Владимир Бойкo
Часовая башня
Глава IX. Агнезэ.
Сторонился женского пола, решив покинуть отчий дом, но, всё же, как-то так случилось, что обратил внимание на неё. Уж больно приветлива к нему была.
Незаметно для окружающих превратившись из маленькой девочки в девушку, буквально за одну весну вытянувшись, приобретя заложенные в ней природой и родителями формы, резко отличалась от своих сверстниц, как и она повзрослевших, утончённостью, и, какой-то хрупкой незащищённостью. Возможно от того, что и прежде не имела полноты, теперь и вовсе догоняла худым телом опередившие его в своём росте кости тем ни менее, при этом стремительно набирая объём в нужных местах. И, если не эти перемены в ней, так и не приметил бы среди остальных.
Невольно чувствовал себя рядом настоящим мужчиной, хоть и не участвовал ради этого в драках, да и не имел за душой ничего, кроме своей мечты и отцовской шнявы. Которую, несмотря на то, что вынужден был бы оставить после своего отъезда, но, гордился ею не меньше, чем отважный капитан своим большим торговым коггом.
Агнезэ. Или целомудренная.
Нравилось в этой девочке всё. Имя, движения, голос – заставляли его думать о ней по ночам.
Не знал тогда, что такое любовь. Думал, никогда с ним не приключится таковая. Но, грустил, когда не мог увидеть её из-за того, что уходили рыбачить далеко в море, иногда ночуя на Борнхольме.
Худенькая девочка, с большими зелёными, как море в шторм глазами тянулась к нему. Не была красавицей, но, что-то привлекало в ней, притягивало необъяснимой силой. Хоть и понимал; выбрав для себя несколько иной путь, нежели все его сверстники, не может отдать своё сердце той, что в итоге должна остаться, ожидая его те годы, которые проведёт вне дома.
Поделился своими сомнениями с матерью.
– Если ты неравнодушен к этой девушке, следует венчаться, – ответила она.
– Но, я же собираюсь уезжать.
– Все эти вопросы решаемы. Для этого следует устроить помолвку, – вмешался в разговор отец, вошедший в дом. Уловив суть беседы, тут же взялся за решение проблемы. Не любил, когда те накапливались, так и норовя сбить с ног. И, несмотря на то, что одну, самую большую из всех – пьянство, победил, всех возможных остальных боялся не меньше.
– Мы с матерью поможем тебе. Старина Вирхов не посчитает за унижение породниться со мной. Ведь всё плохое в прошлом. И, теперь дела наши идут хорошо.
И, действительно, родители Агнезэ не возражали. Были рады тому, что их дочь выбрала себе в будущие мужья Якова. Нравился им этом парень. Единственное, что смущало, то, что собирался на учение в крупный портовый город Амстердам.
– Скажи мне Агна, ведь ты не возражаешь против того, чтоб стать моей женой?
– Ты мил мне. Но, неужели тебе следует уезжать?
– Да Агна. Я создан для другого мира. И не твоя в том вина, что встретилась мне именно сейчас. Не хочу терять тебя. Вернусь мы обвенчаемся.
– Как долго мне ждать тебя? Ведь в мире столько искушений.
– Два года. Это испытание для нас.
Сидели рядом на краю Велдова утёса. Помолвка прошла удачно. И, теперь вдвоём погуляли у моря, благо час был ещё не поздним. Но, луна уже проявилась на вечернем небе, освещая собой море, ведя в нём от самого берега дорожку к себе. Но, сколько бы ни шёл по ней путник, никогда не мог добраться до неё. Так уж устроен мир, что не везде способен побывать человек.
– Смотри! – вдруг указала рукой вдаль Агна.
– Что? – пытаясь проследить, куда указывает, искал в море сам ещё не понимал, чего.
– Вон там, видишь корабль.
– Нет, – встретился с ней взглядом. Сильно тянуло к этой худенькой совсем ещё девочке, что была на два года младше его. На мгновение представил себе, целует её. От этого, сами собой закрылись глаза.
– Что с тобой?
– Ничего, – резко открыл их, и встретился с пронзительным, с хитринкой взглядом. Словно смеялась над ним, испытывая решительность. Понимал это. Но, не мог заставить себя сделать первый шаг. Сам не знал почему. Наверно видел причину в том, что не менял своего решения, и собирался уезжать. Это не давало ему право овладеть ей до венчания.
Глаза манили, будто поглощая его целиком. Тонул в них. Как сомнамбула наклонился, коснувшись её губ. Были слегка солоноваты от морского ветра, но тёплы. Потрескавшиеся, быстро увлажнились от его поцелуя. Что теперь? Что он должен сделать теперь?
Неужели полностью в его власти? Нет, никогда не позволит себе так поступить с ней. Слишком дорога ему. Если не упёртость, с которой не мог совладать, отказался бы от всех своих планов, остался с ней. К осени устроили бы свадьбу. Но, нет, не так слаб, чтобы ради женщины отказаться от того, ради чего родился на свет – стать капитаном.
Ждала большего от Якова. Но, когда тот не перешёл черту, хоть и не утаила чёртиков в своих глазах, всё же была рада, оставил её губы. Выпрямившись, но не вставая на ноги продолжал смотреть в даль, на тот торговый корабль, что уже давно скрылся в сумерках, уйдя с лунной дорожки.
– Отец хотел устроить свадьбу к осени, но из-за того, что ты был непреклонен в своём решении, решил ограничиться обменом колец. Твои родители были вынуждены согласиться.
– Я вернусь Агна.
– Я знаю. Но, чувствую; большие испытания ждут нас впереди.
– Почему ты так говоришь?
– Это не я, а моё сердце.
Теперь, каждое воскресенье Агна заходила за Яковом перед тем, как идти в церковь на службу. Шли взявшись за руки, но вся рыбацкая деревня знала; они помолвлены. Теперь никто не смел показать на них пальцем, и не нужно было уходить из деревни на Велдов утёс по вечерам, чтобы не видели их вместе.
– Жених и невеста, – в спину сказал Конрад, когда опережая остальных шли в сторону кирхи воскресным утром.
– Дурак ты, – обернувшись ответила Агна.
– Дурак, не дурак, а остаюсь здесь. А капитаном, и так стану очень скоро. Пусть не большого корабля, но отцовской шнявы, что не так уж и плохо для этих мест.
– Какой у тебя смешной брат. Неужели он поумнеет с возрастом? И ты был таким? – хитро улыбалась Агна.
– Если и был, то теперь другой. И ты об этом прекрасно знаешь.
Улыбка на её лице пропала.
– Знаю, – ответила она.
Лето стремительно теряло свои дни, приближая осень. Как и всё живое, когда-то заканчивается, так и их время подходило к концу.
Старенький пастор с грустью смотрел в их сторону, читая молитвы во время службы. Будто знал многое, что не дано было видеть остальным прихожанам. С радостью обвенчал бы хоть завтра. Но, привык наблюдать за людьми, молясь о них в меру сил. С годами понял главное – то, что сильнее всего любовь к Богу. Но, не в силах, и она изменить, что-то в человеке, если он сам к этому не готов.
Когда минуло три года с того случая, что встретили пиратский корабль, в конце августа, сказал Яков:
– Настала пора отец уходить мне из дома.
– Не передумал всё же, – расстроился Астор. Мысленно уже видел своего Якова семейным. Думал после помолвки образумится. Не терпелось подержать на руках внука, или в крайнем случае внучку. Дела его шли настолько хорошо, что всерьёз уже думал покупать вторую шняву, вёл переговоры с одним капитаном. Отдавал за недорого. Не старая, всего второй сезон в море.
– Нет отец.
– Хорошо. Думал я вам с братом по кораблю оставить, а сам уж боле в море не ходить. Да, видать такова моя судьба, – вспомнилось старое предчувствие. Но, не боялся теперь остаться навсегда в море. Видел; у каждого своя голова. Кто его знает, может выбьется в люди сын. Верил в промысел Божий.
– Благословите меня на учение.
Завёл в дом, взял крест, что в море достался тогда от пирата. Хранил его, как защиту всей семье. Считал чудотворным. Молился перед ним, каждый раз, как идти в море.
Перекрестил им. Дал поцеловать. Сказал:
– Ступай с Богом.
Вечером пошёл к Агнезэ.
Сразу поняла, что время пришло.
Попрощавшись с её родителями, что без особой радости смотрели ему в спину, вышел из их дома. За ним шла Агнэ. Знала не будь он так упрям, стала бы его той ночью. Но, испугался. А ведь была уверена, имела силы приворожить своей девичьей красотой. Всё же надо было проявить инициативу тогда. Но, понимала; этим может спугнуть своего суженного.
– Я вернусь за тобой, – смотрел в глаза.
Верила ему нынешнему, но не могла представить себе, каким будет через два года. Изменится ли, или останется таким же.
– Поцелуй меня, как тогда на утёсе.
Коснулся её губ. Были сегодня влажны, будто от неё теперь исходила большая чем у него страсть.
Вырвался из её объятий. Быстро пошёл в сторону своего дома.
Не побежала за ним. Даже не окликнула. Только сказала:
– Завтра я хочу взглянуть на тебя.
Понимал сейчас; она именно та, что нужна ему. Такая же сильная, как его мать. Но, и сам был не промах. Не остановился. Не обернулся.
Не спал всю ночь. Хоть и не собирался менять своего решения, всё же думал только об Агнезэ.
Утром, быстро собравшись, так, как не много хотел брать с собой вещей, попрощался с родителями.
– Будь сильным сын, – сказал отец.
– Возвращайся, несмотря ни на что, – будто, что-то чувствовала, не проронив и слезинки, произнесла мать.
Поцеловал их по очереди. Пошёл к Агне.
Но, не нашёл в себе сил зайти. Так и стоял перед дверью.
Вскоре та открылась и в проёме появилась Агнэ. Так и стояли, не в силах сделать шаг. Не обнявшись на прощание, не поцеловав друг друга, будто всё уже было прожито и, теперь начиналась у каждого новая жизнь.
Сам не помнил, как оказался на просёлке за деревней.
Глава X. Новая команда.
Позвонили в дверь.
– Странно, кто бы это мог быть, – встрепенулась Торбьорг Константиновна. Очень волновалась за мужа. Не могла простить себе, что оставила его, уехав в Выборг. Но, уж больно боялась народ. Особенно после того, как под окнами их квартиры в Петербурге, занимавшей второй этаж, совсем ещё недавно, в 1914 году построенного доходного дома, впервые услышала стрельбу и крики. Кто и в кого стрелял, хоть и интересно было им, но, никто не решился подойти к окну, будучи уже наслышаны о многих случайных пулях, что, выпущенные в одну цель, находили совершенно иную, неповинную, впрочем, как и та, первая, в которую метились. Но, стрелки были новоиспечённые, впервые взявшие в руки оружие. Видимо наступали такие времена, когда каждый должен был делать то, с чем сталкивался впервые, больше уже никогда не имея возможности вернуться к тому делу, коим занимался прежде.
Тогда не понимали ещё с супругом; надо бежать из страны, если есть желание продолжить жить так же, как и прежде. Надеялись; всё наладится. Война сильно истрепала нервы Русского человека, что горожанина, что и крестьянина. Долго ещё он будет приходить в порядок, восстанавливаясь, зализывая раны.
После ограбления их квартиры в Петербурге осенью 17-го, впервые задумались; следует продавать недвижимость. Но, с чего начать? Да и было уже катастрофически поздно продавать что-либо в революционном Питере.
– Пожалуй, поеду в Киев. Начну с квартиры, – решился Яков Карлович.
– Как хорошо в Киеве осенью, – вздохнула Торбьорг Константиновна.
– Разве тебе не нравится в Выборге? Ну, или на крайний случай в Кексгольме. Мы можем съездить туда в октябре, если ничто не помешает, – не знал тогда, что сильно задержится.
– Ах милый Яков, я нисколько не противлюсь твоему решению. Заодно с тобой. Просто стало как-то нестерпимо грустно от ощущения неизбежности чего-то страшного, что произойдёт в ближайшее время. Неужели всё так плохо?
– Я всю жизнь был человек дела. Не думаю, что следует более откладывать продажу недвижимости. Лучше перестраховаться, чем жить в постоянном страхе.
– Хорошо, хорошо милый мой. Поезжай же в Киев. Попробуй подготовить к продаже и само имение. Раз квартиру в Петербурге уже не продать, сделай, что ещё возможно осуществить.
– Да, дорогая, я так и думал.
И вот сегодня, сейчас этот страшный звонок в дверь. Неужели Яков Карлович? Нет, это не мог быть он, так, как вчера ещё получила телеграмму с лаконичным, но странным текстом: – «Продал квартиру. Имение не в силах. Еду на перекладных. Прямого поезда нет».
Нет прямого поезда! В такой великой стране, которой являлась Россия, не было прямого поезда из одной древней столицы в другую, словно она уже не представляет той целостности, что была присуща ей буквально вчера! Нет, всё же дороги обратно нет. Навеки в прошлое кануло всё хорошее, что было у русского человека прежде. И, теперь не вернётся никогда, какой бы экономический, или политический путь ни приняла страна.
– Машенька, посмотри, кто там, – попросила домработницу. Привезли её с собой из Питера, так, как сама попросилась с ними из страха оставаться в становящемся опасным для своих же жителей, что не втянулись во всеобщее помешательство.
Послышались торопливые шаги, звук открываемого замка, и слова:
– Вы к кому?
– Добрый день. В адресе, указанном, как место жительства в Выборге, кавторангом, бароном Александром Карловичем фон Курштайн, числится ваша квартира. Дома ли он?
– Да, сын баронессы дома. Подождите, я доложу.
– Что-то случилось на крейсере, – догадался Алекс, обернувшись к матери.
– К вам посыльный из комендатуры с… – начала было Машенька.
– Да, да, я всё слышал. Пусть войдёт.
– Проходите, отступила в сторону, оставив проход открытым.
– Добрый день. Прошу прощения, баронесса, но, я вынужден сообщить, вашего сына вызывают на крейсер, – поклонился поочерёдно, сначала матери, затем сыну, добавил: – Господин кавторанг, в соответствии с телеграммой, вам приказано явиться на судно, в самое кратчайшее время.
– Причина!?
– Она не указана. Но, смею предположить, – в Гельсингфорсе делят эскадру.
– То есть, как это делят!? Она не нажива, чтобы её делить!
– Матросы хотят возвращаться в революционный Петроград.
– Что за чёрт! – машинально коснулся рукой кортика, сделал шаг в сторону прихожей. Но, остановился в задумчивости. Повернулся к матери, сказал: – Я вынужден покинуть вас. Держите меня в курсе возвращения отца. Телеграфируйте на крейсер.
– Ах милый мой Алекс. Они и тут не дают нам покоя.
– Уверяю вас; близок час принятия решения. Какое же оно, думаю мне не стоит повторяться.
Покинул квартиру так же стремительно, как и появился, пробыв с матерью всего около часа. Слава Богу, младшая Лизавета, сейчас в Кексгольме. Приехала туда в начале лета с мужем и новорожденной Настенькой, и теперь оставалась там не имея малейшего желания вернуться обратно в Питер.
Как бы спокойно было ей сейчас, если оказалась с ними рядом. Но, не она к ней, а Лизавета должна была приехать с мужем и её внуком в Выборг. Ведь тут, как пыталась уверить её, было спокойно. И, что самое немаловажное; в любой момент могли по морю выбраться из своего последнего пристанища, в случае если бы и его захлестнула революционная волна.
Что оставалось ей теперь? Только дети были её самой главной надеждой и опорой в жизни. Нет, всё же не хотела она, впрочем, так же, как и Яков Карлович, возвращаться на свою малую родину. Да и разве там она родилась? Нет, безусловно, так же, как и её супруг, никогда прежде не бывала там, да и не особо помнила своих предков, всегда ленясь изучать генеалогическое древо. Но, как и Яков гордилась, среди предков имеет тех, кто всегда воевал с Россией, тем самым могла подчёркивать свою независимость и некое снисхождение к тем землям, которые всё же, в глубине души давно считала своими родными. Не решаясь сделать всего лишь один шаг в сторону их окончательного и бесповоротного признания.
Лютеранство, то, что объединяло эти два рода, пересёкшихся в лице молодожёнов Якова и Торбьорг. Не зная веры православной и не могли проникнуться всеми невзгодами и проблемами русского человека. Их Бог любил их, возможно даже больше всех тех остальных, кто не покидал родных мест в лихие времена Петра I. Но, когда такая молодая страна, как Россия, только появившись на Европейских картах под таковым именем, тут же меняла свой вектор развития, только глупый и ленивый человек не смог бы оказаться в центре мировых событий. Именно в начале восемнадцатого века все дороги вели в эту, насильно отказывающуюся от своего славного прошлого страну. Именно разрушив, уничтожив в памяти людской до основания всё, что было главным для человека на этих землях, и можно было построить то новое, стремительно захлестнувшее собой отживающую свой век элиту, влило новую кровь вольнодумства, запрещённого прежним царствующим родом Рюриковичей.
– Пойдём с нами в кабак, там Русский царь сегодня угощает, – буквально силой потащил за собой Якова, его товарищ, повышенный из юнг, всего пару месяцев назад Пауль. Такой же худой, тоже сын рыбака, правда из ближайшей деревни, не менее решительный чем Яков, молодой человек, всего на полгода старше его.
– Пойдём! Что не сходить? Раз сам царь гуляет, – согласился с другом. Частенько после работы заходили выпить пару кружек пива.
Все в портовом Амстердаме знали о молодом царе, приехавшем в их страну не то учиться, не то напиваться каждый день до звериного состояния. Будто звали его Пётр Михайлов. Но, никто не задумывался о том; стоило ли ездить за тридевять земель лишь для того, чтоб пить в Амстердамских тавернах. Те, кто поглупее и попроще искали дружбы у русского царя, при этом не имея особого представления об этой, забытой Богом, как считали стране. Но, он, Яков не таков. Не нужны ему покровители. Сам добьётся всего в жизни.
Некоторые надеялись, хоть что-то перепадёт ему от такового высокого знакомства. Да, и к тому же поговаривали, тут, в далёком от России Амстердаме ни о какой субординации и говорить не приходилось. Достаточно только хвалить молодого царя, и ни дай Бог не ввязываться с ним в драку, как бы тот не вёл себя. Ведь недаром даже в библии написано; получив по щеке тут же следует подставить другую. Но, забывали, в священной книге имелась в виду гордыня, так можно было расценивать пощёчину и в далёкие времена. Подвыпившая портовая молодежь не желала ничего знать о том, что было прежде, живя днём сегодняшним, ведь только он мог принести им светлое будущее.
Тем не менее, среди многочисленных волонтёров, трудящихся над заложенным на верфях Голландской Ост – Индийской компании 9 сентября, строящемся новом корабле, работал Пётр Михайлов. Выхлопотал право на работу через бургомистра города Витсена.
Для будущего фрегата «Пётр и Павел», одновременно с его строительством, под руководством Лефорта вёлся наём иностранных специалистов для нужд армии и флота, число которых приближалось к семистам. Так же закупалось и оружие.
– Вот он, видишь? – указал Пауль кивком головы в сторону худого, длинного молодого человека с маленькой головой и плоским лбом. На круглом лице которого виднелось два широко посаженных карих выпученных глаза. Над тоненькими губами небольшого рта, топорщились, словно плавники селёдки, острые усики.
– Какой длинный! – удивился Яков. Напомнил ему одну из многих, высушенную, солёную рыбину, что вешал за домом на верёвках отец. Высыхая, растопыривая жабры открывала свои будто хватающие воздух рты. Круглые, практически незаметные при жизни, в сушёном виде выглядели смешно.
Пришёл сегодня заодно с Паулем, поглазеть на царя. Но и в мыслях не было знакомится с ним.
– Ничего. И мы не коротышки.
За составленными вмести столами шла оживлённая беседа, которая по всем её признакам обещала в скором времени перерасти в пирушку. Многие голосили во всё горло, стараясь перекричать друг друга, и тем самым привлечь внимание того, кто сидя во главе стола, растянул под ним свои ноги, так же далеко перед собой разложив не менее длинные руки с маленькими, худыми кистями, сжимающими в себе неимоверно большую для них пивную кружку, полную золотистой, пенящейся жидкости. Он изредка, в самый накал крика много и жадно отпивал из неё, раздувая щёки, опустошая мелкими, но частыми глотками настолько стремительно, что прислуживающий кельнер довольно часто появлялся у стола с новой порцией свежего пива.
Спор шёл о женщинах, как понял Яков. Этот вопрос очень интересовал его, так, как не было в его жизни ещё той тайны что влечёт за собой любовь к женщине.
– Питер Михайлов не женат? – хитро улыбаясь поинтересовался матрос с вставшего в док на серьёзный ремонт торгового корабля.
Он был смел, когда выпивал больше трёх пинт пива. За это любили женщины, которые стали для него уже подобны пивным кружкам, что опрокидывал порою и не чувствуя вкуса. Не сам процесс интересовал, а удовлетворение потребностей. Тяга дойти до определённого состояния опьянения больше нравилась чем проникновение в ту, что тут же надоедала, не оставив после себя и капли хмеля в организме.
– Я оставил жену в Москве. Но, это нисколько не ограничивает меня в дали от дома, – устало, словно уже много повидавший на своём веку, откинулся на спинку стула Пётр.
– Так за чем же дело стало!? После нашей трапезы, я найду вам лучшую из портовых шлюх.
– Шлюх!? Не думал спать с таковыми.
– Не бойтесь герр Питер, я выберу вам самую чистую, – громко рассмеялся матрос.
– Разрешите и нам присоединиться к вашей славной компании? – поклонившись Петру, поинтересовался Пауль.
– Кто это? – грозно, но от того, что сама голова покоилась на длинной, тонкой шее, несколько нелепо прозвучал вопрос. Несоответствие внешнего вида с уже прокуренным и пропитым голосом невольно заставляло улыбнуться того, кто впервые видел этого нескладного молодого человека.
– Это наш новый юнга Яков. Попросился со мной. Уж очень хотел посмотреть на настоящего русского царя.
Яков поклонился в пол.
– Садись бестия. Пей с нами, коль пришёл. А глупостей не говори. Лучше молчи, если на язык полезут.
Никогда не задумывался, как может выглядеть царь. Да и о том, что, когда-то окажется на настоящем большом корабле, кои иногда встречали в море с отцом, так же не знал. Но, всегда точило изнутри его желание попробовать себя, как настоящего матроса. Ведь, если не справится, не так обидно будет перед своими сверстниками, раз всё равно не верили в лучший исход. Пошутят, пошутят и успокоятся, расспрашивая о городской жизни. В случае же если получится, свысока будет смотреть на них, на деревенских.
И, сейчас, сидя рядом с самим царём, уверовал в то, что непростая, не такая, как у своих сверстников с родных мест ждёт его судьба. Слышал от Пауля; царь учится морскому ремеслу, но и о том слыхал, будто не просто так оно ему нужно, а для великих целей. Яко бы будет строить флот большой в России, которая до сель по незнанию одними галерами сильна была.
Может и меня возьмёт к себе царь русский, если понравлюсь ему, промелькнула мысль. Но оставалась в его сердце Агна. Как же легко может отказаться от неё, если радуется любой возможности пуститься в путь.
Может не нужна ему, прокралась догадка.
Вздрогнул.
Не знал ещё женщин. Хранил верность своей Агнезэ. Было противно сейчас слышать эти разговоры про доступных женщин, но, чёрт возьми, приятно ощущать себя рядом с царём, пусть и с неофициальным визитом, находящимся в этой стране.
Нет, уж лучше попробую плыть по течению. Авось выведет меня на чистую воду.
– Хотел я купить готовый корабль. Но, не нашёл таковой, что по всем статьям мне подходил. Пришлось заказывать на верфях новый. К середине ноября должны спустить на воду. Команду набираю теперь. Не просто, чтоб до России добраться, а такую, которая со мной на много лет рядом оказалась, как верные люди. Те, кто постарше и семьи имеют, не годятся для такого дела. Сподручней свободные от уз семейных, и от женщин. Того желают, чего те и без обязательств сложных за деньги дать могут. А жалование я обещаю.
– Так чего ж медлить-то гер Питер? Аль мы все только для царского стола и пригодны? – обняв Якова, заговорщицки улыбнулся Пауль.
– Вот и посмотрим, кто на что из вас готов. Время есть ещё у меня. И присматриваюсь к своей будущей команде. Кто из вас всех лучше слово держит, в компании любезен, да и пить не напиваясь мастак. Аль не моряки вы?
– Моряки! Моряки! – подняли все свои деревянные кружки. Слишком уж накладно в таком заведении, где гуляет ветер морской, не только в головах, но и между столов, иметь глиняные. Уж больно часто бьются таковые.
Вдруг появился в кабаке незнакомец. Сразу заметил его Яков. Но, не узнал в этом человеке, кого-то, просто показался ему несколько необычным наряду с другими завсегдатаями.
Возможно уверенность и некое слегка ироническое отношение к окружающим резко выделяло его среди остальных. Но, где-то, как показалось сейчас Якову, он уже видел такое отношение к окружающей действительности. И, тогда оно поразило его не меньше. Теперь не мог вспомнить. Все склады его памяти тщательно перебирались им. Но, всё безрезультатно. Молод был, не понимал; в таких случаях следует всего лишь отпустить беспокоящий его вопрос, и тогда сам собою разрешится.
– Гер Питер, мой поклон вашему столу, – сняв шляпу низко поклонился молодому царю незнакомец.
– А! Старина Корнелиус! – обрадовался Пётр.
Дела организационные отвлекли от строительства фрегата, не показывался на верфи вторую неделю
Взяв из-за соседнего стола стул, словно старый друг присел рядом с Петром.
– Я только что с верфи. Заканчивают внешнюю обшивку. Через пару недель примутся за такелажные работы, – сразу приступил к делу Корнелиус.
– Дорогой мой! Дай тебя расцелую! – словно тот сам делал корабль, расцеловал Пётр незнакомца.
– Да! Совсем забыл. Для тех, кто ещё не знает моего друга Корнелиуса. Это мой будущий адмирал.
– Ну, уж. Скромнее, гер Питер, – словно и не сомневался в словах молодого царя, а так, из приличия, возразил Корнелиус. Несмотря на явное пристрастие к алкоголю, будто размытые ромом глаза, оставались пронзительными, при этом, словно опьяняли собеседника своим крепким коварством.
Пират! Испугался своей догадки Яков. Как тесен мир! Ещё больше заинтересовался увиденным сегодня, почувствовав некую значимость для себя от присутствия в Амстердаме царского посольства
Нет недаром всё складывается таким образом, что надолго придётся проститься с невестой. Да, это стоит того. Напишу ей письмо, и, если смогу заеду перед отъездом в деревню.
Если такие опасные обществу люди так милы этому молодому царю, уж я то точно смогу ему пригодиться. Только вот как бы заручиться его доверием?