Юлиан Климович
Странная история Федьки Грехова, случившаяся с ним, когда он пробрался в заколоченный подвал своей родной школы
Не думал Федька, что так быстро вернется сюда, но судьба распорядилась иначе. “Ладно, х…ли ссать, сейчас холостыми пальнем и разбежимся”, – успокаивал он себя. “За что, в натуре, Серегу стрелять, он же богом обиженный. Главное он про меня ничего не признался. Молоток, Серый. Не зря я с ним дружил. Черт, какой “дружил” нах…й!”, – поправил себя Федька, – “Дружим, так правильнее будет. Не думал я что у них все так по-деловому устроено. Никакой тебе канители со следствием, судами, ху…кс и готово, даже родителям не сообщили видимо”.
Когда входная дверь хлопнула за спиной, навалилась вдруг на Федьку тоска такая, что хоть волком вой. Видать что-то внутри сломалось или наоборот выправилось. Стало ему тошно нестерпимо от предательства своего, трусости, беспросветности и безысходности жизни. Ведь единственного друга своего сейчас расстреляет и останется один непонятно для чего живущий в чужом мире, потому как не может он верить в воскрешение после наступления мирового коммунизма, поскольку воспитывали его атеистом, как всех советских ребят в его мире, и коммунизма он хлебнул так, что на всю жизнь изжога останется. Есть еще конечно мать, но что она понимает в его жизни, кроме своей собственной любви к нему. Серега верил ему, шел за ним. До самой казни не выдал. И не выдаст.
Они прошли по коридору, повернули направо и оказались в ярко освещенном помещении прямоугольной формы примерно десять на двадцать метров. Единственным предметом мебели оказался стоящий возле входа железный шкаф. В проушинах дверок висел амбарный замок. Серегу отвели и поставили к дальней стенке. Напротив выстроились шесть человек из их класса. Все, кроме Федьки сами изъявили желание участвовать в казни. Военрук открыл замок. Это оказался оружейный шкаф. Он выдал всем по автомату и рожку с патронами. Патроны были с пулями. “Боевые”, – не поверил своим глазам Федька. Он до последнего надеялся, что они будут стрелять “холостыми”. Эдик и второй конвойный по команде военрука подошли к расстрельной команде, вставили рожки, перевели в режим стрельбы одиночными выстрелами, сняли автоматы с предохранителей.
Надежда Михайловна зачитала приговор. Серега стоял лицом к ним, но обиженно смотрел в сторону. У него с губы свисала прозрачная нитка слюны. Военрук скомандовал товсь. Все пацаны вскинули автоматы и прицелились. В наступившей гробовой тишине раздалась команда “Пли!”. Не целясь Федька нажал на курок. Серегу сначало отбросило на стенку, потом он медленно сполз по ней вниз.
Руки и ноги тряслись, рубашка промокла от пота, сильно тошнило. Федька с трудом дошел до дома. Нащупал в кармане пачку сигарет. Закурил. Вырвало прямо на кроссовки. Скомкал пачку и выбросил. Пришел домой и залез в горячую ванную. Озноб бил, не отпускал. Часа через полтора пришла мать. Она заглянула в открытую дверь ванной.
– Феденька, что с тобой случилось? – мать с недоумением смотрела на неподвижно сидящего в ванной сына. Потрогала воду. – Святые апостолы, да она же еле теплая! Быстро вылезай, ты же закоченел совсем. – Она сняла с гвоздя полотенце и накинула на вставшего из воды Федьку. – Так что случилось, двоек много получил?
– Я Серого расстрелял.
– Как это? – мать в ужасе села на край ванны, Прижала руки к груди.
– Мы с ним как всегда решили своровать коржики из буфета. Его поймали. Я отмазался. Его объявили врагом народа и расстреляли в подвале школы.
Лицо матери вдруг стало строгим. Какая-то мысль вдруг пришла ей в голову.
– Вы вместе, говоришь, воровали? – глаза ее сузились.
– Ну я его подговорил как всегда, а он пошел, – не заметив перемены в настроении матери, подтвердил Федька.
– Одевайся и пошли, – неожиданно жестко скомандовала мать.
– Ты чего? – все еще не понимая спросил Федька.
– Ты враг народа, понимаешь ты это?
– Да не, я пошутил. Я опять все придумал про воровство. Серый сам все придумал и сделал.
– Зачем ты врешь, Федор? Сергей до такого сам додуматься не мог. Ты правду сказал. Ты его под казнь подвел. Грех страшный совершил: на воровство подбил, человека возможности в коммунизме пожить лишил, предал, убил. Нет тебе прощения. Одевайся, пойдем в райком.
– Мама, не надо…
Расстрельную команду повторно собрали в течение часа. Надежда Михайловна с удовлетворением зачитала приговор.
Очнулся он в полной темноте. Знакомо пахло прелой землей, пылью и железом. Саднил затылок, которым он ударился, когда видимо упал в обморок. Он встал и на ощупь пошел к выходу. Федька уже не боялся и знал куда идти. Через щель он вылез наружу. Вдохнул знакомый запах поздней осени густо замешанный на дыме топящихся печек. Рядом вяло брехали собаки. Попыхивая папиросами и о чем-то матерно вполголоса переговариваясь, вдоль высокого почерневшего от времени забора из сколоченного внахлест горбыля, вниз по улочке прошли два мужика. Немного подуспокоившийся лай возобновился с новой силой, расходясь волнами по дворам.
