Юлия Валерьевна Щербинина
Апостол Смерти
Глава 3 «Дом мёртвых»
Всю ночь я гулял по безлюдному солнечному городу и наслаждался своей свободой. Теперь ни холод, ни усталость, ни необходимость идти утром на работу не могли отравить моего удовольствия.
Иногда заходил в круглосуточные ларьки, поглазеть на сонных продавщиц, в пустынные торговые центры с закрытыми павильонами, ходил посреди дорог с редкими машинами и пьяными компаниями на тротуарах.
Прогулка без ограничений так увлекла меня, что я совершенно потерял счёт времени, опомнился в самый разгар дня и поспешил вернуться к Сумраку.
Вчера, как порядочный человек или честный дух, я не подсматривал, как некромант готовится к ритуалу. Зачем портить себе впечатление от грядущего представления, изучив репетицию? Леру тоже больше не донимал, оставил её дальше готовиться ко сну и мысленно меня материть. От чужих ругательств уши уже не горят.
Леру и Демида я застал на кухне и сразу понял, что они только встали. Нехилые они любители поспать, учитывая, что время перевалило за третий час дня.
На поздний завтрак некромант предпочитал омлет и бутерброды. Дорогая копчёная колбаса из оленины, кофе только молотый, сваренный в солидной кофемашине, без молока и сахара. Негоже почётным некромантам пить растворимую гадость с примесями и питаться соевой подделкой. Вот ведь у кого жизнь!
Лера охотно взяла на себя приготовление пищи и щеголяла по кухне в мужской футболке, как в платье, сверкая стройными ножками. Чего здесь говорить, и внешность и фигура были при ней.
Демид однако почти не смотрел в её сторону. Покормив свою четвероногую любимицу не самым дешёвым мясным кормом, он сел во главе стола, принял от Леры кружку горячего кофе и сделал щедрый глоток, при котором я бы ошпарил себе язык и пару дней мучился с ожогом.
– Я готовился к ритуалу до самого утра, но этого всё равно мало, – сообщил он мне. – Обычно такому не обучаются за одну ночь, так что мы должны быть готовы к любым результатам.
– А что за ритуал-то? – спохватился я. Ещё бы завтра спросил, а я ведь могу.
Лера принялась аккуратно нарезать колбасу на разделочной доске. Демид следил за этим так внимательно, что его можно было бы заподозрить в тотальном контроле. А вдруг один кусочек будет отрезан не так ровно и тонко, как надо!
– Прежний предводитель общины некромантов не успел научить меня всему, что умел, – начал он издалека, – но передал мне дневник усопших, в котором хранятся его знания.
– Община? Некромантов? – удивился я.
– Да, община чёрных магов, специализирующихся на некромантии.
– А предводитель, получается, ты?
– Совершенно верно. В этом дневнике описывается ритуал воздействия на неприкаянную душу. Я думаю, стоит опробовать его на тебе.
– Значит, тот, предыдущий, уже сталкивался с подобным? – участливо поинтересовался я. Лера поставила на стол тарелку с нарезанным батоном и кусочками колбасы.
– Нет. Этот дневник передаётся от предшественника к преемнику все годы его существования. Первые записи сделаны в нём ещё на дореволюционном языке, ‒ ответил Сумрак. Я присвистнул.
– Вон откуда корни-то тянутся. А что стало с прежним вашим вождём?
Лера закончила с сервировкой стола и села на стул по правую руку от Демида и лицом ко мне. Я осмотрел когда-то привлекательную еду и не почувствовал пробуждения аппетита, как будто бы завтракал какой-то час назад.
Демид попробовал омлет, удовлетворился вкусом и положил на батон колбасу.
– Покончил с собой, – коротко сказал некромант и надкусил бутерброд.
– О как! – опять удивился я. – Почему?
Он невозмутимо приступил к завтраку. Лера тоже не потеряла аппетит, и по её равнодушному виду я понял, что длительное молчание её приятеля входит в норму. А может, манеры его величества не позволяют ему разговаривать во время приёма пищи? Меня вдруг покоробило. Ну не вызывал у меня никакой симпатии этот заносчивый «Сумрак»! Кем он себя мнит?! Подумаешь, тоже мне, предводитель общины некромантов!
Демид словно почувствовал моё возмущение и как ни в чём не бывало сказал:
– Как только я свяжусь с его душой, я узнаю, почему он это сделал.
– Антон погиб совсем недавно, и пока с момента смерти не пройдёт сорок дней, с душой связаться невозможно, – ненавязчиво произнесла Лера. Должно быть, заметила, как меня раздражают манеры её надменного дружка.
– Понятно, – кисло ответил я, встал и вышел из кухни.
– Твоя могила в надлежащем виде, Никита? – спросил мне в спину Демид. Он ведь даже не знал, что я собрался уходить. – Табличка, фотография, крест. Всё это необходимо для ритуала.
– В обычном виде моя ячейка мёртвого общества. Фотки только нет.
– А жил ты где?
– Неподалёку. На Таймырской, – небрежно бросил я и собрался было свернуть за угол.
– Покажешь.
Я оглянулся.
– Что?
Сумрак, вздёрнув бровь и уголок рта, глянул прямо на то место, где я стоял.
– Дорогу. И своё гостеприимство.
* * *
Моя конура находилась в старой хрущёвке. Не буду говорить, какое слово в простонародье употребляется для описания местности, куда ещё нужно знать, как проехать на машине, и скажу красиво – на окраине города. Некогда белые стены пестрили разъевшими обшивку язвами, где-то выглядывали ряды кирпичей и старая краска. Дом казался местами обшарпанным исполинской наждачкой.
Когда мы вышли из дорогой чёрной иномарки Демида, я стал невольно следить за его реакцией. Да, моё захолустье не шло и в сравнение с его эркерным домом с огромными лестничными площадками и пентхаузом. Зато в моём подвале и у мусоропроводов не греются крысы. И пускай в подъездах хрущёвок не развернуться, а мусоропровод там отсутствует в принципе, то, что в недрах «элиты» всё же копошатся отвратные, заразные твари, меня немного ободрило.
Сумрак не стал воротить носом, пиликнул сигнализацией и пошёл к подъезду. Зато Лера плелась за ним с таким лицом, будто бы он вёл её на прогулку по городской свалке.
Я понимал, что другого способа провести их к себе домой нет, но идея наведаться за ключом к соседу, пусть и была не только самой оптимальной, но и единственной возможной, мне не нравилась.
Вопреки нашим ожиданиям, моя квартира не была опечатана, не наблюдалось также и следов взлома. Наверное, соседи и не подозревают, что меня больше нет. Да и какое им до меня может быть дело.
– Сюда. – Я неохотно ткнул пальцем в покоцанную дверь соседа, и Демид решительно постучал по ней кулаком.
Не раньше, чем через минуту ожидания раздался тяжёлый металлический лязг, эхом отразившийся по всему подъезду. Из-за двери выглянула седая голова низкого худощавого старика в квадратных очках.
– Добрый день. Пётр Иванович? – вежливо заговорил Демид со знанием своего дела.
Сосед стрельнул подозрительным взглядом в Леру и опять в него.
– Пётр Иванович, – подтвердил он хрипловатым старческим голосом. – А вам кого?
– Мы друзья Никиты Баланецкого, вашего соседа.
– Никитки-то? – Дверь открылась шире, и сосед предстал перед нами в поношенной клетчатой рубашке и в рваном на колене синем трико. Он носил эти вещи, сколько я его помню. – А я давно уж его не вижу, и машина во дворе не стоит. То ли загулял, то ли совсем пропал на своих подработках…
– Умер Никитка, – как битой по голове, огрел его новостью Демид.
У старика откинулась щетинистая челюсть.
– Как… как это умер? – просипел он. – Никитка! Помер?!
– Больше сорока дней прошло, Пётр Иванович, – сочувствующим голосом сказал Сумрак. – Меня зовут Демид, я только прилетел с отпуска, и Лера, его девушка, – положил руку на плечо Леры, – мне рассказала.
«Моя девушка» растерялась ровно на секунду и состроила скорбное выражение.
– Разбился он на своей машине, – траурно произнесла она и опустила голову. Демид обнял её за плечи, а старик заахал. – Гроб на колёсах эта его древняя десятка, я всегда ему это говорила, и вот!
– Девятка! – воскликнул я, но Демид оборвал меня на полуслове:
– К вам разве не заходил участковый?
Сосед, поколебавшись, почесал пальцем голову.
– Ко мне-то, бывает, кто и стучит, да я ж пока с кровати встану, пока до двери доковыляю, открою, а уже и нет никого.
– Могила без фотографии, – сообщил некромант.
– У Никиты ни родственников, ни друзей не было, – всхлипнула Лера и спохватилась. – Кроме нас! А у меня только наши совместные фото… сказали, нельзя на могилу…
– Никого у него не было, – закивал Пётр Иванович. – Мать погибла, а как и бабка его, Лидия Семённа, померла, так совсем один остался. Два дня внука с армии не дождалась! А ведь носилась последнюю неделю перед дембелем его, суетилась, готовилась, а тут возьми и скакни давлёнка! Хотел Никитка приехать на бабкины блины, а приехал на её похороны. В такие долги влез, чтоб бабку схоронить, совсем исхудал с голодухи.
– Может, хватит? – разозлился я. – Просите у него ключ!
– Это очень трагично… – начал было Демид, но старика уже несло по полной.
– Тяжко парню пришлось по жизни, ох тяжко! – тараторил он, вылезая из квартиры в древних «разговаривающих» тапках. – Отца не знал, мать потерял в детстве. Та вон тоже в аварии разбилась. Видать, судьба у них такая.
– Пётр Иванович…
– Тогда-то они с бабкой и переехали сюда лет десять назад. Семённа, как дочь схоронила, с давлёнкой замучилась, сахар заскакал, все болячки повылезали! Работать уже не могла, а пенсия эта копеечная – всё на лекарства да кусок хлеба. Не справлялась она. У Никитки ещё первый пушок под носом не вырос, как подрабатывать начал. Всё на себя взвалил, так школу и не окончил. Хороший был парень, толковый, ответственный, цены ему не было!
– Да все только и знают, что говорить «хороший», а помочь никто не хочет! – плаксиво взвизгнула Лера.
Пётр Иванович зашлёпал губами.
– Я ж конечно!.. Да если б только знал! Чем смогу, да… А что нужно-то?
– На его могиле нет фотографии, – повторил Демид отрезвляющим тоном. – Нам нужно попасть в его квартиру и найти…
– Да-да-да! Щас, щас я принесу…
Бешено кивая головой, Пётр Иванович скрылся за дверью и через минуту вынес старый ключ на потемневшем кольце.
– Вот ключик ихний. Я вам сейчас открою, – пробормотал он и зашаркал к моей квартире, костлявыми старческими пальцами переворачивая ключ в нужное положение. – Надо же, Никитка! Да как же так-то?
Как только в двери лязгнул замок, старик, всё ещё держа ключ в скважине, пошаркал тапками по бетонному полу и метнул на Леру выразительный взгляд.
– Как, говоришь, тебя зовут?
В животе у меня неприятно ёкнуло.
– Лера.
– А годков-то тебе сколько?
– Восемнадцать, – не моргнув и глазом, соврала она. Сумрак подался вперёд.
– Пётр Иванович…
– А Никитку вы давно знали? – почти непринуждённым тоном спросил мой сосед, спрятал ключ в карман трико и бодренько подёргал костлявыми плечами.
– Нет! – рявкнул я.
– Да, – одновременно со мной сказала Лера, и замялась. – Ну… не очень давно. Год… может.
– Какой год, Лера! Я только осенью с армии…
– А-а-а! Ну проходите-проходите!
Старик распахнул дверь и гостеприимно замахал рукой, и со съёжившимся сердцем я принял приглашение в собственный дом. Дом мёртвых.
Пройдя по узкому коридору к залу, окинул взглядом своё скромное – нищее… – пристанище. Обои местами ободраны, старая мебель покрыта пылью, с дверных проёмов сыплются куски облупившейся краски. Своим грозно ревущим пылесосом я пользовался хорошо если за месяц до своей смерти, настолько был то занят, то уставший. Можно было представить, что творилось с тёмным от грязи постсоветским ковролином. Как же я ненавидел сейчас свою убожескую нищету, которая в итоге и свела меня в могилу!
– Я думаю, можно не разуваться? – полувопросительно произнёс Демид и прошёл сквозь меня.
– Будьте как дома.
Через позорный зал я прошёл в свою не менее позорную комнату.
Древний фотоальбом хранил очень мало моего прошлого. Большую его часть занимали изображения бабушкиной молодости, среднюю – несколько этапов жизни матери – её младенчество, детство, первый класс, пионерский период и первые шаги к самостоятельному полёту.
Я же в этой семье как будто был гостем или каким-то дальним родственником. Детские фото можно пересчитать по пальцам, а с момента смерти матери меня словно бы тоже не стало. Вот я десятилетний сорванец в объятиях молодой женщины, которой не исполнилось и тридцати двух, а вот уже меня провожают в армию.
Лера долго рассматривала фото, где две женщины в купальниках и бриджах и ребёнок в одних шортах позируют на фоне жёсткого снежного покрывала. Вокруг тонкие деревца северной тундры со скудными зеленоватыми веточками, неподалёку ржавый мангал с шашлыками, импровизированный стол и ствол карликовой берёзы вместо скамьи. В кадр он не вошёл, но я помню каждую мелочь того дня. Это была последняя съёмка привычной, по-своему счастливой жизни, что навсегда ушла от нас вместе с тем коротким летом.
– Да, не густо, – вынес свой вердикт Демид. – Я видел, в зале стоит в рамке твоё армейское фото.
– Нет уж! – возмутился я. – Не надо меня увековечивать в солдатском обличии. Дембельнулся и вычеркнул из жизни эти два года. Хватило.
– Укоротил и так короткую жизнь. А на компьютере есть фотографии?
Я пожал плечами.
– Ну так. Может, парочка хренового качества.
Грязно-серый компьютер тарахтел на всю квартиру. Не знаю, что больше всего меня сейчас нервировало – этот гул, некромант, едва касающийся пальцами грязной роликовой мышки, или Лера, осматривающая огромный старый компьютер, как скелет динозавра в музее. Я сидел на прогнутой кровати и краем глаза поглядывал в монитор.
На экране возникла папка с несколькими изображениями.
– Вообще не густо, – с некоторым обречением произнесла Лера.
Сумрак открыл первую фотографию. На ней едва-едва по крупным пикселям можно было разглядеть содержимое багажника моей бедной машины. Дальше пошли еле различимые изображения груд инструментов, ремонтируемой техники, записи на тетрадных листах и прочие моменты рабочего быта.
Но вот попалась первая живая душа. На зернистом чёрно-белом фото смущённо улыбалась, глядя выше объектива камеры, темноглазая блондинка в шёлковом халате. Фон её украшала часть круглых настенных часов.
Демид щёлкнул мышкой, а Лера оглянулась и осмотрела циферблат над моей кроватью.
Я упёрся лбом в кулак, чтобы не видеть её заинтересованное выражение и следующие несколько фотографий.
– А говоришь, поминать тебя некому, – тихо сказал Демид. Я одёрнул руку ото лба.
– Она не знает о моей смерти и меня самого уже не помнит. Это было ещё до армии.
– Помнит, – будто сам себе пробурчал некромант и переключил размазанную фотографию кривляющейся в постели парочки. – Всё она помнит, Никита.
– Вот эта вроде ничего, – опередила мои негодования Лера. – Качество бы только получше и… Хотя такое, наверное, ставить не очень прилично.
При виде следующей фотографии меня охватили новые приступы раздражения. Да уж, лохматый мачо топлес – хоть и запечатлённый по грудь и немного в профиль – не самое адекватное изображение на надгробной плите.
Подумав немного, Демид спросил:
– А ты сам себя не фотографировал?
– Как волк из «Ну, погоди!» что ли? – хмыкнул я.
– Как сейчас молодёжь любит. Телефон так поднимут, – он приподнял руку над головой, – и фотографируются.
Я громко фыркнул.
– Вот делать мне больше нечего.
– Тоже не понимаю, – поддержала меня Лера. – Это глупо и неудобно. Ладно, если бы придумали такие телефоны, чтобы можно было видеть, как фотографируешься, а не вслепую щёлкаешь. То пол-лица получается, то глаз обрезанный, то ещё что. – Увидев, как улыбнулся, глядя на неё, Демид, она поспешно добавила: – У нас в училище гламурные курицы так фоткаются! Кадра с десятого что-то у них и выходит.
Сумрак пролистал последние пару фотографий и заявил:
– Вот. Самый оптимальный вариант.
Свой выбор он остановил на единственной фотографии с нормального цифрового фотоаппарата. На ней зубоскалили трое гаражных работяг с одной из моих последних подработок, а я в это время подходил к ним, чтобы что-то спросить, совершенно случайно попал в кадр и посмотрел в камеру. Благо, выгляжу здесь сносно. Одет более или менее прилично и пока ещё чисто, губы не скривлены и не вытянуты, как обычно получатся во время неожиданной съёмки во время разговора. Я даже производил впечатление «вполнесебеничегошнее».
– Вот так обрежем, – Демид изобразил двумя пальцами стороны квадрата вокруг моего изображения, – и распечатаем. Сейчас заедем в фотосалон, заодно и купим рамку.
– А как же керамика и установка на плиту? – удивилась Лера.
– На это уйдёт много времени, сама понимаешь. Я хочу провести ритуал сегодня ночью, там же, на кладбище. Обойдёмся пока быстрым вариантом. Главное, чтобы было изображение усопшего.
Я уже собирался возмутиться и полюбопытствовать, на кой тогда мы так тщательно подбирали фотографию, но при последнем слове некроманта поёжился от охватившего меня могильного холода. Невозможно привыкнуть к подобным словам в свой адрес, находясь среди живых людей и строя планы. Я – усопший.
Демид вставил в слот свою флешку, уткнулся в монитор и флегматично бросил:
– Выезжаем на Голиково сегодня в девять. Тебе, Лера, лучше остаться дома.
– Я не пойду домой! – огорчённо выдала та и добавила, как будто извиняясь: – Я… тоже хочу поехать…
– Лера. – Некромант грузно втянул воздух, щёлкая по кнопке мыши немного быстрее, чем нужно бы. – Пойми правильно – ты со мной уже почти сутки, и сейчас, по закону, я за тебя в ответе. Если ты не явишься домой, мать объявит тебя в розыск, и у меня могут быть проблемы. Останься сегодня дома, так всем будет лучше. А ты, Никита, будь готов к девяти вечера. Кстати, пока мы у тебя дома, подумай, что бы ты хотел забрать отсюда с собой. Что положить на твою могилу?
Я замялся, подёргал плечами и бросил:
– Компьютер, холодильник и машину.
– Проблематично.
– Ну, тогда ничего.
– Может, какую-то любимую вещь – украшение, брелок, сувенир, фотографию? Подумай, пока мы здесь. Другой возможности уже не будет.
Думать пришлось долго. Я походил по квартире, осмотрел все полки, повспоминал, что лежит в ящиках и шкафах, и, так и не придумав, попросил первое, что пришло в голову.
* * *
Лера уже влезла в пальто, а Демид открыл первую дверь, как по второй, металлической, створке вдруг забарабанил чей-то кулак.
Некромант, в отличие от Леры, не издал испуганный возглас и не ругнулся, как я, а замер и прислушался к тишине.
– Перегнули, – со смирением прошептал он и решительно крутанул ручку замка.
– Старший сержант милиции Сафронов. Поступил вызов о проникновении неизвестных в квартиру покойного.
Милиционер, молодой мужчина лет тридцати, выглядел внушительно и устрашающе. Плечи важно расправлены, острый подбородок вздёрнут, суровые глаза буравят некроманта, перескальзывают на Леру, и насупленные брови его удивлённо вздёргиваются.
– Я-то не сразу заподозрил, а потом думаю – не было давно уже у Никитки девушки! – тараторил за его спиной голос соседа. – К нему вообще только одна приходила, до армии ещё, яркая такая, светленькая и весёлая, а эта ну ни в какие рамки не входит. Чёрная вся, как уголь активированный, с железкой в подбородке, а парень с ней этот…
– Ничего, разберёмся, – отвечал ему второй, грубоватый голос.
Сумрак шире открыл дверь, как бы показывая, что утаивать здесь нечего.
– Почему же проникновение? – спокойно спросил он. – Товарищ Пётр Иванович нас сам впустил, и причину нашего визита мы объяснили вполне доходчиво.
– В квартиру пройдите, пожалуйста, и предъявите документы, – вежливым, но не терпящим возражений тоном попросил сержант, и оба милиционера решительно переступили порог.
Приступать к допросу они не торопились. Обошли всю квартиру, то ли оценивая моё скромное имущество, то ли разыскивая место преступления, и вошли в зал, где один сел на табуретку, другой остался возвышаться, как грозный блюститель порядка.
Демид и Лера сидели на диване перед сержантом и рылись по карманам куртки и пальто в поисках документов, а я нервно переминался у порога в зал. Что же теперь будет?
Сержант как бы с неохотой задал пару поверхностных вопросов, поглядывая из-за чёрной планшетки с бланком рапорта на потенциальных нарушителей. Стоило ему открыть студенческий билет, его брови с высокомерием вскинулись, и взгляд устремился на Леру.
Я отметил, что между сержантом и подозреваемой возникла странная связь. Милиционер как будто бы вдруг понял нечто такое, что определённо и неминуемо что-то кому-то сулило. Она же в свою очередь поняла, что понял он, и, не имея хладнокровия Демида, занервничала, что, естественно, от милицейского внимания не уклонилось.
Однако, что бы за ниточка ни протянулась сейчас между ними, сержант продолжил установление личностей, открыл паспорт Демида и стал невозмутимо вникать чуть ли не в каждую букву. На секунду мне показалось, что, задумчиво жуя губы, читая и перечитывая, бегло посматривая на притихших подозреваемых, он лишь тянул время, чтобы подумать и что-то решить.
Наконец он отложил рапорт и решительно встал.
– Ты куда? – удивился его напарник
– Позвонить надо, – кратко бросил сержант. – Потом объясню, пока ничего не оформляем.
Подошёл к порогу буквально перед моим лицом и с пресной надменностью обратился к Лере:
– Что ж ты дедушке наврала, что тебе восемнадцать, Абраменко Валерия?
Лера воинственно отчеканила:
– А ему какая разница, сколько мне лет? За враньё не для протокола, как говорится, административное и уголовное правонарушение не предусматривается!
Сержант усмехнулся, покачал головой, как бы совсем не удивляясь, и покинул квартиру, на ходу доставая из кармана мобильник.
Я вошёл в зал и остановился совсем рядом с сидящей Лерой. Готов поклясться, я один услышал едва различимое, беспомощное и пораженческое «Гад!», брошенное ею себе под нос.
Второй милиционер уселся на табуретку и с важным видом раскрыл студенческий билет.
– Что же вы так – обманным путём, да в чужую квартиру? – Он старательно подражал величавому, низкому тону старшего товарища. – Родственниками умерших жильцов не являетесь?
– Нет, – ответил Демид.
– Значит, ни на что здесь находящееся претендовать не можете.
Некромант посмотрел на него с лёгким вызовом.
– Я вам повторяю – мы хотели взять только фотографию для могилы друга. Больше, вы сами видите, здесь претендовать не на что и не из-за чего рисковать проблемами с законом.
Лера недвусмысленно кашлянула, а я, если бы имел плоть, уже бы вмазал ему как следует. Всякому терпению есть предел!
В квартиру вернулся сержант, забрал у товарища паспорт и протянул Демиду.
– Вы – свободны и на выход, – приказным тоном огласил он и воззрился на Леру. – А вот вашей несовершеннолетней барышне придётся задержаться до прибытия следователя.
Некромант подчинился так безропотно, что я застыл в совершенном недоумении. Так вот просто бросил девчонку на растерзание милиции и спокойно ушёл, не сказав ей ни слова, и даже не попытался как-то помочь. Кажется, раздавшийся телефонный звонок ему оказался важнее.
– Эй, а… – растерянно брякнул я вслед Демиду, а Лера опять тихо кашлянула и чуть качнула головой в отрицательном жесте. Его уход нисколько её не расстроил, как будто бы так и должно было произойти.
Милиционеры расслабились, сбросили с себя личины стражей законопорядка и, заведя какую-то беззаботную личную тему, ушли курить в подъезд.
– Я надеюсь, ты объяснишь сие… произошедшее? – выдавил я, глядя из окна, как некромант преспокойно садится в свою машину. – Мне всё меньше и меньше нравится твой некро-фраер. Ты считаешь его закидоны нормальными?
Лера не отвечала мне, а я, наблюдая, как чёрный BMW без угрызений совести выезжает со двора, не скоро заметил её молчание. Она сидела на диване и с отсутствующим видом смотрела в пол. Как бы ни хотелось, продолжать высказывать своё мнение я не стал и оставил Леру в покое. Пускай подумает и сделает выводы сама.
От нечего делать я несколько минут шарахался по квартире, опять выглянул в окно и не без удивления увидел, как от дома отъезжает милицейская машина.
Входная дверь шумно распахнулась, послышались тяжёлые шаги, и на пороге возник высокий мужчина внушительно крепкого телосложения. Расстёгнутая лёгкая куртка являла взору светло-голубую рубашку под офицерским кителем и галстук с двуглавым орлом на зажиме. Перед нами возник как минимум капитан, а то и майор милиции.
– Поехали, – грубо выдал он, оценив обстановку, и сразу же вышел.
Лера намотала на ладонь лямку торбы так, что вмиг покраснели пальцы, слетела с дивана и устремилась к выходу.
Следователь не стал проводить следствие, допрашивать и задерживать. Когда мы вышли на улицу, молча кивнул Лере на золотистый Патриот, дождался, пока мы устроимся на заднем сидении, сел за руль и сразу заблокировал двери.
Мой дом находился в непосредственной близости к дежурной части, быстрее дойти пешком, чем выезжать с этого горе-двора. Как ни странно, офицер даже не подумал ехать туда и вырулил на главную дорогу.
Лера включила телефон, и уже через несколько секунд он стал разрываться от поступающих сообщений. Рискуя развить косоглазие, я разглядел уведомление о сорока двух пропущенных вызовов от матери и штук десять SMS от неё, которые Лера бесцеремонно проигнорировала. Открыла она только последнее сообщение от абонента «Сумрак», повернула телефон и показала мне:
«В 21:00 буду у подъезда. Пускай не опаздывает».
Машина остановилась у девятиэтажного бледно-розового дома. Офицер не спешил разблокировать двери, осмотрел в самой эгоистичной манере припаркованные во дворе машины, чуть постукивая пальцами по глянцевой поверхности руля, и пронзительно взглянул на Леру в зеркало заднего вида.
– Я надеюсь, понятно, что подобная выходка осталась без последствий первый и последний раз? – низким, спокойным и оттого жутким голосом произнёс он.
Лера жадно смотрела на подъезд и молчала.
– Мне повторить свой вопрос или мы едем в дежурную часть?
Волны ненависти и отчаяния, исходящие от Леры, стали почти осязаемы. Тишина была буквально наэлектризована взаимной неприязнью – я видел, что не только Лера к офицеру, но и он к ней питает самые что ни на есть ядовитые чувства. Неужели у неё проблемы с законом?! А казалась такой милой!
– Понятно, – без всякого почтения ввернула она, растянув губы в псевдо-улыбке.
– Ещё один побег из дома, заявление о твоей пропаже наконец-то будет написано, в этом можешь не сомневаться. И уж поверь – постановка на учёт в детской комнате милиции тебе обеспечена. Это, я надеюсь, тоже понятно?
Лера прожигала взглядом его коротко стриженный затылок, а когда следователь вновь посмотрел в зеркало, поспешно отвернулась.
– Так точно. Товарищ майор, – выразительно, почти по слогам, процедила она.
– Домой пошла.
Двери щёлкнули, и Лера пулей вылетела на улицу. Я едва поспел за ней, но заговорить с девушкой так и не решился.
