Переночевав в небольшой рощице, Эмар и Стиб продолжили свой путь. Если бы массаит шел один, он двигался бы гораздо быстрее, но парень не смог бы выдержать его темпа и поэтому до Дубчащи они добрались, когда до заката осталось всего пару часов. Путники остановились перед небольшой ложбинкой, в которую ныряла дорога перед тем, как скрыться под кронами дубов.
Стиб судорожно вздохнул. Массаит кожей ощущал, исходящий от него страх.
– Всьё будьет хорошо. Сьейчас дьень. Звьерь нападает только ночью.
– Я не боюсь, но…
– Пойдьем, чьем быстрей войдем в льес, тьем быстрее из ньего выйдьем.
Стиб глянул на своего спутника и ухмыльнулся. А коверкать слова ты сильнее начал, видимо и сам не бесстрашен. И осознание того, что этот вой, который, как сказал дядь Игнат, пришел сюда убить чудовище, тоже чует себя не в своем роду, придало ему уверенности.
В лесу было прохладно, царил полумрак, и пахло старой листвой. Где-то долбил дерево дятел, щебетали птахи, кто-то мелкий шебуршал в траве. Эмар не чувствовал опасности, не ощущал присутствия уампири. Да и не мог почувствовать, для ночного пьющего еще слишком светло. Он сейчас забился в какую-то нору и спит.
– Смотрите, господин, вот тут нашли двух человек растерзанных, – показал Стиб на край дороги, где на щебне еще можно было заметить кровавые пятна. – Один Густа, он возничим в замке служил, а второго не знает никто. Но по одежке не из простых, из господ.
– А ты откуда знаешь?
– Так дядь Игнат их и нашел, и сперва в Посток привез, а потом уже в замок их отвезли. Я так кумекаю, они первые были, кого зверь растерзал. Лица у них содраны были, дыра вот тута, – он показал себе на переносицу, – а за той дырой пустота. Как в кувшине порожнем.
Эмар присел на корточки, провел пальцами по засохшему пятнышку крови. Что же все-таки происходит? Уампири всегда пили кровь. Кровь – это их жизнь, другой пищи они не приемлют. А этот еще и выедает человеку мозги. Не верится, что ему просто понравился их вкус. Он чувствует в них потребность. Потребность, чтобы развиваться, чтобы думать, стать разумным. От таких мыслей массаиту стало не по себе, и он резко встал на ноги.
– Пойдьем, нужно как можно дальше уйти от сюда.
Стиб возражать не стал, и они ускоренным шагом двинулись по дороге. Через двадцать минут Чащоба закончилась, и впереди раскинулись луга, с высокой сочной травой.
– Вон там, – юноша показал на восток, – Посток. Вскоре дорога туда потянется, тока без щебеня, а земляная, а замок герцогский левее буде.
– Тут всьегда так пустынно?
– Нет. Людей не много по этой дороге ездит, но все же ездят, а тепереча боятся все. И в замке навроде тоже тепереча боятся. А вы вправду зверя убить пришли?
– Правда.
– А как? Он же нечисть, как есть. Тварь загранная.
– Я всю жизнь учился убивать таких, как он. Умьею чувствовать их на расстоянии. И у мьеня есть меч заговоренный, спьециально чтобы убить уампири.
– Кого?
– Уампири, так зовьется зверь. Спьерва его надо обнаружить. Затем обьездвижить, ну а потом убить.
– А вы его как чуете? Навроде собаки?
– Нет, – улыбнулся Эмар. – Собака чует запах и идьет по ньему. А я чувствую самого зверья, чувствую злую силу, которая идьет от ньего и которую он не может скрыть. Когда звьерь спит его труднее найти, но тогда мне помогает вот он.
Массаит приподнял свой посох.
– Он из священного дьерева осина сделан, а уампири не переносят его и чуют. А когда чуют, боятся и от этого зляться, и тогда эту злость я очьень хорошо улавливаю.
– Господин, а вы уже убивали этих умпиров?
Эмар кивнул. Конечно убивал. Особенно хорошо он помнил, свою первую охоту. Ему исполнилось четырнадцать лет, возраст, когда мальчик-послушник становится массаитом. И его взяли на первую в его жизни облаву. Один из магов Аммассаита, с благоволения Матери Мира, обнаружил молодой выводок уампири. Дни красной луны прошли совсем не давно, и звери были совсем еще детенышами. Не больше средней собаки. Их родитель куда-то пропал, и не кому стало их прикрывать. Пока на людей они еще не нападали, слишком далеко от человеческого жилья разродился уампири, но лесную живность проредили уже изрядно, при этом постепенно двигаясь в сторону обитаемых мест. На облаву вышло шесть массаитов и Эмар в их числе. Его отец, тогда еще живой, ни сказал на прощание не слова, а лишь лично наполнил посох сына чесночным раствором. Меч Эмар должен был заслужить, убив своего первого ночного пьющего и пока это было его единственное оружие. Массаиты шли пешком, они не особо доверяли лошадям, полагаясь в основном на свои собственные ноги. И к утру достигли леса папоротников.
– Ну что, Эмар, – обратился к молодому массаиту Аджар, бывший на облаве за старшего, – ищи их.
Юноша кивнул и, перехватив посох поудобнее, первым ступил на подрагивающую подстилку из спрессованных за многие годы листьев папоротниковых деревьев, покрывавшую землю в этом лесу. А лес просыпался. Разноцветные попугаи чистили перья своими большими изогнутыми клювами. Длиннохвостые тушканы вылезли из своих уютных норок и с пронзительным верещанием ловили здоровенных радужных жуков. Огромная змея, зеленная, с желтыми пятнами, устроилась на ветке, подставив плоскую голову солнечному свету. Глаза ее полуприкрыты и казалось, что она задремала, но стоило только не осторожной птахе подлететь поближе, как она молниеносно бросилась на нее и схватила пастью, усеянной двумя рядами длинных, кривых как игла сапожника, зубов. Эмар шел, отрешившись от этого буйства природы. Сейчас он словно выпал из этого мира и все звуки, движения, запахи обходили его стороной. Да, он чувствовал их, но они подобно воде обтекали его. Так прошел час, другой, третий. Массаиты шли за молодым товарищем, растянувшись цепочкой, и никто не проронил ни звука. Эмар замер. Его словно коснулся легкий ветерок, будто нечто холодное и противное кольнуло в подмышку. Наконец-то он почувствовал выводок, а то уже терпение начинало покидать его, уверенность в своих силах таяла. Так же как и он, замерли и все остальные массаиты. Эмар нащупал на посохе не видимые взгляду два кольца и повернул их навстречу друг другу. Из нижнего края посоха выскользнуло серебряное лезвие, смазанное чесночным раствором. Юноша со всей силы вонзил его в подстилку под ногами. Лезвие пробило ее и не глубоко, но все же вошло в землю. И тут же Эмар получил невидимый удар в грудь – волна набежала, ударила его, проникла внутрь, растеклась по телу, и перед внутренним взором юноши мелькнул образ темного помещения, с копошащимися в нем молодыми уампири. Массаит открыл глаза и посмотрел на Аджара. Тот кивнул в ответ. Выдернув острие посоха, Эмар уверенно двинулся по лесу. Теперь он точно знал, в какой стороне находится логово ночных пьющих. Идти пришлось чуть больше получаса. Наконец массаиты остановились у папоротникова дерева. Среди своих собратьев ничем необычным оно не выделялось. Так что если точно не знать, что здесь логово, ни по чем не догадаешься. Массаиты окружили огромный ствол, остановившись от него на расстоянии трех гил. Аджар бросил короткий взгляд на Эмара и тот бесшумно двинулся вперед. Обычно, уампири делали убежища прямо внутри таких деревьев. Сердцевина у них довольно мягкая и зверю было достаточно лишь отогнуть верхний слой коры, который у папоротников весьма эластичный, и выскрести дерево изнутри. Чтобы уампири проявили себя, массаит замахнулся посохом, собираясь вонзить его в ствол. В солнечном свете мелькнуло серебряное лезвие, и тут под ногами юноши земля разверзлась, и он полетел куда-то во тьму. Сверху на него посыпались комья земли, какая-то гниль, труха, а он заскользил на спине по крутому туннелю, солнечный свет в который не попадал вовсе. Страха не было, он просто не успел испугаться. Выработанные за годы навыки, давно уже ставшие инстинктами, заработали на полную мощь. Падение завершилось в большой подземной пещере, пол которой оказался усыпанный прелой листвой вперемешку с разлагающимися трупами животных. Вонь стояла не выносимая. Казалось, миллионы червей копошились в гниющем мясе, белесыми черточками выделяясь во мраке. Эмар тут же вскочил на ноги, сжимая посох обеими руками и направив острием вглубь пещеры. Его ноги по щиколотку утопали в мешанине земли, листьев и гнили. Бросив взгляд назад, увидел, что лаз, через который он сюда попал был завален и выбраться по нему наружу не возможно. Однако юноша знал, что уампири всегда делают не менее трех ходов в свое логово, так что путь на свободу он найдет, главное остаться в живых. Его глаза уже привыкли к темноте и он различил ближе к центру пещеры с десяток молодых зверят . Все они уже не спали, а потирая веки смотрели на него. Пока еще они не отошли ото сна, у массаита был шанс. С диким криком, от которого у него самого заложило на мгновение уши, Эмар рванул вперед. Уампири, еще совсем молодые и не опытные, не ожидали от него такой прыти, а от крика их довольно чувствительные уши в прямом смысле слова свернулись в трубочку. Чавкая и разбрызгивая зловоние, массаит налетел на уампири. Перед самой атакой, он повернул еще два кольца на посохе, и с его обратной стороны высунулось второе лезвие. В умелых руках это было смертельное оружие, а у Эмара руки были самыми умелыми в его выпуске. Все закончилось на удивление быстро. Юноша даже запыхаться не успел, когда последний из ночных пьющих был лишен своей мерзкой головы. Да, не все они мертвы, но опасности их искромсанные тела для него уже не представляли. Двенадцать особей, за какие-то две минуты. Один из еще живых плакал, как человеческий младенец. Умели эти твари подражать голосам и очень часто, таким образом, заманивали свои жертвы. Эмар подошел к плачущему уампири, занес посох для удара и встретился с чудовищем глазами. На мгновение его рука замерла. В этих глазах он увидел море боли и тоски. Но больше всего его поразило наличие в них разума.
Эмар замолчал, а Стиб так и шел дальше с открытым ртом.
– И ты убил этого последнего? – наконец спросил он.
– Да, потому что он чудовищье, звьерь и можьет лишь подражать чьеловьеку, чтобы выпить его кровь.
Замок оказался настоящим городом. Не таким большим, как на Юге, но все же. Задолго до домов потянулись поля, сады, затем огороды. Небольшие, преимущественно деревянные дома, окруженные плетнем и штакетными заборами. И лишь потом стояли каменные стены. Невысокие, метра два с половиной. Зубцов поверху не было. Высилась одна единственная башня над воротами. Ни рва, ни подъемного моста, к которым так привык Эмар на родине, не наблюдалось. А еще дальше, а точнее выше, на внушительной возвышенности виднелся непосредственно детинец герцога Кларена Балича. Между ним и наружными стенами, на склонах, расположились дома побольше и побогаче. Улица за стенами протянулас одна, по спирали огибающая холм и упирающаяся в ворота детинца. Стены у него были повыше, чем наружные, с бойницами и зубцами. Ворота венчали две небольшие башенки. Внутри стен раскинулся мощеный камнем двор, кузня, конюшня, казармы дружины, храм и, конечно же, донжон герцога. Именно на его башне трепетал флаг Кларена Балича: на голубом фоне боевой конь бил передними ногами в черный треугольный щит.
– Пойдемте, господин, тетка Глафья трактир держит прям у стены замочной, недалече отсель.
– Мнье к герцогу надо, зачем мне твоя тетка?
– Так к герцогу вас так просто не пустят. Надо, чтобы про вас в замке прознали, мол пришел господин с юга, на монаха схож.
Эмар едва заметно улыбнулся:
– Что и в правду похож?
– Ага, – Стиб кивнул и шмыгнул носом. – Капюшон коль оденете, совсем похожи будете.
Массаит накинул капюшон на голову:
– Ну, веди, к своей тетке.
Стиб зашагал по дороге, свернул в какой-то переулок, затем еще в один. Они все дальше уходили от ворот. Эмар шел следом, внимательно рассматривая все, что попадалось на пути. К его удивлению в городке было довольно чисто. Улицы мощены бревнами, даже переулки. Дома не богатые, но не развалюхи, добротные, чистенькие. Везде из-за заборов выглядывали фруктовые деревья. В основном яблони и в воздухе витал сладкий яблочный дух. Жители, в большинстве своем крестьяне, в чистой, часто залатанной одежде. На ногах практически у всех плетенные из лозы лапти. Ребятня носилась босиком, играя в какие-то свои игры. Стиб поглядывал на них и видно было, что и он не прочь поучаствовать в их забавах, однако мальчишка лишь гордо задирал подбородок, мол веду высокого гостя. Люди провожали массаита заинтересованными взглядами, собаки, которых на улицах было довольно много, обнюхивали ноги Эмара, но ни одна из них на него даже не тявкнула, массаитов с детства обучали ладить с животными. Одна из компаний мальчишек увязалась следом за путешественниками.
– Это кто таков? – спросил у Стиба рыжий, вихрастый сорванец, ткнув грязным пальцем в сторону массаита.
– Монах с юга, – ответил Стиб не останавливаясь. – Пришел против зверя помочь.
– А как помочь?
– Гимны петь буде, – парень оглянулся на Эмара, тот кивнул, подтверждая его слова и при этом улыбаясь про себя. Сообразительный ему провожатый попался, вроде и внимание привлекает к его персоне, а в тоже время и по ложному следу ведет.
– А он к герцогу пойдет? – спросил другой мальчишка. – А как его светлость не захочет его имя прознать?
– Захочет, как не захотеть. Он же монах с Юга.
Мальчишки загалдели между собой и стайкой унеслись прочь. Видимо рассказывать про монаха с гимнами всей округе.
Таверна тетки Глафьи прилепилась прямо к стене замка, и название на вывески было написано соответствующее: "У стены". Эмар, глядя на это деревянное, одноэтажное сооружение, лишь покачал головой. Про оборону замка тут, похоже, вообще не думают. Залезь на крышу таверны, а туда и лесенка вела, и вот ты уже на замковой стене.
Стиб поднялся на невысокое крыльцо, толкнул дверь и первым шагнул внутрь. Эмар последовал следом. Внутри оказался довольно вместительный зал на десяток столов, барная стойка в дальнем углу и две двери. Одна явно вела на кухню, оттуда так и несло съестным, а вторая видимо в номера. Алкогольный дух напитал воздух как вода песок после дождя и массаит слегка поморщился. За двумя столами сидели посетители: за одним дружинники, в кольчугах, при мечах и шлемах, что стояли сейчас на столе, за вторым какой-то рабочий люд, но явно не крестьяне. Царил полумрак, так как небольшие окна с мутными стеклами солнечный свет почти не пропускали, а свечи в огромной круглой люстре под потолком экономили для вечерней поры. Стиб двинулся к стойке, за которой стоял дородный мужичок в фартуке и протирал стаканы.
– А-а-а, Стиб, давненько тебя не видал. А это с тобой кто?
– Доброго дня, Палев. Это монах с юга. К герцогу нашему попасть хочет. А тетка де?
– Здесь я, здесь, – раздался женский голос, и из кухни выпорхнула особа лет тридцати. Высокая, с большим бюстом, широкими бедрами и удивительно тонкой талией. Длинные, черные волосы заплетены в косу, по местному обычаю обернутую вокруг шеи и украшенную россыпью перламутровых бусинок. Лицо Глафьи с первого взгляда нельзя было назвать красивым, однако, увидев его раз, уже не забудешь. Высокие скулы, чуть припухшая нижняя губа, аккуратный носик с немного широкими крыльями ноздрей, раскосые, не местного разреза глаза с черной, как ночь радужкой. Длинная шея и высокий умный лоб, чуть оттопыренные ушки, которые, казалось бы, надо прикрыть волосами, но она этого не делала, а словно наоборот выставляла их напоказ, что придавало ее образу некую девчоночность. Она тут же сграбастала Стиба в объятия, и Эмар даже заволновался, как бы малец не задохнулся, зажатый в ее прелестях.
– А этот господин с тобой?– Глафья стрельнула глазами в сторону Эмара и того как горячей волной окатило.
– Да, тетушка, – теперь Стиб была сама любезность. Он явно побаивался, а значит, уважал свою родственницу.
– Очень приятно познакомиться, Глафья.
– Мое имя Эмар, – слегка кивнул массаит.
– Вы явно с юга, господин, – хозяйка таверны так и буравила взглядом своего гостя, вводя его в состояние близкое к коме. Еще никто из представительниц прелестного пола не оказывал ему такого неприкрытого внимания. – Не часто у нас бывают гости с тех земель. Но что же я, вы, видать голодные, усталые, а я вас тут мучаю своими вопросами. Палев, лучшую комнату моему племяшу и этому господину с юга. А я на кухню, лично принесу вам ужин и потрапезничаю с вами.
Одарив Эмара сногсшибательной улыбкой, Глафья скрылась на кухне. Массаит судорожно сглотнул, и вяло улыбнулся. Нечасто ему доводилось получать столь откровенное внимание к своей персоне от женщин. Он не был уродом, даже наоборот, но на юге в нем сразу признавали массаита и ни одна, даже самая распутная женщина, не смела ни то, что флиртовать с ним, а даже прямо посмотреть в его сторону. Слишком специфична была слава у собратьев Эмара. Охотников на уампири конечно ценили и уважали, но боялись еще больше. А тут Глафья чуть ли не съедала его глазами.
Комната оказалась, небольшой, но уютной. Две кровати у стен, добротный шкаф и столик у окна – вот и весь набор мебели. Стиб тут же бухнулся на одну из кроватей:
– Чур, это моя, – шмыгнул он носом и улыбнулся. Эмар ничего не ответил, поставил свой посох в угол, скинул с плеча котомку, положил ее на вторую кровать, снял плащ, повесил в шкаф. Затем бережно расстегнул пряжку, удерживающую перевязь с мечом за спиной, взял оружие в руки. Мальчуган не сводил с него взгляда, глаза его блестели.
– Настоящий? Ну, прям для вампири этой?
Массаит кивнул. Положил оружие на кровать, скинул с себя куртку, затем опоясался перевязью, сделав из нее второй ремень поверх первого, и меч оказался на левом боку. Так клинки носили вои на севере.
– Мнье бы руки помыть, – обратился Эмар к мальчику, – да и тьебе тоже бы не помьешало.
Стиб оторвал взгляд от меча. Разочаровано вздохнул.
– Пойдемте, господин, там с краю коридора умывальня есть.
Покончив с водными процедурами, они вернулись в свою комнату, где их уже ждала хозяйка таверны с ароматно пахнущим ужином.
– Как Игнат? – сразу спросила она Стиба. – Ничего не передавал?
При этом она расставила тарелки на столе, в которые затем налила густое, исходящее паром варево.
Эмар потянул носом. Пахло мясом, тыквой и какими-то травами.
– Передавал, тетя, вот, – юноша вынул из-за пазухи ладанку, полученную от дядьки.
– Даже так, – Глафья взяла ее в руки, сжала. И массаит заметил, как задрожали ее пальцы. Но женщина тут же уняла дрожь и спрятала ладанку в складках своего платья. – Садитесь. Все готово.
Из глиняного кувшина она разлила по кружкам молоко и присела рядом с племянником.
– Так вы, Эмар, зачем тут?
– Он зверя бить пришел, – тут же откликнулся Стиб.
Глафья поджала губы, и он тут же замолчал.
– Да, я пришел помочь убить зверья, который убивает людей. Это правда.
– Вы воин?
Массаит кивнул.
– А на монаха схожи. Значится к герцогу вам надобно. Да он гостей не особо привечает. Тем более помощь от чужака вряд ли примет. Все же он у нас вой. Уверена, он уже готовится сам на того зверя идти. Красное звено на днях из замка уехало, явно на зверя отправилось, только вот не слышно о них ничего. А вестовой должен был уже вернуться.
– Плохо это.
– Да уж не к добру. Кларен наш опосля смерти сына да жены чудной совсем стал. Может и примет вас, коль придете, а может и нет. Но тут главное даже чтобы не просто принял, а имя ваше прознать захотел. Если захочет, то и помощь примет. По замку про вас уже слухи пошли. Монахом вас кличут. Говорят вы гимны петь супротив зверя будете. Будете?
Глафья лукаво посмотрела на Эмара и тот чуть не поперхнулся.
– Гимны пьет могу. Мать Мира чту.
– Вот и ладно. Я вас научу, как быть. Стиб, ты поел уже?
Мальчуган старательно вылизывал тарелку языком.
– Угу, – буркнул он, не отрываясь от своего дела.
– Тогда поди, погуляй. Там Тоха, дружок твой уже дожидается, поди.
Стиб залпом выпил молоко, протиснулся между теткой и столом и выпорхнул из комнаты. Ему, конечно, очень хотелось остаться и послушать, как Глафья будет южанина учить, но ослушаться не смел, да и Тоху он давно не видал, а рассказать ему много чего есть. Как только дверь за ним захлопнулась, женщина тут же пересела к массаиту на кровать, и он всем телом ощутил исходящий от нее жар. У него, конечно же, были женщины. Раз в три месяца, на день Матери Мира, в Аммасаит привозили жриц из ее храма, которые делили ложе с массаитами. Но происходило это все в полной темноте, лица их были скрыты под чабалой, специальной тканью через которую рассмотреть было ничего не возможно. Так же жрицы не снимали свою традиционную одежду, укутанные от горла до щиколоток и оголяя лишь одно необходимое для этого дела место. Трогать их запрещали, использовалась одна позиция: женщина снизу, мужчина сверху. При этом ни о каких чувствах, страсти не было и речи. Они просто осуществляли ритуал, чтобы расслабить чресла массаитов и тем самым помочь им в борьбе с уампири. Сейчас же, горели свечи и света было больше, чем достаточно. Глафья испытывала к Эмару огромную симпатию, она вожделела его всем своим роскошным телом и душой в придачу. И он, к своему удивлению, отвечал ей взаимностью. Он даже и не знал, что ему нравятся женщины с такими формами. Ведь все жрицы, с которыми он спал, словно доска для стирки: худые и жесткие. Да, он испытывал к ним влечение, но это было сродни желания утолить голод пищей. Сейчас же он чувствовал, как его смуглое лицо наливается краской, ладошки потеют, губы пересыхают, дыхание перехватывает, сердце начинает биться все быстрее и быстрее, а в чреслах разгорается огонь. Он повернулся к Глафьи. Та не сводила с него своих черных, влажных глаз, в которых горело такое же желание, как и у него.
– Я тебя научу, – прошептала она, – только немного поз…
Договорить ей Эмар не дал, закрыв рот поцелуем. То, что происходило с массаитом этой ночью, он никогда раньше не испытывал. Он словно оказался в другом мире, до этого ему не ведомом. И мир этот был божественен.