Юрий Васильев
Три даоса и Валькирия. Философско-иронический роман
Не возбраняется также и подношение в ″общак″ чайной подати, – ча-шуя, ибо чай у нас с вами станет уходить только так! А как же нам без него-то?»
«А чайный шлак, – ча-чжа, – вставила Валькирия, – можно оставлять мне как ″гранд-мастеру садоводства″, – ″юань-и да-ши″. Весной разбросаю его по клумбам своего участка. Получится знатное удобрение для цветов!»
Хорошо, учтём – согласился Учитель, безотходное производство – это по-нашему, – по-даосски! Актуальную информацию же я буду выкладывать на странице своей группы во ″ВКонтакте″ – ″Даосские практики и искусства″. Кто ещё не вступил, – вступайте! Если же у кого-то вдруг возникнут неотложные вопросы, не мучайтесь, а излагайте их в ″обсуждениях″. Тему же можно или выбрать из уже имеющихся, или же предложить свою. Так как для каждого из вас у меня подготовится своя программа, то и расписания занятий будут индивидуальными. Вот и сегодня, Знаток, тебя я попрошу задержаться. Ну а все вместе же давайте встретимся завтра в это же время».
Отметившись напоследок в кабинете у Пурпурной Барышни, – Цзы-Гу, Искатель с Валькирией начали собираться. Искатель подал своей соученице пальто, и одевшись и попрощавшись, они покинули жилище Учителя.
Глава 3. И осенью щебечут птицы
Странно, но спуск вдвоём с Валькирией показался Искателю совсем не длинным. Напротив, высоких ступеней на пропахнувшей феромонами пушистых ловеласов крутой лестнице стало как будто бы даже меньше.
Выйдя же из парадной, наша даосская парочка обнаружила, что Крылатый Дракон, – Ин-Лун, за время их отсутствия совсем расшалился, и дождь начал уже литься, а не моросить. И как тут, дорогой читатель, не понять, то, почему китайский город-побратим Петербурга это – Шанхай, – «Верхнее море» в переводе. До Балтийского-то моря далековато, а верхнее вот оно прямо над головой! Ну а Искателю же как раз и пригодился захваченный им зонт. Раскрыв его, он прикрыл им свою спутницу. А она же была хоть и «грозной», но миниатюрной, вследствие чего, это не составило особой сложности. Ко всему прочему, стоит заметить, что на её фоне даже Искатель не выглядел таким уж чудиком. И они пошли по промозглому городу в сторону ближайшей станции метро.
«Ну что, – прощебетала Валькирия, – давай рассказывай, как ты докатился до такой жизни?»
«Да вот, – начал Искатель, – поначалу-то я много чем ″страдал″, а к даосским практикам же пришёл перечитав почти всего Торчинова, – и исследования, и монографии, и переводы».
«Ай, молодец! – хихикнула Валькирия. Но дело в том, что Евгений Алексеевич – был востоковедом, китаеведом, даологом, буддологом, в общем, кем угодно, но только не практиком!
«Да, – согласился Искатель, – по большому счёту, даже его переводы канонических трактатов по даосской алхимии имеют лишь познавательное значение. Реальную же практику можно почерпнуть только из одного его перевода – это ″Даосская йога: Алхимия и бессмертие″ Лу Куань-юя».
«О да! – воскликнула Валькирия. С этой книгой у меня много чего связано!»
«И ты поведаешь, что именно?» – спросил Искатель свою собеседницу.
«Конечно, конечно, – ответила она, – но только сначала мне нужно кое-кого навестить. Опять позвали настойчиво. Всё, складывай зонт, хорош доминировать!»
И они зашли в ближайшее кафе, где Валькирия юркнула в заветную комнату, а Искатель сев за столик, заказал две вазочки с мороженым. Есть мороженое в дождь – это ведь так по-питерски! Аромат же кофе был и приятен, и сладок, но от подобного соблазна в данной ситуации разумнее было всё же отказаться. Иногда что-то лучше только хотеть, но не исполнять!
«Так, а где мой кофе? – притворно нахмурила бровки вернувшаяся с важного задания Валькирия… ладно, прощаю! Про что ты там так мечтал услышать? – Про Лу Куань-юя с его ″Даосской йогой″? – Да, у этой книги весьма интересная история! Что ж, слушай:
Чжао Би-чэнь, – один из основателей ″Школы Прежнего Неба″, – ″Сянь-Тянь пая″, написал в начале двадцатого века трактат ″Ясные указания на тайны практики природы и жизненности″, – ″Син-мин фа-цзюэ мин-чжи″. Учеником Чжао Би-чэня – Лу Куань-юем он был переведён на английский язык и издан в тысяча девятьсот семидесятом году в Лондоне под известным нам названием ″Даосская йога: Алхимия и бессмертие″. А вот уже с английского языка в тысяча девятьсот девяносто первом году данную работу перевёл Торчинов. И наконец, издана она на была в нашем городе в тысяча девятьсот девяносто третьем году.
Лу Куань-юй, для справки, – это китаизированный псевдоним. Настоящее же имя ученика Чжао Би-чэня – Чарльз Люк. Он был известным в своё время популяризатором даосских и буддийских практик.
Но самое любопытное впереди. ″Школа Прежнего Неба″, – ″Сянь-Тянь пай″, считает себя ответвлением от ″Школы У Чун-сюя и Лю Хуа-яна″, – ″У-Лю пая″.
Эта же школа отмежевалась в конце шестнадцатого и начале семнадцатого веков на рубеже эпох правления династий Мин и Цин от ″Школы Драконовых Врат″, – ″Лун-Мэнь пая″. Она, как и положено северной школе, очень сильно буддизирована. В её учении даже как некое отождествление фигурирует понятие ″бессмертные и будды″, – ″сянь-фо″.
Ну а в сентябре же две тысячи седьмого года открылось её российское отделение с центром у нас в Петербурге».
Ты, дорогой читатель, наверняка, недоумеваешь от того, как в милой головке Валькирии уместилось столько дат. Но позволь напомнить тебе, что ещё ранее диалоги мы взялись пересказывать по-своему.
По зальчику кафе тихо разливались чарующие звуки радио «Эрмитаж». И на них гармонично накладывался нежный, как переливы ветряного колокольчика, – се-люй фэн-лин, голосок Валькирии. А она же продолжала:
«Пообщалась я с адептами этого центра и слегка разочаровалась. Уж больно зависят они от своего мастера-наставника. Шага без его одобрения ступить боятся. Прямо как дети великовозрастные, что уже лысеют, но всё за материнский подол держаться. С мужиками-то всё понятно, – вы у нас в Питере все инфантильные, прямо как тот, самый первый, что жил в Эдеме, но у них и девицы туда же! А какое же тут продвижение? И где хоть какой-то шанс каждому проявить свои чудесные способности, – гэ-сянь шэнь-тун? – Нет его! Да и расценки в этом центре слегка кусаются, не то, что у нашего Учителя.
В общем, такая вот занимательная история, косвенной причиной для которой послужил Чарльз Люк с его ″Даосской йогой″».
«Ну про ″традиционщиков″ мне Знаток уже весь мозг вынес! – прокомментировал её рассказ Искатель. Но Бог с ними! Они пусть и дальше цепляются за свой путь, а у нас же будет свой!»
Доев мороженое, наша даосская парочка покинула уютное кафе. Искатель раскрыл свой зонт, и держа его правой рукой над головкой Валькирии, левой посчитал уместным нежно поддерживать её за талию. И они снова направили свои стопы по направлению к ближайшей станции метро. А с тёмного неба их провожала заботливым взглядом пролетающая над вечерним городом по каким-то своим делам Царица-мать Запада, – Си Ван-му.
В вестибюле метро лежала стопка ″Петербургского дневника″. ″Путь открыт!″ – бросилась нашим адептам в глаза надпись на титульной странице верхнего из них. Ну разве ж это был не знак свыше? И как тут не поверить в провидение?! Спустившись же под землю, им пришлось распрощаться, – ибо каждого из них ждал свой маршрут.
Придя домой, Искатель долго переваривал всю полученную за сегодня информацию. А её же, надо сказать, для одного дня было многовато! Да вот ещё беда, философские постулаты в его голове упрямо перемешивались с фигуркою и голоском Валькирии.
Ну ладно, дорогой читатель, оставим пока Искателя обдумывать события дня минувшего и готовиться к встрече завтрашнего. А сами же перенесёмся в пространстве и времени назад на квартиру Учителя, где посмотрим, какие-такие дела ему понадобилось решить со Знатоком.
Глава 4. К свершениям грядущим
«Ну вот, Учитель, – сказал Знаток, открывая планшет, – это, пожалуй, наиболее оптимальный вариант, из тех, что я нашёл в интернете».
И взору Учителя предстала группа рисунков, изображающих тело человека в полный рост спереди, сзади и сбоку. На нём со всех сторон были прочерчены линии, отмеченные многочисленными пунктами, подписанными китайскими иероглифами. На каждом же из рисунков сверху также размещалось ещё одинаковое для всех них название. И тоже, разумеется, по-китайски.
«Да, это именно то, что я имел в виду! – воскликнул Учитель. Ты – молодец! Дай-ка попробую прочесть название. ″Чжэнь-цзю сюэ-вэй гуа-ту″, – ″Настенный атлас точек для иглоукалывания и прижигания″, – правильно?»
«Правильно-то – правильно, – ответил Знаток, – только вот тона никуда не годятся. Точнее, их вообще нет! Но, Учитель, разве сейчас это важно? Главное, что данный вариант подходит для дела! Полазаю теперь по интернету, поищу, где его можно купить. Посмотрю на маркетплейсах. Свяжусь с продавцами с ″Крупы″, которые занимаются там постерами. В крайнем случае, закажу печать в типографии прямо с этого файла».
«Ну ты, прямо, герой без страха и упрёка! – восхитился Учитель. Я говорю тебе это совершенно искренне, без всякого там сарказма. И как хорошо, что ты во всём этом разбираешься, не то, что я. А инвентарь же сей послужит для наглядного обучения нам всем. Так что давай, дерзай для общего блага!»
Такой вот примерно диалог состоялся между ними, а мы, дорогой читатель, пересказали его для тебя своими словами.
А Знаток же получив напутствие и ценные указания, покинул обитель Учителя. И он шёл по совсем уже ночному городу, освещаемому фонарями и яркими огнями неоновых вывесок. Дождь, как ты, наверное, помнишь, читатель, был Знатоку нипочём. Сейчас же мы добавим, что для него вообще вряд ли могло найтись что-то пугающее на этом свете. Целеустремлённость у Знатока зашкаливала. А сила же вибрации исходящая от намерения самосовершенствоваться, – цзы-сю, являлась столь мощной, что колебала собою все девять небес, – цзю-тяни, вынуждая их обитателей откликаться и идти на уступки. И вот Знаток бодро перешагивал через лужи, спеша как истый самурай исполнить приказ своего сюзерена, – дай-мё. И если он не замечал даже дождь, то где ж ему было разглядеть, как в лужах под его ногами отражается двойник Петербурга, – город-призрак,.. – Ленинград.
Глава 5. Ночной полёт
Учитель же оставшись в одиночестве, походил немного по комнате для чайного действа, – ча-и ши, вращая в кисти баодинские железные шары здоровья, – бао-дин цзянь-шэнь те-цюи. Под их «пение феникса и рокот дракона», – «фэн-мин лун-инь», он, похоже, пытался открыть какую-то дверь в своём сознании. Но дверь эта так и не соизволила открыться. Видимо, к ней требовалось подобрать некий ключик.
Тогда Учитель прошёл в другую комнату своей квартиры. Пол её был устлан бамбуковыми матами, – чжу-си. Сев на них, он скрестил под собою ноги. Кисти же рук сложил особым образом у низа живота. Закрыв глаза, Учитель начал постепенно замедлять дыхание. В итоге же, ему удалось довести его до такого состояния, когда и вдох, и выдох стали практически незаметными.
Своё сознание, – своё «я», Учитель также погрузил внутрь нижней части брюшной полости. И там он начал воспринимать себя внутри себя как сгусток жара ярко красного цвета. Затем этот жар утончился, изменив цвет с красного на золотой. Став некой точкой золотого сияния, он опустился в промежность. Из неё же войдя через копчик внутрь крестцового канала, поднялся сначала по нему, а затем по позвоночному каналу до большого затылочного отверстия. Через него же проникнув в полость черепа, достиг изнутри макушки.
И наконец эта точка золотого сияния пробившись свозь сагиттальный шов, оказалась за пределами тела. На какой-то миг Учитель как бы увидел себя со стороны. Его внутренний слух наполнился очень мелодичным и приятным звоном. Но тут же началось стремительное движение. Оно происходило не по одному из шести направлений, а как некое утоньшение частоты вибрации.
И вот Учитель как точка золотого сияния оказался в безбрежном океане этого золотого сияния. Он растворился в нём, полностью утратив двойственность восприятия, разделяющую реальность на «я» и «не я». Не мудрено, что в этом блаженном состоянии пропало чувство времени.
Однако наступил всё же момент, когда мелодичный и приятный внутренний звук начал становится требовательным и настойчивым. И Учителя непреодолимо потянуло обратно в своё измерение и в собственное тело.
Открыв глаза, он посидел ещё какое-то время со скрещенными ногами. Затем медленно встал и вышел из комнаты с бамбуковыми матами, – чжу-си. Сейчас Учитель чётко знал о чём и как он будет вести беседу на следующих встречах.
Глава 6. Два пути
(Лян-дао)
«Ну что ж, – сказал Учитель, после всех проведённых мероприятий, – давайте вернёмся ко вчерашним сравнениям и противопоставлениям.
Итак, первой добродетелью, – дэ-сином, земного пути, – ди-дао, является недеяние, – у-вэй. Оно означает отсутствие произвольных действий, будущих к тому же ещё активными и целенаправленными. В чём же смысл сей добродетели, – дэ-сина? – В избегании зла, – би-э! Попробую аргументировать. Сперва же обращу ваше внимание на двадцать пятый параграф ″Трактата о пути и благой силе″, – ″Дао-дэ цзина″, где говорится, что: ″Путь выражается самоестественностью!″, – ″Дао фа цзы-жань!″. Продолжив же развитие данной мысли через другой канонический даосский памятник – ″Канон тайной верительной бирки Жёлтого Императора″, – ″Хуан-Ди инь-фу цзин″, чаще называемый просто ″Каноном тайной верительной бирки″, – ″Инь-фу цзином″, и чьё появление относят к семьсот сорок третьему году нашей эры, а автором считают жившего в эпоху правления династии Тан – даоса Ли Цюаня, определим все попытки изменить внешний мир через воздействие на него непосредственно, как представляющие собой противление Пути, – вэй-Дао. Мы с вами вправе судить столь строго ибо подобные потуги нарушают присущую ему, Пути, концепцию самоестественности, – цзы-жань. Опёршись же на оба указанных памятника, сделаем вывод, что всё входящее в диссонанс с этой ключевой концепцией Пути, приводит в итоге к его утрате, – ши-дао, и заведомо обречено на неудачу. Иначе же можно закончить формулировкой о том, что вслед за противлением Пути, – вэй-Дао, неминуемо грядёт и его утрата, – ши-дао!
Ну а теперь поднимемся на уровень высшего пути, – чжи-дао, – приступим к рассмотрению пути небесного, – тянь-дао. Его же первой добродетелью, – дэ-сином, является внутреннее делание, – нэй-е. Противопоставляясь недеянию, – у-вэю, оно также служит и его необходимым дополнением. Если не будет внутреннего делания, – нэй-е, то недеяние, – у-вэй, очень быстро превратится в банальное ничегонеделание. Внутреннее же делание, – нэй-е, – есть самопреобразование, – цзы-хуа, через занятие теми самыми даосскими практиками, к которым мы с вами, друзья, скоро и приступим. В результате такого внутреннего преобразования происходит накопление благой силы, – цзи-дэ. Затем уже эта благая сила, – дэ, распространяясь изнутри наружу, самоестественно преобразует окружающий мир. А центр реализации представленного самоестественного процесса обретает свойство места силы. Процесс же как таковой, соответственно, получает характеристику распространения благой силы, – фа-дэ.
И опять повернёмся в сторону земному пути, – ди-дао. Избегая зла, – би-э, мы не наносим вред самим себе. Бережём, так сказать, собственное здоровье. Сохранением же здоровья обеспечиваем возможность дальнейшей работы с жизненностью, – мин-гуна, или совершенствования жизненности, – сю-мина, то есть увеличения личной жизненной силы, – шэн-мин чжи ли. Раздел западной медицины, называемый валеологией, рассматривает это самое здоровье в первую очередь как состояние отсутствия заболевания. Правда, присовокупляет к нему вдобавок ещё и разные бонусы, вроде социального благополучия. Однако же от состояния обычного здоровья можно проложить дорогу и далее за его грань к состоянию сверхздоровья. Продвижение же по данному маршруту называется пестованием жизни, – ян-шэном. Ему суждено потеснить собой валеологию в шкале наших ценностей, и как следствие, освободить там её место для собственного учения, – учения о пестовании жизни, – ян-шэн сюэ. Итак, сверхздоровье – это высший предел земного пути, – ди-дао. А социальное же благополучие с ним, кстати, вполне совместимо!
Ну а сейчас, в завершение, снова обратимся к пути небесному, – тянь-дао. Накапливая благую силу, – цзи-дэ, мы работаем с природой, – син-гуним, то есть совершенствуем природу, – сю-синим. А как итог же работы по совершенствованию собственной природы – обретаем бессмертие, – дэ-сянем.
Давайте попробуем подытожить:
Земной путь (ди-дао): Недеяние (у-вэй) – Избегание зла (би-э) – Совершенствование жизненности (сю-мин) – Пестование жизни (ян-шэн).
Небесный путь (тянь-дао): Внутреннее делание (нэй-е) – Накопление благой силы (цзи-дэ) – Совершенствование природы (сю-син) – Обретение бессмертия (дэ-сянь)»
Милостиво дав своей аудитории немного передохнуть, Учитель сурово продолжил:
«В процессе следования по пути, – шунь-дао, необходимо помнить о том, что выбор небесного пути не исключает учитывания принципов пути земного. Он, земной путь, является как бы предпосылкой для пути небесного.
Подобный подход, кстати, особенно актуален для работы с парой таких уже рассматриваемых нами только что базовых компонентов даосских практик, какими являются природа и жизненность, – син-мин. Взаимосвязь в данной паре складывается как отношение количества, представляемого жизненностью, – мином, к качеству, чья роль отводится природе, – сину. Именно поэтому даосские адепты практикуют парное совершенствование природы и жизненности, – син-мин шуан-сю, квалифицируя его как бессмертное совершенствование, – сю-сянь.
В конфуцианской философии, для справки, ″жизненность″ трактуется, скорее, как ″судьба″. А из-за этого и вся взаимосвязь в паре формируется в виде некого предопределения, – мин-дина. Предопределение же, – мин-дин, – это такая стезя, по которой дозволительно лишь безропотно плестись, но какую не разрешается даже пытаться усовершенствовать. Так давайте, уж лучше, и останемся на наших с вами даосских позициях!
Задержимся немного на рассмотрении природы, – сина. Сложность восприятия какой-либо идеи имеет две следующие градации: одна – это её понятность, а другая – её приемлемость. Приемлемость представляет собой понимание причины. Иногда понимание природы какого-то явления или предмета – не такая уж и чрезвычайная трудность, в отличие от принятия её причины. Вот возьмём, для примера, природу огня. То, что огонь горячий – понятно. Проблематичнее ответить на вопрос: – а почему он горячий? Можно, конечно, сослаться на экзотермическую реакцию, как на сопровождающую к процессу окисления. Однако же истинная причина заключается в самой его природе. Если бы огонь не был горячим, то он и не был бы огнём!
Возвратимся, впрочем, к китайской натурфилософии. В ней также с древних времён кроме учения об инь и ян, – инь-ян сюэ-шо, имеется ещё одна базовая концепция, – учение о пяти стихиях, – у-син сюэ-шо. Это второе учение является, в общем-то, производным от первого, его усложнённым вариантом. Метафорично по данному поводу, немного перефразируя выражения из сорок второго параграфа ″Трактата о пути и благой силе″, – ″Дао-дэ цзина″, допустимо сказать, что: – два рождают пять, – эр шэн у, а пять рождают всё сущее, – десять тысяч вещей, – у шэн вань-у. Динамика этого процесса весьма наглядно отображается в схеме взаимопорождения и взаиморазрушения пяти стихий, – у-син сян-шэн сян-кэ ту. Подобно тому, кстати, как иллюстрацией к первому учению можно считать схему Великого Предела, – Тай-Цзи ту.
Однако сейчас в рассмотрении этой производной доктрины мы остановимся только на одной из пяти её фаз, относящихся к принципу взаимопорождения пяти стихий, – у-син сян-шэн юань-ли. Она представляет собой позицию, при которой земля порождает металл, – ту шэн цзинь. Физически это означает, что в недрах земли в течение четырёх тысяч трёхсот двадцати лет происходит вызревание металла. Завершается же данный процесс тем, что металл достигает конечной стадии своего формирования, – становится золотом.
Стало быть, в соответствии с этой древнекитайской философской концепцией, любой металл, по своей сути, есть недозревшее золото, которое осталось таковым только потому, что было извлечено из земных недр раньше положенного ему срока.
Так, по схожему определению, и земной путь, не перешедший в стадию пути небесного, является не чем иным, как преждевременно прерванным этим самым небесным путём.
Теперь же давайте поговорим от том, что рано или поздно перед занявшимся самосовершенствованием, – цзы-сю, даосским неофитом встаёт вопрос о том, который из двух путей, или какой образ жизни, представляется для него путём совершенного бытия, – сю-син чжи дао, – земной, допускающий житие в миру, или небесный, требующий становления отшельником?
Для наглядного примера вспомним, что такие авторитетнейшие даосские наставники как Гэ Хун и Чжан Бо-дуань принципиально не уходили из социума сами и не призывали к этому своих учеников и последователей.
В семнадцатом свитке, имеющем название ″О восхождении в горы и переходе вброд рек″, – ″Дэн-шань шэ-шуй″, из внутренней эзотерической части своего трактата ″Мудрец, объемлющий Первозданную Простоту″, – ″Бао-Пу цзы″, Гэ Хун с триста семнадцатого по триста двадцатый годы нашей эры в эпоху правления династии Цзинь описал множество опасностей, подстерегавших неофита, решившегося уединиться в горах с целью поиска там бессмертия, – цю-сяня. В основном, конечно, эти опасности представляли собой всевозможную лесную, водную и горную нечисть, – чи-мэй ван-лян. Для защиты от неё он привёл даже две подробные инструкции по изготовлению различных амулетов, – фу-лу. Однако же эти угрозы могли быть и самыми что ни на есть посюсторонними, вроде тех же самых хищных зверей, от которых с помощью амулетов, – фу-лу, вряд ли бы удалось спастись.
Сам же Гэ Хун, между прочим, вообще, служил государственным чиновником, – гуань-хуанем. Правда, он вёл как бы двойную жизнь. Государственная служба была её внешней стороной. Тогда как внутреннюю сторону своей жизни он посвящал активному занятию поиском бессмертия, – цю-сяню.
Здесь мы наблюдаем яркий пример разделения собственного жизненного пути, – жэнь-шэн чжи дао, на внешний путь, – вай-дао, и внутренний путь, – нэй-дао. А говоря иными словами, дифференциацию действий личности на совершаемые в интересах социума и на те, в которых целью ставится самосовершенствование, – цзы-сю. Параллельное же следование по обоим этим путям одновременно – является по сути срединным путём, – чжун-дао, и предстаёт для нас, пожалуй, в качестве оптимального. Так давайте же отдавать социуму социумное, а путь самосовершенствования, – цзы-сю чжи дао, оставлять себе!
В китайской истории имели место попытки наделить даосизм положением государственной религии. Однако же они не увенчались успехом вследствие того, что философия даосизма не совсем совпадала с точкой зрения власть имущих на то, какие устремления должны царить в социуме. Напомним, что речь сейчас идёт о социальных взаимоотношениях Древнего Китая.
Для условий же современного социума будет особенно актуально отметить возможность пути самосовершенствования, – цзы-сю чжи дао, превосходно совмещаться в нём с так называемым путём купца, – шан-дао. Главное, только ни в коем случае не допустить при этом образования у себя, говоря переносно, ″механического сердца″, – ″фа-тяо чжи синь″, что в прямом смысле означает позволить своей психике стать чёрствой.
Конечно, трудясь с потом и кровью как ради собственного жизнеобеспечения, так и во благо общества, мы производим активные и целенаправленные действия. Они же, дабы не диссонировать с ключевым понятием Пути, должны быть не произвольными, а подчинёнными тому высшему доводу, который Конфуций, определял как волю Неба, – Тянь-и. Из этого можно заключить, что подчинение Небу, – шунь-Тянь, – есть присущая конфуцианству добродетель, – дэ-син, занимающая в нём положение, схожее по значению с тем, какое в даосизме отводится недеянию, – у-вэю.
В данном случае мы сталкиваемся с одним из очень характерных образцов компромиссного сосуществования двух отнюдь не схожих между собой учений – даосизма и конфуцианства. В учение же о сокровенном, – сюань-сюэ, углубляться пока не станем.
Как и во многих других философских системах, в даосизме параллельно с собственным философским направлением проявляет наличие ещё и альтернатива в виде народной формы. Такая народная форма даосизма имеет, конечно же, очень мало общего с его истинной сутью.
Никто не утверждает, друзья мои, что самосовершенствование, – цзы-сю, представляет собой простую задачу. Особенно сложно его начать. Как ни крути, а человеческая природа – слаба и ленива! Её пугают предстоящие трудности. Ещё бы, ведь количество информации, которое хлынет на даосского неофита, сопоставима с той лавиной, что обрушится на отважевшегося встать на путь шашек, – ци-дао, то есть на приступившего к постижению премудростей игры в китайские облавные шашки, – вэй-ци, более известные по своему японскому названию – и-го. О, это, воистину, великая игра, создателем которой считается Император Высоченный, – Ди-Яо, – четвёртый из легендарной пятёрки императоров, правящих Поднебесной, – у-ди гуань Тянь-ся. Я вот, к примеру, так и не продвинулся в ней выше уровня любителя. Зато Знаток наш – настоящий профи, – гао-шоу. У него, да будет вам всем известно, – первый дан! А новая информация,.. ну так она вдобавок окажется ещё и весьма абстрактной, а подчас и вовсе парадоксальной, способной даже вызвать когнитивный диссонанс. Вот так вот – ни много ни мало!
Всё это в полной мере пришлось испытать на себе и Царю Обезьян, – Хоу-Вану, – Осознавшему Пустоту Суню, – Суню У-Куну, самому, пожалуй, яркому персонажу из классического романа, написанного в девяностые годы шестнадцатого века нашей эры в эпоху правления династии Мин У Чэн-энем, и названного им ″Записками о путешествии на Запад″, – ″Си-Ю цзи″. Достаточно прочитать его вторую главу, повествующую об уроках в ″Гроте заходящей Луны и трёх звёзд″, – ″Се-Юэ сань-син дуне″, находившимся на ″Террасе горы Храма души″, – ″Лин-тай фан-цунь шане″, и те, кто не верил сумеют убедиться!
Романом же, буквально – малой прозой, – сяо-шо, друзья, он и подобные ему произведения именуются отнюдь не из-за своих объёмов, которые-то как раз могут быть весьма внушительными, а вследствие того, что они изложены не на нормативном литературном языке, – вэнь-яне, а посредством обычного разговорного языка, – бай-хуа вэня. Образ же Царя Обезьян, – Хоу-Вана, в вышеуказанном памятнике весьма схож с типажом божественной обезьяны – Ханумана из древнеиндийского эпоса ″Рамаяна″. Ну а фантасмагория, буйствующая в романе У Чэн-эня, воспринимается как некая добродушная пародия на него.
Однако же вернёмся к страхам, связанным с надвигающимися тяготами. Решение у данной проблемы вполне банально. Не пытаясь с ходу объять необъятное, начинать следует с малого. А к трудностям же подойти с лёгкостью.
Как тут снова не вспомнить слова Старого Мудреца-Младенца, – Лао-Цзы юй-лу, из последнего, – шестьдесят четвёртого, параграфа его ″Трактата о пути и благой силе″, – ″Дао-дэ цзина″, о том, что: ″Путешествие в тысячу ли начинается из-под ног!″, – ″Цянь-ли чжи син ши-юй цзу-ся!″. Да, именно ″из-под ног″, – ″цзу-ся″, а не ″с первого шага″, как обычно переводят эту фразу. Это значит, что для его начинания не требуется предпринимать никаких особых действий. Оно и так уже лежит у нас прямо под ногами. Достаточно просто осознать то, что мы всегда как пребывали, так и пребываем в состоянии постоянной готовности к его осуществлению.
Вот только по завершении нашего духовного путешествия, – шэнь-сина, можно легко обнаружить, что то, к чему мы так долго в нём стремились, всегда находилось рядом, не далее чем на расстоянии вытянутой руки. Однако будучи расположенным слишком близко, просто выпадало из нашего поля зрения, и поэтому не могло быть освоено. Выходит, друзья мои, для достижения цели мы всё-таки не напрасно будем преодолевать расстояние длиною в тысячу ли, – цянь-ли!
И на этой мажорной ноте давайте на сегодня закончим».
