так ли?
–Вы о чем?
–Только не нужно изображать оскорбленную невинность. Предательство есть предательство. Как его ни называй и какими целями не прикрывайся. Вы были среди народников, а затем предали их.
–Я не предавал! Разве это было предательство?
–А что же? – усмехнулся Мирский. – Но вы не дрожите так, Николай. Я ведь не убивать вас пришел. Я тоже не выполнил задания. Не смог выстрелить в того, кому был вынесен приговор.
–Вы член боевой организации?
–Был. Но совсем не долго. Провалил первое же задание. Хотя сам хотел этого больше всего. Но выстрелить не смог.
–И в кого же вы стреляли?
–В генерала Дрентельна. Шефа жандармов.
–И не смогли?
–Он офицер и по своему человек чести. Да и мужество выказал, не дрогнул под дулом моего револьвера. И я стрелял мимо. Затем сдался и меня препроводили в крепость. Думал, повесят, но нет. Сам Дрентельн, говорят, заступился. Видимо его тоже впечатлило мое поведение.
–И вы решили рассказать все мне?
–Да. Меня и послали сюда для того, чтобы я говорил с вами, Гройзман. Я должен сказать вам, что ваши товарищи осведомлены о вашем предательстве.
–Но я не предавал! – вскричал Николай. – Я говорил с действительным статским советником фон Бергом, но он мне обещал…
–Обещал? И вы слушали обещания жандарма? Вы шутите, мсье Гройзман?
–Нет, Он оказался человеком прогрессивных взглядов.
–Фон Берг? Вербовщик агентуры для Третьего отделения? Человек прогрессивных взглядов? Гройзман, вы знаете, почему арестанты соседних камер не перестукиваются с вами.
–У них нет возможности. Не из каждой камеры можно…
–Из вашей можно. И условные сигналы вы знаете. Но вас считают предателем. И сами жандармы велели вам все это сказать. Я совершенно не знаю, почему и зачем избрали оружием меня.
–Значит, вы пришли убивать?
–Нет. Только сказать вам, что вы предатель. Я согласился сделать это, ибо моей совести сие не противоречит. Сказать предателю, что он предатель. Это естественно. Да вы и сами знаете, кто вы. Я должен вам только сказать, что и ваши товарищи это знают.
–Но я не имел возможности объясниться.
–Зачем?
–Потому что я сделал это не для себя. Я хотел спасти друзей. Которым искренне предан.
–Имея таких друзей как вы, мсье Гройзман. И врагов не нужно. Вы знаете, что Михайлов в крепости?
–Что? Александр?
–Вы выдали жандармам все расклады организации и его боевой группы. Он знают, что это он готовил взрыв в Зимнем дворце. Они знают все.
–Но это уже прошлое. Что такого, что я рассказал о прошлом. Разве это может что-то изменить?
–А вы спросите об этом у Михайлова. Хотя вы не можете. И знаете, что самое плохое для вас?
–Что?
–Вы умрете Иудой. Ваше предательство не спасет вашей жизни. Вы все равно будете приговорены к смерти. Это они мне сказали. Те, кто отправил меня сюда.
–Жандармы?
–Они. Но кто стоит за всем этим, я не знаю. Возможно сам генерал Дрентельн. А возможно, что и кто-то повыше его. Вам не повезло.
Гройзман испугался. Неужели они его казнят? Но фон Берг обещал! Да и тот чиновник Клеточников тоже обещал ему! Он стал сотрудничать не просто так, и подписал те бумаги не просто так! Клеточников сказал, что он работает на Михайлова и поможет ему выйти из крепости. Неужели это была ложь? Они намеренно его обманули и Клеточников простой жандарм! Он втерся в его доверие и заставил его подписать бумаги о сотрудничестве!
–И вы явились сказать мне это? Только сказать?
–Да. Я думаю, что вы знаете, как вам поступить дальше. Но только сделайте это, когда меня переведут от вас.
– Переведут?
– Да. Уже сегодня вечером меня не будет в вашей камере, и вы сможете сделать все как нужно. Вам никто не станет мешать…
***
Петербург.
Штаб-квартира Третьего отделения.
Фон Берг.
6 декабря, 1880 год.
Густав Карлович фон Берг получил донесение из Петропавловской крепости. Оказалось, что вчера арестованный по политическому делу Николай Гройзман повесился в своей камере.
– Клеточникова ко мне! Найдите его срочно!
– Он в вашей приемной, ваше превосходительство.
– Зови!
Вскоре в кабинет вошел чиновник.
–Ваше превосходительство, коллежский секретарь Клеточников…
–В Петропавловской крепости вчера покончил с собой господин Гройзман.
–Вот как? Прискорбный факт.
–Мне нужно знать, почему это случилось! И я хочу доверить это вам.
–Мне? Но вы сами недавно говорили, что я не следователь, а письмоводитель.
Берг ответил:
–Я и сейчас скажу то же самое. Но мне нужен ныне верный человек. Тот, кому я могу доверять в этих стенах. Потому путь вы не следователь. Вам надлежит немедля отправиться в крепость и тщательно расследовать все подробности сего дела!
–Как прикажете, ваше превосходительство.
–Мне нужен тот, кто стоит за этой смертью! Гройзмана убрали не просто так.
–Но ваше превосходительство сказали, что Гройзман покончил с собой.
–Так мне доложили из крепости. Но не мог он покончить с собой. Не тот это человек. Я с ним говорил и знаю, что не мог он повеситься.
–Вы хотите сказать, что…
–А вот вы мне все и расскажете, после расследования. Отправляйтесь в Петропавловскую крепость, господин коллежский секретарь. Не так давно вы рвались туда. Вот теперь ваше желание осуществилось.
– Как прикажете, ваше превосходительство…
***
Сразу после ухода Клеточникова к Бергу прибыл адъютант Муравьева ротмистр Жилин. Начальник Первой экспедиции просил действительного статского советника явиться к нему незамедлительно.
– Буду у его превосходительства завтра в полдень, – ответил фон Берг.
– Его превосходительство просил вас быть у него сегодня.
– Непременно сегодня?
– Он просил вас прибыть как можно скорее.
– Это так срочно? – спросил Берг ротмистра.
– Да, ваше превосходительство.
– У меня есть работа, господин ротмистр. И работа срочная.
– Поверьте мне, господин фон Берг, то, что имеет вам сообщить генерал Муравьев, имеет касательство к вам лично.
– Вот как? И что это?
– Генерал сам вам все расскажет, господин фон Берг. Так что поспешите.
Густав Карлович ответил, что скоро будет у начальника Первой экспедиции.
«Что ему нужно? Неужели узнал, что я веду дело, не докладывая ему? Наверное, кто-то донес из моих. Желают выслужиться. А возможно, ему уже предложили «хороший» выход – закрыть глаза на происходящее. Хотя по-своему Муравьев честный человек. Скоро он сам мне расскажет свои новости».
Берг стал пересматривать бумаги на своем столе. Часть он сжег, а остальные аккуратно разложил по папкам. Это были совсем недавно добытые его агентами бумаги по террору.
«Устав рабочей боевой дружины» предписывал членам организации проводить акции фабричного террора, убийству ненавистных для рабочих мастеров. Этих «неофитов» революционеры еще не привлекали к крупным акциям, но готовили резервы и приучали их к человеческой крови…
***
Фон Берг отправился к начальнику первой экспедиции. Адьютант, увидев его, вскочил со своего стула, и сказал:
– Его превосходительство ждет вас!
Густав Карлович вошел в кабинет Муравьева. Тот встретил его совсем не по-дружески. Генерал был суров и едва кивнул на приветствие фон Берга.
– Вы заставили себя ждать, господин действительный статский советник. Между тем я передал адъютанту, что дело не терпит отлагательств.
– Я прибыл сразу, как позволили дела, господин генерал.
– Садитесь, Густав Карлович. Хотя не обещаю, что разговор вам понравится.
– Я не институтка, ваше превосходительство. И готов выслушать все, что вы имеете мне сказать.
– Агент, про которого вы знаете, сообщил важные новости.
– Ваш агент среди террористов? Но мне не известно его имя.
– И, слава богу, господин фон Берг.
Берга удивили эти слова Муравьева.
– Что вы хотите этим сказать, генерал? Мне послышался намек. И намек оскорбительный.
– Имя моего агента вам не известно, господин Берг.
– Фон Берг, ваше превосходительство, Не стоит уменьшать мою фамилию и произносить без титула!
– Как вам будет угодно, барон фон Берг. Вот только сути дела это не изменит! Мой агент сообщил, что причиной многих наших провалов был один человек.
– Один? И кто же это?
– Агент Третьего отделения, работающий в вашем ведомстве, господин барон фон Берг.
– Среди моих людей? Я занимаюсь агентурной работой, господин генерал. Среди моих сотрудников все проверены много раз! Это клевета! Некто пытается прикрыть провалы в работе и найти козла отпущения? Так у вас русских говорят?
– Не в этот раз, барон!
– Тогда назовите имя и дайте мне доказательства!
– Я и сам не поверил вначале донесению. Но затем сам стал проверять переданную мне информацию. Я затребовал личные дела агентов, взятых на службу за последние два года. И среди ваших людей есть агент Клеточников, которого недавно произвели в следующий чин и наградили орденом Святой Анны Третьей степени. По вашему ходатайству.
– Клеточников?
– Какую должность он занимает в вашем ведомстве по штатному расписанию?
– Заведует секретной частью 3-го делопроизводства, – ответил фон Берг.
– Иными словами он посвящен во все политические розыски, которые производятся не только по Петербургу, но и по всей империи!
– Именно так, – согласился Берг. – Клеточников имеет на хранении все самые секстетные сведения и документы.
– Я имел разговор с Дрентельном и он дал мне сутки!
– Сутки для чего?
– Моя карьера в Третьем отделении завершилась!
– Что? Погодите, Сергей Алексеевич. Но как это возможно?
– С того времени как появился Клеточников многое стало известно террористам. Скольких вы взяли после того как Гройзман вам выдал весь расклад? Вы хотели все сделать сами, барон. Но в ваши сети почти никто не попал. Ваш человек Клеточников – агент «Народной воли».
– Невозможно!
– Но это так.
– Доказательства!
– Вот они!
Муравьев показал на стопку бумаг и книг.
– Это изъято из квартиры Клеточникова сегодня. Здесь работы Лаврова и Бакунина. Ваш агент активно читает революционную литературу.
– Он делает это для пользы дела, ваше превосходительство. Вы же знаете, как важно понимать, что думает враг!
– Это еще не главное.
– А что главное?
– Вот, – Муравьев положил перед Бергом лист бумаги.
Аккуратным каллиграфическим почерком Клеточникова там было написано:
«Агентура хочет извлечь из дел Третьего отделения всех лиц, которые привлекались к дознанию и суду по политическим делам с 1866 года, а по освобождении оставлены были в Петербурге, с тем, чтобы следить за этими лицами и мало-помалу высылать их».
– Вот еще один важный документ. Вот этот обрывок бумаги. Посмотрите!
Берг принял кусок измятого листка.
– Что это за гадость?
– Обрывок бумаги, на котором Гройзман написал, отчего уходит из жизни.
Берг прочитал:
«Меня обманули… Подло обманули два раза. В первый раз это сделал чиновник Третьего отделения Клеточников, сообщивший, что он работает на «Народную волю». И обещавший мне свободу в обмен на сотрудничество. Затем начальник Клеточникова фон Берг вырвал у меня признание, и обещал решать все мирно и без арестов. Но он воспользовался моим доверием и теперь меня считают предателем среди моих товарищей…»
– Что скажете, господин фон Берг?
– Я сам недавно отправил Клеточникова в крепость с заданием выяснить, отчего погиб Гройзман.
– Вас обманули, Густав Карлович. И если бы не провидение, которое много раз спасло императора, он давно был бы убит. С такими-то агентами.
– Все это лишь косвенные улики против Клеточникова. Нужно проверить.
– Вот и сделайте это сами, господин барон
– Сделаю. Но вы сказали, что ваша карьера в Третьем отделении завершена?
– Это так. Впрочем, карьере самого Дрентельна тоже конец. Да и самого Третьего отделения скоро не станет. Могу сказать вам это конфиденциально.
– Вот как?
– Скоро будет Департамент полиции при Министерстве Внутренних дел…
***
Петропавловская крепость.
Фон Берг и Николай Клеточников.
10 декабря, 1880 год.
Густав Карлович фон Берг понимал, что более служить на своей должности не может. Он, которого считали, видящим каждого человека насквозь. Он, который никому и никогда не доверял на 100 %, вдруг «проморгал» такого агента у себя под носом! Больше того он хвалил работу этого агента и сам продвигал его по службе.
Он захотел сам поговорить с Клеточниковым с глазу на глаз. Потому Густав Карлович прибыл в крепость и приказал доставить к нему арестованного.
Вскоре тот вошел в помещение.
– Садитесь, господин бывший коллежский секретарь. Наша беседа будет длинной.
Клеточников сел на стул.
Берг спросил арестованного:
– Неужели это правда? Неужели я был настолько слеп в отношении вас, Клеточников?
– Что же вы хотите узнать, Густав Карлович?
– Вы террорист?
– Я революционер. По своим убеждениям. По совести.
– И вы говорите мне о совести, Клеточников? После того как совершили подлость?
– Подлость? Зачем же бросаться словами, господин фон Берг. Я никого не предавал и честно служит той идее, в которую верю. Меня для того и заслали к вам чтобы я служил «Народной воле». И это ваша вина, что вы не могли меня раскрыть. Вы плохо работали, Густав Карлович.
– Но сейчас вы сидите в цепях, Клеточников. И вас ждет суд и казнь.
– Не думаете ли вы, что меня можно напугать? Или хотите от меня информации? Но я могу говорить лишь о себе. Да, я участник организации «Народная воля». Да, я работал среди жандармов как шпион. Да, я сообщал сведения моим товарищам.
– Кому именно?
– Этого я сказать не могу.
– Почему? Ведь этот ваш товарищ уже в крепости!
– Зачем отвечать на вопрос? Ответ ведь вам известен.
– Но ваша работа, Клеточников, в целом закончилась провалом. Чего вы достигли? Государь жив. А вашими жертвами стали невиновные люди.
– Невиновные? Нет, ваше превосходительство. Те, кто служит самодержавию, виновны! И эта жертва принесена мною сознательно! Хотя я жалею, что попался так рано.
– Вашей деятельности конец, Клеточников.
– Еще нет. Вы взяли далеко не всех. И мои товарищи не оставят борьбу. Александр будет убит.
– Далась вам смерть государя. Неужели вы этим хотите что-то изменить? Не будет царя Александра Николаевича, будет царь Александр Александрович.
– Напуганный царь! – ответил Клеточников. – А напуганный царь и напуганные министры сделают то, что нужно нам. Новой России.
– Вы хотите получить политические свободы, убив царя Освободителя?
– Освободителя? Александр Второй никого не освободил. Он одно рабство замели другим. У него есть иное прозвище – «вешатель». И «Народная воля» покончит с ним!
– Да, вы страшные люди. Я имею в виду революционеров. И дело даже не в том, что вы хотите убить царя. Вы хотите лапотную и сермяжную Россию соединить с некими идеалами европейских просветителей-социалистов. Я даже боюсь подумать, что из этого может выйти. Вот вы, господин Клеточников, знаете историю декабристов?
– Конечно, знаю, господин фон Берг.
– Но я все равно вам напомню историю. С Северным обществом и восстанием на Сенатской площади все понятно. Там декабристы-офицеры просто одурачили своих солдат и вывели их на площадь. А в Южном обществе все было иначе. Там революционеры с офицерскими эполетами пытались объяснить солдатам смысл понятия «свобода». И что получилось? Как поняли солдаты черниговского полка этот призыв? Пьянство, насилия и грабежи! И когда вы дадите мужику свободу, то получите то же самое.
– В вас говорит русский помещик, господин фон Берг.
– Нет. Дело совсем не в моем имении в Эстляндии. Тем более что это не Россия. Дело в миллионах людей, которым совсем непонятно слово «свобода». Вернее они понимают его по-своему. И как вы думаете управлять этими людьми, после того как дадите им вот эту «свободу»? Русский народ терпел рабство в течение многих веков.
– А восстание Пугачева? Этот народ не пожелал терпеть! – возразил Клеточников.
– Пример неудачный. Пугачев воевал с дворянами, но не замахивался на принцип самодержавия. Как говорят русские: «Горшки бей, а самовар не трогай»! Пугачев объявил себя самого царем! А вы хотите убить не только царя, но сам принцип, господин Клеточников. И опасность вашего движения для России, и для её народа в том, что ваша идея совершенно утопическая. Вы совсем не знаете того народа, который зовете к революции. Вот господин Достоевский узнал этот народ, будучи на каторге. И он переменил свои взгляды. Почитали бы его роман «Бесы».
– Я читал, господин фон Берг.
– И что скажете по поводу прочитанного?
– Господин Достоевский талант бесспорный. Но его Ставрогин это Нечаев нашей революции. А мы и сами против «нечаевщины». Кто как не лидеры «Народной воли» осудили Нечаева и его методы?
– Но именно «нечаевщину» вы и получите в итоге, господин Клеточников. В том случае, если сумеете победить в вашей борьбе.
– В итоге победа революции в России неизбежна. Пусть сейчас мы проиграем. Наверное, так и будет, господин фон Берг. Возможно, даже убийство царя не приведет к революции. Я готов это признать. Но все равно наши жертвы не будут напрасными.
– Как же так? Вы стремитесь к цареубийству, которое в конечном итоге, по-вашему, приведет к революции и замене самодержавия республиканской формой правления. Разве не так?
– Так. Но даже если мы сейчас проиграем, наши смерти дадут России много.
– И что же они дадут?
– Идея продолжает жить, если за неё готовы отдавать жизни. Без этого идеи мертвы, господин фон Берг.
– Вы хорошо помните нашу в сами работу в феврале-марте сего 1880 года, господин Клеточников?
Николай понял что Берг говорит о плане Третьего отделения основать в Женеве провокационную газету внешне «антиправительственного» толка, для того чтобы скомпрометировать многих революционеров, которые жили за границей.
– Да я помню.
– И моя идея насчет газеты «Народное слово» была тогда горячо вами поддержана. Я отправил в Женеву моего агента журналиста Мальшинского и выбил на это издание средства. Теперь я понимаю, отчего идея провалилась. А ведь я грешил на Мальшинского и обвинял его в некомпетентности!
– За провалом этой провокации, стоял я, господин барон. Да разве только это? Список моих дел много шире, господин барон. Я совсем недавно, прямо перед арестом передал «Народной воле» секретную «Статистику государственных преступлений в России».
– Ныне это уже не имеет большого значения, господин Клеточников. Но вы ведь так и не узнали главного.
– Главного? Вы о чем, господин барон?
– Я о человеке, работающем против вас в составе вашей «Народной воли». Вы ведь хотели раскрыть его и пресечь его деятельность? Разве не так?
Клеточников согласился.
– И вы не знаете его имени? – спросил Берг.
– Этого я выяснить не смог.
– Верно. Генерал Муравьев даже мне не раскрыл тайны этого агента. Но знаете, что Клеточников, я смог узнать кто это такой.
– Вот как, господин барон? И вы назовете его имя?
– Вам? Нет.
– Но я сижу в крепости. Мне просто весьма интересно знать кто это такой.
– Это весьма уважаемый вами человек. Известный в революционных кругах. И он пользуется полным доверием вашего Исполнительного Комитета…
