Юлия Боднарюк
Лучшее время
Глава 52
Лицо горело, палуба качалась под ногами в шторме, на который была неспособна Нева, а выпитое и съеденное во время застолья медленно подкатывало к кадыку. Короче, мне было хорошо и даже слишком, и чтоб это «слишком» хоть немного вернуть к норме, я улизнул из салона на палубу.
Канитель мелкого дождя все еще висела над рекой и ночным городом, и палуба смутно блестела, отражая огни поднятого крыла Троицкого моста. Держась за снасти и леера, я добрался до кормы и сел на мокрые доски, свесив ноги за борт. Вопреки опасениям, от вида густого пенного следа не укачивало, а резкий ветер быстро вышибал хмель из головы.
За спиной послышались шаги, и тут же рядом со мной плюхнулся Сашка. Узел его галстука уже сполз до груди, а на голове набекрень красовалась пилотка подводника. Все это вкупе с лохматой бутоньеркой придавало ему непривычно залихватский вид.
– Если ты решил протрезветь на моей свадьбе, то учти – я тебе этого не позволю. Держи, – Саня вытащил из-за спины непочатую бутылку рома. – Последняя. Уволок из-под носа сборища алконавтов, чтобы распить с одним. Или ты сюда пришел повисеть через борт?
– Не дождетесь, – я взял у него бутылку, свернул крышку и отхлебнул.
– Быстро все происходит, да? – спросил Саша, тоже сделав глоток. – Мне раньше казалось, некуда спешить, а тут оп-па! И мне почти 29, и 6 лет промелькнули как один день. Будущее всегда обманывает. Кажется далеким, а потом бац – и оно уже прошлое. А настоящее неуловимо, будто его и нет.
На волнах впереди пестрели блики – мы подходили к Дворцовому мосту.
– Как туристы, правда?
– Да, – кивнул Сашка. – Я сам себя сегодня чувствую туристом.
– Прощаешься?
– Прощаюсь, – Саня вздохнул, и отвернувшись, еще раз отхлебнул из бутылки. – Раз уж я пообещал, что я за ней и в огонь, и в воду, и в Сибирь, и в Цюрих! Хотя до зимы я вряд ли подорвусь… А пофиг! Выбор был, и я его сделал.
– А Оля совсем не хочет сюда перебраться?
– А ты бы перебрался из Швейцарии?
– Сюда бы я перебрался откуда угодно.
Я забрал у него бутылку.
– Давай выпьем за эту крепость! Знаешь, сколько гардемаринов, юнкеров, хиппарей, комсомольцев и прочих молодых болванов типа нас проплывали мимо неё под парусами, на веслах, на подводных крыльях. И кто-то из них наверняка клялся «Уеду я с этого болота!». И наверняка кто-то из этих клявшихся остался здесь до самой смерти. Странно… фактически, символ города – тюрьма. Попал сюда – и уже не забудешь, хочешь ты этого или нет. И я тоже 20 лет сижу на этой игле.
Мы сидели молча до самого моста Лейтенанта Шмидта, где катер делал поворот. С верхней палубы, где бесновалась потерявшая управление свадьба, долбили басы и кто-то звал Сашу.
– Невеста тебя потеряла.
– Не-а, она знает, что я здесь. Она займет всех. Нам ещё куролесить всю ночь. Можем посидеть.
Кораблик развернулся, и скоро над нашими головами снова проплыли торчащие к небу крылья Дворцового. По набережной скользили редкие машины.
– Так ты как думаешь, лучше уехать?
– Я не знаю, лучше ли. Но умнее – точно.
Саня рассмеялся, не очень весело.
– Надо ещё с «Фишкой» разобраться. Как тебе теперь твою долю переводить.
– Да брось ты! Фирма твоя, работать теперь тоже тебе.
– Один я бы никогда её не замутил. Духу бы не хватило. И сейчас пока не знаю, как буду справляться. «Фишке» теперь будет здорово не хватать тормозов и здравого смысла.
– Справишься! – махнул рукой Саня. – Ты справишься. Ты, знаешь, на что похож? На куклу-неваляшку. В детских садиках раньше такие были.
– Что, такой же пузатый и пустоголовый? – засмеялся я.
– Скорее наоборот! – фыркнул Саня, глянув на меня. – Но ты меня понял, думаю.
Стук каблучков и шорох платья выдал невесту.
– Вот вы где, братство Фингала! – Оля обняла нас обоих за плечи.
Если Сашку пред регистрацией кое-как закрасили и запудрили, то я, стерпев с десяток шуток о том, что свадьба ещё даже не началась, а свидетель уже весь в синяках, неожиданно почувствовал, как, оказывается, стал далек от тех, кто никогда в жизни с такой расквашенной рожей не ходил.
– Посиди с нами! – Саня кивнул головой на палубу рядом.
– Платье неохота пачкать.
– А ты его ещё раз собралась надеть, на следующую свадьбу? Садись ко мне на колени.
Она покачала головой.
– Я просто хотела вам сказать, что там строятся планы моего похищения. А вы тут так хорошо сидите, что меня успеют вывезти из страны. Хватитесь меня хоть через полчасика, ладно?
Она поежилась, стянула на груди куцую меховую накидочку. Не поднимаясь, Саня развернулся к ней, встав на колени, притянул её к себе. Оля присела рядом, и они замерли, то ли целуясь, то ли что-то тихо говоря друг другу.
Первые секунды отвлеченно наблюдавший за ними, я с опозданием (меня слегка тормозил ром) отвернулся и стал рассматривать дворцы на набережной. Хоть ребята меня лишним и не считали, я всегда в такие моменты стремлюсь прикинуться частью пейзажа.
Может быть, моя старая привычка вечно тихариться и скрывать любые свои отношения сыграла со мной грустную шутку – сейчас я понял, что совершенно не могу представить себя на Санином месте. А может, дело вовсе и не в привычке. Я так целовался – и, кстати, мне дико неудобно было тогда, – только на своей собственной свадьбе. Которая, кстати, была почти ровно год назад.
Я вспомнил об этом, ещё когда топтался в загсе за спиной Оли и косился на Сашкин затылок. Волосы на затылке слегка шевелились, что выдавало крайнюю степень возбуждения. Может быть, Саша хотел попросить регистраторшу говорить покороче, а может наоборот – смаковал эти минуты. В любом случае, его занимали другие мысли, нежели меня, когда год назад мы стояли в аналогичном заведении, только поменявшись местами. Я хотел спросить об этом Саню, но сообразил, что не нужно.
– Я помню, – заметил Саша, глядя в темную воду.
– Я уверен, что у тебя эта кампания будет гораздо удачней, чем у меня.
– Не жалеешь? – вдруг спросил Саня, и я понял, что вопросу тоже скоро сравняется год.
– Ни минуты.
– Правильно. Нечего тут жалеть.
В кармане глухо заурчал телефон.
– Кому я понадобился? – я полез за мобильником. – Да!
– Виталий Алексеевич? Добрый вечер, простите, что так поздно. Из полиции беспокоят, следственный отдел. Вам нужно будет подойти в понедельник для проведения голосовой экспертизы.
– Хорошо, приду, – я попрощался и отключился.
– Кто это?
– Менты будут проводить какую-то экспертизу.
– Как там вообще? На допрос тебя вызывали?
– Повторно – нет, но я в четверг до ночи там проторчал.
– И к чему все идет?
– Ну, обвинение им железно предъявят, если еще не предъявили, по нескольким статьям. Похищение, угроза убийством, уже даже не помню, как формулировка, в общем – умышленное ДТП, – я замолк.
– Ну?
– Да ничего. Думаю просто. Улик-то у них нет. Только наши показания, да заявление родителей Ксюши о её пропаже. Неизвестно еще, как они это все вывернут. Просто их адвокаты ещё не распелись.
– Ты не паникуй раньше времени! Наше дело – покидать подонков в окна, а уж искать улики против них – работа полиции. Единственное похищение, что меня волнует сейчас – это похищение моей невесты. Пошли отдуваться, а то ведь так хрен отдадут.
Он поднялся, отряхнул брюки, глянул на меня.
– Я только сейчас понял, какая это дурацкая традиция.
Глава 53
– А мне можно её посмотреть?
– Вообще-то не положено, – замялась следователь – совсем молоденькая, должно быть, даже младше меня.
– Пожалуйста. Ведь это мой видеорегистратор. И экспертиза это подтвердит, не сомневайтесь. Я должен знать, что произошло.
Минуту поколебавшись, она поставила передо мной ноутбук.
– А откуда он у вас?
– Костикова передала. В тот день, когда она вернулась из Калининграда, отправилась за ним на место аварии. Вернее, в ближайший поселок. Нашла и выкупила у местных мальчишек.
Она замолчала, но потом все же продолжила:
– Оттуда Костикова поехала к себе на дачу. Дом у неё стоит на отшибе, поэтому, когда она увидела из окна машину бывшего мужа, то видеорегистратор решила спрятать.
– Глупость какая-то. На что он надеялся, зачем вообще он ее похитил?
Следователь пожала плечами:
– Следствие покажет. По его словам, причина в том, что за три дня до этого Костикова через суд получила развод.
Я повернулся к ноутбуку.
– Смотрите. Хотя там надо слушать, а не смотреть.
Я нажал на «play». По экрану побежала дорога.
Следователь смотрела на меня с каким-то совсем не милицейским выражением в глазах.
– Я дам вам наушники.
Пустое Приморское шоссе. Вот эта машина – массивный «ниссан». Вот он вырывается на встречку, вот я ушел от столкновения и перед камерой замелькали летевшие под колеса камни, ветки и песок. Поваленное дерево на пути. Крик Ксюши. Удар со скрежетом и треском стекла, и все бешено завертелось, а потом остановилось. Но, как ни странно, видеорегистратор работал, запись все шла. Что-то темное загородило обзор. Эта тихая картинка держалась несколько минут, когда снова раздался хруст стекла и звук открываемой дверцы. Стало немного светлее. Через несколько секунд раздался его голос.
– Ты там жива?
Тишина.
– Не притворяйся, я вижу, что ты меня слышишь!
Тихий, словно бы и не Ксюшин шепот, будто выдох:
– Сволочь…
– Ты зря вот так рот раскрываешь, Ксения! Могла бы сказать, что ты меня рада видеть. А то ведь я сейчас все что угодно могу сделать. Могу бензина вам в салон плеснуть, хочешь?
Что-то глухо стукнуло о кузов. По звуку это и впрямь было похоже на канистру.
Тишина.
– Испугалась? Правильно. Жена да убоится мужа своего, так ведь? Не бойся, я этого не сделаю. Пока тебя не вытащу.
– Уходи. Я тебя прошу, уходи по-хорошему. Ты и так…
– Я поехал вас встречать, как раз успел. Я ехал за тобой, Ксюша. И уйду я только с тобой. Мы еще поговорим о том, что ты сделала, нам есть, о чем поговорить. Только…
– Убирайся!
– О, ты его ещё и защищаешь! А я бы вот не стал уводить чужую жену. Мне не нужно чужого. Но и свое я не отдам. Я сейчас вернусь, милая.
В салоне послышалась слабая возня, стон, пыхтение. Я расслышал один всхлип, бормотание: «Виталик, очнись…»
– А вот и я. Смотри, что нашел. Долго напрягаться не придется. Его счастье, что он в отключке. Я бы предпочел, чтоб он был в сознании.
– Помогите!!!
– Зря кричишь, с дороги все равно не слышно! Да и нет там никого. А теперь смотри!
– НЕ НАДО!!! – срывающийся в отчаяние, будто предсмертный крик пробил голову насквозь. В груди жгуче кольнуло, будто вонзили и тут же выдернули нож.
– Что «не надо», дрянь ты такая?
– Не трогай его. Он ничего не знал про тебя, клянусь!
– Чего он не знал?
– Что у меня есть муж, – глухо пробормотала она, тяжело дыша.
– Повтори последние четыре слова!
– У меня есть муж.
– Вот помни же об этом! Я не буду его кончать. При одном условии – ты сейчас едешь со мной, отзываешь свое заявление из суда и больше никогда – слышишь? – никогда не пытаешься со мной развестись. Само собой, молчишь обо всем. Если я узнаю, что ты ещё хоть раз с ним встретилась, то отвечать будет уже не он, а ты. Мне до тебя легче добраться.
Звук открываемой дверцы, возня.
– Это он тебя так пристегнул? Правильно, тебя так и надо держать. Давай, вылезай.
Ксюша тяжело охнула.
– Что у тебя с рукой, сломана?
– Не знаю…
– Тебе ещё повезло. А я был уверен, что он не увернется. Но хорошо, что так вышло.
Звук, кстати, видеорегистратор брал отлично. Он улавливал шумы, даже когда Ксюша и её бывший отошли от машины.
– Давай живее! Ты что, ранена?
– … – Ксюша тихо ответила, но слов было не разобрать.
– Может ему ещё баб сюда вызвать?
– …
– Не пойдёшь?! – он заорал. – Какого … ты опять отказываешься от своих слов?!
– …
– Обойдётся. Дорога рядом.
– … С дороги не видно машины, – Ксюша явно приближалась.
– Я его сейчас прикончу на хрен!
– Это последнее условие. Пожалуйста, Егор. Он, честно, не знал о тебе.
– Давай телефон. Его телефон. Позвоню я.
Снова шуршание в салоне. Я услышал, как Ксюша взяла в руку видеорегистратор. А потом второй голос -близко:
– Чего ты там копаешься, а?
Вот тогда-то она его и спрятала. Куда, я не понял, но очень быстро. Наверное, Ксюша надеялась, что его обнаружат те, кто надо. В первую очередь, я.
Снова громкая, близкая возня. «Да стой ты!». Потом он коротко пробормотал какую-то фразу, в которой я разобрал только слово «я». Потом глухой удар – видимо, он швырнул мобильник в салон, – и все смолкло.
Запись кончилась. Остался черный экран. Он дрожал и расплывался в глазах. Я загородил его – не хотел, чтобы юная следовательша заметила, что сеанс окончен, и подошла. Я пытался подавить душивший меня разбухающий ком в горле; старался, чтобы не тряслись плечи, но больше мне ничего не удавалось сделать. И я ещё долго слушал тишину в наушниках и тупую резь в груди, а следователь ходила по кабинету, открывала сейф и листала папки, тихо, как медсестра в палате реанимации.
Глава 54
Игра в группе Лиги ничем не отличалась от последних матчей чемпионата. Она была ужасна – точные передачи на соперника и общая заторможенность, отсутствие нашего лучшего опорника, отчисленного в дубль из-за свежекупленных легионеров… Все это, помноженное на мокрый газон повергало в уныние. Мы знали единственный доступный нам способ борьбы и не замолкали ни на минуту. Мы пытались докричаться сквозь стены дождя до нашего «Зенита», вновь внушить ему, что он лучший, хотя в лазурных майках на поле Петровского сейчас находилась совершенно неузнаваемая команда.
Это не важно – наш клуб пересекал полосы куда чернее нынешней. Я держу это в голове, хотя чувствую – мы только вошли в неё, и неизвестно, сколько предстоит пройти по этой полосе – неделю, месяц, год? Едва ли футболистам на поле есть дело до подобных размышлений. Там все просто – мяч, бельгийцы, ворота. Наш рев над стадионом. Знакомые заряды, которые, по идее, уже должны отложиться у них в подкорке мозга и активировать автопилот к чужим воротам. И пусть мы сейчас еле ползем по сетке чемпионата, пытаясь удержаться в тройке, – они услышат лишь «Вперед, «Зенит», ты лучше всех на свете, тебе дарован и огонь и сила…». И может, мы раздуем этот огонь, и разбудим эту силу, и растолкаем этот «Зенит», и он вспомнит, как нужно побеждать.
Мы уже прежде обыгрывали «Андерлехт». Он не сильнее нас, но сегодня моментов у него не меньше…
…Но ты не думай об этом. Делай то, за чем пришел. Плевать, что глотка пересохла до состояния пергамента. «Зарядим! Все вме-есте! Чтоб веселее было…»
До конца осталось двадцать минут. Не помню уже, решали ли мы в еврокубках исход матча за это время. После удара по воротам мяч летит на соседний сектор. Снова подача, снова чужим. Да будет ли этому конец?
«…нам для победы и для куража, нужно забить, чтоб запела душа!..»
Быстров идет на ворота, хорошо идет, но его сбивают. Мяч летит прямиком к Кержакову, Кержаков летит в штрафную и тут… Все! Пенальти!
Я даже забыл, что способен на такой крик – он шел из глубин легких, но сразу же потонул в еще более оглушительном, тысячекратном, от которого прогнулись барабанные перепонки. На табло ноль сменился единицей. Бельгийцы пошли к центру. Пятнадцать минут до конца. Пятнадцать минут до победы. Хлипкой, вымученной, но она даст нам возможность идти дальше.
И, собственно, победа.
Футболисты поаплодировали нам и ушли в подтрибунку. С решетки снимали баннеры, но наш сектор еще не расходился. Я и не спешил – хотелось отдышаться, будто я не стоял на месте, а кросс бегал. Хотелось еще немного поблаженствовать от ощущения разом отпустившего напряжения. Я смотрел на быстро пустеющие трибуны, желто-зеленое в свете прожекторов поле, и тогда впервые почувствовал непонятную боль. Как будто упал с размаху прямо на грудь – давило за ребрами. Я подумал, что через пару минут все пройдет, но пока боль только нарастала.
Я по-прежнему смотрел перед собой и не сразу понял, в чем дело – ярко-зеленый газон стал тускнеть. Теперь в груди уже жгло – непривычно, сильно. Я неуверенно шагнул назад и наугад опустился на пластмассовое кресло.
Поле темнело, темнело и пропало, в той же тьме скрылись фигуры людей. Только прожектора пока еще отчаянно били в лицо, и, глядя в этот слепящий свет, я догадался, что надо позвать на помощь. Но вместо слов вышел почти беззвучный сдавленный всхлип.
Нет, нет, нет. Этого просто не может быть.
Глаза мои были открыты, это точно, но я теперь я уже ничего не видел, и мачта прожекторов постепенно уплывала в темноту, вернее это куда-то уплывал я.
Почему, ну почему сейчас?! Черт возьми, как же обидно…
Как жаль…
…
****
– Латыш, очнись! Чего расселся?
– …………
– Вита-аль! В натуре, вставай давай. Ты меня видишь? Эй, ты меня видишь?!!!
Темнота порвалась по центру, расползлась, и я увидел перед собой Даньку. И через гнетущую боль сделал вдох.
– Латыш, тебе плохо? – рядом остановился Кирюха.
Я покачал головой и не сразу, но улыбнулся.
***
– Блин, я так жрать хочу!
– В смысле, нажраться? – хитро прищурился Максим.
– Нет, в смысле – пожрать. Я страшно голоден от такого футбола.
– Поехали ко мне! У меня предки снова уехали, и найдется и покушать, и запить! Саня, ты с нами?
– А как же! – Сашка, который футболом не шибко увлечен и, если и смотрит, то исключительно по телеку, все ещё стоял со слегка вытаращенными глазами. Лучше поздно, чем никогда. Я привлеку его в ряды «зенитчиков», хочет он этого или нет.
Андрюха тоже согласно покивал. Кирилл, внезапно прибившийся к нашей теплой компании, отлавливал членов банды, но большинство, очевидно, пребывало в трансе и разбрелось по территории стадиона. Зато Даня, Суслик и Леха, которые разбрестись не успели, охотно вызвались идти с нами. Появились две девушки с нарисованным на щеках зенитовским триколором, веселый мужик. В ход пошла не поддающаяся осмыслению способность Максима за десять минут собрать из подвернувшихся по случаю людей компанию, которая скоро не захочет расходиться.
Макс оглядел завербованных, выдернул из толпы еще парочку своих знакомых, и мы все вместе двинули к стоянке.
Дождь кончился. Под черным осенним небом бились и шелестели сине-бело-голубые знамена, светившиеся в темноте. Я шел впереди с Максом и Саней, а когда обернулся, из груди вновь поднялась теплая волна – со мной были все мои друзья. И сегодня мы снова радуемся одному и тому же.
Боль, которая так здорово напугала, больше не беспокоила меня.
Глава 55
То, что я проснулся одетый, сразу подсказывало, что я не дома. Но вчерашний матч и последовавшую за ним пьянку у Максима я вспомнил ещё до того, как открыл глаза.
Меж криво задернутыми шторами обозначилась плотная синева – ночь шла на убыль. В кресле, где мне уже как-то довелось просыпаться, дрых Кирилл, на ковре – Саня. Обогнув его, я дошел до окна, а когда приоткрыл раму, вместе с холодным воздухом в комнату проник громкий неровный стук капель. Мне показалось, что дождь начался недавно, может быть, он меня и разбудил.
Стараясь не шуметь, я пробрался в прихожую, достал из кармана куртки сигареты. Мне захотелось выйти под дождь, и я очень кстати вспомнил, что на кухне у Макса есть балкон.
В отличие от комнаты, кухня своим узким окном с балконной дверью смотрела на проспект. В дрожащем влажном воздухе оранжевый уличный свет, перечерченный серыми тенями, казался непривычным и нереальным. Глянцево блестели отполированные дождем черные крыши. Фары изредка проезжавших по проспекту автомобилей яркими пятнами растекались и скользили по асфальту.
Дождевые капли расшибались о перила этажом выше, и сюда летели лишь мелкие брызги. Сырость пробралась под одежду, и я отправился за курткой, а когда вернулся в кухню, увидел за стеклом балконной двери темный силуэт.
Ксюша смотрела вниз и только чуть дернула головой на тихий скрип открываемой двери. Её волосы были собраны в привычный растрепанный хвост. Она была одета в клубную толстовку и джинсы, хотя вчера я не видел её на матче.
Я остановился рядом. Хотелось что-то сказать, но оказалось, что я не могу вспомнить ни одного подходящего слова. За минувшую неделю все произошедшее столько раз перевернулось в моей голове, что я не представлял, удастся ли когда-нибудь снова найти точку равновесия. Я только мысленно умолял Ксюшу обернуться ко мне.
– Как ты думаешь, этот балкончик не рухнет вместе с нами?
– Это было бы очень подло с его стороны.
Ксюша повернулась. Её лицо немного осунулось, будто она не спала эту ночь. Тушь с ресниц черными пылинками осыпалась на щеки; сквозь пудру темнел синяк на скуле. Зрачки расширились, поглотив карюю радужку, она несколько раз часто моргнула.
– Откуда ты здесь?
– Максим привез.
Бледный оранжевый отблеск заплясал на её щеке – она мелко дрожала. Минута – и меня самого забила дрожь. Просто от осознания того, что они все это время были рядом – эти прекрасные сумасшедшие люди, которые ни на минуту не задумывались о том, что будет с ними самими, не ждали ни отмашки, ни благодарности. И делали то, с чем ты никогда не справился бы один.
И ты знаешь, что никогда не сможешь их отблагодарить. Жизнь идет не по кругу – она идет по спирали. Остаётся лишь ждать следующего витка.
И человек, спасший мне жизнь, – не тот, что спал сейчас в комнате на ковре, и не тот, что притаился в глубине квартиры, – стоял рядом со мной над Средним проспектом и, я уверен, думал о том же самом. Я заметил, как дернулись уголки её губ.
Желтые огни на светофоре внизу сменились нормальным режимом. Но машины по-прежнему пробегали редко.
За спиной в кухне вспыхнул и тут же погас свет.
Ксюша тихо усмехнулась, украдкой посмотрела через плечо. Я бросил взгляд в тот конец проспекта, что уходил к Петроградке, на восток. Там все ещё прочно держалась октябрьская ночь.
– По-моему, у нас еще есть время.
2011-2015