Владимир Малышев
Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель
«О, поле, кто тебя усеял…»
Рядом с Летним садом расположено Марсово поле. В Петербурге оно стало первым местом в России, где в марте 1917 года при погребении «жертв революции» эту городскую площадь и в самом деле усеяли «мертвыми костями». Там, в центре города, похоронили людей, без панихиды, вне кладбища и без могильных крестов. Позднее установили гранитный мемориал, где в советские времена зажгли «вечный огонь».
Место смотров и гуляний
В ХУШ веке это место называли Большим или Потешным полем. На нем проводили военные смотры, фейерверки, парады (отсюда и последующее название – в честь древнеримского бога войны Марса).
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
писал Пушкин. А в более поздние времена там катались велосипедисты, на Пасху и Рождество устраивались народные гулянья, строили балаганы и аттракционы. Капризный император Павел I, присутствуя там однажды на смотре, остался недоволен тем, как маршировал Преображенский полк. В ярости он крикнул: «Кругом… марш! В Сибирь!» Полк туда и зашагал. Вернули бедолаг назад только из-под Новгорода.
Проекты благоустройства
Власти не раз думали о том, как бы этот район благоустроить. Один из проектов предусматривал постройку здания Государственной Думы. Был даже объявлен конкурс, победителем которого стал архитектор Дмитриев. Другой проект предлагал соорудить на Марсовом поле «Дворец правосудия» с памятником царю-освободителю Александру II. Но все эти грандиозные замыслы так и остались на бумаге.
В начале XX века там выстроили деревянную панораму «Севастопольская оборона» (ее потом увезли в Севастополь) и железобетонное здание скейтинг-ринга, предназначавшееся для модного катания на роликовых коньках. В отличие от предполагавшегося «Дворца правосудия» каток стали называть в народе «Дворцом пьяноблудия» из-за огромного ресторана, работавшего до часа ночи. Словом, до войны 1914 года, ничего хорошего на этом пустыре так и не появилось, а когда война началась, уже было не до архитектурных проектов.
Жертвоприношение революции
Февральская революция, как известно, прошла без больших жертв. Немногие убитые пролежали без погребения до марта, пока новым властям не пришла в голову идея их все-таки захоронить. Как вспоминал художник А. Бенуа, бывший свидетелем похорон, «поговаривали, что ввиду недостаточного числа погибших в боях революционеров им добавили – для счета – несколько умерщвленных городовых». Сначала хоронить их хотели на Дворцовой площади. Однако потом эту безумную затею оставили, и начавшиеся уже разлагаться трупы зарыли в общей яме, поспешно вырытой на пустыре Марсова поля.
Вот как описал это событие Иван Бунин: «Я видел Марсово поле, – писал будущий нобелевский лауреат, – на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых! Комедию проделали с полным легкомыслием и, оскорбив прах никому не ведомых покойников высокопарным красноречием, из края в край изрыли и истоптали великолепную площадь, обезобразив ее буграми, натыкали на ней высоких голых шестов в длиннейших и узких черных тряпках и зачем-то огородили ее дощатыми заборами, на скорую руку сколоченными и мерзкими не менее шестов своей дикарской простотой».
Гранитный мемориал на месте захоронения был сооружен в 1919 году, оказавшись в Петрограде первым продуктом советской архитектуры (в Москве им стал мавзолей Ленина). Так что коммунистический режим начал строить с надгробий! Надписи на могилах Марсова поля сочинил лично Луначарский, который писал Ленину в середине сентября 1918 года: «Памятник героям революции. Вот мною сочиненные надписи, если Вам интересно: «Бессмертен павший за великое дело, в народе жив вечно, кто для народа жизнь положил, трудился, боролся, умер за общее благо (орфография, конечно, новая»).
Кто же там лежит?
Позднее к безымянным покойникам стали «подхоранивать» уже не безымянных, айв самом деле отличившихся «героев». Так, например, на Марсовом поле погребен первый начальник свирепой питерской ЧК Моисей Урицкий.
Выходец из семьи лавочника-менялы в Черкассах, Урицкий участвовал в бунтах 1905 года, а потом находился в эмиграции, где близко сошелся с Троцким. В 1917 году вместе с ним на одном пароходе вернулся в Россию из США. Должность главы ЧК Урицкий получил в марте 1918 года, став самой зловещей фигурой первого года правления большевиков. По его приказу были расстреляны рабочие – участники демонстрации, протестующей против произвола новых властей, убиты офицеры Балтийского флота вместе с семьями. Он стал основоположником массового метода уничтожения людей – дал указание затопить в Финском заливе несколько барж с арестованными флотскими офицерами. Страх и ужас наводило имя Урицкого на жителей Петрограда.
Карлик-убийца
А между тем это был тщедушный человечек на кривых ножках. «Как сейчас помню его коротенькую фигурку на кривых ножках, когда он раскачивающейся походкой, ежеминутно поправляя пенсне на носу, шел к своему столу», – вспоминал А. Ильин. Мы никогда не узнаем, сколько людей погибло по приказам этого урода-алкоголика. «Он укреплял себя в работе вином. От человека, его близко знавшего, я слышал, что под конец жизни Урицкий стал почти алкоголиков», – свидетельствует М. Алданов в книге «Убийство Урицкого».
Застрелил главного чекиста в том же 1918 году молодой поэт, член партии эсеров Леонид Канегиссер. Чекисты в ответ расстреляли в Петрограде несколько сот заложников из «непролетарских» слоев населения. Такие же массовые расстрелы прошли и в других городах, а «товарищ Урицкий» был с почестями похоронен на Марсовом поле. При похоронах по площади перед изумленными жителями строевым шагом прошел батальон неизвестно откуда взявшихся в Петрограде наемников-китайцев.
Некая Валентина Гиндлер сочинила несколько лет назад поэму под названием «На Марсовом поле»:
На Марсовом поле все призраки бродят
В длиннющих шинелях латышских стрелков… и т. д.
Да, помимо упомянутых выше «героев революции», там и в самом деле похоронено несколько «стрелков». В частности, их комиссар Нахимсон. Но чем же прославились «латышские стрелки» в те годы, что удостоились чести быть похороненными на Марсовом поле?
Латышские стрелки
По сути дела, они были у большевиков такими же наемниками, как и китайский батальон. Захватив власть, они опирались поначалу на штыки платных ландскнехтов. Как свидетельствуют учебники истории советских времен, 6-й полк латышских стрелков уже в ноябре 1917 года «использовался для поддержания революционного порядка и участвовал в ликвидации контрреволюционных мятежей». Сводная рота латышских стрелков вместе с матросами несла охрану Смольного, где находилось советское правительство, а также поезда, в котором советское правительство переезжало в Москву. 9-й латышский полк охранял потом Кремль, где засел Ленин со товарищи. Впоследствии латышские стрелки подавляли «антисоветские выступления в Ярославле, Муроме, Рыбинске, Калуге,
Саратове, Новгороде и др.» Другими словами, свирепо расправлялись с населением, восстававшим против грабежей и жестокостей большевиков. Именно латышские стрелки стали поставщиками кадров для карателей не только питерской ЧК, но и впоследствии для НКВД. Так, первым начальником сталинского ГУЛАГа стал бывший «латышский стрелок» Ф. Эйхмане.
Победоносный Суворов
Рядом с Марсовым полем высится памятник великому русскому полководцу Суворову, который был установлен в 1801 году. Скульптор М. Козловский изобразил его в образе бога войны Марса в древнеримских доспехах с мечом и короткой шпагой в руках. Из Италийского и Швейцарского походов 1799 года Суворов возвратился победителем. И Павел I, понимая значение этих побед для его царствования, создать и установить «статую князя Италийского, графа Суворова-Рымникского».
Памятник при жизни
В русской истории такого еще не было – впервые, как это бывало в Древнем Риме, велено было поставить памятник при жизни героя. Но памятник полководцу, как ни торопил император, прижизненным не стал. Суворов умер почти за год до его открытия. Открытие монумента состоялось на Марсовом поле в годовщину смерти Суворова, 5 мая 1801 года, в торжественной обстановке под троекратный оружейный салют. Присутствовал сам император Александр I. Выстроенные вокруг гвардейские полки склонили знамёна, проходя торжественным маршем мимо статуи, а «генералитет и прочие чины сделали алебардами честь сему монументу».
В 1818 году по предложению архитектора Карла Росси памятник был перенесён на новое место – к Троицкому мосту. И если раньше памятник стоял лицом к Марсову полю, на котором проходили воинские смотры, учения и парады, то теперь его повернули к нему спиной. В результате в народе родилась язвительная эпиграмма: «Не хвастай, государь, своим ты вахтпарадом, Суворов не глядит, отворотившись задом».
Стояли на страже
В годы блокады памятники Ленинграда спасали, как могли. Многие вывезли, другие укрыли мешками с песком, засыпали землей, прятали в подвалах. Скульптуры-памятники (Медный всадник и др.) оградили деревянными футлярами и засыпали песком. Позолоченные купол Исаакиевского собора и шпиль Петропавловского закрасили серой краской, а для шпиля Адмиралтейства сшили специальный чехол. Были построены защитные укрытия для Египетских сфинксов у Академии художеств. Конные группы Клодта сняли с постаментов и зарыли в траншеях на территории бывшего Аничкова дворца. В траншеях Летнего сада укрыли мраморные статуи, а также памятник Петру I перед Инженерным замком.
А вот памятник Суворову снят не был, остался открытым, ничем не защищенным. Так он и простоял всю блокаду на своем пьедестале, обдуваемый дующими с Невы и Марсова поля ветрами, грозно подняв к небу бронзовый меч, словно бросая вызов врагу и воющим над городом сиренам. В годы блокады не были укрыты и другие монументы русским полководцам – стоящие возле Казанского собора памятники Кутузову и Барклаю де Толли, а также монумент героям-морякам миноносца «Стерегущий», что на Петроградской стороне. И вот, что удивительно: за все 900 дней блокады, когда Ленинград нещадно бомбили и обстреливали – были разрушены 187 зданий из 300, состоявших под охраной, – в них не попал ни один снаряд, ни один осколок от падавших по соседству бомб! Не случайно, что в народе стали поговаривать, что пока бронзовые полководцы и герои стоят на страже, город не будет сдан врагу. Так и произошло.
Версия писателя Пантелеева
Любопытно, что в самом начале войны, когда памятники стали укрывать, то, по свидетельствам очевидцев, защитные работы развернулись поначалу и на монументе Суворову. Вокруг него уже построили леса, готовились засыпать песком, но потому все убрали. Почему? Не успели второпях? Свою версию случившегося приводит в книге воспоминаний популярный в прошлом писатель Л. Пантелеев, переживший в Ленинграде самую страшную первую блокадную зиму.
«Шел по улице Халтурина, – пишет он. – Не доходя площади, у ограды Мраморного дворца, вижу – толпится народ. Проталкиваюсь и еще издали слышу взволнованный и торжественный стариковский голос. Высокий густобровый старик с белоснежной «скобелевской» бородой, опираясь, как на пастуший посох, на старенький, видавший виды бердан (сторож или дворник, по-видимому), не без удовольствия и не в первый раз, вероятно, рассказывает окружившим его людям историю.
– И вот стали его, батюшку, развинчивать; стали его электрическим током на мелкие части пилить, чтобы потом унести в безопасное место и там схоронить, значит, как лериквию, то есть как великую святыню. И только стали ему бронзовое плечико подпиливать – вдруг это он, Александр Васильич то есть, голову свою чуть-чуть набок повернул, бровью сердито повел и – мастеру, который к нему ближе других стоял, говорит… Конечно, не так чтобы очень громко, но все-таки самым настоящим живым человеческим голосом… И главное – с обидой, с большой обидой в голосе промолвил: «В уме ли ты, говорит, братец?! Очухайся! Постыдись! Меня ли, Суворова, полководца, потащите в убежище, где лишь малые дети и дряхлые старичишки от вражеских ядер укрываются? Неужто я, говорит, сам не сумею за себя постоять, я, кого и доныне отечество прославляет и с кого даже безусые новобранцы пример берут», как, значит, следовает воевать за отечество… «Не обижай старика, не надо, говорит, оставь меня… уйди!!»
Сказал это и рукой легонько повел, а рука у него чугунная, пудика, пожалуй, четыре, а то и пять потянет… Так что наш мастер, одним словом, кувырком оттудова полетел… Как в цирке, одним словом.
Старик засмеялся. Но, чувствуя, вероятно, что не все поверили в достоверность его рассказа, он, чтобы не выслушивать праздных вопросов, решил сразу поставить все точки над i:
– А ежели кто сумлевается – так это напрасно. Я ведь не сказки рассказываю, мне ведь не кто-нибудь, а сам этот мастер обо всем рассказал. А он человек партийный, врать не будет. Он сразу, как только его Суворов с лесенки спихнул и как он лишь очухался немножко, – сейчас на трамвай – и в Смольный. Так и так, значит… Там сразу комиссию назначили. Комиссия сюда приезжала. Походили, поговорили и – такое решение вынесли: коли так, коли Александр Васильич не хочут – не надо, пущай стоит. Вот он и стоит. И вы заметьте – хоть бы что ему! И бомба его не берет. И снаряд не трогает. Даже ни один осколочек, ни один камушек до него, голубчика, не добрался…»
Другая легенда
Согласно другой легенде, во время блокады Ленинграда памятник Суворову, как и другие, хотели спрятать в подвале соседнего дома. Однако ночью ответственному за перенос памятника лицу явился во сне сам Суворов: генералиссимус погрозил пальцем и напомнил, что при жизни никогда не был трусом и не хотел бы им быть после смерти. Работы по перемещению монумента приостановили. А через несколько дней немецкий снаряд, пролетев мимо памятника, угодил в тот самый подвал, где собирались спрятать статую.
Приключения монумента Александра Ill
Такого случая в истории мировой скульптуры, наверное, еще не было: чтобы памятник три раза менял свой адрес, а теперь готовится поменять его еще и в четвертый. Речь идет о бронзовой конной статуе царя Александра III (скульптор П. Трубецкой). В 1909 году она была торжественно установлена на Знаменской площади (ныне площадь Восстания) перед Московским вокзалом, в 1937 году ее сняли и переместили во двор Русского музея, а в 1996 году монумент переехал во двор Мраморного дворца (его филиал) на Миллионной улице, рядом с Марсовым полем. А сейчас поговаривают, что он может вернуться на свое историческое место.
Царь-миротворец
Многие историки считают Александра III самым выдающимся русским царем после, конечно, Петра I. Не случайно в народе его прозвали «миротворцем» – он стал единственным императором, в царствие которого Россия не вела ни одной войны. Но при этом ухитрилась без единого выстрела присоединить обширные территории в Средней Азии. Даже внешне Александр III, как нельзя, лучше воплощал народное представления о царе: огромного роста, с громовым голосом и грозным взглядом. К тому же он обладал громадной физической силой: без труда сворачивал в трубочку медные пятаки и мог легко перебросить теннисный мяч через крышу Михайловского замка.
Точно также он и говорил: коротко, внушительно, по-царски, так, что его слова запоминались надолго. «У России, – веско сказал однажды император, – есть только два союзника: армия и флот».
Вошло в историю и другое его высказывание. Когда однажды в Царском Селе Александр удил рыбу, его адъютант назойливо напомнил, что французский посланник давно ждет аудиенции, мол, по «неотложным европейским делам». «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать!» – спокойно ответил император, продолжая невозмутимо следить за поплавком.
Вопреки либеральному мифу о его якобы невежестве, Александр III получил прекрасное гуманитарное и военное образование у выдающихся учителей: Я. Грот (литература), генерал М. Драгомиров (военное искусство), К. Победоносцев (право), С. Соловьев (история). Он был образованным семьянином, чтил отца и мать, имел шестерых детей. Горячо любил Россию и русские обычаи и делал все, чтобы упрочить ее положение в мире. А потому проводил сугубо осмотрительную политику, стремясь оградить страну от любых авантюр.
Все вопросы внешней политики император решал лично. Россия получила право держать флот в Черном море, но его не существовало. Александр III созвал особое совещание и было принято решение создать флот, превосходящий турецкий, способный доставить десант ко дворцу султана в Стамбуле (бывшем Константинополе, захваченным Турцией у Византии). После кончины императора, такое чуть было не произошло – в Первую мировую войну русский десант уже готовился, России нужны были проливы для беспрепятственного выхода в Средиземное море, но революция смешала все планы…
Расцвет культуры
В области внутренней политики Александра III упрекали в консерватизме за введенные им ограничения по образованию – так называемый закон о «кухаркиных детях», в ущемлении прав земских учреждений и т. п. Но при этом царь понизил выкупные платежи, основал Крестьянский банк, ослабил гонения на старообрядцев. При нем культура находилась в расцвете: творили Репин, Суриков, Чайковский, Лев Толстой, Чехов, был основан Русский музей, носивший его имя. Александр III был первым, кто стал делать заказы у прославившегося потом на весь мир петербургского ювелира Карла Фаберже.
Сын Александра III Николай II поручил создать памятник отцу талантливому скульптору Паоло Трубецкому, который победил в конкурсе вместе с Федором Шехтелем. Работа оказалась на редкость трудной. Скульптор изготовил 14 моделей и только третья получила одобрение царя и его семьи. Открытие памятника состоялось 28 января 1909 года в присутствии императорского двора и войск Петербургского гарнизона.
Кстати, не случайно местом установки монумента избрали площадь перед вокзалом. Именно Александр III подписал высочайший рескрипт о создании «великого рельсового пути» – Транссибирской магистрали (сын-наследник Николай был председателем комитета по ее строительству).
Споры и восторги
Когда сдернули покрывало, то на площади раздались крики. «Одни кричали от восторга, другие – от возмущения», – вспоминал современник. Начались ожесточенные споры. Одни называли памятник «карикатурой», «уродом». Другие, напротив, заявляли, что он отражает стабильность, основательность, прочность государственной системы, созданной могучим императором-миротворцем.
Но хулителей было все же больше. Эстеты поносили скульптора, а Петербургская академия художеств демонстративно не избрала Трубецкого своим членом. Даже Александр Бенуа, доброжелательно относившийся к скульптору, писал: «художник противопоставил свою дерзкую мысль воле заказчика-государя и вынес столь жестокий приговор царю-миротворцу, что заказчика с самого открытия памятника не покидала мысль отправить его в ссылку в Сибирь, подальше от своих оскорбленных сыновних глаз». А тогдашние «демократы» открыто издевались:
Стоит на площади комод,
На комоде бегемот,
На бегемоте обормот,
На обормоте шапка.
На шапке крест,
Кто догадался,
Того под арест.
Пока на задворках
Однако именно такая ироническая трактовка внушительного монумента помогла ему просуществовать вплоть до 1937 года. После революции большевики тоже сначала сочли, что речь идет о карикатуре, и постарались использовали памятник в целях пропаганды. Бойкий борзописец режима Демьян Бедный сочинил стишки, которые были прикреплены к его подножью:
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
В октябре 1937 году президиум Ленгорсовета все-таки постановил убрать памятник «ненавистного самодержавья». Его решили разобрать на части и отправить на переплавку. Однако нашлись смелые люди (даже в те годы!), которые перенесли его во двор Русского музея, где он тихо и незаметно пережил годы лихолетья. При этом из пьедестала убрали несколько камней, которые были использованы при сооружении бюстов героев СССР. В 1996 году памятник был перенесен во двор Мраморного дворца (на место ленинского броневика), где он и находится до сих пор.
