Юлиан Климович
Странная история Федьки Грехова, случившаяся с ним, когда он пробрался в заколоченный подвал своей родной школы
– Че, в натуре думаешь скоро наступит? – Федька залпом ополовинил кружку.
– По радио так говорят и по телевизору. Вот, например, – и она стала загибать пальцы на руке перечисляя, – через три года говорят отменят карточки на промтовары, через пять лет обещают субботу сделать выходным днем, через пятнадцать очистить Америку от капиталистов, а это мне будет уже пятьдесят шесть, самый раз внуков нянчить. – Она улыбнулась, поправила домашнюю косынку, встала и начала мыть посуду.
– Ладно, я спать пошел, – он направился в туалет.
Сегодня утром ему жутко хотелось спать, поэтому рассматривать квартиру он не стал. Теперь же, сытый и выспавшийся он с интересом изучал свое жилище в этом мире, где жил какой-то другой Федька, который верил в коммунизм.
Совмещенный санузел оказался небольшим, как все в квартире. “Ну хотя бы теплый, и не вонючий, как наш во дворе”, подумал Федька осматривая чугунную ванну на ножках с пожелтевшей эмалью, белый унитаз и возвышающийся над ним на длинной трубе много раз окрашенный сливной бачок с язвами ржавчины и фаянсовой ручкой на металлической цепочке сбоку. Темно-коричневая напольная плитка кое-где сломана. На больших гвоздях, вбитых в окрашенные в зеленое местами облупившиеся стены, висел оцинкованный таз, детская ванночка и стиральная доска. Душевой шторки, как у Серого в квартире не было. В бассейне, куда они ходили в прошлом году на уроки физкультуры, душевые и туалет выглядели значительно лучше, чем эта казенщина. Даже мыло оказалось хозяйственным, а не туалетным с запахом жасмина как у него дома. Осмотрев санузел, Федька зашел в единственную комнату. Телевизора у них не было, смотреть наверное ходили к соседям по площадке. Зато на подоконнике возвышался большой трехпрограммный приемник. Двуспальная материна кровать, зажатая большим шифоньером, стояла торцом к окну, который отделял ее от остального пространства комнаты. Федькина кровать с железной панцирной сеткой стояла параллельно материной у противоположной стенки. В углу над ней висел складной триптих с изображением Ленина, Сталина и мужика в пенсне, а перед ними горела лампадка. На подвинутом вплотную к окну когда-то полированном столе лежали учебники, тетрадки и зеленым грибом возвышалась настольная электрическая лампа. На окне висели белые ситцевые занавесочки в редкий синий цветочек. “Не, у нас побогаче будет”, – вспоминая обстановку их дома, усмехнулся Федька и нажал кнопку “Вкл” на приемнике.
Из динамика вырвался какой-то марш. Мужской хор пел под духовой оркестр. “Не, это х…йня, сейчас что-нибудь интересное найдем”, – он переключил на вторую программу. Здесь шли новости. Бодрый женский голос рапортовал о собранных рекордных урожаях пшеницы и картофеля. “Битва за урожай закончилась полной и безоговорочной победой колхозов на всей территории ССКР от Бреста до Владивостока. Также хороших результатов достигли колхозы стран членов СЭВ – Франции, Швеции, Германии, Польши, Чехословакии, Венгрии. Из-за сильной засухи не выполнили коммунистический план: Испания, Италия, Греция, Болгария. Остальные страны, входящие в “Союз экономической взаимопомощи” в целом достигли намеченных плановых показателей. Швейцарские сыровары разработали технологию изготовления нового скороспелого сыра – “Ленинский Высокогорный”. Сыр изготавливается из молока коров, которые пасутся на лугах, где когда-то ходил и творил Владимир Ильич Ленин. Верфи в Ленинграде, Северодвинске и в Комсомольске-на-Амуре приступили к созданию ядерных подводных лодок с титановым корпусом, способных нести тактическое ядерное оружие. Как подчеркнул в своем выступлении на закладке атомохода на верфи имени Великого Сталина министр иностранных дел ССКР товарищ Шеварнадзе: “Это грозное пролетарское оружие поможет американскому, британскому, индийскому трудовому народу повесить своих угнетателей-капиталистов на их собственных шелковых галстуках, и тем самым освободиться от многовекового нечеловеческого ига капитала”.
“Как это они освободятся при помощи наших ядерных ракет с подводных лодок?”, – Федька ничего не понял из сказанного бодрой радиодикторшей. “Че за порожняк они гонят ваще?”. Он порылся на столе и достал учебник географии. Читать он не собирался. Просто он хорошо помнил политическую карту мира, висевшую в кабинете географички, и сейчас хотел проверить что произошло со странами. На развороте красовалась карта, состоящая из двух полушарий. На ней красным цветом были обозначены все страны, кроме Американского континента, Британии и Индии, которые были закрашены серым. Границы ССКР включали в себя территории Монголии, Ирана и Турции, Китая – Кореи, Японии, Тайваня, Австралии. В составе Индии находился Пакистан. “Дела…”, – почесав затылок протянул Федька. “Да они тут и вправду идут к полной победе коммунизма, не то что мы распи…дяи”. Он бросил учебник на стол. В комнату вошла мать.
– Уроки учишь? Молодец, – она одобрительно посмотрела на сына.
– Ну, в натуре, завтра географичка спрашивать будет. Мать, а мы че всех захватили, да?
– Мы никого не захватываем, ты неправильно говоришь, Феденька. Включи третью программу, там сейчас начнется радиопостановка не помню по какому автору, но очень интересно. Ты вот не слушаешь, а зря, тогда бы меньше глупых вопросов задавал.
Федька переключил на третью программу, разделся и с разбега бухнулся на кровать. Затем быстро залез под одеяло и стал слушать.
– Ми нэсем свет самого справэдливого учения миру. Нам тэжело, но это врэменно. (Твердый голос с кавказским акцентом).
– Вы совершенно правы, Лаврентий Павлович. (Немного неуверенно звучащий голос).
– Вот ви, Гэоргий Константинович, готовы отдать жизнь за свэтлые идэалы коммунизма.
– Конечно, Лаврентий Павлович… (Голос стал заискивающим).
– Это был нэ вопрос, это было утвэрждение. (Раздался одобрительный смех героя с кавказским акцентом, к которому секунду спустя присоединился второй). – Я вот что подумал, как завэщал нам вэликий Иосиф Виссарионович, нэльзя останавливаться на полдороги, надо идти дальше и как можно бистрее. Конэчно, война с гитлеровской Гэрманией отняла у нас много сил, одних погибших на фронте более сорока миллионов, столько же жизнэй отдано в тылу ради Вэликой победы. Но мы дошли до Ла Манша! Вы, Георгий Константинович, сбросили в море остатки фашистских мэрзавцэв. Тэпэрь, когда мы имэем атомную бомбу, мы можэм диктовать условия амэриканцам. Да, эти капиталистические твари сидят у сэбя за окэаном и думают, что мы их нэ достанем. Они ошибаются.
– Да, Лаврентий Павлович. Но пока нам не хватает средств доставки. Мало самолетов, ракет, подводных лодок. Вы лучше меня знаете, что мы потеряли порядка тридцати миллионов в миротворческой операции по присоединению Турции и Ирана.
– И все эти гэрои воскрэснут, когда мы водрузим вэликое знамя коммунизма на всей планэтэ! К нам вэрнутся вэликие Лэнин и Сталин!
– Совершенно верно, Лаврентий Павлович, но сейчас нам катастрофически не хватает рабочих рук и технически грамотных голов, чтобы сделать не только количественный, но и качественный рывок в оснащении армии.
– Когда мы полэтим в космос, тогда мы сможэм оттуда бомбить амэрику.
– Но пока у нас не хватает ресурсов, Лаврентий Павлович!
– Ви очэнь нэправильно говорите, Гэоргий Константинович. Я …
Федька повернулся к стенке лицом. Несмотря на то, что он спал днем, его начало клонить в сон после сытного ужина.
– Мать, а ведь Жуков герой войны с фашистами?
– Нет, сыночек, он оказался врагом народа, на его руках кровь десятков миллионов героев, которых он специально бросал почти без оружия на фашистов. Наша промышленность производила много танков, самолетов, автоматов, а Жуков нарочно задерживал снабжение армии, чтобы обескровить советский народ. Он оказался американским и японским шпионом.
– А Лаврентий Павлович это кто?
– Лаврентий Павлович Берия третий наш руководитель и апостол, который продолжил дело Ленина и Сталина. При нем мы первыми полетели в космос. Именно в первом своем полете Гагарин увидел души героев, которые наблюдают за нами и ждут воскрешения после того, как мы установим коммунизм на всей земле.
– А я и забыл, что Жуков предатель, – зевая протянул Федька.
Он заснул и не услышал, как мать встала, сделала радио тише, поправила его сползшее на пол одеяло. Потом немного постояла что-то шепча перед ликами трех апостолов, по-пионерски отдала салют и легла спать.
В шесть утра заиграл гимн Советского Союза. Мать встала, выключила радио и, накинув на пухлые плечи сверху старого домашнего халата отцову душегрейку, пошла на кухню.
Еще час она не будила сына, который спал сном праведника под коммунистическим триптихом. Когда солнце начало своими прохладными осенними лучами нерешительно залезать в комнату, она закричала из кухни: “Феденька вставай, кушай и в школу!”. По квартире уже разносился кисловатый запах яичницы на пережаренном топленом масле.
Федька проснулся. Что-то ему снилось, но что именно он припомнить не мог. Сначала Федька даже не понял кто он и где. Голос матери и обстановка комнаты вступали в жесткое противоречие. Еще немного полежав, он вспомнил где находится. В детстве и юности часто проваливаешься в сон так, что после пробуждения не сразу возвращаешься в реальность. “Бля, это я все еще в этом ё…аном мире”, – с тоской констатировал Федька, оглядев из под одеяла комнату. “Вот здесь в натуре концлагерь какой-то”, – подумал он, вспомнив фильмы про Великую Отечественную Войну, которые он время от времени смотрел у Сереги по цветному телевизору. Он частенько заваливался к нему на хату, когда родаков не было дома. Кроме телека, у Серого был большой холодильник, а в холодильнике всегда имелся классный хавчик: гречневая каша с тушенкой или жаренная картошка с мясом, оставшиеся с ужина. “Пойдем, похаваем”, – тоном не подразумевающим отказа, предлагал Федька, завалясь к Серому домой часов в 10 утра. В половине второго перед началом уроков он сыто отрыгивая выходил из квартиры, а Серый закрывал дверь ключом, висевшим у него на шее. Родители Серёги не возражали против этой дружбы. Федька единственный, кто водился с ним, поэтому они часто сами приглашали его в гости, лишь бы у сына был товарищ, который защищал бы его от борзых младшеклассников. И Федька действительно оберегал Серого от наезда младшаков и даже середняков-беспредельщиков, конечно если они были слабее. В школе все знали, что Дума тащится с Федькой Грехом и не трогали его. Старшаки занимались своими делами и Грех с Думой совсем не интересовали их.
– Ну где ты запропастился?
– Я сейчас, – прокричал Федька из кровати.
Федька не стал надевать домашние трикошки, а сразу оделся в школьное. Ненадолго задержавшись в туалете, он зашел на кухню в несвежей белой рубашке, со съехавшим куда-то под ухо пионерским галстуком, форменных заглаженных до блеска темно-синих брюках и пиджаке с алюминиевыми пуговицами.
– Давай жрать.
Федька посмотрел на старые ходики над столом. Времени до начала уроков оставалось сорок минут. Идти ему минут семь от дверей до дверей. Значит полчаса на завтрак есть. За это время можно до китайской границы добежать и обратно вернуться, как говаривал его отец. Короче, времени полно.
– Мать, мне надо сегодня рубль двадцать сдать на следующую неделю на обеды сдать.
– Это как же, Феденька? – мать в недоумении смотрела на сына. – С каких пор мы должны платить за школьные обеды? Вам Людмила Георгиевна сказала?
– Да нет. Это я спросонья что-то напутал, – начал оправдываться Федька, в очередной раз проколовшись.
Он хотел как обычно: двадцать копеек потратить на курево, а на рубль сыграть на деньги в "пристенок", в котором он считался если не лучшим мастером в школе, то одним из. Правда Генка из девятого класса все время у него выигрывал. Один раз Федька просадил ему без малого пять рублей, самый крупный выигрыш с четырех человек за три часа непрерывной игры. И ведь знал, что обязательно проиграет, но отказаться не мог. Один из старшаков, наблюдавших за игрой, приказал проигравшему семикласснику сбегать за Генкой, чтобы тот показал класс. И Генка конечно показал с удовольствием, забрав с Федькиным выигрышем его собственные сорок копеек. Заняло у него это не более двух часов, в течение которых в торце школы, где шла игра, собрались почти все пацаны из средних и старших классов. Старшаки курили, спорили, бурно комментируя и подсказывая то Генке, то Федьке. После этого случая Федька мечтал взять реванш, вот также принародно его победить, выиграв крупную сумму, которую никто не имел права отобрать, поскольку выигрыш – дело святое, неприкосновенное. Пожалуй это была его самая большая мечта в данный момент времени.
