Выясняется также, что и христианские мыслители относятся к идее андрогинности первого человека со всей серьезностью. Так, Якоб Беме пишет: «Адам был мужчиной, равно как и женщиной… он имел в себе тинктуру огня и тинктуру света, в слиянии которых покоилась любовь к себе как прекрасный райский розарий, как сад услад, в котором он сам себя любил» [цит. по Н.Бердяев, стр. 405]. В XIX веке Франц Баадер высказывает точку зрения, согласно которой «теологи всего менее должны чуждаться изначальной андрогинности человека, ибо Мария родила без мужа». По его мнению, «без понятия андрогин остается неясной центральная идея религии – идея образа и подобия Божия» [там же, стр. 406]. С ним согласен и Н. Бердяев: «Поистине не мужчина и не женщина был он (Адам – Ю.С.), а лишь андрогин, дева-юноша, целостный бисексуальный человек» [там же, 408].
Столь широкое распространение понятия андрогинности приводит к мысли, что за ним скрывается какое-то вполне реальное явление. И действительно, с позиций науки эту загадку пытались решить немецкий исследователь фон Ромер, этнограф-африканист Бауэр, голландский миссионер Винтхейс и многие другие. Однако в подавляющем большинстве выводы ученых сводятся к смешиванию понятий андрогинности и гермафродитизма [«Мифы народов мира», стр. 358-359]. Хотя еще Ф. Баадер предупреждал, что понятие андрогин «не имеет отношения ни к импотенции, ни к бесполости, ни к гермафродитизму, как его противоположности» [Н. Бердяев, там же, 409].
Я же думаю, что в это представление о предках человека как о двуполых людях трансформировалось воспоминание человечества о периоде своей стадной общности, когда субъектом отношений был не отдельный индивид, а стадо в целом. Вот этот коллективный субъект и обладал воспроизводящим механизмом, содержащим мужские и женские половые органы в единстве. Дело в том, что стадо, как и любое естественное объединение живых существ (рой, стая), является единым организмом, в котором отдельные особи своей индивидуальности не осознают. Как убедительно показал в статье «Алгоритмы вселенной» Александр Горбовский, этот организм имеет единое, общее на всех входящих в него особей сознание и единую, общую на всех волю.
Так, если проанализировать поведение термитов, можно заметить, что оно целиком зависит от числа собравшихся вместе особей. Известно, что способ существования этих насекомых полностью подчинен инстинкту сооружения термитников. Однако, как показывают наблюдения, они не приступают к его построению до тех пор, пока их число не увеличится до определенной критической массы. Зато, когда это происходит, термиты, будто получив важный приказ, сразу же начинают создавать рабочие бригады. Они строят колонны, соединяют их сводами и завершают работу не раньше, чем возведут сооружение, напоминающее собор. Значит, отдельные их особи не имеют информации о сооружении в целом. Носителем такой информации является только вся их совокупность, вся популяция, пишет Горбовский.
Аналогичный феномен имеет место и в среде других живых существ. Так, стая саранчи следует строго определенным маршрутом, хотя отдельная особь не имеет ни направления движения, ни цели. Не составляют исключения и рыбы, а также другие живые существа, способ существования которых носит стадный или стайный характер. Их действиями как бы руководит коллективный разум, не оказывающий на отдельных особей никакого влияния. То же относится и к птицам. Существует ошибочное мнение, что в теплые края на зимовку стаю ведет вожак. Однако наблюдения свидетельствуют, что в шести случаях из десяти во главе стаи находятся молодые птицы, появившиеся из яйца только летом. Значит, вовсе не знание пути является причиной назначения их на роль вожака. Ни одна из них им не обладает. Просто в одиночку птица блуждает и, в конце концов, гибнет. Но стоит множеству таких же, не имеющих направления особей собраться в стаю, как возникает «знание», которого до этого не было.
Кроме того, помимо разума стае или популяции присуще еще одно свойство – некий повелительный импульс, как бы «единая воля», подчиняющая себе отдельных особей. Причем эта «единая воля» бывает настолько сильной, что в момент ее проявления оказываются подавленными другие инстинкты. Например, инстинкт выживания, когда стая полевых мышей преодолевает препятствия (рвы, ямы) по телам своих товарок. При этом многие из них оказываются раздавленными многотонной массой других особей. То же можно сказать и об инстинкте голода (во время миграции ни стрекозы, ни бабочки не едят), об инстинкте страха перед нападением хищников (как, например, у южноафриканских газелей) и т.д. Но все это случается лишь тогда, когда встреча происходит на уровне двух стай, как бы двух «сверхорганизмов».
Таким образом, и стая саранчи, движущаяся плотной массой, достигающей иногда веса в десятки тысяч тонн, и другие подобные объединения живых существ являются как бы единым гигантским существом, обладающим уравновешенным и вдумчивым умом, подающим команды миллионам лапок и крылышек. Этот уравновешенный ум и единая воля представляет собой не что иное, как генетическую программу универсума, в котором каждая образующая тот или иной организм матрица является одновременно и автономным целым, и частью другого целого, относящегося к более высокому уровню.
Не является исключением из этого правила и человек. В бытность свою стадным животным он не обладал ни индивидуальным сознанием, ни индивидуальной волей. Как и другие стадные существа, он был подчинен общей для стада «единой воле» и «единому сознанию». Вот этот-то единый организм в некие времена, по-видимому, и претерпел трагедию своего расчленения, в результате чего образовалось человеческое общество, состоящее из мужчин и женщин. Причем характер этого события, судя по всему, был столь драматичен, что последствия его определили ход всей дальнейшей истории человечества, а само событие оставило в памяти человека след в виде легенды об андрогинах. Без риска впасть в преувеличение можно сказать, что процесс ломки первобытных отношений продолжается и по сей день.
4
О том, как происходило превращение андрогинов в людей, рассказал еще Платон. По его словам, все началось с их попытки отнять у богов власть над миром. В ответ боги тут же созвали совет и стали думать, как наказать дерзких смертных. Просто убить было нельзя, потому что тогда они лишились бы приношений и почестей. Но и терпеть такое бесчинство тоже никто не хотел. Тогда поднялся Зевс и сказал: «Кажется, я нашел способ и сохранить людей, и положить конец их буйству, уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам: тогда они, во-первых, станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что их число увеличится». С тех пор андрогины превратились в людей, и вскоре «каждая половина стала с вожделением устремляться к другой своей половине». При этом, «страстно желая срастись, они обнимались и сплетались друг с другом». Так возникло «любовное влечение, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу» («Пир» 190d-191d).
Но это, так сказать, версия мифологическая. А чтобы понять, как происходило расчленение андрогинного стада в действительности, мы должны учесть, что главная особенность андрогинности любой живой системы заключается в том, что половые контакты происходят внутри нее как физиологические процессы. Иначе говоря, они не ограничиваются никакими правилами, кроме потребностей самого организма. В соответствующие периоды члены стада вступают друг с другом в половую связь вне зависимости от родства: брат с сестрой, сын с матерью и все со всеми. Происходит это оттого, что память, которой обладает самка, является физиологической. То есть самка «помнит» своих детенышей только в период их выкармливания. После его окончания она их «забывает» и может вступать с ними в половые контакты так же, как и со всеми другими членами стада.
Такие отношения на этапе стадности были свойственны и человеку, что нашло отражение в термине «промискуитет»52. Однако с возникновением индивидуальной памяти ситуация меняется коренным образом. Теперь уже период, в течение которого самка помнит своих детенышей, не ограничивается временем их выкармливания. Он продолжается в течение всей ее жизни и делает сексуальные контакты с ее потомством невозможными. Так возникают первые ограничения, в результате которых человек осознает свои прежние взаимоотношения в стаде как недопустимые. Он как бы теряет невинность природного существа и начинает стыдиться того, что еще вчера было для него естественным. Надо полагать, именно к этому факту относятся слова Библии: «и открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» [«Бытие», 3.7].
В дальнейшем процесс ограничения брачных контактов идет по нарастающей. Сначала в число кровных родственников попадают только представители разных поколений, то есть самки и их дети. Внутри же каждого поколения все члены стада продолжают оставаться потенциальными супругами. Но уже на следующем этапе кровными родственниками становятся между собой все дети одной матери, то есть братья и сестры, а также и их дети. А дальше система брачных запретов только усложняется, распространяясь на двоюродных, троюродных и т.д. братьев и сестер. Так возникает материнский род, положивший начало эпохе матриархата, а некогда целостное стадо распадается на ряд кровнородственных групп, иначе говоря, родов, брачные контакты внутри которых оказываются недопустимыми.
5
Следует заметить, что переход от стадных отношений к матриархату рождает ряд неразрешимых противоречий, приводящих, в конечном счете, к разрушению последнего. Чтобы в этом убедиться, рассмотрим, как складываются брачные отношения в условиях запрещения брачного общения внутри рода.
В первую очередь надо сказать, что в этой ситуации для нормального воспроизводства необходимо наличие как минимум двух неродственных родов. Тогда все мужские особи одного рода становятся мужьями женских особей другого рода, и, наоборот, все женские особи первого рода становятся женами всех мужских особей второго рода. Но уже в следующем поколении как мужские, так и женские особи обоих родов становятся кровными родственниками, брачные контакты между которыми будут невозможны. Мужская половина одного рода становится отцовской для детей другого рода, в то время как по отношению к детям своего рода они оказываются дядьями по материнской линии. Аналогично женщины одного рода считаются матерями для детей своего рода, но по отношению к детям другого рода попадают в категорию теток. Что же касается детей обоих родов, то они по отношению друг к другу оказываются двоюродными братьями и сестрами, и, значит, брачные контакты между ними не допускаются так же, как и между другими родственниками. Исключение составляют только представители предыдущего поколения, которые по отношению друг к другу продолжают оставаться супругами.
Таким образом, в результате полового контакта двух неродственных родов происходит образование некой новой общности, которая включает в себя, во-первых, группу особей, пребывающих в состоянии кровного родства, и, во-вторых, другую группу, содержащую брачных партнеров. Это уже не род в чистом виде, а новое образование, получившее в литературе название родовой общины. Эта община представляет собой объединение, состоящее из четырех основных групп, две из которых являются остатками базовых родов, содержащих брачных партнеров, а две других – родственных друг другу и обеим базовым родам групп детей обоего пола. Очевидно, что достигшие брачного возраста дети уже не могут вступать в брачные связи внутри своей общины, а вынуждены искать себе сексуальных партнеров за ее пределами. Другими словами, для этой цели должен быть привлечен уже третий по счету род. Это обстоятельство имеет два важных следствия, на которых мы должны остановиться. Рассмотрим их по порядку.
6
Первое следствие касается того факта, что для нормального функционирования рода необходим постоянный приток свежей крови, что приводит к неизбежности увеличения числа членов общины, проживающей в данном экологическом регионе.
Известно, что любой биологический вид, взаимодействуя с природной средой для осуществления энергообмена, должен соблюдать строжайший экологический баланс. В противном случае либо вид этот подлежит вымиранию, либо, опустошив одну местность, он будет вынужден переходить в следующую до тех пор, пока не столкнется с одним из естественных препятствий, которое поставит перед ним вопрос о его взаимоотношениях с природной средой с новой остротой. Но для биологического вида, включенного в природный баланс, процесс этот полностью автоматизирован, так как он выполняет в своей среде роль функционирующего органа. Иное дело человек. Как мы только что выяснили, родовая организация такова, что по самой своей сути создает в регионе ситуацию перенаселения и нарушения природного равновесия. Поэтому перед человеком проблема взаимоотношений с природной средой была актуальна с самого начала.
Историческая практика знает несколько способов ее разрешения. Самый простой – расселение и экспансия территорий. Это компромиссный способ, позволяющий какое-то время избегать решения проблемы, ничего не меняя в сложившемся укладе. Цезарь в «Записках о галльской войне» пишет, что у германцев «власти и князья каждый год наделяют землей, насколько и где найдут нужным, роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место» (6.22). Причем, «чем более опустошает известная община соседние земли и чем обширнее пустыни, ее окружающие, тем больше для нее славы» (6.23). Вероятно, одним из наиболее массовых явлений такого рода можно назвать произошедшую в третьем тысячелетии до нашей эры миграцию индоевропейских народов.
Другим столь же компромиссным способом решения проблемы взаимоотношений материнского рода с природной средой является разбой. Это обычай, который, судя по всему, на определенном этапе являлся для наших предков таким же естественным видом деятельности, как охота или собирательство, и которому отдали дань все народы древности. Тот же Цезарь в своих «Записках» пишет, что у древних германцев «разбои вне пределов собственной страны не считаются позорными, и они даже хвалят их как лучшее средство для упражнения молодежи и для устранения праздности» [6.23].
Но есть и третий, уже не компромиссный способ, который сразу передвигает человека на следующую ступеньку социума. Это производство избыточного продукта. Дело в том, что иногда возникают условия, когда регион обитания некоего рода или племени оказывается достаточно тесным, чтобы не иметь возможности к расселению, а с другой стороны – не получать ресурсов извне. В древности такими регионами были окруженные песками Месопотамия и Египет, узкая полоска земли в долине реки Иордан (Иерихон), плодородная Конийская равнина (Чатал-Хююк), горные массивы полуострова Малая Азия (Чейюню-Тепеси), а также некоторые другие территории. Подобные условия вынуждают человека находить нестандартное решение, которое сразу превращает его из стадного животного в человека.
7
Производство избыточного продукта было поистине радикальным способом решения проблемы взаимоотношений человека с природной средой. Научившись производить, наш предок сразу перестал быть зависимым от ее ресурсов и мог оставаться на одной территории сколь угодно длительное время. Однако здесь возникает новая проблема, решить которую в условиях материнского рода оказывается невозможно: с появлением избыточного продукта появляется и потребность передачи его по наследству.
Собственно, проблема заключалась в том, что в родовом обществе наследование могло осуществляться только по материнской линии. Этому было несколько причин. Во-первых, при низкопроизводительном труде, который не давал избыточного продукта (например, при мотыжном земледелии), главным производителем была женщина, и, значит, результаты труда могли принадлежать только ей. Во-вторых, при отсутствии излишков весь производимый продукт был достоянием рода, поэтому передавать по наследству было нечего. И, наконец, самое главное, – в условиях царившего в материнской общине группового брака отец наследника был неизвестен53.
Роберт Грейвс в «Белой богине» пишет, что поначалу люди вообще не знали, что мужчина может иметь отношение к рождению ребенка и что между половым актом и беременностью женщины существует какая-то связь. По его словам, долгое время считалось, что женщина зачинает, когда понюхает не тот цветок или если на нее сядет мошка54. Но даже когда роль мужчины в рождении ребенка стала проясняться, определение отцовства в условиях материнского рода оставалось невозможным в принципе, поскольку, в соответствии с логикой матриархата, мужьями каждой женщины являлись все мужчины, которые не связанны с ней узами родства. Поэтому счет родства в условиях рода мог идти только по материнской линии, а отцами всех детей данной матери являлись все мужские особи одного с ней поколения55.
Однако с появлением избыточного продукта ситуация полностью меняется. В первую очередь меняется сам характер распределения труда. В противоположность низкопроизводительному мотыжному земледелию, которым занималась женщина, более высокопроизводительное пахотное было сферой преимущественно мужского труда, а значит, и его результаты были достоянием мужчины. Исключительно мужским делом было скотоводство: у некоторых народов, например у южноафриканских зулусов, у индейцев тода, женщине запрещалось даже подходить к домашним животным56. И уж определенно мужским занятием стало получившее огромное общественное значение металлургическое и ремесленное производство.
Таким образом, владельцем избыточного продукта отныне становится мужчина, а значит, и отношения родства отныне необходимо устанавливать не по линии матери, а по линии отца. Добиться этого можно было только одним способом: запретить женщине вступать в половые контакты с другими мужчинами.
Так впервые в практике первобытного стада учреждается запрет, который носит не биологический, а вполне директивный характер57. Интересы хозяйства начинают преобладать над интересами организма, мужчина над женщиной. Патриархальный порядок наследования, решая проблему установления бесспорности факта отцовства, порождает и новые правила брачной морали. Карательные меры учреждаются именно в отношении женщины. Супружеская неверность жены наказывается отсылкой домой, членовредительством и даже смертью, в то время как муж продолжает пользоваться прежней свободой: брать наложниц и обзаводиться гаремами58.
Так возникает семья, которая опирается уже не на физиологию, а главным образом на имущественный интерес. Так возникает патриархат – система целиком хозяйственная. Если при матриархате отношения между членами общины регулируются законами организма, то при патриархате отношения между членами общества регулируются законами, основанными на договоре.
8
Следует сказать, что это был один из самых крутых поворотов в истории человечества, хотя на первых порах в жизни наших предков, по-видимому, мало что изменилось: основанная на материнском роде община стала общиной патриархальной, даже не претерпев сколь-нибудь серьезных структурных изменений, а ее реликты сохранились в некоторых местах вплоть до начала ХХ века (югославская «задруга», русская сельская община).
И все же отличие между родовой материнской общиной и патриархальной семьей было весьма существенным. Первое и главное отличие обозначилось в том, что каждый вновь родившийся член общины стал получать при рождении только одного конкретного отца и только одну конкретную мать. Если материнская община состояла, условно говоря, из двух основных групп – брачующихся и группы их общих детей обоего пола, то теперь патриархальная семья (или лучше будет назвать ее патриархальной общиной) оказалась разбита на множество супружеских союзов (пар, гаремов и пр.), каждый из которых имел своих, только ему принадлежащих детей.
Кроме того, в корне изменяются царящие в общине взаимоотношения. Так, в условиях материнского рода женщины были реальными коллективными собственниками принадлежащих роду средств производства, подлинными владелицами родовых земель, родовых запасов и родовых жилищ. В ирокезской овачире вся власть принадлежала совету взрослых женщин-матерей, которые выбирали из своей среды опытных и уважаемых правительниц, ведавших хранением и распределением припасов, устройством праздников и т.д. Всем, что принадлежало овачире, распоряжались исключительно женщины. Их сородичи мужчины были «отрезанным ломтем», а мужья – пришельцами, не имевшими прав на собственность59.
Напротив, в патриархальных общинах женщина устраняется от участия в общественных сходах, в отправлении религиозных культов. Многие патриархальные племена стали смотреть на нее как на существо нечистое, которое одним своим присутствием, особенно в период женских отправлений, может осквернить окружающее. Так, у гольдов женщине запрещалось переступать через орудия охотничьего и рыболовного промысла, рожать в домах. Появляется ряд специфических патриархальных обычаев, предписывающих женщинам есть после мужчин, уступать им дорогу60. Но самое главное – с наступлением патриархата в корне изменяется система закрепления брачных союзов.
Заметим, что сами по себе формы брачных союзов уходит своими корнями в стадо. Известно, например, что даже приматы организуют ее по-разному. Шимпанзе и гориллы живут парными семьями, другие – гаремами. Видимо, подобным образом складывались формы брачных союзов и в человеческом стаде – будь то парный брак, полигамия (многоженство), или полиандрия (многомужество). Те же формы остались в матриархате, те же перешли и в патриархат.
Но в условиях материнского рода брачные союзы отличались нестойкостью. Так, по описанию Миклухо-Маклаем брачных обычаев семангов Малакки, «девушка, прожив несколько дней или недель с одним мужчиной, переходит добровольно и с согласия мужа к другому, с которым опять-таки живет лишь некоторое короткое или более продолжительное время. Таким образом, она обходит всех мужчин группы, после чего возвращается к своему первому супругу, но не остается у него, а продолжает вступать в новые временные браки, которые зависят от случая и желания» [«Путешествия», т. 2, стр. 216]. При патриархате же форма союза была закреплена директивно. Брачные союзы, будь то парные браки, как у греков и римлян, многоженство у бедуинов, левератный брак у евреев, или многомужество у индоариев (Драупади в «Махабхарате» была женой пяти братьев Пандавов)61, являются не просто традицией, а освящены договором с учреждением карательных мер.
9
Но если брачные союзы, хоть и закрепленные искусственно, все же продолжали нести в себе функции физиологические, связанные с воспроизводством потомства, то община оказалась структурой целиком хозяйственной. Поэтому как хозяйственная структура она могла существовать в своей изначальной форме лишь до тех пор, пока эта форма отвечала типу производственной деятельности, при которой была эффективна. С изменением рода деятельности община как форма, опирающаяся на хозяйственный интерес, неизбежно должна была претерпеть изменения в сторону своего объединения с другими общинами и образования нового, закрепленного договором союза. Эти союзы патриархальных общин, объединенных общим хозяйственным интересом и располагавшихся на единой территории, по-видимому, и становятся первой формой государственного устройства.
Таким образом, первые государства мало отличались от обычных патриархальных общин. Но вот форма власти в этих государствах наверняка была разная. Не подлежит сомнению, что созданное для решения хозяйственных интересов государство в первую очередь отстаивало интересы собственника, владеющего этим хозяйством. Собственником же при патриархате является мужчина. Причем не просто мужчина как таковой, а глава семейства, тот, кто собственность передает по наследству. Поэтому форма власти в государстве не может не зависеть от той роли, которую в семьях выполняют мужчины. Но в семьях греческого и римского типа мужчины жили в парном браке, а в семьях восточного типа – в многоженстве. Посмотрим, как повлияла форма супружеского союза на форму государственной власти.
В патриархальных общинах эллинского типа, состоящих из семей, живущих в парном браке, практически каждый мужчина был главой семейства и собственником. Поэтому государство, возникшее на основе объединения патриархальных общин эллинского типа, состояло из граждан, равных по качеству. Напротив, восточные патриархальные общины состояли из семейных союзов гаремного типа и, как неизбежное следствие, некоторого количества бессемейных мужчин. Следовательно, владельцами передаваемой по наследству собственности здесь могли быть только владельцы гаремов, остальным мужчинам отводилась роль либо воинов, либо евнухов, либо рабов. В таких условиях ни о каком «равном качестве» речи быть не могло. Поэтому в эллинском государстве, отстаивающем интересы всех граждан, возникает демократическая форма правления, в то время как в государстве восточного типа, отстаивающего интересы лишь глав семейств, возникает деспотия.
10
Стоит задуматься, однако, везде ли победа мужского начала над женским была столь убедительна, как в греко-римском, а значит, и европейском мире? Везде ли была она так полна и окончательна? И если не была, то почему? Известно, например, что еще в начале нашей эры наряду с цивилизованными римлянами вся Европа была наводнена весьма далекими от государственности кельтами и германцами, а из Заволжья то и дело накатывали и вовсе дикие орды язигов, алан, гуннов, болгар, аваров, турков, огров и многих других племен. Более того, уже в ХVIII веке не прекращались войны между англичанами, французами, голландцами, с одной стороны, и живущими в каменном веке индейцами Северной Америки, с другой. Чем объяснить такую неравномерность развития?
Мне думается, причина этой неравномерности в частичном нарушении этими племенами принципа экзогамии, препятствующего вступлению в кровосмесительные союзы. Мы знаем, например, по описанию образа жизни ирокезов у Моргана, что запрет этот хоть и соблюдался на уровне рода, но мог нарушаться на уровне фратрии, или племени – тех же кровнородственных общин, только разросшихся в результате своего слияния с другими общинами. И дело здесь не в том, что кровосмешение само по себе как-то мистически влияет на человека, а в компромиссе, позволившем этим племенам не увеличивать свой численный состав и не искать выхода из положения в виде производства избыточного продукта. То есть, избегнуть противоречий, а с ними и необходимости развития. Иными словами, главная причина задержки, которая произошла в социальном развитии племен, живущих сегодня в условиях природной изоляции от цивилизованного мира, заключается в том, что все они эндогамны, то есть в той или иной степени стадны. Что же касается греков, римлян и других экзогамных народов, то они не допустили подобного компромисса и, испив чашу противоречий до дна, привели человечество к государственности.
11
Перейдем теперь к рассмотрению следующей проблемы, связанной с необходимостью поиска брачных партнеров за пределами своего рода. Она заключается в том, что данное обстоятельство приводит к появлению у его членов серьезных трудностей с поиском супругов. Дело в том, что с расширением числа лиц, попадающих в круг кровных родственников, трудности эти из поколения в поколение только возрастают. Поэтому постепенно происходит образование целых групп тех членов общины обоего пола, которые так и не смогли найти себе брачного партнера (именно в этом явлении следует видеть истоки таких общих для всех диких народов обычаев, как закон гостеприимства и обычай похищения невест). Назовем их условно «холостяками»62.
Вначале, до вхождения патриархальных форм взаимоотношений в полную силу, проблема холостяков частично решалась путем так называемого искупительного гетеризма, когда девушка перед вступлением в парный брак должна была некоторое время жить в одной из таких вот мужских групп «холостяков» в качестве их общей супруги – обычай, опоэтизированный в литературе образами Белоснежки и Спящей Царевны63. Но на стадии перехода от матриархата к патриархату, когда половые контакты замужней женщины за пределами супружеского союза стали невозможны, группы холостяков начинают играть в жизни общины все более самостоятельную роль. На основе «мужских домов» создаются тайные союзы, которые имеют своего главаря, свои сборища и трапезы, своих духов-покровителей и свои религиозные церемонии, сопровождавшиеся песнями и плясками. Иногда такие союзы создают даже свой особый «метаязык»64.
Занимались члены мужских союзов в основном грабежом и вымогательством. Они нападали на общины, терроризировали их, совершали насилия и убийства. По сути, это были внеродовые организации, которые узурпировали права материнского рода и способствовали его разрушению65. Причем в некоторых местах создавались такие же женские союзы, выполнявшие аналогичные функции по отношению к общинам патриархальным. Например, на Дону, который назывался у греков «рекой амазонок», серьезную угрозу для мужчин представляли отряды женщин-воительниц, известных в русском фольклоре под именем «полениц» (от «поле» – степь). Все это позволяет видеть в мужских и женских союзах универсально распространенный общественный институт, который, конечно же, не мог не оставить в дальнейшей истории человечества самый глубокий след.
12
И действительно, одно из наиболее ярких его проявлений, как мне представляется, можно видеть в набегах кочевых племен на территорию Западной Европы.
В самом деле, распространенная точка зрения, согласно которой степняки – обязательно грабители и воры, на мой взгляд, целиком ошибочна. Дело в том, что скотоводы, обитавшие на широких просторах заволжских степей, на Таманском полуострове и в Северном Причерноморье, просто не испытывали нужды ни в разбое, ни в грабеже. На редкость благоприятные условия жизни: сочные высокогорные луга, богатые выпасы предгорий, изобилие рыбы, – все это давало возможность жившим здесь племенам не беспокоиться о последствиях роста их численности. Поэтому здесь к VII-VI вв. до н.э. из племен савиров и мати складывается союз племен под именем савроматы или сарматы, а во II веке до н.э. «утвердилось в окрестностях Азовского и Черного моря» (Карамзин) единое племя роксалан, состоящее из племен росов и алан. Вот почему трудно представить себе скотовода, живущего в местах, обильных всем необходимым, с налаженной жизнью общины, который вдруг бросает все для того, чтобы пуститься в опасную авантюру, из которой он может не вернуться, и отправляется за тридевять земель в полную неизвестность, да еще в такие места, которые для него как для скотовода попросту бесполезны.