Владимир Николаевич Положенцев
Остров-призрак
Контейнер, до которого он собирался добраться, начал сползать к люку.
«Стой!»– крикнул ему Бабочкин, будто ящик с медикаментами или с чем там еще, мог его понять и послушаться.
И вдруг легкость свободного падения. Как освобождение от всего. Видел, как из чрева самолета вслед за ним вываливается и тот самый контейнер.
«Эй, на борту, меня потеряли!» – крикнул Феликс. Или ему показалось, что крикнул.
Плюхнулся в воду спиной довольно мягко. Вероятно, повезло, что попал на гребень пенной волны. И высота, скорее всего, была не очень большой.
Феликс ушел под воду всего на несколько секунд. Волна вынесла его на поверхность. Увидел как над черно – красными от Луны волнами, под аккомпанемент грозовых разрядов, уносится вдаль черное пятно Ил-76. Еще некоторое время были видны проблески его аэронавигационных огней, но вскоре и они пропали. А затем алая вспышка на горизонте. Это конец, понял Бабочкин. Бедный Костя. И мне конец.
И вдруг – о чудо! Он почувствовал под ногами опору. Не может быть, неужели земля? Посреди океана? Вспомнилась поговорка, которую в университете любила повторять немка: «Все на свете, все на свете, все на свете может быть, одного лишь быть не может- то чего не может быть».
Во время очередной вспышки, справа увидел темную полосу суши и стволы изогнутых пальм.
Очередная волна понесла его к земле, потом потянула обратно. Зарядил дождь. Волна несколько раз перевернула Феликса, и разобрать где спасительная суша было невозможно. Опоры внизу снова нет. Начал отчаянно работать руками и ногами пытаясь плыть, как ему казалось, в нужном направлении. И молнии как назло прекратились, только грохотало, словно за линей фронта.
Когда совсем потерял надежду, уже захлебываясь от бессилия и горя, вновь ощутил дно. Молния прочертила огненную полосу и ударила прямо в макушку одной из пальм. Она вспыхнула и теперь стояла маяком среди бесчинствующей стихии.
Стиснув до боли зубы, с самурайским криком Феликс двинулся к спасительному берегу. Дно поднималось, вскоре уже можно было бежать. Так и помчался по берегу, не пойми куда. Бежал и бежал, когда океан шумел уже где-то далеко позади.
Силы закончились сразу и совсем. Упал на песок, ударившись о что-то головой. Пустяк, главное жив. «Вроде бы жив, Робинзон хренов».
Сознание унеслось в мягкую, приятную космическую туманность.
Наконец, догадался поискать глазами солнце. Оно пряталось низко слева за мангровыми зарослями и буйными кустами, пронзая пространство между ними бледно-желтыми лучами. Значит, еще утро. А там – восток. Только какая, собственно, разница? Где я, что это за земля? Все ли погибли?
Перед глазами возникли огни черной туши самолета, тяжело летящей над бушующим океаном. А потом вспышка. Ил мог пролететь еще с километр или больше.
Бабочкин поднялся. Правая штанина была разодрана от кармана до колена. Вероятно, когда вываливался из самолета, за что-то зацепился. Бедро тоже было поцарапано. Сорвал широкий лист с раскидистого дерева, попытался приладить к царапине, но он не хотел держаться.
Помазал рану слюной, прихрамывая, пошел вдоль живописного залива, к океану. Идти было неудобно. Правый туфель постоянно за что-то цеплялся. Присел на желтый валун. Оказалось, каблук на правом офисном ботинке висел на волоске. Оторвал, зашвырнул в кусты. И зачем модные туфли в дорогу надел? Надо было сразу влезть в удобные кроссовки. Жаль, они остались в спортивной сумке.
Океан был спокойный, точнее, гладкий как стекло. На горизонте ничего: ни острова, ни корабля. Вода до скал и валунов, находящихся метрах в пятнадцати от берега, была бледно-голубой, а за ними уже темно-синей. Скорее всего, дальше резко начиналась большая глубина.
Справа береговая линия обрывалась довольно близко, а вот слева изогнутый берег тянулся на несколько сот метров. Что было за утюгообразным мысом, не ясно- продолжение земли или океан.
Где я нахожусь?– задал Феликс себе вслух вопрос. Берег Африки или остров? Трясти начало через 5 часов после вылета из Каира, было видно, что над материком. Крейсерская скорость Ил-76Т около 750-800 километров в час. Значит, пролетели в среднем 3 тысячи с половиной километров. Дозаправка должна была быть в Камеруне. Значит…
Однако все расчеты разбивались о сильный шторм, в который попал самолет. Ил могло отнести куда угодно. Гадать бессмысленно, нужно проверить.
Продираясь сквозь кусты с колючками, Феликс вскарабкался на ближайший холм, но с него так и не смог ничего определить. Впереди – небольшая овальная лощина, заросшая, как и на берегу, геликониями и еще какими-то желтыми растениями.
На плечо села маленькая, разноцветная птичка, повертела хохлатой головкой, словно удивляясь такому странному для нее созданию как Феликс. Вспорхнув, полетела в противоположную сторону от берега.
По краям лощины рядами стояли пальмы, наклоненные в одну сторону. Вероятно, с северо-востока часто дуют сильные ветра, определил по солнцу Феликс. Светило поднималось довольно быстро, становилось жарко.
Вернулся к океану. Вдруг понял, что сильно хочет пить. Странно, что раньше не почувствовал дерущую сухость во рту. Вспомнил, про пальмы, наклоненные над заливом.
Попытался залезть на одну из них, но свалился в теплую, пахнущую тиной и гниющими моллюсками воду залива. Соль попала в рот, и стало совсем невмоготу. За глоток чистой воды – полжизни. Вспомнил про глупого краба, сбрасывающего кокосовые орехи, которые от него уплывали. Куда уплывали?
Пошел вдоль залива вглубь пальмовой рощи. Метров через сто в заливе находилась небольшая заводь, к берегу которой прибились пять или шесть орехов. Над ними по-деловому орудовали несколько крабов. А чуть в стороне- кучки вскрытых, распотрошенных кокосов.
Вот тебе и глупые пауки, ухмыльнулся Бабочкин. Творческое распределение труда. Одни орехи срезает, другие их поджидают в нужном месте. Потом наверняка меняются местами.
Взял орех побольше. Так, ну и как его открыть? Положил плод на плоский валун, стал бить по нему камнем. Зеленая кожура летела в разные стороны, попадала на лицо, но до самого ореха «достучаться» не получалось. Нашел камень поострее, сбил им на кончике оболочку, за которой проступила желтая ореховая скорлупа. А дальше-то как? Чем скорлупу пробить? Гвоздь бы какой или нож.
Ничего похожего, разумеется, найти не удалось. Тогда положил орех на валун, а сверху ударил по нему камнем, который еле поднял. Плод разлетелся вдребезги, на валуне осталось мокрое месиво. Стал его жадно жевать, но жажду это не удовлетворяло.
Да, мне до крабов далеко, вздохнул Феликс. Стоп! Они дырку клешнями делают в орехе и копру едят, по каналу Дискавери не раз показывали.
Вернулся к заводе. Здесь суетилось уже с десяток крабов. Один из них пробуравил в орехе объемную дыру и с чувством поедал белую мякоть.
«Ну-ка, дружок, посторонись, дядя тоже кушать и пить хочет».
Отнял у краба кокос, проткнул пальцем оголенную белую копру и с наслаждением влил в себя слегка маслянистую, пахнущую свежими огурцами и молоком, жидкость. Дождался, когда остальные крабы сделают с орехами то же самое.
Когда напился как водяной, умыл лицо сладковатой кокосовой водой, которая в некоторых плодах уже стала превращаться в эмульсию молочного цвета. Значит, орех уже зрелый, но не перезрелый, иначе вода в нем превратилась бы в твердую сердцевину. «Спасибо, ребята, возможно, я к вам еще вернусь. Вернее, за вами, отъедайтесь пока».
Пожевав почти безвкусную копру, пошел в противоположную сторону от моря. Перелез через каменистую возвышенность. За ней находился овраг, переходящий в небольшое озеро. С откоса хорошо просматривалась западная часть суши. За ней простирался безбрежный океан.
Осталось проверить юг. Спустился к озеру. Вода в нем тоже была слегка солоноватой, не как в заливе. Значит, водоем соединен с океаном, но в него впадают пресные ручьи.
Так и оказалось. За выступом грушеобразной скалы обнаружил ключ. Жадно припал к нему, хотя уже до отвала напился кокосового молока. Все же ничто не сравнится с чистой водой, особенно в тропиках, в очередной раз пришел к выводу Феликс.
Дальше его ждала еще одна приятная неожиданность. За холмом, словно на плантации, росли многочисленные бананы. На одних растениях висели зеленые гроздья ягод, на других, на кончиках тонких свечек, еще только цвели фиолетовые цветки. Есть не хотелось, но всё же сорвал с первой свисающей почти до земли грозди пару коротких плодов. Они оказались не сладкими. Отломил целую кисть на длинной цветоножке, так и пошел дальше с ней.
Заросли бананов, перешли в кусты папоротников. Здесь среди пальм росли такие же высокие, очень густые деревья с плотными, жесткими листьями. На некоторых висели зеленые, овальные, в пупырышках плоды. Кажется, хлебное дерево, но, не зная точно, трогать не стал. Отметил, что земля, где он оказался довольно плодородна, во всяком случае, от жажды и голода не умрешь.
Словно в подтверждение его мыслей, перед ним оказалось раскидистое, из четырех стволов, авокадо со множеством плодов. Бабочкин не мог ошибиться, однажды он уже был в Африке и видел, как растет авокадо. Но и на этот раз срывать плоды не стал.
Ускорил шаг и вскоре вышел к широкому заливу с темной водой. Он представлял собой как бы латинскую букву «V» и был окружен плотной мангровой растительностью.
Да, кажется, остров, вздохнул Феликс. Осталось проверить, что справа от залива и слева. Сначала двинулся по берегу в левую сторону. Песок здесь был не белым, как в «крабовом» заливе, а желто-коричневым. На мысу он перешел в гальку, затем в скользкие, местами покрытые темно – зелеными водорослями, валуны.
На одном из них поскользнулся и упал, сильно ударившись локтем. В глазах от боли потемнело, даже вскрикнул. Ему откликнулась зеленая, с белыми пятнами птица, размером с сову, с красным хохолком на голове. Она сорвалась с ближайшего дерева, покружила над ним, а потом с ворчливым криком унеслась в чащу.
За мысом находился еще больший залив, тянувшийся не менее чем на километр. А прямо на берегу…
Феликс даже присел от неожиданности. На краю полосы кораллового рифа, начинающегося от края мыса, на боку лежал большой корабль с двумя трубами и высокой рубкой с мостиком. Лайнер, «при жизни», вероятно белый, был местами рыжий от ржавчины. Из дверей и иллюминаторов росли кусты.
Приблизился. Корабль был четырехпалубным. На одной из труб такая же большая зеленая птица, похожая на сову.
«Пошла вон!»,– зачем-то закричал на нее Бабочкин. Птица никак на это не отреагировала. Бросил в нее подвернувшуюся под руку палку. Зеленая красавица расправила широкие крылья, плавно перелетела на нос судна.
И опять сверкнуло. Ярче молний накануне в океане. В голове. На носу кириллицей было написано имя корабля – « Московия».
«Вот это да!»– воскликнул от неожиданности Феликс.
Откуда взялся на тропическом острове заброшенный отечественный корабль? То, что он на острове, Феликс уже не сомневался.
Бабочкин всегда следил за новостями, но не мог припомнить, чтобы когда-то пропадал российский пассажирский теплоход с таким названием. Судя по ржавчине, он мог быть еще советским. Но при «старом режиме» политико-географическое название Российского государства «Московия», употреблявшееся, как правило, в западных источниках, не использовалось.
Правый борт судна почти касался земли, поэтому перебраться через него не составило труда. Сразу пришла мысль, что так же без проблем могли пробраться на корабль ползающие ядовитые гады. В пустых каютах и прочих помещениях им было бы очень уютно. Однако успокоил себя тем, что за все блуждание по острову, не видел ни одного пресмыкающегося, хотя в тропиках их должно быть полно.
Опираясь на ржавые поручни, начал пробираться к корме. Выросший из открытой двери во внутренние помещения куст с маленькими красными ягодами, пришлось переползать, вскарабкавшись на вторую палубу.
Феликс решил все же перейти на противоположный борт. Для этого ему понадобилось доползти по-обезьяньи до трубы. На верхней палубе пол прогнил во многих местах и свисал, будто его вскрывали консервным ножом. Недолго думая, Бабочкин нырнул внутрь, опасаясь, что пол внизу тоже сгнил и провалится под ним. Но этого не случилось. Опора под ногами оказалась вполне крепкой. Он оказался в длинном коридоре с каютами по бокам. Большинство дверей в них были открыты.
Идти по коридору, наклоненному под углом сорока пяти градусов, было не очень удобно. Но быстро приспособился, стал заглядывать в каюты. Они были довольно просторны и предназначались, скорее всего, для пассажиров первого класса. В них не было ничего интересного. Изредка встречались обрывки постельного белья, одежды, обувь, битая и целая посуда. Вероятно, пассажиры успели все ценное и нужное забрать с собой. Ну да, судно ведь не затонуло, а просто было штормом выброшено на сушу. Не исключено и что здесь уже поживились аборигены. Только кто они? Где вообще находится этот странный остров? С виду райский, но что-то в нем настораживает. Что именно, Феликс понять не мог.
В одной из кают он был очень удивлен. Посреди нее стоял длинный, овальный по краям стол, а на нем каким-то чудом удержались расписные фарфоровые тарелки. Подойдя ближе, понял – посуда не упала, потому что она находилась в выемках в столе. Это значит, корабль довольно мягко «приземлился», а на бок завалился после отлива. Хм, получается, когда начнется прилив, он выпрямится? Нет, иначе он давно бы уже уплыл сам или на буксире. А в каюте наверняка намечалось торжество. Это понять было несложно, так как на полу рядом со столом валялись разбитые фужеры, рюмки, стаканы, ножи и вилки.
Выбрал большой кухонный нож, вероятно, для разделки мяса, засунул под ремень. В соседней каюте нашел полусгнившие майки, рубашки, бриджи, носки, которые пригодиться не могли. Здесь же валялись пустые бутылки, почему-то без этикеток и определить что в них конкретно было, не представлялось возможным. Нигде и ничто не говорило о принадлежности судна к СССР или России, ни надписей по-русски, ни национальных вещей типа самовара или книг на кириллице.
А-а, догадался Феликс. Корабль был зафрахтован каким-нибудь западным государством и на нем совершали круизы иностранцы. Но если так, на каютах должны быть таблички старпома, стармеха, капитана, наконец.
Бабочкин знал, что капитанские каюты находятся в углу правого борта, у рубки, чтобы командир мог наблюдать в иллюминатор как вперед, так и в сторону. Об этом ему рассказали военные моряки на Камчатке, когда он ездил делать репортаж в Вилючинск. Хотя это и гражданское судно, но разницы, вероятно, нет.
Дойдя до крайней двери перед рубкой, он оказался в просторном номере с двумя комнатами и ванной. В первой стояла широкая двуспальная кровать, покрытая синим в желтых пятнах покрывалом. Рядом тумбочка, диван, несколько перевернутых стульев. На двух иллюминаторах висели клочки ткани, которые когда-то были занавесками. На стене между ними замерли круглые часы с опавшими на шесть часов стрелками. Циферблат стерся, и понять название было невозможно.
