Но г-жа Яворская взволнована.
– Я отказалась! Я отказалась! И об этом напечатано в газетах. Вот «Северный Курьер!»[17] Читайте! Читайте! Все, все читайте! Об этом напечатано в газетах.
Остается улыбнуться и сказать:
– Надо терпеть, г-жа Яворская! Что делать! Ваша судьба!
Когда г-жа Яворская едет на гастроли по провинциальным городкам, – все телеграфные проволоки звенят.
И даже в Иркутске изумленный редактор местной газеты получает телеграмму «Российского агентства»:
Мелитополь. Гастроли г-жи Яворской возбуждают невиданный даже в Париже фурор.
Когда г-жа Яворская читает на пушкинских торжествах[18], не поймешь:
– Да при чем же Пушкин в этом чествовании г-жи Яворской? Так много в дружественных газетах пишут о г-же Яворской и так мало о Пушкине.
В г-жу Яворскую влюблены все типографские машины и телеграфные проволоки.
Что делать, сударыня! Надо терпеть! До сих пор писали только тогда, когда вы играли, теперь, оказывается, будут писать даже тогда, когда вы не будете играть! «Шла пьеса такая-то. Г-жа Яворская не играла и была очень хороша». Надо терпеть! Слава!
Тут г-жа Яворская принимает самую трагическую из своих трагических поз, мучительно сжимает свои руки, закатывает глаза. Мертвенная бледность покрывает ее лицо, она говорит сквозь зубы потрясающим голосом, в котором слышно страдание и даже самая смерть:
– Я пострадала! Поймите вы! Я по-стра-да-ла!!!
Мы все наполняемся ужасом: