Юрий Францевич Курц
Золотая Грива
Воробьиная рапсодия
Баба Лина и Горка завтракают на кухне. Форточка окна открыта. Вдруг в ней появляется воробей.
– Чив-чив-чив! – приветствует он бабушку и внука. Крутит головкой, осматривается и порх на стол. Видимо, так намёрзся и изголодался, что и страх ни почём.
Клюёт творог в чашке, сливочное масло на блюдечке, крошки в хлебной вазе.
Баба Лина и Горка замирают – не спугнуть бы.
– Чив-чив-чив! – благодарит воробей и исчезает в форточке.
– Вот это да-а-а! – только может произнести Горка.
– Вежливый нам попался гость, хоть и нежданный, – смеётся бабушка.
На следующее утро Горка, проснувшись, спешит на кухню, чтобы открыть форточку Чиву. Но она уже открыта. Воробей сидит возле кота, который уплетает из чашки колбасный фарш. Когда Баюн поднимает мордочку, чтобы облизнуться, в чашку резво запрыгивает Чив и клюёт.
Кот выдворяет его лапой. Но через несколько секунд воробей снова оказывается в ней. Баюну это надоедает, он отходит в сторонку и ждёт пока насытится незваный гость.
– Вот это да! – срывается с губ Горки, – первый раз вижу, чтобы кошка не трогала птицу.
– Это не удивительно, – словно читает мысли внука бабушка, появляясь на кухне, – Баюн – кот умненький. Он уразумел, что мы с воробышком дружбу завели, вот и не обижает его.
Чив прилетает в гости каждый день до самой весны, а потом надолго исчезает. Чуть ли ни на весь апрель не появляется. Форточка не закрывается круглые сутки. Иногда Горка просыпается глубокой ночью. Подходит к ней. Нет воробья.
– Погиб, наверное, – жалуется бабе Лине, – попал в чьи-нибудь жестокие лапы.
– Не думаю, – утешает та, – Чив осторожный, храбрый. Погода уже весенняя. Потеплело. Земля освобождается от снега. Корм появляется. Чив не голодает. Будем ждать.
Утром на восходе солнца Горка просыпается от каких-то звуков за окном.
Отдёргивает занавеску. Вау-у-у! На ветке яблоньки сидит Чив. А рядом с ним – подружка. Чив чирикает во всё горло и словно заводной игрушкой прыгает вокруг подружки, а она спокойно на него поглядывает да пёрышки чистит.
– Баба Лина! – кричит Горка, захлёбываясь от радости, – Чив вернулся!
Хватает горсть овсяной крупы – и во двор. Протягивает ладошки встречь воробьям. Чив сразу же порхает на них, а подружку приходится долго уговаривать: боится. Но, в конце концов, она понимает: коли её дружок без страха уплетает зёрнышки, то и ей нечего опасаться. У Горки уж и руки на весу немеют, но он терпит. Это же какое счастье – птицы на ладонях.
Насыщаются воробьи. Порх на краешек крыши. А с неё сосулька свешивается. И талая вода капает. Сидят Чив и подружка и по очереди капельки клювиками хватают. Напились. Зачирикали. Чем бы ещё заняться? А внизу на садовой дорожке – талица. А солнышко уже высоко в небе, так славно пригревает. Почему бы не освежиться? Зимнюю грязь с перьев смыть. Ведь всё холода у печных труб отирались. Порх в лужу. Приседают, окунаются с головой, бьют по воде крылышками. Брызги вверх так и летят! И маленькая радуга вспыхивает над воробьями. Чудо! Чистенькими, свеженькими выбираются они из талицы.
Отряхиваются. Хорошо жить на свете, когда тепло, сытно и рядом такие добрые мальчишки, как Горка.
– Чив-чив-чив! – радуются Чив и Чива, как именовал подружку Горка. И видят – молодой тополь, что у самых ворот двора высится, на своих ветках почки выбросил. Словно зелёные бабочки сидят. Зёрнышки – это хорошо, но ослабевшему за долгую зиму организму и витамины нужны. Порх на тополь – и ну почки клевать.
Да не одни они такие находчивые. С весёлым шумом появляется целая воробьиная стайка. Птички уже нахватались досыта и мух, и жуков, и тоже не прочь свежими листиками полакомиться.
А как вещает народная мудрость, «Когда серёдка сыта, то и края играют». Шалеют вдруг воробьи. Один хватает клювиком другого за загривок. Третий – четвёртого. Пятый – шестого. Начинается потасовка. Пищат, треплют друг друга, дрыгают ножками, бьют крылышками, виснут с дерева пернатой гирляндой.
– Эй, забияки! – кричит Горка, – а ну прекратить! – И стукает палкой по стволу.
Разлетаются воробьи. Горке, конечно, невдомёк, что драки эти незлобивые, а так – от избытка чувств и радости: ведь столько за время холодов натерпелись, но перенесли. И вот, живы!
А на закате солнца эти же воробьи снова рассаживаются на ветках тополя – тихие, смирные, спокойные, – и дружно поют песню. Она, конечно, своя, воробьиная, шумная, нескладная. Не всем она по нутру. Но Горка с удовольствием слушает и улыбается каким-то своим мыслям. А какие они у мальчишки? Понятно – ведь впереди лето.
Но это ещё не вся воробьиная рапсодия.
Зима уступает свои права весне неохотно. Нет-нет да напоминает о себе. Выходит Горка утром во двор, а большая лужа, в которой прошлым днём весело барахтались воробьи, схвачена ледяным узилищем. Какой-то воробышек садится на её краешек, крутит головкой, не может понять, куда вода девалась. Вот ведь недавно совсем купались. Такой славный пляжик был! Прыг, прыг по ледовому панцирю. И тут набегной ветер как рванёт. Растопыривает воробышек лапки с коготками и катится как на коньках. Нравится ему. Возвращается на край лужи и снова едет. А его собратья под крышей сидят, смотрят, дивятся, чего это он там выкомаривает? Не выдерживают и шумной стайкой тоже припархивают к луже. Пошла катушка. Да такая забавная, что Горке завидно становится. Разбегается он, а лёд тресть на мелкие кусочки! Горка едва на ногах удерживается. Воробьи врассыпную – и под крышу. Ругаются на своём птичьем языке. Стыдно Горке: такой праздник пернатым испортил.
Брат таёжный
В мрачной пелене облаков появляется просинь, словно кто-то продувает в сером покрывале дырочки. Так Горка делал зимой, когда дышал и протирал пальцем заледеневшее окно. В облачную щёлку выглядывает солнышко. Горка смотрит на него и зажмуривается. Тысячи крохотных алмазных радуг вспыхивают на снежном покрове. Серебряным колокольчиком в кустах жимолости звенит голос большой синицы. Горка уже ранее слышал её вместе с бабушкой и узнал.
– Если синица так радостно запела, – сказала баба Лина, – значит холода отступают. Она раньше других птиц чует приближение тепла, удлинение светового дня. Слышишь, как она выговаривает: «Свет, свет, свет»?
Всё шибче, всё ярче разгорается светило. Дробится, увлажняется и тает снег. Вот уже с крыш домов повисают нарядным рядком бело-синие сосульки. С их острых, как пики, концов, срываются капельки воды и, сверкая, падают на ещё закоченевшую землю и разлетаются влажными искрами. Куры, вышедшие погреться на солнышке, стоят попеременно на одной ноге, заворожённо поглядывают на капель, а порой ловко ловят бусинки влаги клювом. Быстро сменяют друг друга дни, торопят приход полного тепла. Дружно пищат синицы, чирикают воробьи, громко каркают вороны. Весна!
В оврагах ещё белеет снег, а берёзы спешат отойти от холодов. Зелёненькие листочки выстреливают из почек. Зелёной дымкой окутываются рощицы на солнцепёках. Весна!
В гости к Горке приходят ребята семьи Соболевых. Угощают его берёзовым соком и предлагают:
– Пошли на берёзах кататься!
Горка не знает, что это такое, но соглашается. Ребята переходят Хрусталинку по мосту. Она ещё закована в лёд, но уже образовались крупные трещины, кое-где блестят проталины, и со дня на день начнётся ледоход.
Вот и берёзовая роща. Ратибор и Рогнеда выбирают самые тонкие деревца, взбираются на них до вершины. Крепко обхватывают руками и свисают ноги. Берёзки не выдерживают тяжести и склоняются до земли. Ух! Пять-семь секунд полёта. Какая радость!
Чтобы Горка мог взобраться на ствол берёзы, ребята со смехом и шутками подсаживают его. Горке это не по душе, а что делать? «Ладно, – думает он, – я потренируюсь. И следующий раз буду взбираться без посторонней помощи».
Одна из берёз отказывается склониться полностью: что же, у деревьев тоже есть своя гордость! Ведь, как утверждают баба Лина и дед Аким, они тоже живые. Горка повисает в воздухе в двух метрах от земли. Держится на вытянутых руках сколько хватает сил, прыгает и катится кувырком в кусты. И что это? Под одним кустом лежит какой-то зверь.
– Ребята, – зовёт Горка, – сюда! Тут кто-то есть.
Подбегают ребята.
– Ба-а-а! – удивляется Ратибор, – да это же твой брат.
– Какой брат?
– Лось … Лосёнок. У тебя же фамилия Лось! – смеётся друг.
– И что же с ним делать? – растерянно спрашивает Горка.
– А ничего. Драть надо отсюда во все лопатки. Если где-то рядом находится его мама, то нам придётся туго. Разом возьмёт на рога!
И первым срывается с места. Возле моста ребята останавливаются, унимают дыхание и смотрят назад. Никто за ними не гонится. Все спокойно идут домой.
Проходит часа два. Как-то неспокойно на сердце Горки, щемит оно, обмирает. Никак не выходит из мыслей лосёнок. Одиноко ему одному там под кустом, холодно, голодно. Горка отрезает от булки хлеба кусок и идёт за реку. Лосёнок всё так же лежит под кустом. И рядом по-прежнему нет мамы. А Горка уже на себе испытал, как это плохо, когда рядом нет мамы. Горка протягивает лосёнку хлеб. Тот нюхает его и отворачивает головку.
– Что же мне, брат, с тобою делать? Надо сказать бабе Лине. Она что-нибудь придумает.
Горка идёт, оглядывается, видит, что лосёнок встаёт на ноги-палочки, делает несколько шажков, падает, ползёт; встаёт, делает несколько шажков, падает, ползёт. Жалко его до слёз. Как может, Горка помогает ему двигаться вперёд.
Баба Лина прибирается в избе. Слышит – куры всполошились. В окно видит, как носятся они по двору, кудахтают. Петух на заборе кричит. Кот Баюн в избу влетает как сумасшедший, с горящими глазами. На подоконник прыгает, спинку от испуга выгибает. Выходит баба Лина из дома. Посередине двора стоит смущённый Горка, а за ним – лосёнок, маленький, тонконогий, рыжий.
– Откуда это? – всплескивает руками баба Лина.
– Мы его в тайге нашли, под кустом. Он маму потерял, он есть хочет… Мне его жалко стало. Ты не сердись на меня, баба Лина.
– Бог мой! Да почему же я должна сердиться, Горушка? Ты просто молодец. Ты спас хорошего зверя от смерти.
Сияет лицом Горка, улыбается, гладит лосёнка по спинке.
– Я ему сейчас манную кашу на молоке сварю. А ты ему лежанку из сена в сарайчике определи.
Уходит в дом и через несколько минут возвращается с бутылкой в руке. Берёт лосёнка на руки.
– Бог мой! Какой же он худущий, кожа да кости!
Несёт в сарай, укладывает на большую охапку сена, суёт под нос бутылочку с жидкой манной кашей. К радости, малыш жадно припадает к соске. Вздрагивает и поддаёт головкой, как все маленькие телята.
Так в хозяйстве бабы Лины появляется новый жилец по имени Брат.
Большую часть времени Горка теперь проводит с лосёнком. Тот хорошо ест любые каши, мучные похлёбки, хлеб, а особенно веточки осины – любимое лакомство всех лосей. Брат быстро поднимается на ноги, гуляет по двору. И принимает пищу из широкого эмалированного таза. Он не жадный. Возле него постоянно крутятся куры, забыв о своём переполохе и недовольстве при первом появлении лосёнка. Брат позволяет им растаскивать его завтраки, обеды и ужины. Даже суровый кот Баюн быстро привыкает к новому жильцу и, если не участвует в трапезе, то просто сидит рядом и наблюдает.
Растёт Брат очень быстро. А быстрее всего растут у него ноги. Вскоре Горка, чуть пригнувшись, проходит у лосёнка под брюхом. За Горкой Брат ходит как верная собака, что ему очень нравится. Не по нраву Брат только бродячим псам. При встрече с ним они злобно лают, пытаются напасть. Горка собак не боится и разгоняет их камнями и палками.
Лосёнок разительно хорошеет. Рыжая шерсть вылазит окончательно, а вместо неё появляется блестящая темноватая. Сверху на шее обозначивается загривок.
– К зиме он уже станет настоящим лосем. Что же мы будем делать? – сокрушается баба Лина.
Дед Аким узнаёт, что в верховьях Хрусталинки создаётся лосиная ферма. Созванивается с кем надо. И как-то в дачном посёлке появляется грузовичок японской марки с двумя рабочими в сопровождении внедорожника, за рулём которого восседает начальник фермы, молодая женщина Аглая Ефимовна по прозвищу «Лосиная няня». Дед Аким и горка провожают лосёнка.
– Мы тебя будем навещать, – обещает Горка, обнимая его за шею.
Скворцы
В хорошем настроении просыпается Горка. Небо синее. Солнце яркое. В открытую форточку окна тянет запахом влажной земли.
Баба Лина в огороде мастерит лопатой грядки. Горка понимает – надо помочь, а с землёй возиться так не хочется! После минутной борьбы с ленью он заправляет постель и бежит на веранду.
– Доброе утро, ба! – кричит он с порога избы бодрым голосом, – помощь нужна?
– Доброе, Горушка! Спасибо, буду рада! Подходи после завтрака, он на столе.
Еда прикрыта широким льняным полотенцем. Под ним – варёные яйца, вазочки с творогом, сметаной и вареньем, оладушки и термосок с чаем – его Горка пьёт из монгольской чашки-пиалы без ручек, которую надо держать в ладонях. Тепло распространяется тогда по всему телу.
Горка спешит управиться с едой и бежит к бабушке. Она вручает Горке огородный снаряд: сапёрную солдатскую лопаточку, грабельки и перчатки. Он быстро втягивается в работу и чувствует, как она нравится всем мышцам тела: не тяготит усталость, хочется и хочется копать. Останавливается Горка только тогда, когда с глубокими вздохами и жалобами на старость, бабушка садится на кирпичные бордюры грядки.
К половине дня, когда бабушка с внуком заканчивают работу, появляется дед Аким.
– Уж не обессудьте, Алина Агаповна, но не мог удержаться… Очень уж хочется показать Егору Даниловичу. От дел ваших на время оторвать.
– О чём вы, Аким Акимыч?
– Несколько лет назад в тополиной рощице за Хрусталинкой появилось несколько пар скворцов. Представляете себе – скворцы в Забайкалье! Да ещё на нашем таёжном участке! Это же диво! Необычайное явление природы! – дед Аким восторженно вскидывает руки. – Птицы свили гнёзда, вывели и воспитали птенчиков и исчезли… И вот снова появились! Надо Егору Даниловичу посмотреть, а то вдруг опять пропадут! Что привлекает этих западных любителей тепла в наш холодный край? Ума не приложу! Надо поспрошать нынешних орнитологов. В годы моей работы такого не наблюдалось.
– Может быть, тишина? – предполагает хозяйка дома. – В западных-то областях её давным-давно нет. Рыба, как известно, ищет, где поглубже, а птица – где потише, – слегка переиначивает она известную пословицу.
– Истинно так, Алина Агаповна! Ну, забираю у вас внука? Идёмте, Егор Данилович.
Со скворцами Горка ранее никогда не встречался. Слышал только слово «скворечник» и видел эти простые птичьи домики на книжных рисунках.
– Выхожу утром во двор, глядь – большая чёрная птица сидит на электрических проводах. Подумал – галка. Пригляделся, ба – а – а, да неужели это скворец? По всему виду – он, – рассказывает дед Аким, семеня по-старчески ногами, – но чтобы убедиться, проследил куда он направил своё полёт. Оказывается – за Хрусталинку. Там в берёзовой рощице растут старые тополя с дуплами в стволах. Не поленился, пошёл и обнаружил десяток птичьих пар.
Последний раз я видел скворцов лет десять назад, и то на пролёте. Это же чудо, Егор Данилович! – вскидывает руки дед Аким, – скворцы начинают обживать наши леса и тайгу!
А Филипп Матвеевич сказывал, что зябликов недавно встречал. А? Каково?
Редко таким по-мальчишески открытым и весёлым видел Горка деда Акима, заряжался его задором и радостью открытия.
– Не только в нашей стране, Егор Данилович, но и вообще на всей планете остаётся всё меньше и меньше мест, где веками было спокойно, мир с чистой водой и свежим воздухом. Неразумный человек поганит и изничтожает землю. Гибнут животные и растения, травится вода, атмосфера. А земля тоже живая, ей трудно бороться с таким варварством. Кто ей поможет, кроме сознательного человека?
Чтобы попасть в берёзовую рощу, надо пройти по таёжной окраине.
– Крю-крю-крю, – звенит в воздухе. Потом более протяжно: – Кьюи-я, кьюи-я, кьюи-я.
– Это поёт желна, – улыбается дед Аким, – давайте послушаем.
Дед Аким водит окулярами бинокля по вершинам и корням деревьев. Минуты через три вдруг раздаётся басовитая трель.
– Как будто кто-то строчит из пулемёта, – удивляется Горка.
– Хорошее сравнение, Егор Данилович, молодец. Это желна и строчит. Он так призывает к себе подружку. Дотошные учёные записали такую трель на магнитофон, а потом прокрутили на пониженной скорости. Выяснилось, что каждая такая «очередь» состоит примерно из сорока выстрелов, длящихся всего две-три секунды.
– Любопытно!
Лаки, который с оглядками всегда бежит впереди, вдруг останавливается, замирает, поднимает голову и смотрит в глубину тайги.
– Он что-то чует.
Дед Аким крутит головой и тянет носом воздух.
– Вроде палёным пахнет. Вы не находите, Егор Данилович?
Три носа нюхают воздух.
– Да, – подтверждает Горка, – пахнет дымом. Что-то где-то горит.
– Сейчас пора таёжных пожаров. Надо посмотреть. Лаки, а ну вперёд!
Они идут по запаху, как по следу, сверяя свои шаги с лёгкой рысцой собаки.
Запах становится всё гуще. И вот выблескивается пламя. Горит небольшая еланька.
Дед Аким быстро сламливает несколько небольших сосновых веток, делает два веника. Один протягивает Горке.
– Давайте с двух сторон прихлопнем огонь.
Отава оказывается не очень густой и высокой: огонь ещё не смог набрать силы.
Через полчаса дед Аким и Горка справляются с пожаром. Местами они притаптывают мелкие угольки ногами. Им помогает Лаки: смешно топчется лапами.
Обнаруживается и виновник пожара – кем-то разведённый и не до конца затушенный костёр, вокруг которого валяются консервные банки и бутылки из-под водки.
– Привычная картина людской безответственности. Погуляли, всё вокруг захламили, получили удовольствие, и после них хоть трава не расти, – горько упрекает неизвестных дед Аким, – давайте-ка, Егор Данилович, соберём этот мусор.
К обиталищу скворцов приближаются осторожно, боясь спугнуть. Дед Аким приказывает Лаки двигаться рядом с собой. Скворцов немного – около десятка пар. И хотя они располагаются на ветках на расстоянии в десять метров, дед Аким приставляет к глазам бинокль.
– Ах, какие красавцы!
Смотрит и Горка. Птицы в чёрном оперении, а спинки блестят, как будто-то их помазали маслом. Скворцы не обращают внимания на незваных гостей. Все – в хлопотах по благоустройству своих жилищ, а это – старые, кем-то сделанные и брошенные дупла в стволах тополей. Иногда какая-нибудь птица, видимо, довольная работой, коротко поёт, смешно растопырив в стороны крылья.
– Всё живое так устроено, Егор Данилович, жить поуютнее да посытнее. Вот и потянулись западные люди из тёплых краёв в наши холодные, пока ещё чистые и неиспохабленные. И животные, и птицы потянулись. Что ж, милости просим, всех матушка земля наша таёжная примет и приласкает.
Дед Аким садится под тополем. Прижимается к стволу спиной. Прищурившись, хитровато поглядывает на Горку, приглашая отдохнуть.
Земля уже прогрелась сверху, пахнет сыростью, пылью, ещё осенью осевшей на прошлогодней траве, и свежестью оставшихся в глубоких ямках и щелях льдинках от растаявшего и ночью снова подмёрзшего снега. «Вот ещё одна весна, – думает Аким Акимович, – а сколько их уже прошло… Наверное, наступит время, когда вёсны перестанут радовать меня и удивлять. И не надо мечтать об остановленном мгновении. От старости не спрячешься. Вспомнился Омар Хайям: «Не станет нас, а миру хоть бы что». Но пока ещё ощущается этот мир в полной мере живого существа. Расслабилась спина, приятная прохлада охватывает голову, тело становится лёгким и невесомым, как бы расплывается в пространстве. «Спасибо вам, нежданные побратимы, что прилетели и взбодрили душу. Не сдаётесь. Боретесь».
– Ты чего, деда Аким? А, деда Аким? – в который раз окликает старика Горка.
– Простите, Егор Данилович, – чего-то мозги слегка думой призапорошило. Ну, дай Бог этим пернатым красавцам силы на благоустройство новой жизни. Мы с вами их навещать будем, присматривать.
Вернувшись домой, Горка гордо оповещает бабу Лину.
– А мы с дедушкой Акимом сегодня загасили огонь в тайге, который развели безответственные люди. Мог случиться большой пожар. Нам даже Лаки помогал. Так смешно это выглядело!
– Какие же вы у меня молодцы: спасли тысячи жизней птиц и зверей! А что же, скворцы?
– Дивные птицы. Красавцы! – довольно щурится Горка.
Пасха
Неделя до прихода Пасхи оказывается хлопотной для Горки. Он помогает бабе Лине убираться по дому: чистить одежду, вытирать пыль на полках и шкафах, мыть полы. В среду баба Лина печёт кулич, варит яйца, а потом они их вместе раскрашивают специальными растворами.
Горке, конечно, всё в новизну.
– А зачем яйца красят?
– Когда Иисус Христос воскрес, – не без удовольствия отвечает баба Лина, – то одна из его приближённых женщин, Мария Магдалина, решила сообщить римскому императору о воскресении Христа. Она подарила императору яйцо, которое символизировало чудо. Но император сказал Марии: «Скорее это яйцо станет красным, чем поверю в то, что Иисус воскрес». Яйцо тут же стало красным. С тех пор появилась традиция на Пасху яйца красить. Потом окрашивать стали и в другие цвета. Каждый цвет, которым мы красим пасхальные яйца, имеет особое значение. Таким образом, красный символизирует кровь Иисуса, синий – символ истины, а зелёный – плодородия. А в целом яйцо – это символ рождения, новой жизни, изобилия и весны. Понятно?
– Ага, – соглашается Горка, – а вот эта башенка на столе с белой шапочкой?
– Это, можно сказать, такая булочка под названием кулич – хлебный символ Пасхи. Сегодня его заберёт дядя Филипп, свозит в город осветить в храме, привезёт назад и мы в воскресенье начнём его есть.
Горке, конечно, хочется попробовать сразу, сейчас, но он вздыхает и убеждает себя ждать. На четвёртый день недели он с бабой Линой идёт в баню к деду Акиму. День так и называется – Чистый четверг.
А пятница – День скорби. Вспоминаются все страдания Христа. Не принимается никакая пища, не делается никакая работа, избегается всяческое веселье. И ничего – Горке терпится. И даже Баюн, словно понимая настроение хозяев, с утра и до следующего утра дрыхнет на диване.
В субботу вечером Горка с бабой Линой смотрят телепередачу из израильского города Иерусалима, где происходят все события.
– Иисус Христос, – рассказывает баба Лина, – был послан своим Отцом Богом на Землю для спасения всех людей от того, чтобы они не совершали плохих поступков, которые называются грехами. Он был добрым, справедливым, никогда и никого не осуждал и боролся со злом. Цари боялись, что Иисус Христос станет сам правителем всего мира. И они казнили его – распяли на кресте. Это произошло в пятницу. Земля содрогнулась и посыпались камни со скал и гор. Для людей это был самый грустный и скорбный день. Сегодня этот день называют Страстной пятницей.
Ученики Христа после казни сняли его тело с креста и положили в пещеру, а вход закрыли огромным камнем. В воскресенье женщины пришли к пещере и увидели, что вход в неё открыт. Женщины очень удивились, что такой огромный и тяжёлый камень отодвинут. Ангел сообщил радостную новость о чудесном воскресении Христа. И все люди на планете Земля получили надежду на спасение и вечную жизнь. Здорово! Верно?
Горка соглашается.
– Там в глубине храма, – поясняет баба Лина происходящее на экране, – есть место, где находился гроб Иисуса Христа. На него теперь нисходит с небес Благодатный огонь. Пламя загорается само собой, без вмешательства человека. Это чудо!
На миг скрывается священник. Все замирают в ожидании. И вот он появляется с горящей свечой в руке. Все бросаются к нему, чтобы зажечь свои свечи. Веют на себя пламя, словно умываются им.
– И они не обжигаются?
– Нет, мой хороший, это огонь божественный, он ласковый, терпимый и всемерно благодатный.
Время позднее. У Горки слипаются глаза. На колени к нему взбирается Баюн. Горка привычно устраивает его на плече и прижимается щекой к тёплому мягкому боку. Кот мурлычет ему в самое ухо. Сладостная эта мелодия быстро погружает Горку в сон.
В день Воскресения Христа Горка до полудня ждёт пока прогреется воздух. Потом кладёт в пакет десяток крашенок и выходит на улицу.
На глаза ему сразу же попадается подросток Захар. Он на пять лет старше и на голову выше Горки. Он тоже живёт с бабушкой на самой окраине дачного посёлка и пользуется дурной славой задиры, драчуна, распространителя разных страшных слухов и грозы чужих огородов. Захар одет в джинсовый костюм. На ногах новые кеды. На голове – джинсовая кепка с козырьком, торчащим над ухом. Ему всегда хочется чем-то отличаться от других сверстников. На полном розовощёком лице Захара играет лукавая улыбка. В левой руке тяжёлый пакет с яйцами.
– Сразимся? – предлагает он, доставая из кармана яйцо, окрашенное в густой зелёный цвет.
– Бей первым.
Горка прицеливается носиком своего яйца и бьёт в носик яйца Захара, который слегка придерживает пальцами. Бац! Яйцо у Горки трескается и в качестве трофея исчезает в целлофановом пакете соперника.
– Теперь мой черёд.
Бац! Трескается второе яйцо Горки.
– Теперь я.
– Бац!
– Теперь ты.
– Бац!
Не проходит и трёх минут, как все яйца Горки оказываются у Захара, и он с видом победителя идёт дальше по улице. А Горка с горькой миной на лице возвращается домой.
– Уже наигрался? – удивляется баба Лина, – всё спустил? Ни одного не выиграл?
Горка подтверждает кивком головы.
– А с кем бился?
– С Захаром.
– А как?
Горка нехотя рассказывает.
– Всё ясно, Горушка. Надул тебя этот пострел. У него биток искусственно сделанный – из дерева или пластмассы. Надо было проверить. Но не горюй. Яиц у нас много. Подбери ещё и прямиком к Соболевым. Ребята у них честные… Можешь задержаться до вечера. Мы приглашены на праздничный ужин вместе с Акимом Акимовичем.
