Элина Градова
Медведь
– В кота-а? – протянула Марина и рассмеялась, – ну, нет! Какой же ты кот? Кота бы я не полюбила…
– Почему? Котов все любят. Их любить намного легче. Я был бы большим пушистым Барсом, ходил бы целыми днями за тобой по пятам, и тёрся спинкой о твои колени, – мечтательно произнёс Пётр, – А, знаешь, какие песенки я мог бы мурлыкать тебе на ночь?
– Не-ет, – смеялась Марина, – ты именно медведь! Мне тут бабуля, когда я приехала, легенду про Чудище лесное рассказала, так вот – это ты! И я знаю, что на самом деле ты – Принц, только надо очень постараться, чтобы наша история оказалась сказкой, а не легендой.
– Почему? – не понял Пётр.
– Потому, что легенды всегда заканчиваются плохо, а сказки – хорошо, на то они и сказки!
– Почему всё так трудно? – задумался он.
– Это для того, чтобы в конце сказки, герои знали, что такое счастье, а иначе, грош ему цена, – философски промолвила девушка, и встряхнув гривой золотых волос, рассмеялась, возвращаясь в обыденность, – лучше бы ты, вообще ни в кого не превращался, были бы всегда вместе, – мечтательно произнесла она. – Знаешь, я тут вспоминала, как подруги не хотели меня отпускать сюда, говорили:
«Зачем ты едешь? Что там делать?», а я им сказала, что еду на поиски снежного человека, еще смеялись: «…если не получиться самого, так хоть шкуру его привези», – вот глупые-то. А я теперь, все время думаю, как тебя от этой шкуры избавить?
– Не надейся, сказки не будет, – взгляд его мгновенно потух, – мать тоже ждала, что все пройдет, пустая трата времени. Я побуду здесь с тобой еще немного и уйду на рассвете.
– Я бабуле все рассказала, она мудрая, может, что и придумает, – старалась она его утешить и, уговаривала себя. Он гладил золотистые волосы, и печально улыбался, разглядывая ее лицо, стараясь запомнить каждую черточку, каждую мелочь. У Марины от этого взгляда, навернулись на глаза слезы, но она решила держаться. Улыбнулась ему в ответ и поцеловала в щёку, он взял в свою руку её ладонь и, поднеся к губам, начал с невообразимой нежностью, медленно целовать пальчик за пальчиком, как тогда в избушке. Маринино дыхание уже стало сбиваться с ровного ритма, но тут пришла бабка Матрена:
– Все, Маришка, надо парня кормить, а то он у нас не от ранения, а то голода помрет, – и она стала вынимать из корзинки снедь, – я много есть не дам – вредно пока. Вот бульончик куриный, хлеб белый, ну и ножка куриная – это, пожалуй, не повредит, – потихоньку, они с Мариной устроили раненого, полусидя-полулежа, опустив на свернутый в виде валика тулуп, нашедшийся в предбаннике. И Петр принялся за еду.
– Спасибо, бабушка, – поблагодарил он Матрену, закончив трапезу.
– А теперь, выпей вот этот отвар, – Матрёна протянула раненому кринку, – он после кровопотери восстановит силы, и не будем время терять, скоро утро, давай, дружок, рассказывай, как ты дошел до жизни такой? – начала бабка Матрена свой допрос. Марина услышала, примерно то же, что ей уже рассказал Петр.
Дослушав до конца, и не узнав ничего нового, Матрена начала сама задавать вопросы: Как звали твоих родителей? В каком селе ты родился? Сколько тебе лет? Не было ли каких серьезных происшествий в вашей семье, когда вы жили в селе, может, погиб кто, а винили твоих близких? Получив все ответы, Матрена поднялась:
– Давайте, ребята, прощайтесь, скоро утро.
– Да, мне пора, – Петр сделал, еще одну попытку подняться, но Матрена строго ее пресекла:
– Ты, Петруша, меня не понял, никуда не пойдешь. Сейчас дам тебе сон-травы, и уснешь до вечера. С таким ранением, негоже по лесу бегать, отлежаться надо, да и нам спокойнее. Вот отвар, действовать он начинает примерно, через полчаса, так что, у вас осталось немного времени, а я пойду, у меня теперь много дел, – и Матрена оставила их…
Глава 16.
Потихоньку приближался рассвет, Марина хотела, как можно дольше задержаться с Петром, но чувствовала, что бабка Матрена заторопилась неспроста – что-то замыслила.
– Я счастлив, что могу хотя бы так, быть с тобой. Выпью любую дрянь, надеюсь, бабуля правильно рассчитала дозу, – неловко пошутил Петр.
– Она что-нибудь придумает, я уверена. – Марина разглаживала пальцем его большую горячую ладонь, ощущая уже знакомую шероховатость. – Скажи мне, ты слышал, что я тебе говорила, когда мы простились на опушке?
– Ты сказала, что не хочешь расставаться со мной, а я сказал «Прощай!» – вот и все, – недоумевал он, шутливо ловя её пальцы.
– Нет, я не о том. Когда ты превратился в медведя, я тебе крикнула вслед, что приду ночью на то место. Ты меня понял?
– Я не помню, что ты мне кричала. Если я уже был медведем, то может, и слышал, но понять не мог. Когда я становлюсь им, то это захватывает меня целиком, человека во мне не остается, – сокрушенно ответил Петр и сжал её руку.
– Почему же ты вернулся, если не слышал моих слов? – допытывалась девушка.
– Я не знаю, ноги сами привели. Я ни на что и не надеялся. А когда увидел, что эти звери к тебе пристают, мне вообще некогда было удивляться, что ты тоже оказалась там.
– Вот они то, точно звери, а ты у меня – человек, – рассмеялась Марина и шутливо поцеловала его в нос. Теперь она была уверена, что он пришел по зову собственного сердца.
– Пора мне пить снотворное, – глядя с грустью на девушку, произнес он, – а то подействовать не успеет до превращения. – Выпил отвар, и Марина пробыла с Петром, пока он не начал засыпать:
– Спокойного дня, любимый мой, – шепнула в ухо, когда он уже мирно
посапывал. И притворив дверь, ушла на цыпочках, хотя с Матрениного снадобья, он и так бы не проснулся, хоть в барабаны бей. Смотреть на то, как Петр станет медведем, она не стала.
Придя, домой, Марина застала бабку Матрену за сборами:
– Бабуля, а ты куда собралась?
– Та слышала, что сказал Петр? Он в детстве жил с родителями в Макаровском. Так вот до этого Макаровского полдня езды на лошади, да считай, полдня обратно. А еще там все узнать надо, поняла?
– Так ты поможешь Петру? Бабуленька, как я рада! – запрыгала Марина.
– Рано радоваться, еще ничего не ясно, а помогаю я не Петру, а тебе. Глупая ты еще, не понимаешь, что настоящая любовь человеку один раз выпадает, да и то не каждому. За нее бороться надо, вдруг, это как раз она?
– А тебя дед Матвей повезет? Может, меня с собой возьмете?
– Нет, – отрезала Матрена, – ты дома оставайся, по хозяйству. На тебе куры, корову вечером загонишь на двор, если задержусь. Кто спрашивать будет, говори: уехала больного навещать. Да выспись, ночью опять глаз не сомкнешь…
Матрена уехала, а Марина осталась ждать. «Что бабуля хочет узнать в Макаровском, какие вести привезет оттуда?» – за этими размышлениями девушка уснула. Разбудили ее подруги, точнее Верка:
– Маришка, пошли на рыбалку! Ты как в лесу заблудилась, совсем затворницей стала, хватит прятаться, – смешно хлопая рыжими ресницами, щебетала подруга, – На речке не заблудишься!
– Ой, Верунчик, что-то мне никуда идти не хочется, да и бабуля уехала к больному, я – за старшую.
– Да знаю я, дед ее и повез. Странно, к кому она поехала? Давненько никто не приглашал. Старая уже стала, а вот раньше к ней толпами люди шли. Она у тебя, просто волшебница, такие чудеса творит!
– А я и не подозревала, – прикинулась, что вовсе не в курсе Марина.
– Ну, не хочешь на рыбалку, как хочешь, а я побежала, – и Верка,
крутанувшись на каблучках, слетела с крыльца. Марина прогулялась до бани, там все было тихо, оставалось ждать бабку Матрену…
Глава 17.
Приехали они с дедом Матвеем, когда солнце уже коснулось верхушек деревьев, и вот-вот собиралось за ними скрыться. Матрена вошла в избу уставшая, но вид у нее был удовлетворенный:
– Ну, как ты тут без меня хозяйничала, рассказывай!
– Все в порядке, бабуля! Кур накормила, они уже на насест спать устроились, огород полила, Пеструху на двор загнала, правда, доить не решилась, – выдала Марина полный отчет. – А как ты съездила? Удалось, что-нибудь выяснить?
– Нетерпеливая ты какая, – усмехнулась Матрена, – что ж, томить не стану: парень не врет, жили в Макаровском такие Савины. Он – охотник, звать Николаем, она – учительница, точно не вспомнили, но вроде Ольга. Он – местный был, а Ольга эта – приезжая, попала по распределению после института, в общем, городская девица. Собиралась отработать положенные три года, да вернуться домой, но познакомилась с Николаем, поженились и остались жить в Макаровском. Хорошая была девушка, добрая, детки её любили. Про него хорошего никто не вспомнил, говорят тяжелый человек. Как она могла с таким жить? Охотник был удачливый и опытный, но жестокий. Не жалел ни зверя, ни птицу. Мог и детенышей у матери отнять, и мать убить, а детенышей на верную погибель оставить. Ну, про это я у Федора Гаврилыча выспрошу, лесничего нашего, он на этом посту, почитай, три десятка лет состоит. Завтра на кордон к нему поеду. Был у Савиных ребенок, правда, имени не помнит никто, маленький был еще, но точно мальчик. Жили зажиточно, да и что тут удивительного, к Николаю постоянно перекупщики ездили за пушниной, за медвежьими шкурами, за чучелами и другой добычей. Платили хорошо, он машину покупать собирался. А потом, ребенок, что ли заболел, и они уехали, говорили, в город, к Ольге на родину. Хотя, Николая и потом в лесу видывали, но мало ли что, приехал человек поохотиться в родные места, что такого? Дом их мне показали, и сейчас стоит, пара молодая в нем живет. С хозяйкой познакомилась, Полиной звать, а вот хозяина не видела, на работе был. Она ничего не знает, из другого села замуж за него вышла, а он-то с детства в том доме живет. Вот такие у меня новости, – подвела итог Матрена.
– И что все это нам дает, бабуля? – не унималась Марина.
– Пока, ничего, больно ты скорая! Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! А вот Пеструху надо подоить, – и ополоснув подойник, Матрена пошла на двор…
Когда с хозяйством было покончено, выпив парного молока, бабка и внучка заданным курсом направились к бане, прихватив, корзинку с провиантом.
Петр уже поджидал их, и выглядел молодцом:
– Добрый вечер, девушки, – встретил он их шутливо.
– Вот хулиган! Какая я тебе девушка! – в тон ему возмутилась Матрена, но чувствовалось, что слышать такое обращение ей приятно. – Ежели шутить принялся, значит идешь на поправку, – удовлетворенно сказала она.
– Спасибо, бабуля, спасли вы меня, а уж выспался, сразу на неделю!
– Ну, вот и хорошо, и мы времени напрасно не теряем, дайка шов погляжу, – и бабка Матрена развернула Петра на бок, – как, шевелиться не больно?
– Не больно, я как новенький, вы, бабуля, просто волшебница!
– Где-то я это уже слышала сегодня, – пробормотала Марина себе под нос.
– Ты, Маришка, не ворчи, корми своего подопечного, а я спать пойду. Устала сегодня. Вот отвар сон-травы, ты, Петруша, останься еще на один денек, не повредит. Выпей на рассвете, а ты проследи, внученька. Ну, все, спокойной ночи вам, – лукаво улыбнулась бабка и ушла спать.
– Как мне нравится твоя бабушка, – рассмеялся Петр, – Мариш, а нет ли тут в бане бритвы и зеркала хоть какого-нибудь? Ужасно хочется сбрить эту бороду.
– Зеркало точно есть, а бритву поищу сейчас, – в предбаннике Марина нашла опасное лезвие, каким-то чудом завалявшееся в Матрёнином хозяйстве и ножницы, и Петр принялся за дело, а Марина держала зеркало. Постепенно, по мере ликвидации буйных зарослей перед ней предстал просто писаный красавец: правильно очерченный твёрдый, довольно крупный рот, губы не пухлые, но и не тонкие, мужественный с лёгкой ямочкой посередине подбородок. Да и моложе Петр стал сразу лет на десять. Марина не могла оторваться от этого действа, оно было похоже на сказочное превращение принца из лесного чудовища. Девушке до невозможности хотелось провести рукой по его гладкой щеке, ощутить тепло его губ и обязательно поцеловать ямочку на подбородке. Пётр сосредоточенно занимался туалетом, но всё равно, довольная улыбка освещала его лицо, как, только отвлекаясь от зеркала, он ловил влюблённый и восхищённый Маринин взгляд. Чтобы как-то отвлечься, она болтала без умолку:
– Ты знаешь, бабуля сегодня была в Макаровском, совсем недавно вернулась.
– Зачем? Она мне не доверяет? – улыбка сползла с его лица.
– Нет! Что ты! Просто, она хочет тебе помочь, то есть нам.
– Если бы это было возможно! Был бы хоть шанс из тысячи, я бы его обязательно использовал! Не могу представить, что придется вернуться в лес и доживать свою унылую жизнь без тебя. Знаешь, Мариш, я бы всю ее променял на один день нормальной человеческой жизни с тобой, – вздохнул он. Она наклонилась к нему и поцеловала:
– Почему-то я верю, что у тебя будет этот шанс…
Глава 18.
Он обнял ее, прижал к себе крепко-крепко, а она и не собиралась сопротивляться. Мощная магнетическая волна, исходящая от его тела, мгновенно затянула Марину в своё энергетическое поле, словно в омут и, не давая вынырнуть и опомниться, закружила и понесла в такие глубины, из которых и выныривать не хотелось. «Боже мой! – думала она, – как притягивает меня этот человек. Это какая-то магия. Неужели все оттого, что он оборотень?» Но страха не было, вернее, был – страх потерять любимого. Потом, мысли исчезли, все поглотило огромное чувство любви и блаженства. Тонкая ткань простыни, разделявшая их, не могла служить преградой, и только путалась в ногах. Его руки были сильны и ласковы, а губы настойчивы и требовательны. Он, словно, путник, заплутавший в пустыне, доселе томимый жаждой, припал к вожделенному источнику, и никак не мог напиться. А влюблённая девушка готова была утолять его жажду сколько угодно. Когда, они уставшие, но счастливые, откинулись на полке, Марина испугалась:
– Что же мы делаем-то, Петенька, вдруг это тебе может навредить?
– Мне может навредить бездействие, я не хочу напрасно терять ни минуты. Как ты меня назвала: «Петенька»! Так только мама называла. Я абсолютно счастлив, любимая моя и, практически здоров!
– Пора, скоро утро, – с сожалением произнесла Марина, проводя пальцем по его непривычно гладкому подбородку и, всё не могла налюбоваться.
– Да-да, конечно, что-то я увлекся. Давай бабушкино чудо-зелье, спится с него крепко, я так раньше никогда не спал. В лесу все время надо быть начеку, а то какой-нибудь охотник пристрелит еще, – неудачно пошутил он.
– Кошмар, с этим надо что-то делать, так жить, по-звериному невозможно! – возмутилась Марина. Петра начало клонить ко сну, она чмокнула его в гладкую щеку, ямочку на подбородке и потихоньку вышла.
Осторожно, стараясь не шуметь, Марина пробралась в дом. Каково же было изумление, когда ее встретила бабка Матрена, в полной амуниции, готовая к выходу.
– Ну, бабуля, ты меня и напугала! Я думала, ты спишь, крадусь тихонько, чтоб не разбудить, а ты уже собралась куда-то.
– Я к Федору Гаврилычу собралась, хочу узнать кое-что про Николая Савина. Сдается мне, что Петруша по его долгам расплачивается.
– Опять меня дома оставишь? – надулась Марина.
– Ладно, сейчас Пеструху в стадо выгоним, курам дадим и поедем, Михеич, наверное, запрягает уже. Сегодня путь не такой дальний, после обеда вернемся.
– Ура! Спасибо, бабуля, я мигом! – и Марина побежала переодеться.
Глава 19.
Только выехали за деревню, как девушку сморило и, устроившись в сене, разложенном на телеге, она уснула. Проспала всю дорогу, и проснулась только, когда приехали на кордон к лесничему. Федор Гаврилович был дома, принял гостей с радостью:
– Какими судьбами, Матрена Васильевна, к нам пожаловали. Да не одна: Матвей Михеич, ясное дело – водитель кобылы, а что это за красавица с вами?
– А это внученька моя, Евдокии внучка, Мариной звать. Из Москвы погостить приехала, – гордо заявила бабка Матрена.
– Ну, раз такое дело, тогда чай пить будем, с медом липовым, -
пригласил гостей в дом Федор Гаврилович.
Марина с восхищением разглядывала лесничего. Вот уж волшебный персонаж из сказки: здоровый мужик, лет семидесяти был почти на две головы выше деда Матвея, а бабка Матрёна по сравнению с ним выглядела, вообще гномом. Кудрявая седая, а скорее белая голова, как у деда Мороза и по контрасту тёмно-рыжая окладистая борода делали Фёдора Гавриловича каким-то невзаправдашним персонажем, а не реальным человеком. Весёлые серо-зелёные глаза великана светились добром и радостью! Могучую спину прикрывала бордовая стеганая жилетка, по краям которой торчал какой-то мех, накинутая на рубаху-косоворотку на выпуск, образ завершали широкие полотняные штаны, заправленные в сапоги, как и у деда Матвея.
У лесничего была просторная светлая изба, похожая настроением на него самого: золотистые брёвна изнутри ничем не были обшиты, огромные оленьи или лосиные рога, Марина в этом не разбиралась, бросались сразу в глаза при входе в горницу. Вся мебель была такой же светлой, самодельно-грубой, но очень гармоничной для этого хозяина, а посередине горницы располагался широкий стол, застеленный яркой в цветах скатертью. В центре возвышался шикарный медный самовар, такой начищенный, хоть глядись в него. Хозяин вышел в сени и принес настоящий бочонок, только маленький, открыл его, и оттуда разнесся волшебный аромат настоящего липового меда.
– А еще варенье есть, земляничное, сейчас подам, – хлопотал радушный хозяин. Гости, тем временем, разместились на широких скамейках, поближе к самовару.
– Ты уж извини, Федор Гаврилыч, мы по делу приехали, – внесла ясность бабка Матрена.
– Понятно, кто ж такую даль без дела потащится. А дело-то, серьезное?
– Серьезное, и непонятное.
– Ну, тогда и я сейчас, чего посерьезней, приготовлю.
И на столе, как по волшебству, стали появляться сибирские яства: блюдо со студнем, вяленое мясо, хрустящие малосольные огурчики, не обошлось без штофа с домашней клюквенной настойкой. И вскоре, венец творенья – мелкие сибирские пельмени подоспели.
– Гаврилыч, ты прямо, как на свадьбу накрыл, – восхитился дед Матвей, искоса поглядывая на запотевший штоф.
– Так не часто меня такие гости посещают, можно и отметить слегка, – развёл руками хозяин.
Марина с восторгом разглядывала всю эту красоту, и ей казалось, что она в сказке, а на столе раскинута волшебная скатерть-самобранка. Принялись угощаться, все было таким вкусным и настоящим! Хотя Марина у бабки Матрены уже привыкла к натуральной аппетитной еде, но все еще продолжала удивляться новым вкусам. Попробовала она и клюквенную настойку – просто волшебство: яркий рубиновый цвет, натуральный аромат, терпкий вкус ягод, – так и выпила стопку до дна, внутри, сразу разлилось приятное блаженное тепло.
– Ты, смотри, Гаврилыч, внучку мне не спои своей знаменитой настойкой, – шутливо пристрожила хозяина Матрена.
– Что ты, Матренушка, от моей настойки только польза одна, сама знаешь! – начал заступаться за свое произведение лесничий.
– Хороша штука, Гаврилыч! Только у тебя такую прелесть и попробуешь! Ты на это дело мастак! – нахваливал дед Матвей. Хозяин от этих слов расцвел.
А Марина не могла налюбоваться на лесника, смотрела на него, а рот сам расплывался в детской улыбке, как будто и впрямь деда Мороза увидела, и будто ждала от него чуда, как в детстве. Вообще, с того момента, как коренная москвичка попала в Калиновку, ей казалось, что она в каком-то месте перешла невидимую грань между реальностью и сказкой, и пребывает сейчас в волшебном мире. В нём, возможно, всё, и никогда не ведаешь, чего ждать в следующий момент. Весь её опыт прежней жизни был не в счёт. Здесь всё было по-другому…
– Я вот что-спросить-то хочу, – решила, наконец, перейти к волнующей теме Матрена, вернув Марину к проблеме, из-за которой они здесь оказались, – не знал ли ты, Фёдор, Николая Савина – охотника из Макаровского. Дело давнее, лет двадцати тому назад. Может, вспомнишь такого?
– Фу, Матрена, ты мне весь аппетит испортила! Я этого мерзавца, не то, что за двадцать лет, за всю жизнь не забуду! – рассердился Гаврилыч.
– Чем же он насолил-то так тебе, Федор? – пытала Матрена, а Марина навострила уши.
– Я такого жестокого человека, среди охотников не встречал никогда! Бил зверя надо и не надо, удовольствие от убийства получал! Сколько я на него дел заводил, жаловался, куда только можно, но он был неуязвим. Покровителей имел сильных, конечно, кому меха нужны, кому шкуру медвежью на пол кинуть. Да еще поговаривали, золотишко у старателей с прииска скупал помаленьку, откупиться мог от любого обвинения, так, что я ему не закон. У него свой закон был, по которому, все дозволено. Мое терпенье лопнуло, когда он медведицу завалил, а медвежат маленьких в лесу погибать бросил – это, как раз в его духе было. И собрался я над ним свой суд учинить, подготовился, думаю: «Дай, только встретиться в лесу, пристрелю, как собаку!» Но не успел грех на душу взять, что-то там у них случилось, и уехал он в город с семьей. Потом, мужики говорили, что опять видели Николая в наших лесах, но мне он больше не попадался. А тебе-то, Матрена, почто этот гад?
– Да вот, сынок его объявился, так и вспомнилось, – навела туману бабка Матрена.
– Тоже охотник, что ли? – насторожился Гаврилыч.
– Да, вроде нет.
– А давайте, выпьем за мир во всем мире, – вывел Матрену из сложного положения, сам того не понимая, дед Матвей.
Посидели еще, вспомнили былое, даже песен попели и чаю напились с липовым медом и земляничным вареньем, в общем, уважили гостеприимного хозяина и, наконец, засобирались домой.
– А приезжали-то зачем? – вспомнил, вдруг лесничий.
– Так тебя проведать, Федор Гаврилыч, давно не виделись, – успокоила его Матрена, усаживаясь на телегу.
– А-а, – протянул удивленно хозяин, – спасибо, еще приезжайте!
– Непременно приедем!
– Ну, Милка! – слегка шевельнув поводьями, прикрикнул на свою лошадку дед Матвей, и двинулись в обратный путь…
Глава 20.
Дорога назад была долгой. Каждый думал о своем. Телега мерно покачивалась на кочках. Марина лежала на сене и смотрела в голубое небо. Такого простора и яркой, можно сказать васильковой синевы, раньше ей видеть не приходилось. А может, просто не выпадало случая, вот так никуда не спеша поднять голову. И глядеть, не отрываясь, в огромное бездонное пространство. Какие тайны скрывает эта бездна? Зло наказуемо? Сын в ответе за поступки отца? Оттуда, из этой синевы, мы все, как на ладони, не спрячешься и ничего не утаишь. Можно даже себе не признаваться в ошибках, но бездна видит всё!
Бабка Матрена сидела на краю телеги, свесив ноги в длинной юбке. И то ли думала какую-то свою думу, то ли дремала. Дед Матвей, изрядно захмелев, от усиленного возлияния чудотворной настойки, лениво правил своей лошадкой, да тянул под нос, протяжную заунывную песню…
Вернулись, конечно, не к обеду, а гораздо позднее. Пеструха уже бродила по двору, флегматично пощипывая мелкую травку, самостоятельные куры забрались на насест. Бабка Матрена занялась коровой, а Марина пошла в избу. Наконец, бабушка вернулась с полным подойником и принялась процеживать молоко, а у Марины появилась возможность спросить то, что ее волновало:
– Бабуля, теперь мы знаем, что отец Петра был, мягко сказать, не подарок, и уверены, что его сын наказан за проступки, которых не совершал. Ну и что из этого? Как этим можно помочь Петру?
– Ты, Маришка, не торопи меня, дай подумать. Сейчас чайку попьем, а потом, и мысли появятся, – пресекла все вопросы бабка Матрена.
За столом молчали, напившись чаю, бабуля изрекла,
– Шуруй к своему подопечному, время подходит. Еду не бери, приведешь Петра сюда. Вставать ему можно. Только, приходите не раньше, чем через два часа, мне одной побыть надо, – и Матрена принялась сосредоточенно ходить по дому и выставлять на стол какие-то подозрительные предметы, не обращая внимания на внучку. Перед уходом Марина заметила на столе толстую восковую свечу, комок меха, принадлежавшего некогда животному, пучок сухой травы, глиняную чашу и ещё какие-то непонятные штуки, видно неотъемлемые атрибуты предстоящего, только Матрёне ведомого таинства. Девушка хотела, было, задержаться и посмотреть, что будет дальше, но Матрена ее выпроводила:
– Иди, иди, тебе не надо здесь быть, и крикнула вслед, – не раньше, чем через два часа! – Марина окончательно заинтригованная, отправилась к Петру…
Он ее уже ждал:
– Ну, что же ты так долго не шла? Я заждался! – он нетерпеливо обнял ее
и принялся целовать, иногда прерываясь и нашёптывая в ухо всякие милые словечки.
Марине было безумно приятно, но у неё все никак не шли из головы приготовления Матрены к какому-то подозрительному ритуалу. Петр почувствовал ее настроение:
– Что-то случилось?
– Нет, все в порядке, бабуля велела часика через два пожаловать домой на ужин. Кстати, тебе можно вставать.
– Мариш, а пойдем на реку, я искупаться хочу, мочи нет!
– Так, что же ты в бане не искупаешься, воды-то полно.
– Нет, я на речке привык, люблю простор, чтоб воды много было…
Огородами спустились к реке. Светила полная луна, и вода поблескивала неровной рябью в ее тусклом свете. Петр скинул свои солдатские брюки и с разбегу кинулся в прохладную воду. Его мускулистое тело, почти не разбило водной глади и вошло плавно, без брызг. Какое-то время, Марина напряженно вглядывалась в черное пространство, в поисках его силуэта, а когда уже начала отчаиваться, он вынырнул совсем рядом и протянул ей несколько белых кувшинок.
– Петенька, красота-то, какая! А где ты их нашел?
– У того берега заводь, там и растут. Мариш, а хочешь искупаться? Вода совсем не холодная! – радостно предложил он, смешно отряхивая воду с волос и обдавая Марину россыпью брызг. Она медлила, но потом, сдалась на уговоры, отбросив стыдливость, скинула с себя одежду и стала осторожно спускаться в воду. Ее кожа в лунном свете мерцала мраморной белизной, и влюбленный мужчина невольно залюбовался изящными формами.
А она уже сомневалась в правильности своего опрометчивого поступка, вода оказалась просто ледяной. Но Петр, почувствовав ее сомнения, не дал опомниться и, потянув за руку, увлек в воду. Погрузиться без визга не получилось, Марина шутливо отбивалась, но он прижал ее к себе, обнял сильными руками, и сквозь холод воды, она ощутила горячие токи, исходившие от его тела. Вмиг успокоившись, она почувствовала мощную энергетику влюблённого мужчины, а он, не давая опомниться, целовал её в шею, ключицы и обнажённую грудь.
Странные немыслимые ощущения зарождались где-то в глубине её тела: с одной стороны, ледяная вода охлаждала снизу, а с другой пламя, разгоравшееся на теле ожогами его поцелуев, будоражило так, что темнело в глазах. Разбираться в этом не было сил, девушка просто отдалась страстному порыву, который буквально сносил их обоих. Петр поднял Марину на руки, и она каким-то естественным движением обвила его талию ногами, сильные руки мужчины и вода помогали ей держаться на плаву, они слились в единое целое, так что никакая сила не смогла бы их разделить…
Мгновения таинства страсти в слиянии с природой, показались Марине вершиной человеческого счастья. Петр, тяжело дыша, наконец, разжал объятия, и девушка опустилась на водную гладь и поплыла. Ее охватило доселе неведомое первобытное чувство свободы. Кругом лес, темная река, спящая деревня, рядом любимый человек, еще более первобытный и свободный. И только мудрая молчаливая Луна была свидетельницей этого порыва. Петр догнал ее, какое-то время, они, молча, плыли рядом. Он оказался прекрасным пловцом, движения его были естественны и непринужденны, он словно гигантская рыба, плавно рассекал воду, не чувствуя напряжения и усталости…
Глава 21.
– Мариш, пора возвращаться, ты озябла уже, а мы сильно отдалились от нашего места.
Они повернули, двигаться против течения было тяжелее, и Марина стала быстро уставать, но о том, чтобы выйти на берег, не было и речи – с обеих сторон реку окружал густой кустарник. Петр, поняв, что девушка выбилась из сил, предложил, – цепляйся за шею и держись, – так они и доплыли: она у него на спине, словно на дельфине. Казалось, Петр совсем не уставал, со своей ношей он двигался по-прежнему легко, его тело согревало Марину, несмотря на холод воды, а близкий телесный контакт снова и снова будоражил воспоминания о недавнем страстном порыве. Когда показалось знакомое место, а под ногами нащупалось дно, он легко взял ее на руки и вынес на берег.
Мокрое тело вмиг обдало прохладным ночным воздухом, и Марина покрылась мурашками, а зубы стали выбивать ритмичную дробь. С трудом, натянув, прилипающую одежду, они быстро припустили домой…
Добежав до крыльца, Марина вспомнила бабушкин наказ, не возвращаться раньше, чем через два часа. Но никак не могла сообразить, сколько прошло времени с ее ухода.
– Ты, Петенька, подожди меня здесь, а я погляжу, как там дела у бабули.
Петр присел на ступеньку крыльца, а она босиком бесшумно стала пробираться в сени. В избе было тихо, и Марина уже протянула руку к двери, как вдруг ей почудилось, будто бабка Матрена с кем-то разговаривает. Девушка сосредоточилась и попыталась разобрать слова, но понять ничего не смогла. Только по тембру чувствовалось, что голос мужской, низкий и скрипучий. Девушка замерла, не в силах покинуть свой пост, почему-то подумалось, что именно сейчас решается судьба Петра. В этот момент, совершенно отчетливо она услышала слова ночного гостя:
– Все, старуха, это последнее мое слово. И запомни, если у медведя родится ребенок, он потеряет человеческую сущность окончательно. –
К горлу подкатил ком, а сердце сжалось, как от боли, – Прощайте, надежды на счастье, – с этой горестной новостью она вернулась к любимому.
– Мы пришли рановато, у бабули гости, – прошептала она и, взяв его за руку, увела подальше от крыльца.
– Марина, ты все никак не можешь согреться, у тебя руки дрожат, – волновался Пётр.
– Я и забыла, что мокрая, просто сейчас там, в доме находится хозяин твоей судьбы. Он сказал, что тебе нельзя иметь детей, иначе ты навсегда останешься медведем, – всхлипнула она.
– Что ж ты сразу-то не сказала, я давно хочу с ним встретиться! – и Петр рванул обратно к крыльцу.
– Постой, туда нельзя! Бабуля не велела! – Марина старалась удержать его за руку, но силы были не равны. В это время, открылась дверь, и вышла бабка Матрена:
– Чем вы тут занимаетесь, марш в дом! Сейчас всех соседей перебудите!
– усталым голосом добавила она.
– А как же ночной гость, ведь он еще не выходил, или нам к нему можно? – осторожно полюбопытствовала Марина.
– Ушел гость! Айда в дом, парня кормить надо, а то совсем отощает, ты его одними разговорами потчуешь.
– Как он мог уйти? – не унималась внучка, – мы около крыльца стояли, никто не выходил.
– Этому гостю двери не нужны, для него нет стен и преград. А ты, Петруша, что пригорюнился?
– Не успел я, хотел спросить его, как мне человеком стать?
