Владимир Малышев
Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель
Ожившая мумия
Все, кто смотрели американский блокбастер «Мумия», конечно, уверены, что все это – фантастика, не имеющая к реальной жизни никакого отношения. Однако однажды случай «оживления мумии», о котором немногим известно, на самом деле имел место и произошло это в Петербурге. Причем, занимался этим вовсе не режиссер или другой, склонный к эмоциям деятель искусства, а серьезный ученый, известный специалистам-востоковедам во всем мире. Речь идет о знаменитом ассириологе, профессоре Археологического института, а потом университета Владимире Шилейко, который жил в Мраморным дворце (Миллионная ул).
«Сеанс оживления»
Именно он и был организатором сеанса «оживления», который имел место в 1915 году. Его подробно описывает в своих воспоминаниях поэт Георгий Иванов, умерший потом в эмиграции. Однажды, вспоминает Иванов, Шилейко позвал его съездить с ним на Охту, к одному магу. Когда приехали, маг оказался по профессии столяром по фамилии Венников. Шилейко привез к нему в коробке высушенную кисть женской руки, взятую от мумии, хранившейся в музее, но сразу Иванову про это не сказал. Венников положил привезенный Шилейко предмет на стол, накрыл каким-то холстом и стал произносить заклинания: «Явись, рука из-под бела платка…»
«И вдруг, – пишет Иванов, не знавший, что лежит под платком, – совершенно отчетливо я увидел на холсте… женскую руку. Это была прелестная, живая, теплая, смуглая рука. Она шевелилась и точно тянулась к чему-то, она вся просвечивала, точно сквозь нее проникало солнце… Шилейко вскрикнул и отшатнулся. Столяр не бормотал больше. Вид у него был разбитый, изможденный, глаза мертвые, на углах рта пена».
– Что же было в пакете? – спросил пораженный Георгий Иванов, когда они выехали с Литейного на ярко освещенный Невский.
– Как что было?.. Да ведь ты не знал. Вот, смотри, – Шилейко достал портфель и вытащил ящичек, вроде сигарного, со стеклянной крышкой. Под стеклом желтела сморщенная крючковатая лапка, бывшая когда-то женской рукой: – Такая-то принцесса, – называл Шилейко, – Такая-то династия. Такой-то век до Рождества Христова. Из музея. Завтра утром положу на место. Никто не узнает…»
Кардиналом не стал
Организатор мистического сеанса Владимир Казимирович Шилейко родился в 1891 году в Петергофе. Его отец, поляк по происхождению, отставной поручик, был католиком и надеялся, что его сын станет не меньше, чем кардиналом. Тот еще в раннем детстве проявил необыкновенные способности, увлекся Востоком и в семь лет самостоятельно выучил древнееврейский язык, а потом стал учить и другие. Говорили, что в общей сложности он знал 62 языка. Окончив гимназию с золотой медалью, в 1914 году поступил в Петроградский университет, тоже блестяще его окончил и получил должность ассистента в Эрмитаже.
Потом работал профессором Археологического института, а в 1927 году – штатным профессором университета. Прославился изучением истории Шумера и Месопотамии, изучением древних рукописей, переводами аккадских и шумерских текстов. Именно он первым перевел с аккадского на русский знаменитое «Сказание о Гильгамеше». Раньше это сделал Николай Гумилев, но тот переводил с французского подстрочника. Шилейко был фантастическим по широте знаний ученым. Обладал невероятной памятью, был способен на память цитировать целые страницы клинописных текстов. В Европе его сразу оценили очень высоко. Когда ему было всего 23 года, приглашали в Баварию, предлагали сразу дать кафедру.
Муж Ахматовой
Вместе с тем Шилейко был странным человеком, с загадочными манерами и привычками. Вот как описывал его современник: «Смугл, как турок, худ, как Дон-Кихот, на его длинном птичьем носу блестят тонкие стальные очки…»
Жил сначала на Васильевском острове, писал стихи:
Здесь мне миров наобещают,
Здесь каждый сильный мне знаком, —
И небожители вещают
Обыкновенным языком.
Однако в нашей время о нем вспоминают чаще не в связи с наукой, а благодаря тому, что он был вторым мужем Анны Ахматовой. Брак всем показался очень странным. Николай Гумилев, первый муж поэтессы говорил: «Я – плохой муж, но Шилейко – катастрофа, а не муж!»
«Святой», – называла его сама Ахматова и шутила: «Это все Коля и Лозинский: «Египтянин, египтянин!.. – в два голоса. Ну, я и купилась…»
Жили они на Миллионной, 5, во дворовом флигеле Мраморного дворца, где ученый получил две комнатки. «Одно окно – на Суворова. Другое – на Марсово поле». Однако в комнатах не было ни водопровода, ни туалета. Да и вообще все в те времена не располагало ни к науке, ни к любви. Ахматова вспоминала: «Сыпняк, голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова. Опухшие до неузнаваемости люди…»
Помимо Шилейко и Ахматовой в их комнатках жил еще огромный сербернар, подобранный умирающим на Марсовом поле. Они назвал его Тап. Когда спрашивал, как найти Шилейко или Ахматову, знакомые говорили: «Идете во двор и спросите у детей, где живет большая собака по прозвищу Тап».
Странный человек
Все в жизни Шилейко было каким-то странным. В 1915 году какой-то его друг, изобретатель русской гранаты, от которой потом сам и погиб, завещал ему ю тысяч рублей. Шилейко потратил их на книги, на большой персидский ковер, который покрывал «обе стенки, пол и кусок потолка», и на пирушки. Будучи уже больным, любил, усевшись в кресло, брать в руки ножницы и кусочки цветной бумаги и сумасшедшей скоростью вырезать из них бабочек, собачек, каких-то других забавных зверушек.
Некоторые считали, что он страшно ревнив. Ахматову называл Акумой, что переводил как «нечистая сила». Ревновал ее не только к мужчинам, но и к стихам. Говорили, что разжигал самовар рукописью ее сборника «Подорожник», принуждал уничтожать, не читая, письма, запрещал читать стихи перед публикой, а, уходя, запирал ворота, чтобы она не могла уйти.
Некоторые считали, что он страшно ревнив. Ахматову называл Акумой, что переводил как «нечистая сила». Ревновал ее не только к мужчинам, но и к стихам. Говорили, что разжигал самовар рукописью ее сборника «Подорожник», принуждал уничтожать, не читая, письма, запрещал читать стихи перед публикой, а, уходя, запирал ворота, чтобы она не могла уйти. Однако, судя по другим воспоминаниям, Шилейко был добрейшим человеком и легенда о его ревности – выдумка. Несмотря на странности, ученый вовсе не был кабинетным затворником, а любил посидеть в компании за кружкой пива и нередко появлялся в кафе «Бродячая собака», где в Петрограде собирались поэты и художники. Когда обедал в столовой возле Мраморного дворца, то сидевшие там дворники, с которыми он был на дружеской ноге, громко приветствовали его: «Здорово, Мраморный!»
Мемориальной доски нет
Однако, востоковед, да еще ассириолог, – непростой спутник жизни для поэтессы. Ясно, что такой безумный брак не мог продлиться долго. Он и не продлился. Вторая его жена – Вера Андреева оказалась специалисткой по истории западноевропейского искусства. Она же оказалось и последней. В 1930 году Владимир Казимирович заболел туберкулезом и умер, не прожив и 40 лет. Соболезнования прислали ведущие востоковеды разных стран Европы, которые его высоко ценили.
Почему убили Столыпина
Мемориальная доска, посвященная этому выдающему государственному и политическому деятелю России, висит на доме № 16 на набережной Фонтанки (это совсем недалеко от Миллионной и Марсова поля), где он некоторое время жил. Жил политик и в других местах Петербурга, в том числе и на даче на Аптекарском острове, а потом даже в Зимнем дворце. Петр Аркадьевич Столыпин был тем русским политиком, которого террористы хотели убить прежде всего. На Александра II было шесть покушений, на Николая II — четыре, а на него – одиннадцать! Почему же именно Столыпина так хотели уничтожить и, в конце концов, добились своего? До сих пор многое в этом преступлении, как и в убийстве Кеннеди, остается загадкой…
«Столыпинские галстуки»
Первое покушение на премьер-министра произошло в августе 1906 года. На его министерской даче на Аптекарском острове террористы взорвали мощную бомбу. Погибло 30 посетителей, сын и дочь получили ранения, но сам Столыпин не пострадал. После этого он переехал вместе с семьей в Зимний дворец и принял самые решительные меры против террористов. Был издан указ о военно-полевых судах. На судопроизводство отводилось 48 часов, а вынесение приговора – 24. В результате с августа 1906 по апрель 1907 в России было казнено 1102 человека.
По террористическим группировкам был нанесен мощный удар, революционное подполье оказалось разгромлено. А в среде либеральной интеллигенции, сочувствовавшей террористам, виселицы для убийц прозвали «столыпинскими галстуками». Хотя благодаря именно этим «галстукам» в России удалось сбить кровавую волну террора. Столыпин получил «умиротворение», которое он считал необходимым, чтобы приступить к реформам. Когда в Думе один депутат назвал Столыпина «вешателем», то премьер тут же вызвал его на дуэль. Тот струсил и стал извиняться…
Цель – великая Россия
Столыпин принадлежал старинному дворянскому роду, был троюродным братом Лермонтова. Блестяще окончив физико-математический факультет петербургского университета, поступил на государственную службу. Вскоре стал самым молодым губернатором, в Саратове энергичного и талантливого чиновника заприметил побывавший там Николай II и вскоре пригласил в Петербург. Сам его внешний облик внушал уважение: внушительная осанка, широкий лоб, окладистая борода, могучий разворот плеч. В 1906 году Столыпин стал министром внутренних дел, а вскоре премьером.
Каких же реформ он хотел? Таких, чтобы осуществить свою главную цель, которая была кратко сформулирована в его знаменитом лозунге, брошенном с думской трибуны: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!» «Великая» в смысле богатая и процветающая, сильная, независимая, способная отразить любые внешние угрозы. Для этого, как он говорил, нужно было 20 лет. Но их ему история не дала – а точнее, не дали те, кто не хотел, чтобы Россия была сильная, могучая и великая.
Суть столыпинских реформ – создание в России класса «крепких мужиков». А другими словами, используя терминологию более позднего времени, – «кулаков». Тех, кого Сталин потом уничтожил, Столыпин, наоборот, хотел сделать становым хребтом российского общества. Крепких хозяев, которые кормили бы страну и стали бы мощной опорой монархии. Но для этого надо было разрушить сельскую общину – по вековой традиции именно она была основой русской деревни, где в те времена проживало 80 процентов населения страны. Из рук общины земля, согласно Столыпину, должна была перейти в руки тех самых «крепких мужиков». Остальные бы разорились и пополняли ряды растущего рабочего класса. Присланный в Петербург французским правительством Эдмон Тери, дал такую оценку реформам Столыпина: «К середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политике, так и в экономике и финансах».
Помимо аграрного сектора предполагалось реформировать суд, систему образования, местное самоуправление. «Я считаю, – заявлял также Столыпин, – что необходимо отменить всякие ограничения для любой национальности, дав им возможности для свободного развития».
Ожесточенное сопротивление
Но, начав проводить политику преобразования России, Столыпин сразу встретился с ожесточенным сопротивлением. И, прежде всего, со стороны отживавшего класса – дворянства. Оно отлично понимало, что «крепкий хозяин» в деревне, нанесет окончательный удар по их поместьям. Стук топоров в «вишневых садах» стоял уже по всей России. А энергичные Штольцы в смазных сапогах и косоворотках повсюду вытесняли лежащих на диванах в своих усадьбах Обломовых. Так что врагов у великого реформатора было предостаточно.
Появились они и царском дворце. Произошло это, когда Столыпин передал царю записку о безобразиях Распутина. Императрица Александра Федоровна за это его возненавидела и стала усиленно требовать от Николая, сменить «возомнившего о себе» премьера. Стал тяготиться растущей популярностью властного премьера и сам царь, чувствовавший, что мощная фигура премьера начинает заслонять трон.
Охраны не было
И никто так чутко не ощущал идущие из дворца негативные флюиды, как полицейские начальники. Именно поэтому, когда 27 августа Столыпин приехал в Киев, то его «забыли» посадить в коляску царской свиты. Кроме того, оказалось, что для него на вокзале вообще никакой охраны не было. Не было ее фактически и в том доме, где он остановился. И это несмотря на то, что за несколько дней до поездки появились сведения о том, что в Киев прибыл «опасный террорист, вооруженный двумя браунингами».
Личный секретарь Столыпина В. Граве уже после убийства показал на допросе, что об этом доложили Столыпину, но тот отмахнулся: «Это – вздор!» А когда начальника Киевского охранного отделения Кулябко спросили: «Скажите, а за театр можно быть спокойным?» – «О, да, – уверенно ответил тот, – ни один человек не пройдет без проверки». Но именно в театр и вошел без проверки человек с пистолетом. Это был террорист Михаил Богров.
Выстрел в театре
В тот день в киевском театре давали оперу «Золотой петушок». В антракте Столыпин стоял у рампы, беседуя с другими гостями. В этот момент к нему приблизился бледный молодой человек во фраке и дважды выстрелил в упор. Одна пуля прошла навылет, другая попала в орден, срикошетила и застряла в животе. Падая, Столыпин, обращаясь к царской ложе, слабеющим голосом произнес: «Счастлив умереть за царя!» Однако сразу он не умер, врачи еще несколько дней боролись за его жизнь. Увы, безуспешно…
Как потом выяснилось, Богров был полицейским осведомителем и именно по этой причине получил пропуск. Сын богатого домовладельца он давно поддерживал связи с социалистами. Его двоюродный брат был близок к среде большевиков и даже встречался с Лениным. Да и сам Богров одно время учился в Германии, где вполне мог установить контакты с русской эмиграцией. На допросах он вел себя как-то равнодушно, и вяло реагировал на смертный приговор: «Мне совершенно все равно, съем ли я еще в своей жизни две тысячи котлет или нет».
Вместе с тем полиция так и не смогла внятно объяснить, по какой причине Богрова впустили в театр. Ведь там, в ложе находился и сам царь, так что вооруженный Богров вполне мог подойти и к его ложе. Но почему-то выбрал именно Столыпина.
Странная роль полиции
Не смогла полиция вразумительно объяснить и, как ей удалось завербовать Богрова. Якобы тот «запутался в карточных долгах и польстился на деньги». Однако богатый отец щедро снабжал сына и тот не нуждался в «гонорарах» осведомителя. Почему же тогда оказался в этой роли?
Много было и других вопросов, но выяснить ничего толком не сумели из-за молниеносной казни убийцы. По этой причине у многих историков давно возникло подозрение, что полиция, зная о готовящемся покушении именно на премьера, умышленно не приняла необходимых мер. Другими словами, среди ее руководства были люди, тоже заинтересованные в том, чтобы великий реформатор исчез с политической арены. А если так, то почему бы было не сделать это руками террористов?
Международный заговор?
Есть еще и версия международного заговора. Помощник премьер-министра А. Зеньковский писал: «в день покушения на Столыпина Богров обедал в ресторане «Метрополь» с известным врагом монархического строя Львом Троцким-Бронштейном. Все поиски Троцкого после убийства Столыпина ни к чему не привели».
Некоторые историки сравнивают убийство Столыпина с покушением на Джона Кеннеди в США. В том и в другом случаях дело списали на террориста-одиночку. В том и в другом случаях полиция и спецслужбы вели себя очень странно. В том и в другом случаях покушавшейся был потом быстро ликвидирован. Освальда убил Джек Руби, а суд над Богровым продолжался всего шесть часов, после чего его тут же повесили. Начали было следствие против полицейских чинов, отвечавших за безопасность премьера в Киеве, но его быстро свернули. Тайна убийства человека, задумавшего преобразовать Россию и спасти ее от грозно надвигавшейся революции, так и осталась нераскрытой…
Ахматова и «роковой англичанин»
Неподалеку от дома, где жил Столыпин, находится Литературно-мемориальный музей, посвященной великой Анне Ахматовой. Он расположен в доме № 34 на набережной Фонтанки, в так называемом «Фонтанном доме», где великая поэтесса жила в с 1918 по 1952 гг. В музее представлены личные вещи Ахматовой, книги из ее библиотеки, ее автографы, фотографии. Однако немногие знают, что в этом доме она встречалась с человеком, который сыграл роковую роль в ее судьбе. Этим человеком был Исайя Берлин, выдающийся либеральный мыслитель, профессор Оксфорда, которого некоторые историки считают английским шпионом.
Дама в белой шали
Встреча с ним произошла в ноябре 1945 года. Берлин приехал из Москвы, где он в те времена работал 2-м секретарем английского посольства. Возле лавки писателей он встретился с литературным критиком Владимиром Орловым, который и предложил познакомить его со знаменитой поэтессой. «Мы с критиком вышли из Книжной лавки, – вспоминал Берлин, – повернули налево вдоль набережной Фонтанки. Фонтанный дом, дворец Шереметевых – прекрасное здание в стиле позднего барокко, с воротами тончайшего художественного чугунного литья, которым так знаменит Ленинград. Внутри – просторная зеленая площадка, напоминающая четырехугольный дворик какого-нибудь большого колледжа в Оксфорде или Кембридже. По одной из крутых темных лестниц мы поднялись на верхний этаж и вошли в комнату Ахматовой. Комната была обставлена очень скупо, по-видимому, почти все, что в ней стояло раньше, исчезло во время блокады, было продано или растащено. В комнате стоял небольшой стол, три или четыре стула, деревянный сундук, тахта и над незажженной печкой – рисунок Модильяни. Навстречу нам поднялась статная седоволосая дама в белой шали, наброшенной на плечи…»
Только начали говорить, как со двора раздались истошные крики: «Исайя! Исайя!» Выглянули в окно: во дворе стоял британский журналист Рэндольф Черчилль – сын британского премьера! Узнав от общих знакомых, что Берлин отправился к Ахматовой, он нашел дворец, и, будучи с утра сильно под шафе, отправился искать приятеля.
И вот вам невероятная картина: 1945 год, Ленинград, город еще не залечил раны страшной блокады, Сталин у власти, самый разгар шпиономании и вдруг во дворе дома, где живут «простые советские люди», – иностранец, да еще сын британского премьера, который вскоре в Фултоне произнесет знаменитую антисоветскую речь, положившую начало «холодной войне»! В ужасе критик Орлов, не сказав ни слова, бросился прочь.
Неизгладимое впечатление
Однако Анна Ахматова, далекая от политики, и бровью не повела. Они вместе с Берлиным проговорили всю ночь. Беседу прервал только сын поэтессы Лев Гумилев, который принес им вареной картошки, а потом ушел. Итогом ночной беседы стало стихотворение, написанное потом Ахматовой:
Истлевают звуки в эфире,
И заря притворяется тьмой.
В навсегда онемевшем мире
Два лишь голоса: твой и мой.
И под ветер незримых ладог,
Сквозь почти колокольный звон,
В легкий блеск перекрестных радуг
Разговор ночной превращен.
Ахматовой в то время было 56 лет, а Берлину 36. Но они произвели друг на друга неизгладимое впечатление. Об этой необычной истории в жизни великой поэтессы рассказал Бенедикт Сарнов в своей книге «Сталин и советские писатели». Большое впечатление произвела эта невероятная встреча на «лучшего друга советских писателей». Когда Сталину о ней доложили, он был взбешен: «Оказывается, наша монахиня принимает иностранных шпионов!»
Мнение товарища Сталина
Берлин был дипломатом, а в глазах товарища Сталина все сотрудники иностранных представительств в СССР, конечно же, являлись матерыми шпионами. А потому результатом встречи стало дело, заведенное на Ахматову по линии «Ш» – шпионаж. Оно до сих пор не опубликовано, но его видел работавший в Ленинграде, бывший заместитель резидента советской разведки в Вашингтоне Олег Калугин, оказавшийся затем предателем и сбежавший в США.
Там кем же был этот неожиданный ночной гость великой русской поэтессы, неожиданно явившейся к ней в Ленинграде? Исайя Берлин родился в Риге в богатой семье. После революции его родители эмигрировали в Англию. Там он преподавал в Оксфорде, стал профессором социальной политологии, а потом даже президентом Британской академии, был возведен королевой в рыцарское достоинство. Ему предлагали стать советником президента США и министром иностранных дел Израиля, но он предпочел Оксфорд. Берлина считают одним из крупнейших европейских мыслителей XX века, а в Риге на доме, где он родился, установлена мемориальная доска. И такой человек был «шпионом»!?
Сведения собирал
Тем не менее, не только подозрительный товарищ Сталин, но и некоторые исследователи считают, что на самом деле это было именно так. Как только началась война, Берлин пошел на дипломатическую службу и сначала работал в Британской службе информации в США, которая была тесно связана с разведкой. Потом его, как знавшего русский язык, перевели в посольство Великобритании в Москве. А, как известно, любая дипломатическая служба, тем более во время войны, обязательно всегда имеет непосредственное отношение к разведке.
К тому же, как теперь известно, в Ленинград будущий профессор и президент Академии приехал не просто на экскурсию. Он собирал сведения о настроениях творческой интеллигенции СССР. Берлин был, кроме того, близко знаком с Гаем Берджессом – членом знаменитой «шпионской пятерки» выпускников Кембриджа, в которую помимо него входили Ким Филби, Дональд Маклин, Джон Кэрнкросс и Энтони Блант, завербованные советской разведкой. Именно Берджесс и устроил Берлина в британское посольство в Москве. С какой целью? Об этом можно только догадываться…
Для кого же Берлин составлял свой доклад? Ясно, что британский МИД писатели в СССР сами по себе мало интересовали, а вот для английской разведки было бы интересно знать о настроениях творческой интеллигенции страны, которую она старательно изучала, чтобы точнее прогнозировать развитие политической ситуации в Европе. Именно для этого второй секретарь посольства встречался не только с Ахматовой, но еще и с Маршаком, Пастернаком, Чуковским, Эйзенштейном и другими видными деятелями культуры СССР.
Знаменитое постановление
Знал ли об этом Сталин? Вполне возможно, ведь кембриджская «пятерка» активно слала свои донесения в Москву. Впрочем, для тирана было вполне достаточно и одного сообщения о самой встрече «нашей монахини» с иностранным «шпионом». А потому гроза не заставила себя ждать. Вскоре ЦК издает знаменитое постановление о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград», что для Анны Ахматовой обернулось драматическими последствиями. Ее совсем перестали печатать, она лишилась всяких средств к существованию. Перемены пришли только после смерти диктатора. Но в 1956 году, когда Берлин снова приехал в СССР, Ахматова уже побоялась с ним встречаться.
Так был ли этот «ночной гость» великой русской поэтессы и на самом деле британским шпионом? Сам Берлин публично утверждал, что он «никогда не служил ни в какой разведывательной организации». Однако наивно полагать, что если бы и служил, то в этом признался бы. Традиции британской разведки (да и любой другой) таковы, что она никогда не выдает тех, кто на нее работал. А раскрывать тайны шпионского ведомства в Британии запрещено законом. Так что, чем на самом деле занимался в России сэр Исайя Берлин и зачем он пришел к Ахматовой, навсегда останется исторической загадкой.
